Мы крылатые! Мы бескрылые!

— Мне надо тебе многое показать. — Старец возник рядом с кроватью, на которой к Фаэтону жался полыхающий гормонами несчастный Арели. — Самуил, вот сейчас точно не время, у Арели началась течка. — И что? Сдай его Арабеске и пошли со мной. Уж что-что, а он точно знает, что делать с такими милыми раскрасневшимися мальчиками. — Ты не понимаешь! Фаэтон придержал низ своего отяжелевшего живота. Прошло несколько месяцев, и беременность стала заметна невооруженным глазом, видно необычное темпоральное поле было над этим не властно. Так что вокруг округлившегося Фаэтона заплясали все: и наложники, которые пока не разделили постель с синекрылым принцем, и сам Арабеска, беспокоясь о каждом шаге белокрылого и движении его остальных конечностей. Арели же просто висел на Фаэтоне, не отходя ни на шаг. И вдруг сегодня с утра зеленоглазый заполыхал так, что теперь его приторный запах течки чувствовал и сам Фаэтон. Принц же с утра разминал себе крылья, в очередной раз матеря неприятный эффект магнитных полей временной петли. — Он отдается Арабеске, только когда я его обнимаю и целую. Арели до сих пор боится синекрылых! — возмутился Фаэтон. — Но у меня время на исходе, — обиделся старец, как в дверях возник, сексуально настроенный, распаленный Арабеска. Его ноздри с удовольствием расширялись, ощущая знакомый запах течки, а язык сам облизывался по себе, уже предвкушая. — Дай нам минут десять, потом я отпущу Фаэтона к тебе. Но пока Арели не пускает меня во внутрь, если Фаэтона нет рядом. — Хорошо, но только десять минут. — Самуил вышел из просторного актового зала, который когда-то планировали использовать под научные конференции, но теперь Арабеска устроил тут свою королевскую спальню, с удовольствием разминая заново окрепшие крылья. Звуки, что полились из-за двери, умноженные эхом просторного помещения, и правда подтверждали, что принц очень даже хорош в роли любовника и осеменителя всех и вся. Как Фаэтон прошмыгнул в коридор, натыкаясь на старика. — Арели совсем невменяемый от гормонов, так что на сегодня я свободен. Он называет Арабеску моим именем, но, думаю, мой принц это как-нибудь переживет. — Ну с этим все понятно, а другие как? Еще не потекли? — Нет, Арабеска говорит, что у наложников из-за большего опыта в сексуальном плане течки не так выражены. Да и беременеют они намного труднее, чем официальные супруги. — Не ревнуешь своего ненаглядного? — С чего мне его ревновать? — не понял вопроса бывший землянин. То, как они с Арабеской поделили между собой обязанности в сложившейся новой семье, полностью удовлетворяло и устраивало Фаэтона. Самуил повел белокрылого за собой в главный блок управления, снимая с себя специальную пластину, внешне напоминающую золотое украшение с тонкой гравировкой. Он взял запястье Фаэтона и надавил ребром пластины на него так, что выступила кровь, а потом запястье положил на окно панели. — Автомат запомнит теперь твой генетический код, и ты единственный, кто сможет попасть сюда. Вход же в медицинский блок я давно разблокировал. Так что там это не понадобится. — Что ты задумал, Самуил? Фаэтон вдруг понял, что ему собираются передать преемственность по управлению установками. — Время на исходе, я проживу еще с месяц, не более. И не надо уверять меня в обратном. Ведь это институт времени. И я точно знаю дату своей наиболее вероятной смерти. Вообще играть со временем, это как кидать кости. Сначала весело, ибо путей огромное количество, и такое сладостное ощущение, ни с чем несравнимое, когда, избегая плохих дорог, выбираясь на другие, получаешь огромный положительный результат… но, в конце концов, остается только один путь без ответвлений, с которого уже не свернуть. Каждый из нас семерых пытался избежать будущей смерти ради работы над расой крылатых, наших любимых детей, и загнал себя сам в подобную ловушку. Теперь время мстит мне. — Но я совсем не знаю, как всем этим управлять! — ужаснулся Фаэтон словам Самуила. — А тебе это и не надо, просто страховка. Тебе лишь нужно запомнить комбинацию световой гаммы, которая останавливает всю эту махину навсегда, и передавать ее своим детям. Отпрысков твоей крови станция также пропустит во внутрь. Просто сделаешь так же, как и я в свое время, воспользовавшись вот этим прибором. Плоскую золотую карточку на изысканной цепочке из того же металла протянули и повесили на шею Фаэтону, а потом продолжили экскурсию дальше, рассказывая бегло и кратко, где что и почем. Годы тренировок памяти помогли Фаэтону запомнить абсолютно все, что ему называл Самуил. Когда же они оказались в круглом зале, старик пробежал руками по плоской цветной панели, вызывая голограммы нескольких мест. — Капсулы связаны с Северным Полюсом автономно, всего их пятнадцать, пять на каждый дом. — Так ты мог наблюдать через них? — Конечно, только это и скрашивало мне досуг. Хотя ничего интересного, иногда в этих закрытых комнатках перепихиваются слуги с наложниками второстепенного состава, да проходят казни. И да, я видел, как твой Арабеска очень нежно целовал тебя, обливаясь слезами, когда провожал в последний путь. Вообще, я думал, ты уже неживой, уж больно выглядел белым, как полотно. Твой принц хотел шагнуть за тобой следом, да отец ему не дал. Но потом все же он исполнил свою мечту, оказавшись здесь. Самуил понажимал снова кнопки, наблюдая за глазами Фаэтона, тот улавливал все движения старца, записывая себе на подкорку все нужные комбинации. — Знаешь, для внедренца ты первоклассный солдат. Не думаю, что тебя отправили сюда только потому, что ты достал своих учителей. — Да как сказать, я много чего разгромил на Луне, да еще баб таскал в школу, устраивал пьянки и так, по мелочи, — фыркнул Фаэтон, а потом замер, одна из камер показала его упавшую сережку. — Узнаешь? — Черт, теперь там на орбите знают, что на планете твои установки! — ругнулся Фаэтон. — Вообще-то нет, мы их внешне изменили, они напоминают культовые сооружения и выглядят как вырезанные из белоснежного пористого камня местные цветы. Но главное не это! Пальцы снова пробежали, и теперь на экране высветился отсек с панелью управления. В глубоком кресле «дежурил», вернее, спал Клаус собственной персоной. Все такой же молодой, дурашливый и местами очень дурной. — Кто он? — Клаус, ассистент профессора… Фаэтон вставил себе челюсть обратно, он и не знал, что такое вообще возможно, хотя любая побрякушка на нем давала канал связи, так почему его не сделать двусторонним? — Жалко, звука нет… — фыркнул Фаэтон, смотря на эту пускающую во сне слюни смешную рожу. — Почему же, есть. — Старик нажал что-то еще, и у них раздался на всю комнату молодецкий храп. — Да вы кудесник, — улыбнулся Фаэтон. — Нет, это моя восьмая специализация, раньше в космос посылали профессионалов с десятью специализациями, не меньше, хотя не спорю, вы по технологиям ушли очень далеко. Но основа осталась прежней, так что от меня потребовалось написать только несколько обходных программ. Сколько у тебя было украшений? — Серьги, подвеска на шею, пояс, браслеты, брошь на обеих накидках… — стал задумчиво вспоминать Фаэтон, а все ли он перечислил? — Думаю, их сигнал схожий с этим, и вуаля! На других экранах появились другие голограммы, некоторые двигались, а одна показывала заплаканного юношу, что нежно гладил руками один из передатчиков. — Кто это? — Мать Арабески. — Вот эти три вещицы попали в дом Красных Лесов, их попросту украли во время казни Арабески. Стащил один из сыновей короля и теперь носит сам. — Да ладно, пусть мои развлекаются, я и сам их пытался сплавить то наложницам, то другим королевам. Но Арабеска все время возвращал их через некоторое время и вешал уперто на меня не хуже поисковой собаки. — Хм-м-м, ну в чем-то ты прав, по нюху крылатые намного превзошли этих четвероногих, впрочем как по зрению и слуху. И как у твоего Клауса со сном? — Не жаловался. — Вот и отлично. Самуил снова начал что-то набивать пальцами настолько быстро, что Фаэтон просто не смел оторвать от них внимательного взгляда. — Запомнил? С твоим измененным зрением и другими органными чувств это должно быть легко. — Да, а клавиши всегда изменяют цвет после вашего касания? — У тебя просто шире видимый диапазон. Как в длинноволновую сторону, так и в коротковолновую. Ты видишь тепловое излучение. Которое осталось после моих пальцев, — пояснили Фаэтону странный эффект. — Ясно. — Бывший землянин уже ничему не удивлялся. — Я оставлю тебе все схемы собственных разработок и других своих товарищей. — Вы же сказали, что не надо управлять станцией? — испугался от такой ответственности Фаэтон. — Нет, не надо. А это так, на будущее. У тебя будет практически бесконечная жизнь, сынок. Надо же чем-то занять твой прекрасный ум. И, кстати, в них есть все выкладки по вечной жизни. Уж сам решишь, отдавать их всем остальным людям или нет. Бессмертие даром не дается, им придется стать крылатыми, как и тебе. И это будет доступно, увы, не всем, а только людям с определенным генетическим кодом, к примеру, как у тебя… И что-то мне подсказывает, что таких, как ты… сущие единицы. Панель изменилась, и вместо спящего Клауса показалась странная гористая местность с низкорослым кустарником. — А вот и конечная точка нашего перемещения, вот то, что мне и нужно было узнать. При переносе обе реальности наложатся друг на друга, и я должен был убедиться, что ландшафт в будущем окажется неизменным. — Но как вы смогли со спутника просмотреть скрытую область полюсов, над ними же петля? — ужаснулся Фаэтон возможностям этого загадочного человека. — Ты забыл: я тот, кто сейчас управляет ей и создает сам нужное мне время. Приятно иногда чувствовать себя богом, ну что, поехали? — Куда? — только и вымолвил Фаэтон, как Самуил поцеловал его в щеку и телепортировался, оставив беременного юношу одного. А когда зажегся еще один экран, землянин с ужасом увидел, как старик стоит, окруженный радужным сиянием, и нежно улыбается ему. — Прости, но я обманул тебя, мне осталось только несколько часов жизни. Я отправлю вам капсулы. Как изменить в них программу, ты разберешься сам. Я в тебе уверен, вся информация в базе данных, просто положи свою руку на пульт, там есть окошко для сканирования, и задай свой вопрос. А мне пора, малыш, вряд ли мы еще раз встретимся. И я надеюсь, что в будущем этого излучения уже не будет… Потом произошел скачок, Фаэтон из-за него потерял на время сознание, а когда пришел в себя, увидел на голограмме лежащего, умирающего старика. — Излучения… нет… за эти тысячи лет оно исчезло… кха-кха… Береги себя, малыш, и будь счастлив… капсулы я к тебе отправил… прощай. Больше Самуил не двигался, а стеклянными глазами смотрел в экран. Фаэтон провел дрожащей рукой над разноцветными кнопками и задал первый всплывший в его голове нужный вопрос: — Как отключить питание станции навсегда. Ему тут же показали комбинацию цветов, да еще и на панели высветили нужные кнопки, ставя на них номера последовательности. Не захочешь, а сделаешь правильно, черт бы их всех побрал! И тех, кто придумал и завершил этот чертов эксперимент, и тех, кто висел сейчас в космосе, наблюдая за ними с орбиты. Но пока он не собирался убивать этот живой организм установки, потому что имел огромное количество вопросов и нуждался в исключительно правильных ответах. *** — Крылышками машут вот так! Арабеска усиленно показывал двум чернокрылым карапузам, как правильно ими собственно и машут, так как их белокрылая мамочка в полете никакой грацией не обладала. Да и учить своих детишек такому попросту не могла. Арели был совсем на сносях и еле перекатывался, словно колобок. — Черт, ты таким не был пузатым, как я, и как они вдвоем только в тебе уместились? — Сам удивляюсь. Фаэтон и сам до сих пор не верил, что произвел на свет свое потомство. Каждого ребеночка в упругой кожистой оболочке, словно яйцо. Он так безумно пялился на них, думая, что и правда снес два большущих яйца, когда как Арабеска ловко распотрошил каждое, вынимая маленьких детишек и ругаясь на своего выпавшего из реалий неумелого роженика. — Чего завис? Они же задохнутся! И только когда детишки закричали, Фаэтон понял, что и вправду родил и уже сформированных деток, а не снес яйца, которые ему придется еще и высиживать. — Оболочка нужна, чтобы родовые пути не поломали маленькие крылья, но если ее не порвать вовремя, детишки утонут в околоплодной жидкости. Сами порвать ее они изнутри не смогут. У них нет острых когтей и зубов, как у человекоподобных птиц, — поучал синекрылый муж свою нерадивую жену, а потом объяснил, почему матка Фаэтона долго не закрывалась: — Двойня, это очень редкое явление и характерно только для Дома Черных Пустынь, последняя была пять сотен лет назад. Родились два золотокрылых, и им повезло, что они не были с синими крыльями, так как по правилам этого дома младшего брата-близнеца с синими крыльями убивают, дабы не было раздела королевства и власти. — Ну ты же не убьешь? Ты мне обещал! Вообще-то, — обеспокоился Фаэтон. Но Арабеска его тут же заверил: — Нет, не волнуйся. У нас такого правила нет, но теперь я точно знаю, что ты имеешь корни этого дома. Кстати, об Арели, у него тоже может быть сразу две детки. На что тогда еще совсем плоский юноша ответно позеленел. Теперь же Арели не видел собственных ступней из-за огромного живота и еле ползал среди цветущих кустов, что появились после перемещения комплекса в недалекое будущее по отношению к главной временной ветке. Самуила они похоронили через месяц. Пока Фаэтон разобрался в схемах управления перемещенных коконов, пока понял что к чему, за ним на Южный полюс отправился Арабеска. Он и слушать не стал все фи Фаэтона, а просто подвел его к капсуле и тупо заявил: «Научи». На это понадобилось еще несколько недель, ибо крылатый к математике не был способен совершенно. А когда мумию старца вернули на Северный Полюс, принц сам произвел обряд, не подпуская своих «девочек» к умершему. И Фаэтон понимал почему. Арабеска не хотел ими рисковать, а умершее тело могло нести в себе невидимые болезни. — Странные цветы, я таких и не видел у нас вовсе… да и климат изменился, стал куда теплее, как и у нас в пустынях, только еще мягче. Разве могут расти такие кусты и деревья на полюсе, а? Да и вода в речках и озере всегда теплая, может где рядом вулкан, и это место опасно? Арели собирал новый букет, которым задумал украсить их «плексигласовый дворец». Фаэтон же тяжело вздохнул. Именно поэтому данное будущее останется всегда лишь будущим и никогда не реализуется в настоящем. И эту нереально фантастическую параллель и выбрал скрупулезный Самуил, навсегда от всех спрятав исчезнувший во времени институт в настоящий райский сад. Но дел было много помимо воспитания деток, у которых вдруг оказалось огромное количество любящих нянек. Так что Фаэтона полностью освободили хотя бы от этих сопливых забот. Да и Арабеска только оскалился, утверждая, мол, а зачем вообще тогда нужны наложники? Вот пусть сразу и знакомятся со своими будущими мужчинами на практике. Прямо тут и сейчас! А как только те подрастут, так и игры их изменятся. И то, как его детки, еще будучи карапузами, с интересом щупают абсолютно все, что захотят, у хихикающих юношей, лазая без зазрения совести своими ушлыми ручками под их яркие туники, только подтверждало правоту слов Арабески. Так что его детишки: Фаэбеска и Аратон — были полностью заняты круглые сутки живыми хихикающими куколками. Фаэтону только поначалу пришлось кормить своей набрякшей грудью малышей, но теперь молоко уже исчезло, зато у Арели во всю выступало еще до родов. — Черт, я у матери никогда не спрашивал сколько приходится ходить с таким пузом! — шипел Арели, потирая поясницу. — Ну я тоже был в шоке, когда узнал, что буду вынашивать целых два местных года, — фыркнул Фаэтон, думая, что он покруче будет земных вымерших слонов, потому как вынашивал детишек три года по земному времени. Если бы он сам знал об этом, сбежал бы еще с Луны, забив на учебу раз и навсегда. — Местных это как, а что, есть другие? — не понял его Арели, хотя на Фаэтоновское «Забей!» так и сделал. — Как детку-то свою назовешь? — Думаю, Фаэли или Аретон! — заявили крайне нагло, по обычаю использовав части имени обоих родителей. — Я же не его отец. — И что? — Арабеска обидится, это же его сынишка. — А мне плевать. Ты мой любимый мужчина, а не он! — Не упирайся. Ареска, к примеру, или Арабели звучит неплохо. — А мне нравится Фаэли! — Мне тоже нравится! — Арабеска, прихватив порхающих вокруг него малышей за дрыгающиеся пухленькие ножки, подошел к своим препирающимся мужчинам. — Но, Арабеска, это не правильно. — Арели — вторая моя королева, так что не спорь с ним. Если хочет дать нашему мальчику имя Фаэли — я не против. — Да, мой король! — поклонился по регламенту Фаэтон, смотря, как Арели, фыркая, показывает ему язык. Съел, да? И прекрасно понимая, что Арабеска давно уже завоевал сердечко этого зеленоглазого несносного мальчишки. Но тут порхающие голопопые наглецы повисли на беременном с двух сторон, отчего Арели пришлось присесть на изящную лавочку открытой беседки, в которой они и спорили с Фаэтоном. — Арели! Дай пососать! — Молочка хотим! Не унимались малыши, треща в два голоса. И Арели, зыркнув на прыскающего в кулак Фаэтона, сдался на радость детишкам своего возлюбленного, приспуская себе тунику и открывая набрякшие нипеля сосков. — Кровопийцы! И учтите, это только до тех пор, пока я не родил своего. — Угу, — пыхтел правый, наминая ручками кормящую его грудь вокруг соска. — Ага, — захлебывался обильным молоком левый. — У тебя столько молока не было. Хорошо, что Арели как молочная свинка еще до своих родов. — Не так громко. Обидится. Вспоминал мысленно местных четырёхкрылых летающих свиней Фаэтон. Милые создания, с похожими на земных пятачками носов. Правда отверстий в них было тоже четыре, да и лапы походили больше на насекомых. Зато титька была одна на окончании брюшка, которую и доили, получая сладкую, похожую на молоко, питательную жидкость. — Зато сразу видно, как он тебя любит, а особенно твоих деток, став для них второй мамочкой. — Наших деток, — поправил его Фаэтон, прижавшись к Арабеске и обняв его за тонкую талию. — У других случайно течек не наблюдается? — Да вроде нет, так бы сами ко мне прибежали. Я им не раз говорил, как только почувствуете жар — я к вашим услугам. Я же вижу, им тоже всем деток хочется. Тем более в наших карапузов просто невозможно не влюбиться. — Знаешь, я разобрался в настройке капсул, прости, что потребовалось больше времени. Просто полюса лежат в одной области временного континуума, а вот остальной мир нет. Арабеска замахал просяще руками перед носом Фаэтона, мол, пощади, ни черта не понимаю в твоей науке, первородный! Не мог и не мог. Получилось и ладно. — Для меня это хуже твоей песни смерти. Если хочешь, чтобы я потерял рассудок — лучше спой! Просто скажи когда, и я с тобой посещу свою маму, хочу показать наших с тобой двойняшек, а заодно узнать, кто же их биологический отец. — А не расстроишься? Если они не твои? — Не-а, наоборот обрадуюсь. Создавать новый дом не просто. Тем более после беременности Арели я точно теперь знаю, что наложница не солгала, и тот ребеночек тоже мой сын. — Синекрылый? — Нет, золотокрылый, но такой милый, — улыбнулся, вспоминая, с нежностью Арабеска. — И потом, следующий у тебя точно будет моим, ты же не останешься с моим отцом, хотя твой статус четвертой королевы никто не отменял. — Как это? Ты его уже давно отменил, — потянулся за поцелуем к Арабеске Фаэтон. — Когда это? — недоуменно округлил на него синие глазищи принц. — Как только Арели стал второй королевой Дома Северного Полюса, дорогой. Или ты забыл? Детки чавкали, выматывая беременного Арели под орех, пока Фаэтон и Арабеска чувственно целовались под неизвестными цветущими цветами жарко взасос. У золотокрылого роды прошли стремительно и легко, как и у Фаэтона. Арели и понять ничего не успел, как выдавил из себя крупный кожистый кокон. «Какие эластичные ткани!» — у Фаэтона челюсть отпала, когда он увидел насколько растянулась милая задница Арели, прежде чем снова стремительно сжаться. Он даже пощупал сомкнутый покрасневший анус юноши, не веря в происходящее. — У меня что… так же было? — Ну да… точно, ты же у себя не видел. — Арабеска ловко вскрыл кокон и достал золотокрылого хныкающего малыша, передавая его на грудь матери. — Ну просто малыш один, потому такой крупный. Твои же поделили общий вес и объем пополам. Вообще он еще мелкий, ибо золотокрылый. Синекрылые обычно куда крупнее, особенно королевской крови, — обрадовали Фаэтона перспективами на будущее, пока тот взглядом упирался в радостного до безобразия Арели, что помогал своему сынишке присосаться к оттопыренному соску в поисках молока. «Мне что, теперь только двойни рожать?! Да я в жизнь такого огромного не высру!» — ужаснулся про себя Фаэтон, так как свои роды изрядно подзабыл, помня только, как на него ругался Арабеска, что он вечно тормозит и не делает то, что надо. — Моя деточка, моя Фаэли, — шептал Арели, наслаждаясь ярким цветом золотисто-оранжевых крылышек. — Какие цвета, Фаэтон! У него медовые глазки и он само совершенство. — Как и ее прекрасная мамочка. Арабеска наклонился к довольному Арели и поцеловал его в первый раз в пухловатые губы. И в этот раз Арели, к счастью для Фаэтона, уже не возражал. И, даже приоткрыв нежный рот, позволил углубить поцелуй, пропуская длинный ненасытный язык Арабески к себе в глотку. Правда через какое-то время все же тяпнул, осаживая разошедшегося синекрылого. — Дай ребенка покормить, ненасытный. Пойди, если надо, уединись с Фаэтоном. Или в кои-то веки вытрахай всех своих наложниц! Они и так голодными глазами смотрят на наших малышей. — Черт! — Арабеска отпрянул от упертого парня, притягивая к себе Фаэтона. — Боюсь, став матерью, Арели будет еще более вредным и взбалмошным. — Смирись, я не лучше, — хмыкнул Фаэтон, за руку утягивая за собой своего возбужденного мужчину подальше, тем более в окно детской впархивали надоедливые и вездесущие близнецы. — Эй, осадите! Здоровые лбы оба, а все к сиське тянетесь. Где это видано? — рычал на них Арели. Но два звонких голоса, что трещали на перебой: "Арели! Сиську дай! Молочка хотим! Мы голодные!", могли уломать кого угодно. — По-моему, Арели увяз в карапузах по самые крылья, как думаешь, любимый? — Фаэтон со смешком оседлал бедра облизывающегося Арабески. — Думаю, с твоих губ «любимый» звучит очень сладко. Не покидай меня никогда, так как без тебя я не хочу жить, — заверил его преданно синекрылый принц. Самуил выбрал свой путь, дав им будущее и возможности выбрать свой. Об этом Фаэтон очень долго размышлял, изучая безграничные знания общей базы данных временной станции. А иногда наблюдая за тем, как копаются в хаосе полученных от него второстепенных данных далеко на орбите его издерганные коллеги. Его персональные консервированные черви! Как он их называл с любовью, впрочем, давно к ним не испытывая никаких особых чувств или привязанностей. Даже к своему бывшему другу Ярлику. Так как теперь его семья, близкие и любимые находились здесь, под защитой всемогущего времени. Или нагло скачивая с жидкостно-кристаллических серверов космической станции все нужные для него данные, при этом путая и подчищая параллельно информационную базу великим ученым. Фаэтон пока не делал первый шаг, оставаясь сторонним наблюдателем. И именно Самуил подарил ему это, дав возможность выбрать и решить за себя и за всю свою теперь родную для него планету. Фаэтон не был больше внедренцем. Он стал одной плотью с крылатыми, он был теперь одним из них. Бывший землянин долго думал, анализировал и размышлял, наслаждаясь простой семейной жизнью и сексом со своими любимыми мужчинами. Он купался в счастье, ибо ему его завещали и подарили. Но он прекрасно знал, что наступит тот день, когда и ему придется выбрать нужный путь, как сделал в свое время Самуил. Но пока его обнимали твердые и надежные руки, ведя его раскрытую задницу в замысловатом танце любви, а рядом на весь их так называемый плексигласовый «замок» ругался Арели, потому что спорить с подросшими синекрылыми близнецами было попросту невозможно.