Семнадцать дней до весны

Новая и непривычная обстановка не позволяет расслабиться, и, хотя он вытягивается на постели и даже прикрывает глаза, уснуть не получается. Как оказывается, к лучшему. Едва металлическая дверь с тихим шорохом отъезжает в сторону и в комнате раздаются голоса, он сразу же чувствует напряжение, разлившееся в воздухе. - Смотри-ка, новенький, - раздается в непосредственной близости от него, но ни один мускул на его лице не дергается, обнаруживая перед другими, что он не спит. Чужой недобрый взгляд чувствуется кожей. - Он безрукий, - недоуменно шепчет второй, а следом раздается уже громкое и негодующее: - Что здесь делает этот сукин сын?! Притворяться спящим больше не имеет смысла, и он дергается, выпрямляясь на постели, в этот раз более удачно, чем в кабинете врача: голова не кружится, а тело почти слушается. - Какого хрена ты здесь забыл? – мужчина, стоящий рядом, смотрит полным ненависти взглядом. – Ублюдок! Если бы не моментальная реакция, пожалуй, он бы получил крепкий удар в голову, но ему удается увернуться, схватив нападавшего за руку, и отскочить в сторону. - Погоди, не трогай его, - стоявший позади товарища другой мужчина смотрит на него, нахмурившись, но, вопреки собственным же словам, удержать друга не пытается. – Если он здесь, значит, он не опасен. Он не враг. - Мне похуй, кто он, - еще один удар все-таки достигает цели, и Барнс валится на пол, больно ударяясь головой об угол кровати. Удар с ноги в бок заставляет его скривиться от боли, согнувшись пополам. Он не понимает, что происходит: еще полчаса назад его лечили, а теперь избивают. Но, когда тебя бьют, задавать вопросы бессмысленно, поэтому он пытается блокировать следующий удар, однако рассвирепевший неизвестно почему мужчина бьет хаотично, куда придется, и возможности полноценно блокировать его удары одной рукой попросту нет, а когда тот и вовсе, схватив Барнса за волосы, бьет его лицом об пол, Джеймс совсем перестает сопротивляться, замирая неподвижно под градом чужих ударов и чувствуя, как из разбитого носа, заливая пол, хлещет ручьем кровь. - Да погоди ты! – молча взиравший на них второй мужчина наконец оттаскивает приятеля от сплевывающего кровь Барнса. – Если он здесь, значит, он свой, а своих мы не бьем. Хочешь выговор от Фьюри? Имя некоего Фьюри заставляет нападавшего как-то резко выпрямиться и негодующе посмотреть на друга: - Он убил твоего напарника, а ты спускаешь ему это с рук? – полным злобы голосом спрашивает он. - Если бы у него была рука, а не обрубок, может, и не спустил бы. Идем, мы должны разузнать все насчет его нахождения здесь, - и, не оглядываясь на загибающегося от боли Барнса, мужчины выходят из комнаты. С трудом сумев заползти на постель, Джеймс чувствует, что вот-вот потеряет сознание. Плохо, очень плохо. Но сил отправиться на поиски того человека в халате, который ему помог, нет совсем, да и где его искать? Ему незнакомо это место. Темнота, укрывшая через секунду все – второй раз за день – наступает слишком внезапно. Но очень хочется жить. Как никогда хочется жить. Хотя бы ради того, чтобы разобраться, почему эти двое его ненавидят. Хотя бы ради того, чтобы вспомнить, что было до его падения с геликарриера. Неужели он действительно убил так много людей? Черт возьми, почему он ничего не помнит?..