Мы крылатые! Мы бескрылые!

— Ты жив… любовь моя… Синие глаза смотрели с такой нежностью, что Фаэтон заплакал впервые в своей жизни, утыкаясь в обнаженную грудь своему «ебнутому» на всю голову принцу. — Не реви, я не стою твоих слез, но я счастлив, что тебе лучше. И нездоровый морок пропал… ты был таким первым, кто выдержал столько времени, находясь в течке, и не лишился ума. — Я… Арабеска… у меня будет ребенок… — Что? — Принц даже сел, хотя его только отключили от аппаратов и он был крайне слаб. Арабеска схватился за гудящую голову. — Но как так, отец лично проверял перед тем, как отправить тебя сюда… как он мог так ошибиться? И потом, твое состояние было все хуже и хуже… народ стал роптать. Ведь единственное лекарство от такой течки — это ссылка на полюс, где по поверьям до сих пор обитают первородные принцы. От которых считается, что понесет любой, даже абсолютно стерильный золотокрылый. Если бы в тебе не было яйцеклетки, тебя бы просто отправили на далекий охраняемый остров. Там обычно золотокрылые могут уединиться от синекрылых. Ведь именно их присутствие способствует обострению возбуждения при ложной течке. Или тебя покрыл уже кто-то из принцев Дома Северного Полюса? Познакомь меня с ним, я хочу его поблагодарить и… — Арабеска сжал кулаки до хруста, упрямо продолжив: — Вызвать его на смертный бой за право вернуть тебя себе! Так вот почему издревле ссылают золотокрылых сюда. Тех, кто так и не смог забеременеть, лелея миф о первородных принцах, что обитают на полюсах и обладают силой звезд, способной зачать ребенка. — После моего сказочного исцеления я и не сомневаюсь в силе могущества Полярного Северного Дома. Я с честью приму бой и если надо умру за тебя, но если удача будет на моей стороне, я подарю ему славную и легкую смерть! «Идиот, полный. Было бы здесь с кем драться и от кого подыхать», — подумал про себя, Фаэтон, с удивлением отмечая, что его сердце почему-то бешено застучало от таких пафосных слов этого ненормального крылатого кретина. Хотя мозг продолжал во всю костерить этого придурка. «Мой идиот, — поправил он себя. — Видно и правда я становлюсь сентиментальной беременной бабой». Фаэтон обнял своего суженного и, нежно поцеловав, объяснил как мог: — Северного дома не существует, впрочем, как и южного. Здесь всего пять золотокрылых, которые выжили после ссылки. Я и ты. Ну еще один смотритель — первородный, хранитель полюсов. — Хранитель синекрылый? Ты забеременел от него? — Нет, я прибыл уже сюда в положении. Так что это либо твой сын, либо брат, а может, твой кузен. Другого не дано. — Ты мне не врешь? Это правда? — обрадовался Арабеска. — Да ты единственный синекрылый на все два полюса, так что расслабься. — А те золотокрылые гарем первородного? Фаэтон недоуменно посмотрел на принца: — Ему уже это не надо, он старик. Последующий вопрос Арабески поверг его в полный шок: — Старик? Это как? Новый вид неизлечимой болезни? — Именно так, мой принц. — Самуил стоял у входа в больничный бокс, на автомате снимая показатели с приборов. Господи, как же на него нездорово уставился Арабеска. — Ты родственник Фаэтона? У тебя белые волосы. — Нет, они просто седые. Но если тебя это успокоит, то могу сказать, что да — родственник, правда очень дальний. — Ты плохо выглядишь… старик, — вспомнил непонятное слово Арабеска. — Меня зовут Самуил, и прекрати меня так звать, это неприятно, невежливо и раздражает. Арабеска вспыхнул скулами, но поклонился, выражая почтительность, прося прощение и одновременно говоря спасибо за то, что его выходили и подарили новую жизнь. — Вот так бы сразу, — улыбнулся Самуил, сверкнув крепкими зубами. — Это правда, что Фаэтон прибыл сюда в положении? — Ну да, просто его матка почему-то сразу не закрылась. Но сейчас ты можешь сам проверить своим длинным членом или языком. Теперь наверняка уже во внутрь не попадешь, — съязвили этому юнцу и прыснули от того, что его свято заверили, не поняв и доли шутки, что как только принц уединится со своим возлюбленным, он первым делом все обязательно досконально проверит. — Тебе, Фаэтон, наверно, с ними скучать не приходится. — Я не дам скуке ослабить тело моего возлюбленного, — ответил за Фаэтона его ненормальный принц. — Даже не сомневаюсь, — фыркнул хранитель, расслышав, как Фаэтон буркнул себе безрадостно под нос «Где уж нам скучать. Даже в мыслях своих!», а затем старец покинул влюбленную пару, намекая на оставленный без присмотра гарем из золотокрылых. — Значит они его? — Да нет же, я тебе в который раз говорю, что Самуил стар для этого, — вскипел от непонимания Фаэтон. — Так подлечится! — добродушно добил его Арабеска, даже не думая претендовать на чужих золотокрылых, коль его любимая белокрылая девочка снова рядом и полностью принадлежит только ему. — Кто тебя так покалечил? — решил Фаэтон изменить тему странного разговора, ибо понял, еще минута и сам прибьет этого недальновидного красавца-лоха своими же руками или просто споет что-нибудь из собственного смертоносного репертуара. — Твой отец? — Не, папка не такой изверг, он бы просто свернул мне шею. Я мгновенно бы умер, не мучаясь, — заметили с таким спокойствием, что у Фаэтона на затылке встали дыбом волосы. Но Арабеска продолжил как ни в чем не бывало, словно говорилось не о своей смерти, а чей-то чужой: — Как только тебя отправили на полюс, король дома Красных Листьев буквально через час после того, как я простился с тобой, обвинил отца в том, что мы попытались попрать их гордость. Коль предложили забрать себе небеременеющую сучку. Да еще в обмен на принцессу царственной крови с довеском в виде моего младшего брата. Который тоже может быть стерильным, коль еще не испытал первой своей весны. Назревала кровопролитная война между двумя домами. И чтобы ее остановить, я вину взял на себя. Если бы это сделал мой отец — наш дом бы пал. А так меня выдали как преступника, который плел заговоры против отца, пытаясь занять его трон. Тем более изначально ведь ты был моим супругом, а значит это я привел в дом ненормального жениха, зная, что он стерилен, и обманул своего отца. Как-то в общем так… Несколько часов истязаний от рук короля Дома Красных Лесов, и я уже тут, отправлен вслед тебе. Это была моя предсмертная просьба, которую чужой король удовлетворил, а также оставил мне крылья, хотя и основательно изломав. — Твой брат, надеюсь, не попал в этот ненормальный дом? — Нет, помолвка не состоялась и обмен принцессами тоже, чему я бескрайне рад. Мать только жалко, он был бледен словно смерть и всю церемонию моего наказания молчал. Я боялся, как бы он не умер там со мной, но мой отец был рядом с ним и все время поддерживал. Так что, думаю, все обошлось. — Если бы моя беременность открылась раньше. Этого ничего бы не было, — сокрушился Фаэтон. — Не бери в голову, как есть так и есть. — Арабеска жадно прижал к себе своего любимого. — Только представь, чтобы было, если бы ты беременным попал в Дом Красных Лесов? Они могли сделать с тобой все что угодно, как только бы узнали, что ребенок от нас. Даже внешне синекрылые различаются между домами, особенно королевские семьи. Так что скрыть тебе это было бы просто невозможно. Нас бы обвинили во лжи, в тайных махинациях, покусительстве на чужой трон и прочем. В общем — во всех бы грехах и сразу! И тогда войну остановить было бы невозможно. Ни моей смертью, ни отцовой, ни его брата. Дом Синих Скал исчез бы с лика нашей планеты безвозвратно, а тебя бы просто убили вместе с невинным ребенком. Вот и все. — Вы все так рисковали ради меня? Фаэтон только сейчас осознал до глубины души, что своим существованием чуть не кончил одну из ведущих королевских семей. Причем с самыми мирными и лояльными предпочтениями. — А как иначе? Я люблю тебя, моя мать и отец тоже, даже мой чокнутый дядя! Не могли мы тебя вот так просто выкинуть на произвол судьбы, не поборовшись за твое счастье. И теперь ты снова со мной. И весь Северный Полюс наш. «А он точно королевских кровей… Никогда не упустит свой шанс стать королем и подмять под себя пустующую территорию», — усмехнулся про себя Фаэтон и даже не удивился тому, с каким энтузиазмом его снова стали выспрашивать, кому принадлежат эти пять несчастных золотокрылых. — Крылья словно и не ломали, Самуил настоящий чародей. Обычно при таких переломах уже не летают. Арабеска сделал несколько взмахов и легко вспорхнул на прозрачный купол станции, где увидел одного из золотокрылых. Фаэтон последовал за ним, как всегда тяжело и топорно. Стоящим в таком опасном месте оказался Арели, он хмуро глянул на улыбающегося ему Арабеску, и тут же вцепился в руку Фаэтона, как только его ноги коснулись сверкающего пластика. — Почему ты здесь? Это же опасно выходить на купол с такими крыльями. — И что? Даже такого крыла мне хватает для того, что бы парить. Удалены только крайние фаланги, взлететь, конечно, у меня не получается, а вот пикировать сколько угодно. Смотри! И Арели по крупной спирали спланировал вниз. — А он великолепно летал, пока ему не срезали крыло. Дом Черных Песков, причем королевская кровь, он твой родственник? Фаэтон глянул на махающего внизу юношу и согласно кивнул Арабеске, не говорить же, что этот юноша пришел из далекого прошлого, вряд ли синекрылый поймет это и приемлет. — Очень отдаленный, другая ветвь. — Он прекрасен, вот что значит благородная принцесса! Ни одна наложница моего отца не отличалась такой утонченной красотой, — облизнулся Арабеска, а потом затравленно спросил у Фаэтона: — Почему он тут, не смог забеременеть, как и ты? — Нет. От него отказались все принцы из-за отличного окраса волос и крыльев, а еще цвета глаз, — тяжело вздохнул Фаэтон и скользнул вниз за тонкой фигурой. — А почему наш дом не оповестили? Мой отец никогда бы такого мальчика не упустил, да и я тоже! — Арабеска опустился следом за золотокрылыми. — А мне почем знать? Арели, какой дом отказался от тебя как от принцессы? — Фаэтон подошел ближе к золотокрылому. — Дом Красных Лесов, а что? Арели сильно нервничал, отслеживая загнанным сурком движения Арабески, и все старался встать так, чтобы между синекрылым и им находился Фаэтон. — Ублюдки! — фыркнул Арабеска. — Мне все равно. Я теперь принадлежу Фаэтону! — Арели вцепился снова в руку землянина, но тут же отлетел от него в сторону, так как был отброшен безжалостно Арабеской. — Арабеска, прекрати! — Фаэтон обхватил разозлившегося принца поперек рвано дышащей груди. — Пусть не мелит чуши. Он не может принадлежать тебе, ты не синекрылый! — И что, что он не синекрылый. Зато он меня лишил девственности. Вот! Арабеска глянул на Арели как на ненормального: — При всем своем желании Фаэтон бы этого просто не смог сделать. Физически! Хотя не спорю, член у него весьма крупный по сравнению с другими золотокрылыми. Но даже если он тебе порвал девственную плеву, ты до сих пор девственник там, в матке, уж в этом тебе придется поверить мне на слово. Арели надулся, но, когда Фаэтон подошел к нему и обнял, глядя осуждающе на Арабеску, оттаял. — Даже если Фаэтон твой официальный супруг, он все равно мой любимый человек. И ты этого, чертов мужлан, отменить никак не сможешь. Арабеска сощурил синеву глаз и сжал до скрипа кулаки. Но кодекс чести его дома не позволял избить «девочку» до полусмерти, это было чистое насилие. Посему он прошипел сквозь зубы, кивая Фаэтону: — Я не против его присутствия в нашей постели. Все же он принцесса королевских кровей и, несмотря на свой взрывной и чокнутый характер, очень красив и сексуален, — выдав это, Арабеска повернулся спиной к изумленным обнимающимся юношам и хищно улыбнулся, когда расслышал затравленное от Арели. — Он… считает меня красивым и… сексуальным? — Ты же слышал сам, пойдем в твою комнату, ладно? — хмыкнул Фаэтон и подумал про себя: «Ну еще бы! Арабеска настоящий самец. Особенно при слове «девственник»!». Но на подходе к строению Арабеску окружили другие восторженные золотокрылые. И что тут началось! Каждый пытался прикоснуться к этому живому сексу во плоти, провести пальцами по его мощным рукам и перьям крыльев, лопоча что-то несуразное и милое. Фаэтон смотрел на красных и смущенных собственной храбростью юношей и только ухмылялся. — Ведут себя как доступные шлюхи в течке! — рыкнул под его боком Арели. — Они такие и есть, в отличие от меня или тебя. И потом, они целую вечность не видели крепкого мужика, особенно царской крови. Так что оставь их, пусть мальчики порадуются хоть чему-то в своей непростой жизни. Арабеска же, как настоящий Дон Жуан, отвешивал каждому комплимент. Кого потрепал по алой щеке, Лаэли нежно провел рукой по оставшемуся крылу, заметив, какой у того красивый изгиб. Другого обнял за талию, откровенно тиская и шепча на ушко что-то ласковое и возбуждающее. — Какого они творят? Он что, их решил всех трахнуть прямо тут и сейчас? — у Арели не было слов. — Да не… вряд ли, просто заручается поддержкой. Вот увидишь, он с ними будет спать только во время их течки и не более того. Но все они потенциальные матери его будущих малышей, поэтому он так с ними нежен и ласков. Когда Фаэтон и Арели поравнялись с восторженной группой, что образовалась вокруг Арабески, тот тут же прекратил тискать доступных юношей и со словами: — Договорились? Значит как только, так сразу приходите ко мне. «Да! Мой принц!», «Конечно, сразу прибежим!», «Боже, хочу ребеночка прямо сейчас!», «Какой он красивый, милый и добрый! Как же повезло всем нам!», вскриков, что неслись вслед Арабеске, было намного больше. Но двери за его спиной закрылись, отрезая его вместе с Фаэтоном и Арели наедине. — Очень милые и симпатичные наложники. Я так понимаю, Элавер и Кери — первая пара, а Синжи с Лаэли — вторая. «Неужели он так быстро понял и за такое короткое время?» — восхитился проницательности своего принца Фаэтон. — И это даже хорошо, они не будут лишний раз меня дергать по поводу необходимой близости с ними. И я буду принадлежать все оставшееся время только вам, — особо хищно улыбнулись Арели, от чего тот запрыгнул за спину Фаэтона. — Я пара Фаэтона, а не твоя! — Как скажешь, малышка. А теперь идем на кровать. Хоромы показались Арабеске мелковатыми. Он, конечно, ничего не сказал, но, взмахнув крыльями, их концами показательно уперся в потолок. — Наверху под куполом есть очень большая комната, можно переехать туда, — предложил смущенно Арели. — Замечательно, переедем, но сначала… Фаэтон, любимый, как же я по тебе скучал. Арабеска первым привлек к себе белокрылого и, смотря на пока еще испуганного Арели, стал медленно обнажать тонкое молочного цвета тело. Фаэтон не сопротивлялся и хотя бешенного всплеска гормонов не было, но прикосновения принца возбуждали. Член уже налился и торчал вперед над болезненно сжавшимися яичками. Поэтому он с удовольствием раскрыл бедра перед пытливым Арабеской и громко застонал, когда его жаркий язык проник внутрь его раскрытого нутра. Арели в ужасе смотрел, как длинный язык Арабески погружается до конца в плоть его стонущего любовника. Но когда увидел выпавший член принца, сжался в клубок сбоку широкой кровати, трясясь от страха. — Не бойся меня. Я никогда не сделаю больно ни Фаэтону, ни тебе. Смотри! Язык втянули в рот, а в покрасневший анус скользнул налившийся фаллос. Фаэтон охнул, выгнулся и практически сразу слил, безумно закатывая подернутые страстью очи и хватаясь руками за мощные плечи Арабески. Принц поменял угол проникновения, а потом, сразу задрожав, полез целоваться и обниматься с Фаэтоном, словно и сам обезумел от великого счастья. — Старик не соврал, ты беременный и твой срок, судя по припухлости лепестков диафрагмы, что закрыла наконец-то вход, уже не маленький. А значит это мой ребенок! — Он может быть от короля или его брата. Приходил в себя после оглушительно оргазма Фаэтон, и хотя период его течки уже кончился, но секс был на высоте, и он с удовольствием наслаждался близостью своего мужчины. Осознанно, без ненужного морока взбесившихся гормонов. Но вот его снова поддели бедрами, опрокидывая в новый виток навалившейся нирваны, и повели за собой в сладкую страну грез. — И что? Я единственный представитель дома Синих Скал, значит он мой! — уперся Арабеска, продолжая вытрахивать свою любимую детку, поя ее открытую задницу вязким семенем. Он отпустил Фаэтона только после его четвертого раза и, глянув на зашуганного второго юношу, поманил к себе. — Арели, а теперь ты. Думаю, настало твое время по-настоящему узнать, что такое потерять девственность. Я хочу, чтобы тебе было сладко и хорошо подо мной, как и Фаэтону. Золотокрылый затравленно глянул на довольного белокрылого и прикусил себе нижнюю пухлую губу. — Ты… правда считаешь… что я красивый и сексуальный? — Правда. — А по сравнению с теми другими, что вешались на тебя? — Золотокрылые простых кровей? — уточнили у пытливого Арели и, вздохнув, честно поведали: — Они все очень миленькие, но я точно знаю, что ни один из них не входил в основной состав царственного гарема. Обычно туда попадают более красивые детки. Ты же другого совершенно статуса и не сравнивай никогда себя с другими наложниками. И вообще... — Арабеска потянулся изящно к золотокрылому и, схватив его за запястье, подтащил ловко к себе. — Я впервые вижу столь красивого и нежного принца королевской крови. «Кто бы говорил. Любитель мужских прелестей», — ухмыльнулся про себя Фаэтон, не к месту вспоминая, как по первости Арабеска отзывался о его нестандартной внешности, придумывая одну бредовую идею за другой. — А как же Фаэтон? — Он для меня исключение, которое я люблю всем своим сердцем. — То есть ты не будешь теперь против, если я его тоже буду любить? — поинтересовался глупенький золотокрылый, уже и не осознавая, что принц его практически раздел. И даже согласно кивнул в ответ, мол, люби ты кого хочешь, только раздвинь упертые коленки и отдайся мне. — Фаэтон, обними его и помоги мне. В твоих объятьях он будет себя чувствовать куда спокойнее. Глупыша воткнули в сидящее на коленях, расслабленное тело Фаэтона и подождали, когда тот обнимет юношу, и только потом развели нежные бедра в стороны. — Какой же ты тут миленький. Я тебе завидую, Фаэтон. Иметь такого нежного и сладкого мальчика в своих любовниках. «Идиот! Перегибаешь палку. Он же не поведется», — про себя подумал Фаэтон и опешил от того, что Арели потянулся к нему за жарким поцелуем. Совершенно не сопротивляясь действиям ушлого принца, прижимаясь нежно к Фаэтону всем своим оглушительно стучащим сердцем, хватаясь за его плечи и прося еще больше поцелуев. — Да ты умудрился порвать его девственную плеву! Арабеска вытащил пытливый язык из открытой для него задницы. Судя по влажности кишечника и влагалища, Арели был не против слиться с ним. Но такие откровенные сосания с Фаэтоном немного напрягали. А еще пугало то, что Фаэтон смог хоть и наполовину, но исполнить мужскую роль с другим золотокрылым. Но Арабеска отмел все ненужные мысли в сторону и емким движением бедер первым делом натянул кишечник возбужденного Арели. Фаэтон смотрел, как маленький член у золотокрылого наливается, возбуждаясь, и начинает беспрерывно течь, с каждым толчком внутри, выплескивая новые порции жидкости себе на живот. — А накопил-то сколько! Арели, уже ничего не соображая, сам раскидывал тонкие бедра в стороны и пытался нанизаться на толстый член, что уже полностью был в нем, при этом хватаясь руками за склонившегося над ним Фаэтоном. — Ему точно хорошо? — испугался невменяемому взгляду Арели Фаэтон. — Вспомни себя и свой первый раз со мной. Положи его на кровать и навались сверху, сейчас будет очень больно. «Значит началось...» — Фаэтон исполнил приказания принца, чувствуя, как Арели под ним оседает от резкой боли в настоящий обморок. — Еще немного. Он очень миниатюрный там, намного меньше тебя. О дьявол! Арабеска сильно задрожал, но, сделав через силу еще один мощный выпад, навалился. — Все, можешь не держать. Я в его маточке. Отпусти его и встань над ним на четвереньки ко мне задом. Я потрахаю тебя языком. Теперь, когда ты беременный, мой язык наверняка сможет достать лепестки твоей сладкой диафрагмы, если я постараюсь его вытянуть максимально. Ну, чего тормозишь, иди сюда! Фаэтон, краснея, встал над распластанным Арели, что еще не пришел в себя, и оттопырил, как и просили, ягодицы. — Умничка, вы оба такие славные детки и оба теперь полностью мои. Прилипли ртом к раскрытой белоснежной заднице, начиная плавными движениями бедер вдалбливаться в Арели. — Только Арели этого не стоит знать. Хотя бы пока, — ухмыльнулся понимающе Фаэтон, накрывая губами рот еще не пришедшего в себя зеленоглазого золотокрылого. — Я не такой дурак, как ты думаешь, — на секунду отпали от любимой промежности, а потом занялись с таким старанием обоими нежными юношами, что на обработку нежных задков у Арабески ушла вся ночь и последующий день. *** — Он и правда красивый? Арабеска лежал на кровати посредине, слева невменяемо дрых Арели, а вот Фаэтона принц пригреб к себе на грудь, продолжая целовать. Так и не насытившись их страстными играми. — Очень, я не врал. Разве ты не видишь его форму крыльев, линий фигуры, ног, рук… Конечно, те трое: Элавер, Кери и Синжи — из другого дома — Красных Лесов, и очень отличаются внешне. У них более круглые глаза, менее выражены скулы, немного плоские носики. Да и ноги коротковаты, впрочем, как и у коронованных особ их дома. Но сравни Лаэли и Арели — земля и небеса! Я не знаю, куда смотрели те спесивые коротконогие ублюдки, хотя им оказался не по нраву и мой родной братишка. А он, к слову, еще тот красавчик и сказочная сладость. Да и цвет крыльев у Арели очень даже замечательный, может не такой интенсивный, как у моей матери, но все же нежно-золотой, как я и люблю. Я вообще удивлен, как его не подмяли под себя братишки от других матерей. Моего так все время мать пасет, чтобы второй и третий принц его не совратили. — Это что, так принято, совращать золотокрылых братьев? — уточнил Фаэтон. — Ну не принято… но если совратишь, то ты негласно настоящий герой. Главное, потом от отца не получить и от взбесившихся королев. «Может, в прошлом критерии были на красавчиков куда строже?» — подумал про себя Фаэтон, представляя весь этот разврат голубой воды, что плескался давно вокруг всех этих коронованных крылатых. — Ты еще попроси сравнить его и тебя, — обиделся Арабеска задумчивым глазам своей белоснежной любви. — А если попрошу? — усмехнулся Фаэтон. — Тогда я откажусь. Я люблю тебя, понимаешь, и ты для меня самый особенный, самый–самый! — Необычный точно. Особенно по уродству. — Фаэтон был всегда крайне осуждающе настроен на оценку собственной красоты. Тем более теперь было с чем сравнивать. На фоне нежного Арели он казался себе неотесанным бесцветным утырком. И за что только его любит этот идиот Арабеска, причем настолько, что в своей последней просьбе попросил его отправить умирать на полюс вслед Фаэтону. — Ладно, я тебе передам слова моей матери. Хотя он просил никогда не говорить тебе об этом. Мол, возомнишь о себе многое и отобьёшься окончательно от моих рук. Или будешь вертеть мной и всем нашим двором, как тебе захочется. Фаэтон с таких слов замер, мол, не тяни, а говори. Ему и вправду стало интересно, что же думала мать Арабески о нем. — Он сказал, что такую редкую и божественную красоту видит впервые за всю свою длинную жизнь. И я буду полным кретином, если упущу тебя или отдам другому. Вообще, ты мне казался поначалу странным и ненормальным, больным каким-то. И, можно сказать, чокнутым на всю голову. Чудовище, что поет песни самой смерти. — Я это помню, не напоминай. — Фаэтон не мог поверить словам Арабески. Неужели его так высоко оценила его мать? И как это понимать, о смертельно поющем чудовище? — Но потом и сам не понял, как влюбился в тебя. Да так, что не мыслил без тебя своей жизни и готов был пойти на все, что угодно. Даже делить тебя с отцом и дядей, лишь бы сделать тебя счастливым и оградить от всех опасностей. Арели всхлипнул во сне и завозился, упираясь в горячий бок Арабески тонким носом. Тот только хмыкнул, притянул его ближе к себе, согревая теплом. — Теперь я его распечатал, значит течка не за горами. И у меня будет еще один ребеночек. Фаэтон рукой погладил золотистые вспотевшие волосы Арели: — Я думаю, он тебя тоже полюбит. — Да ладно, я не против его любви к тебе, пусть даже так. Хотя, когда он в первый раз выпалил, что принадлежит тебе… Я сильно приревновал и разозлился. Но, видно, он здорово натерпелся нападок от остальных синекрылых. А как детки пойдут от меня, может и я попаду в его доверительный круг. Я же понимаю, через что прошли все эти юноши, раз оказались здесь. И в силу своих возможностей помогу каждому стать хоть чуточку, но счастливым.