Welcome to my life

      Иккинг отчетливо помнил тот день, когда он влюбился в Астрид.       Это была ранняя осень, один их первых учебных дней после летних каникул. Он перешел тогда в десятый класс и предвкушал еще два года старшей школы. Астрид перевелась к ним в школу, кажется, в шестом классе. Общих предметов у них было не так уж много, поэтому он видел её нечасто. А с тех пор, как они перешли в старшую школу, они даже говорить перестали, если не считать пары лабораторных.       В тот день, Роберт, видимо, был в немилости у богов и, по несчастному стечению обстоятельств, случайно вылил на старшеклассников свой утренний кофе. Конечно же, выпускники не могли просто забыть об этом или предположить, что это несчастный случай. В следующую секунду Игерман был прижат к школьным шкафчикам и молился Одину о спасении.       Как вдруг рядом с группой старшеклассников появилась высокая фигура Астрид: — А найти кого-то вашего возраста слабо? — хмыкнув, поинтересовалась она. У Иккинга в тот момент сердце остановилось, потому что он уже отчетливо представил, как девушка будет прижата этими же ребятами к шкафчикам рядом с Робертом. — Чего? — переспросил один из парней, тот, кто был выше всех. — Как-то по-мудацки выглядит эта ситуация, не находите? Три высоких парня да еще и в хорошей форме, прижимают пухлого коротышку, который трясется лишь от одного взгляда на них, — у Хофферсон, сколько Иккинг её помнил, всегда был громкий и уверенный голос, словно она с пеленок занималась ораторским искусством, — вообще-то, если уж быть честной, то это поступок самых настоящих трусов. А трусы, знаете ли, не в особом почете у девушек. Я слышала, что у Деборы вечеринка в эти выходные. Сомневаюсь, что кому-то из вас перепадет, если я расскажу ей и другим девочками из группы черлидерш, что я наблюдала в коридоре сегодня. — Я не понял, ты что, угрожаешь нам? — переспросил парень, державший Роберта за грудки. — О, нет, ни в коем случае, — покачала головой девушка, — я скорее, предлагаю вам так называемый обмен: вы оставляете этого парня в покое, а я рассказываю Деборе и другим девочкам о том, как вы сегодня… предположим, хорошенько уложили около колледжа парочку студентов. Которые, кстати, были больше и выше вас. То еще было зрелище!       Парни ничего не ответили, переглянулись, а потом отпустили напуганного Игермана и, демонстративно хмыкнув, ушли в сторону столовой. — Спасибо-спасибо-спасибо! — начал лепетать Роберт, от восторга хватая Хофферсон за руки, чуть ли не целуя её пальцы. — Боги, успокойся! — девушка выдернула свои руки, — будь осторожнее в следующий раз, растяпа…       Иккинг, который наблюдал за этой ситуацией из-за угла, потому что ему не хватило духу подойти ближе, был восхищен и сражен наповал поступком Астрид.       Сколько он себя помнил, его всегда тянуло к сильным девушкам, у которых хватало духу дать отпор. Трусость преследовала его так долго, что Иккинг уже и не помнил, жил ли он без неё когда-нибудь. Он пытался с нею бороться когда-то давным давно. Но в итоге научился просто не вляпываться в неприятности, спасаться бегством и прятать чувство стыда глубоко-глубоко внутри. Но за последнее время трусость вместе с прожигающим чувством вины вернулись, мешая ему жить и давя на него так сильно, что физически становилось больно.       Хэддок тяжело вздохнул, и опустил голову на руль. Он сидел в машине на стоянке колледжа уже больше часа. Скула саднила, но парень почти не обращал на это внимания, полностью погруженный в свои мысли и воспоминания. Было паршиво. Он без устали прокручивал у себя в голове слова Астрид: «Я больше не намеренна с тобой говорить. Когда вернешь мозги на место, позвони». Боги, как он умудрился испортить все в этот раз?       От досады Иккинг ударил руль машины и издал жалобный крик. Как же было бы проще, если бы он мог поставить Себастьяна на место. Если бы у него хватало для этого силы духа и силы рук. Если бы у него это было, то поднявшись в туалет, Астрид увидела бы не его, прижатого к стене с алеющим синяком, а поверженного Йоренсона и его — Иккинга Хэддока — который мог похвастается ей своей силой и тем, что он может постоять как за себя, так и за нее. — Какой же я дурень, — пробурчал парень себе под нос.       Ему было так стыдно в туалете. Наверное, он никогда не сможет забыть то удивленное и испуганное лицо Астрид. И то, как он не мог найти в себе силы даже что-то попытаться сделать. Он просто был там. Он не пытался убежать или отвлечь, обмануть Себастьяна. Даже не предпринял ни единой попытки! Боги, как он устал! Устал быть таким слабым. Хофферсон буквально спасает ему жизнь уже второй раз. Иккинг понимал, что больше так точно продолжаться не может. Ему нужно начать что-то делать. Но что он мог? Трусость текла в нем по венам вместе с кровью. А презрение к себе практически всегда следовало за ним тенью. Он глубоко вздохнул, пытаясь привести мысли в порядок. Ему нужно меняться, иначе… Иккинг почувствовал, как его прошиб холодный пот. Если все будет оставаться так, то он может потерять Астрид. Кто захочет быть вместе с трусом и грушей для битья? — «Боги, я такой жалкий, как она может быть со мной?»       Он поедет к ней прямо сейчас и извинится. Скажет обо всем, что чувствует и даст ей обещание, что изменится. Хэддок завел машину и, сжав руль длинными пальцами, попросил храбрости у Тора и выехал со стоянки.       Иккинг понятия не имел, что именно он скажет Астрид, когда приедет. И как она отреагирует на его появление. Она захочет с ним говорить? Или может, скажет проваливать к чертовой матери? В последний раз, так потеряно он чувствовал себя в конце февраля, когда лежал в больнице с жгучей болью в ребрах и еще более сильной болью в сердце.       Хэддок собирает остатки храбрости и репетирует некоторые из фраз, которые он скажет Астрид когда увидит её. Он даже включает несколько ритмичных песен, понимая, что другие могут лишить его смелости и вернуть к самокопанию и самобичеванию. Он даже решается подпевать, когда на радио включается знакомая ему песня.       Но все это рассыпается, когда он подъезжает к её дому и видит, что там горит свет. Сердце Иккинга уходит в пятки, смелость рассеивается и он вдруг забывает все те фразы, которые репетировал всего несколько минут назад. — «Давай же, ты сможешь! Это не сложно, просто выйди из машины и позвони в дверь» — мысленно подбадривает себя парень, хотя не верит ни одному своему слову.       Он достает телефон и находит среди контактов имя «Астрид». Рядом с её именем стоит несколько эмоджи сердечек которые она сама и, выбирала, когда была у него последний раз. Хэддок смотрит несколько секунд на буквы, которые складываются в успевшее стать таким родным имя. А потом нажимает «позвонить» и включает громкую связь. Слышатся гудки, а потом девушка, наконец, берет трубку: — Да? — он не может определить, какое у неё настроение по одному слову и начинает ещё больше переживать. — Привет, Астрид! — он чувствует себя немного не в своей тарелке, — как у тебя дела? — Виделись уже, Хэддок, — голос у неё отстраненный, такой словно разговор её совершенно не интересен, — чего ты хотел? — Я-я… э, вообщем, я бы хотел поговорить, — начинает он, вспоминая фразы, которые репетировал, а потом быстро добавляет, — но конечно, не по телефону. Я приехал к твоему дому и припарковался здесь недалеко. Ты могла бы выйти?       Пару секунд в трубке тишина, пока Хофферсон, тяжело вздыхая, не отвечает: — Дай мне пару минут, я сейчас.       Девушка действительно выходит где-то через пять минут. Иккинг не может оторвать взгляд от неё и пытается рассмотреть сквозь наступающие сумерки. Астрид открывает переднюю дверь и садится на сидение рядом с ним. На ней розовые спортивные штаны и фиолетовая футболка с длинными рукавами. Иккинг всеми силами старается не расплыться в улыбке от того, какая она уютная и красивая. Он действительно старается и хочет быть серьезным сейчас. — Так, о чем ты хотел поговорить? — спрашивает Астрид, удобнее устраиваясь в кресле, видимо, чувствуя, что разговор будет долгим. Он замечает, что она старается не смотреть на его лицо. И только сейчас парень вдруг вспоминает о том, что у него, наверное, уже фиолетово-лиловый синяк на скуле. — Мне очень жаль, что сегодня все так произошло, — начинает он, параллельно отстегивая ремень безопасности и поворачиваясь к Хофферсон всем корпусом. — Так, это как? — девушка наконец, смотрит ему в глаза и у Иккинга от её взгляда все сжимается внутри. — Что я повел себя как полный трус и идиот. Еще и сексистких вещей наговорил тебе, — парень тяжело вздыхает, — а еще не смог тебя защитить и выглядел жалким трусом. — Это тебе кто-то сказал или ты так сам решил? — Э-э, что именно, — не понял он. — Что ты жалкий трус, — поясняет девушка. — Ну, все и так ясно: я подверг тебя опасности, не смог разобраться с Себастьяном и выставил себя посмешищем. — Иккинг, мне не пять лет, я сама решила придти туда. Не твоя обязанность защищать меня, я об этом не просила.       Парень непонимающе смотрит на Хофферсон: — Ну, как же? Разве… — он пытается подобрать слова. — Скажи мне, как и в каком мире ты бы мог победить Себастьяна? Он мудак, который плюс ко всему действительно трус. Потому что предпочитает устраивает не драки, а избиение и все «противники» у него подозрительно слабее, а иногда и младше, чем он. Вспомни, как он избил в начале этого года ребят из старшей школы, это был такой скандал! — Почему ты со мной, Астрид? — не выдерживая, спрашивает Хэддок. — Я слабый, жалкий, фигура у меня ни к черту. Я не могу защитить тебя, не могу победить в драке… — …избиении, вообще-то, — перебивает его девушка. — Не важно. Скажи мне, почему? — Ты же понимаешь, что я вижу тебя совсем другим? Что в моих глазах нет всего того, что ты перечислил. Для меня ты добрый, умный, готовый всегда придти на помощь и поддержать, а еще ты хороший друг и слушатель. — Но как этого может быть достаточно?! — он взмахивает руками. — Этого более чем достаточно для меня, — выделяя последнее слово, говорит Астрид. — Но как? Я ведь трус! Я не могу защитить тебя, — не унимается Иккинг, — ты спасаешь меня. Я не против, но я хочу чувствовать, что тоже могу победить в драке, своими силами, а не с помощью хитрости. — Повтори еще раз, но медленно последнее предложение, — попросила его Хофферсон. — …я не против, но я хочу чувствовать, что… — Стоп! — перебила его снова Астрид, — слышишь? — Я не совсем понимаю, — признается он. — Иккинг, я не просила, чтобы ты защищал меня, это хочешь сделать ты. Если ты хочешь победить в драке, так сделать это для себя, а не для меня. — Но.., — он замолкает на мгновение, опуская глаза и видимо, думая над тем, что только что сказала ему девушка. — Я все равно не понимаю, почему ты не хочешь, чтобы я подкачался или дал сдачу Себастьяну? — Потому что мне это не нужно. Всё чего я хочу — это чтобы меня любили такой, какая я есть. Я не хочу менять тебя, Иккинг. Если ты хочешь подкачаться или победить Себастьяна, то ты должен сделать это для с-е-б-я, — последнее слово Хофферсон повторяет по слогам. — Но я же трус! — Ради Тора! — Астрид запрокидывает голову, издавая раздраженных стон. — Хэддок, твою мать! Пойми наконец, что ты трус только в своих глазах! Погугли, наконец, значение этого слова! — Но… я хочу меняться ради тебя, я готов стать… — Хватит, — останавливает его она, — я не хочу, чтобы ты делал это ради меня, ясно? Ты все время говоришь о том, что ты трус. Повторяешь это как мантру. Постоянно говоришь о своих недостатках. Боги, да как ты не видишь? Я люблю тебя! А вот ты себя нет, поэтому не можешь решить этот внутренний конфликт с собой…       Признание Астрид выбивает Иккинга. Он старается вслушаться в то, что она ему говорит, но в его ушах стоит белый шум. Она действительно сказала, что любит его? — … поэтому, пока ты не решишь это с собой и не станешь счастлив сам с собой и поймешь наконец, какой ты на самом деле, нам будет сложно двигаться дальше. Разберись в себе, Иккинг. Но сделай это ради себя. Хорошо? Позвони, когда будешь готов двигаться дальше. — Закончив, Астрид посмотрела на него теплым и мягким взглядом, а потом открыла дверь машины и вышла, обняв себя руками.       Ошеломленный Хэддок видел, как она обернулась на секунду, открыла дверь и вошла в дом, оставляя его наедине с собственными демонами.