Мы крылатые! Мы бескрылые!

— Чем темнее крылья, тем благороднее самец. Вот у этого экземпляра… — вещал дотошно Клаус. — Чёрно-фиолетовые с великолепным отливом, это значит мужчина королевской крови. И с ним захотят спариться как можно больше золотокрылых. «Самец, экземпляр, совокупиться, спариться и так далее» сильно резало ухо несчастного Фаэтона, но он терпел, хотя, если и его будут называть самцом, а что еще хуже самкой — он точно взбесится. И в этом будет виноват этот самый сраный ассистент. От удушения Клауса его останавливало только присутствие на этой чокнутой лекции Ярлика. И именно тот и задавал бесчисленные вопросы, пытаясь вникнуть в саму суть того, во что же превратится его близкий друг. — Обычно замужним золотокрылым крылья надламывают, но не всегда. Все зависит от темперамента ведущего активного мужчины и уклада дома. Но чтобы те не блядовали и не трахались с другими — такая практика существует до сих пор. Хотя сейчас считается, что это пережиток прошлого, и все больше пар не прибегают к такой форме крайнего насилия. — Ну спасибо, мало того, что трахнут, сделают беременным, так еще и крылья вырвут с корнем. Хороши законы! — возмутился за Фаэтона Ярлик, и тот его даже в душе поблагодарил, что он единственный по-настоящему переживает за него. — Не вырвут, а надломают. Это разные вещи. Фаэтон на планете останется совершенно без защиты, но мы все же надеемся, что до этого не дойдет. Связь будет односторонней, мы будем видеть все и слышать тоже, а он нас нет. Это билет в один конец, и вы это прекрасно знали, ему придется стать одним из членов этого сообщества. Обратного пути уже не будет. — Клаус помял себе виски. — Поймите, это общество до сих пор закрыто из-за самобытности и особого поля данной планеты. И мы даже толком не знаем, насколько далеко они зашли в своих технологиях и знаниях о природе в целом, потому как наблюдаем только со стороны. Итак, на чем мы остановились? Ах да, на королевских семьях. Планета поделена на пять королевских домов… Слайды снова замелькали перед их уставшими глазами. — Дом Северного полюса, Южного полюса, о которых нам неизвестно ничего, и еще трех, расположенных равномерно по экватору, правда в своеобразном шахматном порядке. Дом Синих Скал, Красных Лесов и Черных Пустынь. Заметьте, поделена территория только над сушей, морские просторы считаются нейтральной территорией и чаще всего именно над океанами и островами происходят брачные ритуальные игры. — Что, крылья ломают прямо в воздухе на лету? — не унимался Ярлик. — Нет, обычно уже после свадьбы и не всем, как я уже говорил. Во время беременности мамочки очень сильно зависят от отцов их детей, так как практически не могут летать. А какой самец потерпит рождение чужого ребенка не от него? Когда он столько вложил в свою «жену»! Сам пойми, даже сейчас золотокрылых меньше, чем синекрылых, причем существенно. Это влияние политики сообщества в целом, а также в стремлении выносить первенцем обязательно синекрылого ребенка, который подымет статус матери до небес. Посему часто, если первым рождается золотокрылый, его тайно убивают, и последующих тоже, пока не появится на свет ребенок с нужной синей окраской перьев. Также сказывается то, что синекрылые довольно-таки агрессивны по природе. Они могут убить золотокрылого только из-за того, что приревновали его к другому самцу. Или заебать буквально до смерти, в общем… вариантов много, общество довольно-таки агрессивное и дикое. И я почему-то не удивлен, что вас, Фаэтон, направили именно сюда. Несмотря на вашу утонченность и внешность ангелочка во плоти, по вашим документам вы еще тот агрессор, самодур, бандит, провокатор и забияка. И по мнению ваших профессоров, просто виртуозно должны вписаться в такие дикие порядки. Фаэтон завис окончательно… Ну вот он и доигрался с преподами и, судя по всему, не на шутку. Попасть в такой бедлам. — А между синекрылыми бывают смертельные дуэли? К примеру за одну и ту же золотокрылую самку? — Ярлик со страхом скосил глаза на бледного своего друга. — Полно, я даже не знаю, где больше жертв: среди синекрылых или золотокрылых. Достается всем, так что я вам не завидую, Фаэтон. Вы и вправду встряли, причем по-крупному. Требования к отбору на внедренца на эту планету настолько завышены, что мы и не думали, что кто-то вообще подойдет на эту роль. Но с другой стороны, занижать планку — заведомо обречь нашего коллегу на верную смерть. А судя даже по вашим боевым навыкам и оценкам в учебе, вы настоящий гений! Фаэтон вздрогнул, но снова промолчал. Гений, ха! Если он сдохнет, то какой смысл: мертвый гений все равно мертвец, как не посмотри. — Так, вернемся к нашим пташкам. Обратите внимание на Дом Синих Скал. Именно сейчас в нем находится несколько принцев возраста первой весны. Так получилось, что все три королевы — официальные жены одного короля, родили практически в одно и то же время. Слайды снова мелькали, показывая сначала золотокрылых молодых юношей, одного краше другого. Потом стали показывать чернокрылых молодых людей. — Учтите, чем гуще оттенок золотого — тем родовитее мамаша. Первая королева имеет вот этого сына. Снимок сделан с орбиты, как видите, аппаратура у нас самая последняя, мы даже можем улавливать часть разговора, но в точности понять суть со стороны просто невозможно. Как и уклад в целом. Поэтому и требуется такая роль как ваша, Фаэтон. — У кого был забран генетический материал? — снова вклинился Ярлик. — У короля и королевы Черных Пустынь, вот с их отпрысками вам категорически запрещено иметь половые связи. Это как спать с родными сестрами и братьями. Фаэтон всмотрелся в голограмму этого самого сына первой королевы Синих Скал и внутренне содрогнулся, что тут скажешь… юноша был чертовски красив. Как настоящий инкуб! И по-сумасшедшему сексуален. — Почему был взят генматериал у этой пары? — впервые подал голос Фаэтон. — Материал был взят у всех королевских пар, кроме полюсов, это не трудно. Нано биороботы размером с комара. Мы проанализировали каждую, и именно пара Черных Пустынь больше всего подошла по генматериалу к Фаэтону. Возможно другому внедренцу подойдет другая, если вообще найдут еще кого-нибудь. А теперь обратите внимание на принцесс. В этот раз это Дом Красных Лесов, здесь всего два принца и они уже женаты, зато есть незамужние три, к-хм… так называемые девы. Глаза золотокрылых были практически всегда теплых оттенков: кофейного или оранжевого цвета. «Если я окажусь с золотыми крыльями — я стану белой вороной!» — подумал про себя с тоской Фаэтон. Волосы же были разных оттенков, от желтовато-песчаных до ярко-огненных, тут, как блондин, Фаэтон хоть и со скрипом, но вписывался именно в группу так называемых «самочек». Когда он спросил, может ему поменять цвет глаз или волос, профессор Каэди посчитал это ненужным и со словами «Привлечешь больше внимания!» запретил даже думать о смене раскраски волос или оттенка глаз. С синекрылыми было сложнее, они были куда крепче телом, выше ростом, не в сравнении с тонким Фаэтоном. И их волосы отличались более темными оттенками, от коричневых, темно-пепельных до жгуче черных. Фаэтон представил себя белобрысого, какой он есть, с чёрно-фиолетовыми крыльями. М-да с такой раскраской ему точно не жить, да он и взмаха не сделает своими новообретенными крыльями, как окажется на том свете, пришибленный другим агрессивным самцом. Тем более его натравливали на флирт исключительно с королевскими семьями. «Если будут синие крылья, перекрашусь нахрен в черный цвет. И будь что будет! Что, я на планете красителя природного не найду?» — как услышал монотонное от Клауса. — Перекрашивание волос, крыльев и прочего приравнивается к смертному приговору. Его может исполнить любой самец из королевской семьи. Фаэтон понял, что в который раз перед ним открывается провал в настоящий ад, а ведь уже через сутки в него будет введен чужеродный генетический материал. *** На следующий день, с утра, его посадили на жесткую диету и заставили пить какие-то катализаторы, через шесть часов его мутило так, что он уже и сам не хотел есть вообще, через двенадцать он готов был лезть на стены. Но его привязали к лабораторному столу, который был помещен в специальную барокамеру, и вот тут-то и начался для Фаэтона настоящий ад, который было суждено ему испытывать теперь всю оставшуюся жизнь… Последующие недели он не помнил ни себя, не воспринимал окружающих, да и вообще, по большей части находился в беспамятстве. Вначале ученые посчитали, что их подопытный кролик просто сдохнет, так и не отрастив крылья, настолько было критическим состояние Фаэтона. Так продолжалось недели три, потом жар резко спал, и организм словно замер, погрузившись в настоящую кому. Питательные вещества подавали внутривенно, Ярлик обмывал Фаэтона каждый день, массируя его холодное тело, которое практически не подавало вообще признаков жизни, превратившись в обтянутый бледной матовой кожей тощий скелет. На пятой неделе профессор Каэди решил, что Фаэтон все же не жилец. Трансформации как таковой не наблюдалось. Пациент был скорее мертв, чем жив, и он уже отписал в головной офис о провале всего эксперимента в целом и замораживании программы на неизвестное время по причине комы их внедренца. И когда научный трактат на тысячу листов со всеми выкладками, рентгенами, голограммами и прочей херней был готов и отослан в главное управление на Земле, Фаэтон очнулся как ни в чем не бывало. Более того, никаких признаков того, что в нем как-то изменилась генетика, вовсе не наблюдалось. Ярлик был безгранично счастлив, он заботливой женушкой не отходил от своего друга, откармливая святые мощи до приемлемого состояния, с жаром описывая, как все на станции буквально пересрались от страха, когда посчитали, что Фаэтон откинул окончательно свои коньки. Дни сменялись неделями, Фаэтон набирал свою утраченную биомассу. Научники ругались друг с другом и с начальством, что прикатило на их занимательные вирши, и вместо трупа обнаружило вполне откормленного Фаэтона и теперь ожесточенно дискутировало, стоит ли Фаэтону повторно ввести генматериал, но уже другой королевской семьи. Чем бы все это закончилось, никто бы вряд ли до конца предугадать не смог, как вдруг у Фаэтона стали по-зверски чесаться лопатки. Более того, через пару дней они взбухли и превратились в два небольших горбика, которые стали наливаться день ото дня. Опыт наконец-то сдвинулся с мертвой точки. Теперь Фаэтону даже посрать спокойно не давали и все его фекалии и мочу тут же отправляли на экспертизу. — Кал поменялся, он больше стал усваивать кальция и выделять кислот. И смотрите, на УЗИ уже видны сформированные кости крыльев! — профессор просто писался кипятком от счастья, третируя Фаэтона каждый божий день. — Доктор Нежелина, как насчет матки? — На настоящий момент никаких изменений в половой системе нет. Пока один усиленно просвечивал его лопатки, другая вдоль и поперек изучала его несчастный впалый живот. Фаэтон удивлялся, как бездушно Нежелина не обращала внимания на его болтающийся член и яйца и с каким рвением искала женскую половую систему там, где ее не должно было быть изначально. — Мне необходимо ввести зонд в его прямую кишку. Если и есть изменения, то снаружи это пока не видно. Фаэтон как услышал такое, так забрыкался, но его лихо скрутили и буквально привязали к агрегату, похожему на гинекологическое кресло. Хотя оно наверно им и было. Потому что здесь как раз и изучали изменение половой структуры мужчины на гермафродита. Фаэтон прикрыл глаза, отчаянно краснея. Ну что за невезуха. Вместо того, чтобы самому залезть между ног этой кареглазой красотке с каштановыми волосами, она лезет в него, причем с жопы. И самое обидное, что Ярлик помогал его мучителям, совершенно забив на их дружеские отношения. В зад ввинтилось что-то холодное и мерзкое. — О! Что-то есть, какое-то уплотнение сразу после простаты, но пока только покраснение и не более того, небольшая перестройка сосудов. Но ни прохода в матку, ни ее самой не наблюдается. Необходимо наблюдать каждый день! Фаэтон, как это услышал, выгнулся дугой, насколько позволяли все эти чертовы ремни и веревки. — Но-но, полегче, мой мальчик! Хотя мы его положили на спину, и видно его мучают боли в лопатках. Пора нашему красавчику привыкать к новому ложу и другой мебели. Необходимо сменить интерьер. Кровать заменили на что-то воздушное и упругое, стало очень удобно спать, а то он уже как неделю мучился на животе, хотя любил засыпать раньше исключительно на спине. Начальство решило задержаться, и теперь к одиннадцати сотрудникам добавилось еще четыре, что Фаэтона не радовало, а только раздражало. — Зрачок стал вертикальным, колер радужки усилился, добавился красный оттенок, теперь глаза стали ярко-лиловыми — изумительного и неординарного оттенка, как для синекрылых, так и для золотокрылых, волосы стали еще белее и очень сильно удлинились. Припухлость за простатой становится все больше. Думаю, все же у нас «девочка»! Ха-ха! — у профессора началась истерика, впрочем, от слова «девочка» у Фаэтона тоже. — Это лучше, чем самец с белыми волосами, — обрадовалась доктор Нежелина, в последнее время она так беззастенчиво шуровала в заднице Фаэтона, что он втихую стал ненавидеть всех женщин на станции, тем более остальные две были не лучше и рассматривали его только с позиции эксклюзивной лабораторной крысы. Одна все время делала заборы его крови и мочи, вторая кала и прочих жидкостей, заставляя дрочить Фаэтона прямо при них при всех, так как нужно было периодически получать пробы его спермы. Они организовали настоящий праздник, когда по бесконечным тестам его сперматозоиды стали неактивными. Объяснялось это тем, что золотокрылые не могли осеменить себе подобных, эволюционно их сперма была неактивной, и это не давало возможности к самооплодотворению. А когда у него открылся за простатой вход в матку, прикрытый девственной плевой, на станции упились все, включая и Ярлика. Еще через месяц горбы на его спине треснули, и Фаэтон распустил со стоном боли и блаженства свои собственные, абсолютно белоснежные, неповторимые крылья. На станции летать было негде. Существовал только один большой зал, где можно было подать небольшой поток воздуха вверх, имитируя тем самым восходящий поток ветра. Фаэтон именно здесь научился парить с грехом пополам. А кроме прочего ухаживать за своими отросшими волосами и совершенно изменившимся телом. Кроме крыльев и спрятанной где-то внутри него матки, внешне он тоже поменялся, его глаза стали больше, что являлось характерным для золотокрылых. Хотя ноги удлинились, а вот это уже было признаком синих крыльев. Талия стала тоньше, грудная клетка шире, но таз оставался как у синих — мужской формы, да и форма груди — плоской, хотя у золотокрылых грудь, конечно, женской как таковой и не была, но все же более выпуклой, чем у активных самцов. И вот наконец-то настал тот самый день отправления Фаэтона в его новую обитель. На Фаэтона надели одежду, подчеркивающую дворянское происхождение, правда, без знаков отличия дома. Тонкое ожерелье со встроенным датчиком, которое передавало изображение и звук прямо на станцию. Такими же датчиками были снабжены обе серьги, что украшали левое ухо Фаэтона, подчеркивая то, что он пока не замужем. Когда появится муж, то одна из серег перекочует на правое. Кроме того, на нем красовался изумительной работы пояс и легкие браслеты, а еще имелись броши в накидках, также снабженные передатчиками. «Я точно буду снимать все украшения, когда придется трахаться», — дал зарок Фаэтон, хотя это выступало против правил. В один из его зубов был вживлен еще один датчик, при помощи которого можно было запеленговать расположение Фаэтона в любой из точек планеты. После усиленного последнего инструктажа, зубодробительной лекции что такое хорошо и что такое плохо, выдали местное оружие: небольшой арбалет и тонкий меч в изумительно инкрустированных ножнах. А так же сумку с малым количеством провизии и пару накидок со специальными разрезами для крыльев. После нудных сборов его наконец-то посадили в капсулу, как настоящую невесту, со всеми почестями. И вот через два часа феерического спуска он стоял на откосе около океана и любовался настоящим закатом и мнимой свободой. Капсула, высадив его, вернулась обратно на станцию, сверкнув серебристым светом в отблеске заходящих лучей. Пора было начинать новую жизнь. Он нашел небольшую теплую пещеру, устроил себе ложе из срезанных и принесенных мягких ветвей каких-то кустарников, этого было вполне достаточно. Одна из его накидок послужила вполне сносной постелью. Хотя крылья и мешали нормально выспаться, пришлось снова лежать на животе. Он запалил в пещере умело костер, стало совсем тепло и уютно, по-домашнему. Фаэтон перекусил тем, что ему выдали в дорогу. Но с завтрашнего дня придется как учиться нормально летать, так и охотиться на местную дичь. А еще соблазнить одного из принцев Дома Синих Скал, так как высадили его именно на их территории. *** Охотиться оказалось куда проще, чем научиться хотя бы сносно летать. К концу дня он сильно измотался. Однако пара жирных зверей неизвестного происхождения, но съедобных, что подсказывало ему его проснувшееся не то шестое, не то седьмое чувство, теперь коптилась над весело потрескивающим костром. — Вот так и буду жить. Отшельником! — заявил он нагло в эфир, пусть там на станции все обосрутся от страха. — Мне и одному прекрасно. Живности вдоволь, ручей под боком. Кстати, видно этот дом весьма могущественный, так как никого из крылатых я пока не наблюдал. Ладно, не ссытесь! Научусь летать нормально, расширю круг поиска. Будут вам на радость ритуальные брачные игры. Но учтите, трахаться буду без украшений и вы мне не указ. «Как замечательно, что связь односторонняя. И мне никто не пилит мозги. Хоть в чем-то плюс. А ко мне они точно не сунутся, побоятся выдать меня. И кажется, что-то еще не так с полем этой долбаной планеты. Что там Клаус вещал? Вот ведь черт — прослушал», — в голове про особое поле ничего не вспоминалось, но бывший землянин расстраиваться и не думал, решив прикинуть свое положение с другой стороны. «Ну и черт с этим полем! Постепенно сам пойму и во всем разберусь. Так что все остальное зависит только от моих милых капризов. А я уж постараюсь помотать нервы всем. И в первую очередь тем, кто сейчас просиживает свои ядреные жопы на орбите!» — Фаэтон хмыкнул себе злорадно под нос и завалился спать, завтра будет новый, насыщенный день. Сегодня он не охотился, посему отвел все свое время на полеты, учась взлетать и кружить над сверкающим океаном. Сначала было страшно, он боялся упасть в воду и утонуть, потому как плавать с крыльями явно было не с руки. Но то, что он не знал, тело подсказывало само, посему круги разматывались по спирали все шире и выше. И хотя его никто не просил, но Фаэтон из-за того, что был пока в полном одиночестве, комментировал каждый свой шаг, каждое движение крыла, заливаясь звонким смехом на всю округу. Ему нравилось летать, он учился на ходу тому, что каждый крылатый знал с самого детства. Вот он уже сносно поднимается ввысь и опускается. Конечно, его еще сносит то влево, то вправо. Но он по-настоящему счастлив, обзывая своих наблюдателей тупыми крысами или червями в консервной банке. В его пещере еще полно готового мяса, и он с урчанием на него набрасывается, уплетая за обе щеки. И так каждый день: изматывающие тренировки крыльев, охота, приготовление пищи и пышный ужин. А еще поток острот, подъебок и подколок. Боже, как он описывает вслух те хрустящие кусочки, что приготовил себе на ужин, ибо те несчастные, что сидят на субпродуктах и консервах всю жизнь, уже, наверное, захлебнулись собственной слюной. А то несравненное счастье, когда его уносит восходящими потоками прямо в небеса. Теперь Фаэтон заставлял себя парить по несколько часов подряд, ведь настоящие крылатые парни практически и не ходят по земле, сутками проводя в синем, изумительного оттенка морской волны, бескрайнем небе. *** Так прошло несколько недель, как в его уединение нагло вторгся мощный крылатый мужчина с черно-лиловыми огромными крыльями. Фаэтон как раз возвратился с удачной охоты, он освежевал тушки местных оранжевых кролей с четырьмя парами ушей и готов был их уже подвесить над костром, когда у входа в его пещеру раздался зычный издевающийся голос: — Надо же, охотник из тебя более отменный, чем летун. Я думал, ты грохнешься в океан, так и не дотянешь до вожделенной суши. Потому как ты хромал на оба крыла, словно только неделю назад в первый раз поднялся в небо. Фаэтон вздрогнул и, обернувшись, уставился в усмехающиеся темно-синие глаза. Перед ним стоял собственной персоной сын первой царицы Дома Синих Скал и сексуально скалил острые белоснежные зубы. Какая удача, а он думал, никогда не найдет этого засранца и его братьев, с его-то гребаным умением летать. И тут его же добыча сама пришла к нему в его скромную обитель. Но лебезить Фаэтон не умел, тем более его покоробила правда насчет его гребаных полетов. Он и так знал, что не ас! Куда там сравнивать его и тех, кто летает с пеленок. Просто смешно с любого ракурса. — Не нравится — не смотри. Тебя никто не заставляет. — Если бы ты кружил только над океаном, я бы и не заикнулся. Утонул бы где-нибудь, и поделом! Но ты находишься на территории моего дома. И нагло охотишься на мою дичь. В обход меня. Язык был из смеси французского, японского, забытого шведского с вкраплением английского. Хорошо, что Фаэтон к нему адаптировался еще на станции, и теперь мог свободно говорить на этой дикой смеси языков, которые на Земле уже давно не используются, кроме разве что английского и то частично. Но современный планетарный язык, основой которого стал английский и испанский, давно настолько изменился, что уже невозможно выделить из него ту или иную основу. Расчетный язык, на котором обычно составлялись все схемы и формулы, включал себя японский, китайский и русский. Но за правильное произношение его уже никто не ручался. Потому что уже как тысячу лет никто не говорил на этих языках. И только те, кто поступал в их лицей, основанный при Академии Космоантропологии, был обязан знать не менее десяти вымерших языков и наречий. И как начал только сейчас понимать Фаэтон, даже в выборе языков его явно с первого курса готовили именно сюда. И его дикий нрав не был первопричиной тому, что он попал к этим Крылатым парням. Как он думал ранее, матеря про себя последними словами всех этих всезнающих преподавательских кретинов. Фаэтон снял с себя один из браслетов и, мысленно позлорадствовав, протянул его плотоядно лыбящемуся принцу. Теперь на станции будет еще та развлекуха, наблюдать не только за ним, но и за этим крылатым утырком. — Думаю, этой безделушкой я окупил всю свою охоту на несколько лет вперед. Принц с изумлением изучил протянутую вещь и даже присвистнул: — Хм-м-м, на эту вещицу ты можешь купить большой участок на моей территории и охотиться на нем вечно. — Что ж, договорились. Я покупаю у тебя этот кряж вместе с рекой! — Фаэтон упрямо скрестил руки под грудью. — Ты странная самка. Склонили игриво голову вбок, так что тяжелые пряди смоляных волос перекатились вперед, от чего Фаэтон замер как сурок перед удавом. Почему ему так жарко смотреть на этого демона во плоти? Почему сердце бьется где-то в глотке и ему так невыносимо хочется прикоснуться к этим безумно широким и сильным крыльям. — Обычно мне предлагают переспать, а не одаривают столь щедро. — Ну я же странный, — огрызнулся Фаэтон, отступая вглубь пещеры и мечтая, чтобы этот самец, от которого у него дрожат коленки, сдрыстнул куда подальше. — Твои волосы… м-м-м… такие белоснежные, я никогда не видел такого оттенка у других. Ты чем-то их выбеливаешь? — Красить волосы запрещено, — испугался Фаэтон, помня о смертной казни и кто перед ним стоит. — Да, конечно, но отбеливать нет, как и усиливать яркость оттенка. — У меня это природный цвет, — Фаэтон сделал еще шаг назад и уперся сложенными крыльями в стену. — И глаза… словно ты синекрылый, я никогда не видел, чтобы золотокрылые имели такой необычный оттенок глаз, да и крылья… может ты дефектный? Поэтому так криво летаешь? Фаэтона эта последняя фраза вконец добила. — Так, забирай побрякушку и вали. С твоих слов, видите ли, я полный урод! И глаза не те, и волосы, и крылья. И летаю я как конченный калека! Этот засранец только заржал и, прихватив украшение, упорхнул резво из пещеры Фаэтона. — И без комментариев. Да чтоб он сдох! — выдал он тем, кто сейчас бился лбами об перегородки станции на далекой орбите. — Тоже мне прЫнц! А еще подумал, как хорошо, что ему в зад не вогнали какой-нибудь особый супер датчик, который бы еще передавал все его физические параметры, вот этим уебкам точно не надо знать, что он так возбудёхался только от вида этого чертового крылатого мачо.