Мы крылатые! Мы бескрылые!

— Очнулся? Как себя чувствуешь? Тебе не стоит так волноваться, тем более в положении. — Где мы? Перед Фаэтоном было помещение, напоминающее ему космический корабль, а никак не замки крылатых мужчин. — Можно сказать в святая всех святых. Для крылатых это замок Дома Северного Полюса, ну а официально — установка для создания темпоральных петель. И северный филиал института исследований временного континуума. В общем, как тебе удобно считать для себя, малыш. — Меня зовут Фаэтон. Старик на это имя только фыркнул, думая о своем. Землянин же встал с мягкого ложа и с удивлением воззрился на белоснежные атрофированные крылья, что росли у старика за спиной. — У вас есть крылья? — удивился он. — Ну да, неудачный эксперимент, но я не долгожитель, как другие созданные нами образцы. Мы летели с оборудованием на край нашей вселенной, Ванеска и Касикава решили что-то проверить в оборудовании, так как приземление на выбранную для нас планету было не из простых. И оно случайно сработало. Причем не лучшим способом. Нас вышвырнуло из галактики в соседнюю, причем далеко в прошлое. Если приглядеться к растительности здесь на полюсах, то можно сказать по временной шкале этой планеты — это местный меловой период, если не раньше. А то, что ты тогда жарил, находится на уровне земных трилобитов, хотя и не похоже совершенно на них. Мы, конечно, могли сесть рядком и просто, опустив руки, умереть. Сам подумай — два японца, три француза, швед и я, потомственный англичанин с примесью еврейской крови. Семь человек на целую доисторическую планету с собственной зарождающейся жизнью. И ни одной женщины в помине. Мы же не являлись поселенцами. Мы собирались обосновать институт времени. Время, наверное, самая опасная штука во вселенной, как сам видишь, поэтому была выбрана планета на самой оконечности нашей галактики. Маленькая и забытая богом. В планах стояло затем расширение нашего института и более глобальное заселение. Мы мечтали, что появится городок, приедут наши женщины, семьи… появятся дети. И мы заживем полной жизнью, посвящая ее науке и своим родным. Фаэтон задумался, что-то он слышал о провальном эксперименте со временем, мол, экипаж исчез с концами вместе с редким оборудованием в какой-то галактической черной дыре лет так тысячу назад. Это была одна из тяжелых потерь для человечества, о которой не любили вспоминать. И все, что было связано с их разработками, а именно: жалкие остатки без нужного фундамента и базы окончательно заморозили. Но им как историкам давали и такие разнообразные данные. Станция была огромной, примерно с четверть луны, и называлась, как ни странно, его именем — Фаэтон. — Фаэтон… — «Лунный Фаэтон 77» если более точно. Надо же, о нас еще помнят… сколько лет прошло? Хотя нет, не надо… не говори. — Старик скукожился сутулыми плечами и чуть взмахнул огрызками облезлых крыльев. — Тебе не кажется, что имя Фаэтон преследуют неудачи? — Можно сказать и так, — бывший землянин сел на стул без спинки и крутанулся вокруг оси. — Меня сослали сюда за отвратное поведение мои же шизанутые педагоги. Сделали из меня недобабу с крыльями за пару месяцев и пнули на эту чертову планету, ибо я по профессии — внедренец. И должен изучать изнутри новое сообщество измененных людей. Разве что чип в жопу не воткнули. И вот я тут с вами в чертовом прошлом, да еще и тяжел неизвестно от кого. Самуил понимающе хмыкнул, а потом нежно коснулся крыла Фаэтона: — Надо же, как зашла далеко наука, чтобы так быстро смогла совмещать абсолютно разные гены. Нам потребовались тысячелетия, сжатые в пробирках, дабы создать расу летающих людей. А вам… даже страшно подумать… какой сейчас год там за пределами петли. — Лучше не думать… — буркнул Фаэтон, прикосновения были приятными и так напоминали ласковые пальцы Арабески, что он даже загрустил. — А других крылатых не было? — Ну почему же, были, они живут немного в стороне от этого комплекса, создавая пары друг с другом, только детей, естественно, нет. Ведь ссылают сюда исключительно золотокрылых, и чаще с покалеченными крыльями. Каких удалось спасти, каких я похоронил, так как некоторых, прежде чем сунуть в капсулу времени, забивали буквально до смерти или насиловали. — А на южном полюсе? — ужаснулся Фаэтон. — На южном поселений нет, там стоит двойник силовой установки. Я, конечно, могу перемещаться между полюсами, но свои первые образцы крылатых Адама и Евы мы отправляли отсюда. В три области, которые потом стали правящими домами: Дом Синих Скал, Красных Лесов и Черных Пустынь. Мы старались расширить генетику между этими главными семьями изначально, тасуя и так, и этак собственный ген материал. Так что все крылатые, по сути дела, наши генетические дети и родственники — тех изначальных семерых, что вышли из космического корабля. Мы даже создали женщин, это в принципе несложно. Но они оказались бесплодными и проживали слишком короткий отрезок времени. Поэтому наш выбор уткнулся в гермафродитов. — Но ведь крылатые не только люди по генетике? — уточнил въедливо Фаэтон. — Заметил? Ну да, это помесь местных человекоподобных гермафродитных птиц, что мы вывели при помощи сжатия времени из того генматериала, что дала нам эта планета. Именно благодаря им ты имеешь сейчас матку и можешь вынашивать потомство, как и любой золотокрылый. Ангелы — называл их Ванеска, а Касикава — тэнгу. Для меня же они были сродни крылатым демонам, потому как я понял, что мы переступили через законы мироздания и попрали творения самого Бога. За что нас и наказали… моих товарищей постигла странная болезнь. После установки темпоральной петли на южном полюсе они просто не вернулись оттуда. Я же был единственным, кто не перемещался пока на южный полюс, так как должен был следить за лабораторией и новыми формами жизни, что развивались в ней. А потом, когда все покинули меня, я остался на многие столетия совсем один… пока не появился первый сосланный золотокрылый. — Но вы смогли продлить себе жизнь? — Не намного в отличие от наших детей. Ты разрешишь сделать анализ своей крови и исследовать его? Фаэтон кивнул, соглашаясь, но снова уточнил: — А почему я не могу вернуться обратно через ту установку, что закинула меня сюда? — Эти установки работают автоматически и связаны с темпоральной петлей в одно направление, их несколько. И на них мы отправили крылатых в более удобные для существования местности. А потом возвели временной барьер, что отрезал полюса от всего мира, скрыв нас. Так уж получилось, что после первого перемещения установки включают программу, которая переносит сами объекты, но не аппаратуру. Сам понимаешь, двигаться против временной оси тяжело, да и энергии затрачивается много. Ведь за пределами петли время течет намного быстрее, чем тут. И установки теперь далеко в будущем относительно нас. Фаэтон думал на повышенном ритме: — А другие есть? Те, что вы еще не использовали? — На северном полюсе мы использовали все, остались нетронутые на южном полюсе, но туда нельзя, это смертельно как для вас, так и для меня. — А если отключить установки, что будет? — Петля развернется, и мы разъединим прошлое с будущим. Мы останемся в меловом периоде, так как нас по временной шкале отнесет назад. Но уже не будем защищены от планеты, от ее буйной флоры и фауны, извержений, цунами и прочего. Впрочем, как и от космоса, каким он был сотни тысяч лет назад. А это, я тебе скажу, — не сахар! Поверь на слово, пока мы не возвели петлю, постоянно по полюсам сыпался град из комет и метеоритов. Да и сама планета без нашего временного двойного зонтика вряд ли развилась в ту, что теперь предстала перед вашими глазами. Мы создали рай на задворках вселенной, но когда оказались здесь, перед нашими глазами разверзнулся настоящий ад. Так что, отключив эти установки, ты уничтожишь эту расу прекрасных мужчин, подумай, сможешь ли ты взять такую ответственность на себя, как когда-то взяли мы, став для них Богами. Фаэтон покрылся мурашками изнутри. Убить всех, вернее, заново переписать историю этой необычной планеты и лишиться напрочь связи с будущим — его временем, в котором он жил… Это было жутко. Конечно он и сейчас отрезан, но эфемерная, пусть даже слабая ниточка односторонней связи это лучше, чем абсолютное ничто без какой-либо возможности и перспектив на будущее. — Конечно, убрав петлю, ты вернешь планете ее изначальную историю. Какой она должна быть. Не думаю, что несколько золотокрылых, что застряли тут вместе со мной и тобой, как-то повлияют на ее новое развитие. Они просто погибнут в течение нескольких лет, впрочем, как и ты, да и я. — Но почему вы выбрали именно эту планету? Фаэтон понял для себя очевидное: как бы то ни было, но установку трогать или тем более отключать нельзя. Совершенно! — Она была единственной с белковой жизнью в округе и подобием наших генов в начальном этапе развития. Другие были слишком отличны или удалены. После того прыжка корабль был покорёжен, и мы совершили буквально аварийную посадку. — И что теперь делать? Мне, вам… и тем, кто живет на этой планете? В другом совершенно времени? — Жить дальше, малыш. Мне осталось только выполнить последний пункт плана, это перенести силовые установки по временной петле из прошлого в будущее, оставив временной барьер в пару лет для защиты их из космоса. Сейчас эта солнечная система более стабильна, эксперимент по созданию новой формы жизни окончен и более чем с хорошими результатами. Да и я все подготовил… если установки оставить в прошлом, то любая поломка вызовет катастрофу и скажется на цивилизации крылатых, переписав их историю заново в неизвестном совершенно для меня русле. Но если их перенести по времени ближе к нормальному течению на два года в будущее, то даже их последующая остановка никак не скажется на цивилизации наших детей. Я разработал новую программу по теории Ванески, по которой установки будут находиться в одной из параллелей времени. Ты же знаешь, что в отличие от прошлого, будущее не определено и имеет множественный вектор. Оно просто течет по тому руслу, которое отличается наибольшей вероятностью. Но огромное количество параллелей так и остаются нереализованными. Поэтому установки по моим подсчетам будут все время находиться в будущем, за два года до текущего времени. И их выход из строя никак не отразится на цивилизации крылатых. — И я смогу вернуться в настоящее? — Даже после их окончательной остановки. Но поверь, это не скоро случится, тебе трудно будет попасть из параллельной ветви в главное русло. В наши установки заложен огромный потенциал на несколько тысяч лет, если не сотни тысяч, оборудование очень прочное и рассчитано практически на вечность. Да и в темпоральных петлях оно не подвержено самому времени. Переносить же в настоящее установки опасно, это плохо скажется на цивилизации крылатых. Да и сама аппаратура попадет под изнашивание, любой материал, даже практически вечный, начинает стареть, вернувшись обратно в основной временной поток. Наши дети — Крылатые — очень гордая и свободолюбивая раса и они не должны знать, что вышли из пробирки и искусственно созданные коллективом из семи человек, прибывших когда-то с Земли. Старец посмотрел грустно на Фаэтона, а потом нежно ему улыбнулся: — Я попробую тебя переправить обратно к твоему мужу, сделаю все возможное, но многое не обещаю. Пойми, перенос такой установки даже по временному вектору выжмет всю ее энергию, что была аккумулирована, но это было запланировано с самого начала нами. Просто мы были не уверены в положительности нашего эксперимента как с крылатыми людьми, так и с переносом столь крупного объекта по временному вектору. Ведь проще что-то изменить из прошлого, нежели прошивать полотно времени бесчисленное количество раз. Туда-сюда, делая бесконечные дыры в материи мироздания. Теперь же цивилизация крылатых не нуждается более в нашей корректировке, и пришло время обезопасить ее настоящее и будущее. И еще, Фаэтон, твои друзья на орбите не должны узнать ничего существенного о том, что ты видел на полюсах. Конечно, скрыть полностью все от них будет невозможно, да и не надо, но большую часть информации говорить не стоит. Иначе тайны уже не будет, и наши крылатые дети узнают, как они произошли, а это ни к чему. Поверь мне… эта моя последняя просьба, как их родителя. — Но это значит, что вы отправитесь на южный полюс? — Я хоть как отправлюсь туда, так как установка перемещения и вся панель корректировки находится теперь только там. Северная дублирующая половина, отвечающая за это, была утрачена подчистую, через некоторое время после посадки полностью расплющена метеоритным дождем. И теперь в этом месте небольшой кратер. Мы же не знали, что южный полюс настолько опасен как для нас, так и для крылатых. Но с другой стороны, комплекс рассчитан так, что его необходимо устанавливать только на магнитные полюса выбранной планеты и никак иначе. Разделив его, как спелый арбуз, сразу на две части еще в космосе. Нам повезло, что мы сели с экипажем сразу на северный, выбрав его приоритетом по инструкции, а не на южный. Таким образом спасли хоть и на время свои драгоценные жизни и смогли создать новые. Так что это будет мой последний путь, поэтому я и не могу гарантировать, успею я выслать для тебя временную капсулу или нет… Старец отвернулся к стене и устало оперся на нее руками. — Там что-то страшное. Ванеска умер сразу через час, Касикава продержался шесть. Он смог описать жуткое излучение неизвестного происхождения, что шло из земли и по дугам рассеивалось на километры, уходя в космос. Даже временная петля его не останавливает, а значит, оно лежит в области, недоступной для нашего понимания. С его слов — как радужные ажурные крылья, убивая все в округе на своем пути. Другие умирали по-разному, наш швед Андрес продержался всего полчаса… Господи, они каждый уходили туда, так как без их жертвы наши бы крылатые дети, впрочем, все бы наши усилия погибли. У нас существовал план, рассчитанный на тысячи лет для этой молодой, перспективной и прекрасной цивилизации. Но как бы ни звучало печально, когда наши дети обрели вечность… их «боги-родители» заплатили за это своими жизнями. Фаэтон промолчал, а что тут скажешь на такой задушевный монолог? Хотел бы он вернуться обратно к Арабеске? А к королю? Он не мог это точно сказать, хотя, что уж греха таить, только одна мысль об его личном ебнутом принце разлила приятную теплоту внизу живота и накатила отвердевшим членом, на что старец только едко хмыкнул «Эх молодость — молодость» и повел его знакомиться с другими крылатыми, что оказались здесь запертыми небольшой общиной. Комплекс снаружи оказался небольшим, Фаэтону вообще было непонятно, куда делась вся его громадина, по которой они блуждали со стариком, но старец просто указал в землю, объяснив, что установка автоматически при посадке на планету забуривается практически полностью в местную породу, расщепляя ее на атомы и поглощая полностью энергию расщепления. А он-то думал, будет пол-яйца, сияющим на всю округу своим серебристо переливающимся покрытием. А тут торчало всего ничего, что можно было принять за руины странного, непонятно из чего сделанного замка. — Пришлось часть комплекса отсоединить и перетащить подальше, дабы приспособить для жизни золотокрылых. С их чувствительными органами они подспудно чувствуют угрозу, что навевает им установка, и не любят ее. Юношей оказалось всего пятеро: трое из них вообще не имело крыльев, у двух остальных было целым только одно крыло. У одного второе напрочь отсутствовало, а у другого срезано на одну четверть. — Этим пришлось ампутировать их торчащие огрызки костей. Но двум повезло больше: то, что не было выдрано, я собрал обратно и регенерировал, но отрастить новые не смог. Во второй раз генетика отторгается, даже выращенные отдельно мною крылья из взятого их же клеточного стволового материала. Ну а приживить на спину вообще невозможно, сам организм золотокрылых убивает их, как паразитарную форму. Юноши с интересом смотрели на Фаэтона, а особенно на его целые белоснежные крылья. Но, судя по их взглядам, не завидовали. А тот, что с краю со срезанным крылом, скромно заметил: — У меня нет пары… ты не против жить со мной? Фаэтон удивленно глянул на него, и чем-то этот молодой человек напомнил ему мать Арабески, своей красотой и утонченностью выделяясь среди других и явно имея королевские корни. — Тебе лучше жить с ними, чем со мной. Этот жилой комплекс я им отдал давно, сам же предпочитаю обитать в лабораториях. Но ты всегда можешь прийти ко мне и поговорить, да и я часто сюда прихожу пообщаться, так как? Фаэтон оглядел радостные глаза юношей и согласился, особенно ему улыбались зеленоватые очи того, что предложил жить ему вместе. Когда Самуил ушел, юноши подошли ближе к Фаэтону. Тот, что теперь оказался в паре с ним, представился первым: — Я Арели из дома Черных Пустынь. Очень рад тебе, потому что Элавер и Кери, — кивнули в сторону бескрылой пары, а после в сторону другой, — и Синжи с Лаэли давно состоявшиеся пары, а я не так давно сюда попал. И, если честно, мне было очень одиноко. — Я Фаэтон из Дома Синих Скал… — поклонился им по регламенту бывший землянин. — Дом Синих Скал? Не может быть… Это самый лояльный дом из всех остальных, даже во времени Элавера и Кери! — охнул тот, что с одним крылом. «Лаэли», — вспомнил его имя Фаэтон, но Арели его перебил. — Чему ты удивляешься? Украшения Фаэтона, его прекрасные крылья подтверждают то, что он из этого дома. Знаешь, ты первый, кто был сослан этим домом, что же ты натворил, а? И кстати, ты в ранге принцессы? — Четвертой королевы, но это длинная история. А почему я здесь, все очень просто — я не смог забеременеть в течение семи месяцев. Вернее, забеременел, но они этого не поняли вовремя, отправив меня сюда. — Ты беременный? — воскликнула в голос первая пара бескрылых. — Семь месяцев беспрерывной течки? — охнула вторая пара. — Как же ты не сошел с ума? — Арели очень нежно обнял Фаэтона за его тонкую талию, привлекая к себе и давая всем понять, что теперь Фаэтон его партнер. — Представляете, у нас будет здесь первый царственный ребенок! И если он будет синекрылым… боже… Юноши покраснели щеками враз, а потом стыдливо на перебой стали задавать вопросы. — А его папа кто? Сам действующий король дома Синих Скал или его сын? — Он же не откажется переспать с нами хоть раз? Когда станет взрослым? — Хотя, у нас и не целые крылья, да и мы не красавчики, как другие золотокрылые куртизанки, разве что Арели, так он благородной крови… но… Господи, как же хочется собственного ребеночка! — А если будут от твоего сынишки разнополые детки, то мы сможем здесь создать собственный Царственный Дом! — Размечтались! Ребеночек еще не рожден, а вы уже думаете о его детках и внуках. — Арели закрыл ненужный треп других и, зловредно ухмыльнувшись, развернул опешившего Фаэтона в сторону своих комнат. — Ему сегодня надо отдохнуть и прийти в себя, завтра договорите и расспросите. — Жадина! — фыркнул Лаэли, но препятствовать их уходу не стал. А когда Фаэтон остался наедине со своим новым партнером, Арели встал перед ним на колени и, обняв ноги землянина, попросил: — Ты же разделишь со мною постель? Зеленые глаза вспыхнули изумрудностью под волной золотых волос так просяще и с такой надеждой, что Фаэтон, огладив эти искрящиеся локоны, согласился. — Конечно, ты соскучился по теплу другого тела? — Да… Его стали раздевать, как фарфоровую куколку, нежно прикасаясь к оголившимся участкам белоснежной кожи, кончиками пальцев и губами словно сцеловывали капельки росы. — Как долго ты тут один? — Целую вечность. Я, как и Лаэли, из Дома Черных Песков. Но мы из совершенно разных эпох, да и совсем другого статуса. Хотя кого здесь волнует статус? В том времени я был принцем, вернее, принцессой. Но из-за моих странных глаз и слишком блеклых волос и крыльев меня никто не брал в жены, посему в первую же течку выслали сюда, обрезав одно крыло. Это символ моего падения и того, что я больше не угоден собственному дому. А здесь время практически не течет. Или можно сказать течет, но по-другому, его как бы не замечаешь, словно все года проносятся мимо, не задевая совершенно тебя. А вот трое других из Дома Красных Лесов. Там самые жестокие порядки. И большинство умерших Самуил похоронил именно оттуда. Им с корнем вырывают крылья, когда вышвыривают сюда. Да еще и насилуют, так как все они бывшие наложники, которые не смогли вовремя забеременеть от своих королей. Фаэтона полностью оголили и, любуясь его утонченной фигурой, за руку потянули в мягкую постель. А когда он улегся, с мясом стали срывать одежду с себя. «Изголодался…» — подумал про себя Фаэтон, когда Арели скользнул к нему, прижимаясь всем своим гибким телом. — У меня не было синекрылых, как у тебя, и я там совсем еще девственник… — Ты же знаешь, я не достану у тебя матку. — Знаю, но девственную плеву сможешь порвать даже ты, тем более у тебя он не такой уж и мелкий, как у меня. Член огладили, и, к своему удивлению, Фаэтон и вправду впервые сравнил член золотокрылого и свой. У Арели муди были совсем мелкие, нежные в легком пушку, как у несформированного до конца мальчика. Фаэтон попытался вспомнить те голограммы, что ему показывал тогда Клаус, но так и не смог. Ибо в случае с золотокрылыми упор шел на женскую часть половой системы, а не атрофированную мужскую. «Господи, да я со своей оглоблей! — Фаэтон посмотрел на собственный крепкий по сравнению с Арели член. — Наверное Арабеске казался настоящим уродом. Тогда почему же он так вцепился тогда в меня? Неужели так влюбился в такое убожество? Да и король с его ебнутым на всю голову братом?» Касаться тонкого женоподобного юноши было приятно, он напоминал ему об утраченном, о тех бесчисленных лунных девах, которые просто перлись, когда Фаэтон их оттрахивал своим убойным мужским достоинством. А ведь для землянина его член был крупным и весьма длинным. Конечно, если сравнивать хобот Арабески или еще хлеще — то чудовище, которым его пользовал сам король, то его хозяйство по сравнению с синекрылыми царственной крови и вправду были как у маленького мальчика. Теперь же с Арели Фаэтон снова чувствовал себя как настоящий мужчина. Они очень долго терлись друг о друга, делясь страстными поцелуями. И когда Арели повернулся к Фаэтону своей раскрытой похотливой задницей, тот его, конечно, взял. Вытрахивая сначала полностью на всю свою длину нежный кишечник крылатого, а потом после первого оргазма Арели порвал ему его девственную плеву. — Господи… как больно… Арели затрясло от прошивающей судороги, Фаэтон тут же вышел из его влагалища, которое не прошел даже на половину, прекрасно помня, как ему было несладко, пока член Арабески не достиг его нежной матки. — Прости, но мой член короткий, и я не смогу тебе помассировать маточку, да и его выделения совершенно не те, что у синекрылого, тем более царственной крови. — И все равно я тебе так признателен, все остальные всё время надо мной издевались. Ведь каждый из них был под мужчиной, а я нет. Ты у меня самый первый и единственный. — Нежно прижались к груди Фаэтона, доверчиво складывая золотые крылья. «И чего им не понравился такой цвет? У матери Арабески, конечно, более насыщенный, ну и этот весьма красив. А какие изумрудные глаза! Нет, синекрылые точно идиоты, отвергнуть такую нежную и красивую детку». — Фаэтон прижал к себе более тонкое тело и тихо прошептал: — Ну а в попку тебе же понравилось? — Очень! — счастливо потянулись к его губам, а потом после страстного поцелуя переспросили: — Ты же еще потрахаешь меня туда? — Да хоть каждый день и не по разу, — усмехнулся Фаэтон, чувствуя, что жизнь налаживается даже здесь, и его мужское либидо, даже после сыгранной женской роли под синекрылыми, никто не отменял. *** — А они тебя и вправду очень любили, попрали свою честь. И ради тебя обошли несколько законов, причем не один раз. И тянули до последнего, прости их… если бы они тебя не выслали сюда, дело бы кончилось кровопролитной гражданской войной. Потому что челядь всегда следит за венценосными особами с особым пристрастием и готова выгрызть свой жирный кусок. У меня тоже был выбор: пойти на турнир для челяди в виде приза или согласиться на высылку сюда, моему отцу было откровенно все равно, а вот мать ревел все дни напролет, пытаясь успокоить меня и самого себя. Он даже хотел пойти со мной, но отец ему не дал, избил и сломал крылья. Арели млел от того, что Фаэтон расчесывал его золотые волосы, укладывая в замысловатую высокую прическу. Юноша буквально расцвел на глазах, как только у него появился личный партнер. — Наверное поэтому я и не знаю, от кого мой ребенок: от короля, его брата или сына, так как я спал сразу с тремя. Я знаю, Арабеска хотел пойти вслед за мной, но его отец никогда не даст этого сделать. — Еще бы, первый принц, первенец. Вот увидишь, его тут же обженят на каком-нибудь знатном золотокрылом моего дома или Красных Лесов, настоящей принцессе с шикарными красными волосами. Чтобы он как можно быстрее забыл тебя. Это так грустно, тем более возможно это его сын… — Ладонь Арели осторожно коснулась впалого живота Фаэтона. — Но с другой стороны, теперь я с тобой. И я так счастлив, ты просто не представляешь! Руку Фаэтона поднесли к нежным губам и поцеловали, а потом прижали к своему быстро стучащему сердцу. — Ты веришь в любовь с первого взгляда? — спросили так бесхитростно и робко, что Фаэтон согласно кивнул, он не хотел обидеть этого нежного мальчика. А буквально через пару часов к ним переместился сам Самуил, теперь Фаэтон воочию видел портативный устаревший аппарат для телепорта, а он все думал, как старик его допер на себе в такую даль?! Телепорт Фаэтона не удивил, его придумали давно, но пользоваться массово стали относительно недавно. Так сейчас более совершенными моделями были снабжены все планеты и искусственные спутники внутри солнечной системы. Кроме того, было несколько установленных на самых ближних соседних системах, но из-за большого расстояния случались ошибки переноса, хотя и редко, но с постоянной частотой, посему телепортами чаще всего пользовались внутри солнечной системы, а вот другими — удаленными, перекидывали многотоннажные грузы, стараясь не подвергать опасности людей, отправляя их на космических кораблях. — Фаэтон, пойдем со мной! — Я с ним! — Арели схватил своего нового возлюбленного за руку. Конечно, землянин понимал, что мальчик просто не хочет терять его, только почувствовав чужое тепло и ласку. Старик нахмурил брови, но, видя согласный кивок Фаэтона, только тяжело вздохнул, соглашаясь «Хорошо, идем» и переместил их в лаборатории. — Хотя было бы лучше, если бы ты, Фаэтон, пошел один. Зрелище не из приятных, и лучше другим пока этого не знать. — Я никому не скажу, — надулся Арели на слова старика. И Фаэтон согласился, кивая, что за своего мальчика он совершенно спокоен. — Ну смотрите, ни звука, я вас обоих предупредил. Их провели по коридорам в медицинский бокс, где за пуленепробиваемым стеклом трудились, пища над истерзанным телом, аппараты. — Кто это? — недоуменно протянул Арели, а потом, увидев сломанные крылья, отшатнулся к Фаэтону. — Синекрылый! У Фаэтона же попросту подкосились ноги. Там на столе лежал израненный, истерзанный Арабеска и в данный момент боролся за свою жизнь. — Как много времени прошло там, пока я здесь? — И столько же и нисколько. Я же тебе говорил, здесь время — совершенно относительная величина. По своему биологическому ты практически не постарел ни на секунду. Я даже не могу предсказать, сколько ты будешь тут вынашивать ребенка, потому как попросту не знаю. Фаэтон вглядывался в родные черты Арабески и гладил жавшегося к нему испуганного Арели. — То есть ты хочешь сказать, что ты тут с начала всей их цивилизации? Прожил с ними каждый год? Век? Тысячелетия? И в то же время практически и не жил? — Сотни тысячелетий. Да, это как живая смерть или жизнь после смерти, но это было необходимо для меня и моих товарищей, ведь мы не вечны, как наши дети. Поэтому и надо передвинуть установку в будущее по новой разработанной программе. Таким образом вы сможете нормально жить даже тут, время будет скоординировано. Ты родишь ребеночка, а твой муженек, когда я его выхожу, сможет заделать детей всем остальным желающим. Обоснуете тут собственное царство, и Дом Северного Полюса перестанет быть мифом. — Его крылья? — Просто сломаны. Пару недель, и будут как новые. Впрочем, как и другие конечности, а также ребра. Его жестоко избили, буквально до полусмерти, перед тем как засунуть в капсулу времени и отправить сюда вслед за его утраченной любовью. И хватит вытирать слезы, просто встреть его с улыбкой, когда он очнется. Твой Арабеска это по-настоящему заслужил. Он первый из синекрылых, кто пошел вслед за своим возлюбленным. Пойдем, Арели! Не стоит им мешать. И старец увел за руку возмущающегося золотокрылого, оставив царственную пару наедине. Фаэтон снял свою одежду и, пройдя дезинфекцию в соседней кабине, накинул белоснежный недохалат, причем задом наперед, подвязав вязочки снизу своих нервно дергающихся крыльев. Получилось слишком пошло, но другого ничего не было, а тащить микробов в закрытый бокс, где заново срастались порванные ткани Арабески, он не хотел. Медики-роботы работали на пределе своих возможностей, и то, как на белоснежной коже синекрылого не оставалось даже ниточки следа после рваных ран, радовало. Самуил успел вовремя, так как с такими глубокими прорехами в теле попросту не живут. Неужели его так избил собственный отец? Хотя с их взрывными нравами все, конечно, возможно. И как же были истерзаны другие золотокрылые, если даже такая, пусть и устаревшая, но совершенная по-своему аппаратура не справилась с их ранами? Арабеска застонал и попытался шевельнуть рукой, но его тело было крепко схвачено специальными запорами на руках, ногах и крыльях, дабы пациент не навредил себе сам. — Фа… э… тон… лю… бовь мо… я… — проскрипели растрескавшиеся губы под спекшейся кровью, и землянин накрыл их своими, тихо шепча в ответ: — Я тут, я здесь. Не волнуйся, теперь все будет хорошо… Один из отекших глаз полуоткрылся, блеснув знакомой синью, но снова закрылся. Тело опало, хотя приборы продолжали пищать, подтверждая, что Арабеска все еще жив, и его состояние улучшается с каждой минутой. Фаэтон просидел около своего чокнутого принца, наверное, сутки, если не больше. Старик приходил пару раз, проверил питательные смеси, процесс восстановления тканей и остался доволен. — Синекрылые более сильные, чем золотокрылые. Если бы это был кто-то из них, он бы умер еще в пустыне, так и не попав на мой хирургический стол. Арели совсем с ума сошел от ревности, но, как и обещал, другим ничего так и не рассказал о твоем свалившемся сюда принце. Наплел всем остальным, что я положил тебя на обследование, так как ты беременный. Все-таки королевская кровь даже у золотокрылого — это королевская кровь. Благородная — одним словом. Она меньше разбавлена местной генетикой по сравнению с простолюдинами. — Значит, королевские семьи ближе к людям, так? — Фаэтон принял пищу от старика с великим почтением. Для разговора они покинули стерильный бокс и теперь ели, смотря на спящего за стеклом Арабеску. — Да, мы сделали так изначально. Создали разные расы крылатых людей, дабы увеличить изначально генофонд. Сам пойми, сделай мы всех одинаковыми, крылатые люди вымерли бы еще несколько тысячелетий назад, достигнув своего генетического предела. А так они до сих пор прогрессируют, несмотря на неофеодальный строй, не останавливаясь в своей эволюции. И уж поверь мне, и не собираются вымирать в ближайшем будущем, несмотря на все свои перегибы во власти, ошибки и предпочтения. Фаэтон тяжело вздохнул, надеясь, что Арабеска скоро очнется. — Твоему принцу будет сложно найти общий язык с Арели. Мальчик боялся изначально синекрылых, презирал их из-за своего нелегкого прошлого и ненавидел. А вот остальные четыре будут вешаться на твоем возлюбленном и по поводу, и без. Сам пойми, они бывшие наложники, причем трое из дома Красных Листьев, настоящие куртизанки. В их время очень часто нижнего ранга наложников, которые не понесли от принцев или королей, продавали за большие деньги в бордели, как самых падших. И если они не могли понести и после всех остальных мужчин, выламывали крылья, насиловали буквально до смерти, рвя все внутри, и выбрасывали сюда умирать. Я же их подбирал и выхаживал, как мог. Так что сильно не серчай на них. Мальчики и так натерпелись. Просто помни, Арабеска, если даже и переспит с ними пару раз, будет любить всегда только тебя. Он ради тебя пошел на настоящую смерть, попрал все обычаи и законы своего мира. Разделил с тобой твою незавидную участь. Фаэтон, тяжело вздохнув, согласно кивнул, остатки еды у него забрали, а потом подтолкнули к стерильному боксу. — А теперь иди к нему, он скоро очнется. И пусть первое, что он увидит, будешь ты, это будет для него высшей наградой.