Welcome to my life

      На кухне, мягкий желтый свет обволакивал две фигуры, сидящие напротив друг друга за столом. За окном, на давно уже потемневшем небе, затянутым облаками отражались блики большого города. Отсюда, с крыш частных домов увидеть звезды было невозможно, разве что, какой-нибудь огромный прожектор выведет их контур на плотные облака от фабрик с окраин города.       В доме стоял жуткий холод. А еще такая же жуткая и даже странная тишина.       Астрид чувствовала, как по полу тянется сквозняк, задевая её и без того холодные ноги. Носки, естественно не согревали. Видимо, ей нужна целая дюжина носков, что бы согреться в этом доме хотя бы чуть-чуть. Она поежилась, стараясь сильнее укутаться в кофту, которую ей любезно одолжил Иккинг. По дурости, она впопыхах приехала только в куртке и футболке. — Если тебе холодно, то я могу подлить в чай кипятка, хочешь? — парень уже потянулся за чайником, который стоял на деревянной подставке.       В кофте Хэддока было тепло, она приятно пахла Иккингом и каким-то спокойствием, которое ей не помешало бы. Стул с длинными ножками, на котором Астрид примостилась, был неудобным и чересчур жестким. Как будто ей не хватало не удобности и неловкости ситуации. — Да, пожалуйста, — кивнула Хофферсон, подвигая к нему ярко-красную кружку. Стараясь оставаться спокойной, хотя внутри у неё все дрожало.       Иккинг молча взял чайник. В тишине послышалось мягкое журчание воды, и легкий звон, когда носик чайника ударился о чашку. Астрид вздрогнула и вцепилась в чашку так, словно та действительно могла спасти её от мыслей и всего этого неловкого безобразия между ними. — Может…печенья? — криво улыбнувшись, предложил парень, — или… может макарон? — Э-эм, я, наверно, откажусь, — немного растерявшись, ответила Астрид.       Чертова Хофферсон смущала его и заставляла паниковать. Она сидела напротив него, укутавшись в его бордовую толстовку и сводила с ума. Неловкость между ними можно было резать ножом. Иккинг на секунду представил, как после неё будет пахнуть его толстовка. Скорее всего его одеколоном смешанным с запахом Астрид. Должно быть из этого выйдет что-то поистине невероятное. — Ну, хорошо, как скажешь. Но если передумаешь, то дай мне знать. — Обязательно, — улыбнулась девушка. — Макароны я сам готовил, — вдруг резко добавил Иккинг, а потом после паузы — ну так, вдруг это будет бонус к выбору между печеньем и макаронами. — «Бонус для макарон?! Какой же я идиот! Что теперь обо мне подумает Астрид?!» — мысленно, парень ударил себя по лбу так много раз, что б на будущее уж точно слово «бонус» и «макароны» не ставить в одно предложение. — Ну, — Хофферсон слегка растерялась.       На другом конце кухни, немного смешные и не вписывающиеся в интерьер часы в виде совы громко, бесстыдно тикали, нарушая тишину. — Я люблю макароны, но не в этот раз. Но, спасибо, Иккинг, хозяйка из тебя хоть куда, — она хихикнула, и позволила себе слегка расслабить руку на чашке.       Хэддок улыбнулся, подняв на неё свой взгляд, а потом резко опустив. Да что с ними, в конце-концов не так? Как так вышло, что пару часов назад, он вжимал её в кухонную стену, думая о слишком неприличных вещах, а сейчас не знает что сказать? Как так вышло, что они несколько недель переписывались вечерами, находя темы из ничего, из пустоты, а теперь, он боится?       Сердце бухало внутри. Но не от адреналина или восторга, а от страха, который вдруг накрыл Иккинга унося за собой. А что, если все произошедшее наверху испортило их начавшие цвести отношения? А что если это он сделал что-то не так и все испортил?       Вдруг, парень поймал себя на том, что откровенно рассматривает стену напротив стола. Ту самую стену. И вдруг, словно дуновение легкого ветра, в голове всплыл набор звуков: стоны Астрид, её сбивчивое дыхание и то, как она звала его по имени. — «О, боги…»       Это воспоминание было и сладким и горьким одновременно. Иккинг отвернулся от стены и посмотрел на девушку. Астрид уставилась в свою чашку с чаем, видимо отключившись от реальности. Правая рука сжимала кружку так сильно, что можно было увидеть как побелели костяшки пальцев. Левая рука водила по горлышку чашки. Чай в кружке приятно дымился, поднимаясь вверх и сливаясь с холодным воздухом комнаты. На столе лежало порезанное яблоко, кусочки которого сжались и приобрели легкий коричневый оттенок. Белый цвет блюдца придавал коричневому цвету большую яркость. — Не любишь яблоки? — вдруг спросила Астрид. — Что? — не понял Хэддок, но проследив за её взглядом, ответил, — не, если честно люблю, просто… не знаю, вроде уже наелся просто тогда. — А, понятно. Я тоже люблю яблоки. — Хочешь яблоко? — Нет, спасибо. — Я порежу новое, если что, — оправдался Иккинг. — Нет-нет, спасибо, я точно ничего не хочу, — Астрид коснулась пальцев Хэддока и замерла.       Он опустил взгляд на её руку с тонкими длинными пальцами, провел по накрашенным в бордовый цвет ногтям и вспомнил как они переплетали пальцы в больнице, сидя на жестких простынях и колючем зеленом пледе. А потом, решил, что раз уж у него был секс с этой девушкой сегодняшним вечером, то черт возьми, он имеет права касаться её и наконец-то начать бояться меньше, выключив свои загоны.       Парень поднес руку Астрид к своему лицу и прижался губами к холодной, немного обветренной кисти. Реакция последовала незамедлительно. Девушка вздрогнула, резко подняв на Иккинга испуганный, смешанный с удивлением взгляд и пару раз быстро моргнула, видимо ничего не понимая. — Ты… э, — она осеклась, заливаясь румянцем и отводя взгляд.       Хэддок готов был поклясться, что доводить Астрид Хофферсон до такого смущения простым поцелуем руки было отдельным видом удовольствия. Стараясь, не улыбаться и выглядеть максимально непринужденно, словно он каждый день целует её руку. Он спросил: — Ты всегда мерзнешь? — Ага… — как-то отстраненно ответила девушка, так и не подняв на него взгляд.       Они сидели так, слушая как тикают часы и как за окном весенний ветер воет так, словно на улице опять наступил февраль. Хэддок долго думал, мусоля одну и туже мысль и подготавливаясь сказать наконец-то, что беспокоило его уже какое-то время. Он строил предложения и разрушал их, волнуясь и заикаясь в собственном мозгу. Возвращался назад к этой мысли, смаковал её, хотя она не была ни вкусной ни приятной. — Слушай, Астрид, — начал парень, сводя брови и сжимая её руку в своих, — я очень волнуюсь, если честно. Прям очень сильно.       Хофферсон кивнула, сжав губы, румянец начал сходить с её щек, но кончики ушей все еще горели красным. — И, я боюсь. — Чего? — Что я где-то ошибся, сделал что-то не так и ты уйдешь. Опять отрицая все, что было между нами и, твердя мне, что я должен забыть тебя. Я ведь… в тот раз было так же, и мне было больно. И мне не стыдно сказать, что мне больно. — Парень отпустил её руку и потер виски, прикрыв глаза. — Иккинг, я… — начала было Хофферсон, но он остановил её. — Послушай, я все это говорю не для того, чтобы ты меня сейчас жалела или извинялась. Я рассказываю тебе что чувствую и почему чувствую именно это. Я хочу быть открытым с тобой и честным. Я влюблен в тебя и может, даже люблю тебя, нет, ничего не говори. Все что я говорю, я просто хочу, чтобы ты знала это. И я не жду чего-то ответного, просто выслушай, хорошо?       Астрид медленно кивнула, а потом обхватила себя руками, но в этот раз явно не из-за холода. — Мне не стыдно за свой страх. Я боюсь тебя потерять.       Она слышала это фразу в фильмах и сериалах, но когда её произнес именно Иккинг, то смысл фразы сразу стал другим, более глубоким и настоящим. То, с каким беспокойством он это сказал, не ожидая ничего взамен, а просто поделившись. Мурашки пробежали по позвоночнику, теряясь в затылке и светлых волосах. Хофферсон отвела взгляд, сильнее сжимая себя руками. Поток эмоций, который грозился вот-вот перерасти в бурю, сбивал её с толку.       Противоречивые мысли и яркие, острые чувства, мешающие думать адекватно смешались в ней, создавая какофонию, клубок чего-то сложного и абсолютно непонятного. Внутри все горело от осознания того, что именно сказал ей Иккинг и от понимания собственной глупости и идиотизма. Ей было неуютно и до безумия стыдно за то, что в феврале, она вела себя как сучка. И она не имела ввиду то, что быстро уехала и своё раздражение к Иккингу после их первого раза. Она имела ввиду своё поведение потом. То, что она эгоистично вела себя, совсем забыв о том, что у другого человека тоже есть чувства и что её поступки, сюрприз, могут ранить. — Астрид, только не нужно возвращаться на круги самобичевания, — он мягко улыбнулся, показывая, что не злится и, действительно, искренне волнуется. — Хорошо, мне просто правда жаль. И хоть я уже говорила об этом, но мне действительно жаль, что все так сначала вышло. Но сейчас я совсем не собираюсь сбегать. Я… хочу в ответ на твое признание через какое-то время сказать «я тоже». И чтобы это было без всяких «но». Я так, черт возьми, хочу этого. И я совсем не хочу снова причинить тебе боль, Иккинг. Никакие слова не смогут излечить шрамы, я понимаю, но позволь… — Зато я слышал поцелуи могут… — перебил её парень.       Хэддок привстал со стула и опираясь локтями на стол подался вперёд. Все внутри него замерло, при понимании того, что именно он хочет сейчас сделать. Предвкушение выбивало из него воздух. В солнечном сплетении мягкое и тёплое чувство разлилось словно тягучая патока, когда он подумал о том, что ему позволено это сделать. Он мягко потянул Астрид на себя за подбородок, пьянея от прикосновения к ней и от вспышки адреналина. Стол который разделял их на километры друг от друга пол часа назад, сейчас ничего не значил. Наконец, замерев в миллиметре от теплых губ, он замер смакуя момент и собирая внутри ощущения, а потом поцеловал Хофферсон.