The family of blood

Отсмеявшись, ребята решили приготовить что-нибудь поесть и ложиться спать. Хаято, спину которого сверлил взглядом Кёя, нашел мешок с картошкой и морковь. Набрав овощей в разложенный на полу пиджак, он вышел из погреба. — Вот только проблема… — пробормотал подрывник. — Гокудера-кун, что такое? — не понял Цуна. — Что-то случилось? — Ага, мы готовить не умеем… — Хаято многозначительно посмотрел на друзей и все еще стоящего в дверном проеме Мукуро, прислонившегося спиной к дверному косяку. — Вы же помните наши потуги на базе в будущем? Без девочек мы питались лапшой быстрого приготовления… Ямамото, Гокудера и Савада вздохнули, вспоминая. Никто из них не умел готовить. Рокудо, отстранившись от дверного косяка, расстегнул пуговицы на манжетах белой рубашки и закатал рукава. Подойдя к стоящим ребятам, он взял из рук Хаято пиджак с морковью и картошкой и зашагал с ними на кухню. — Эй, ты куда?! — крикнул подрывник, бросаясь за иллюзионистом следом. Переглянувшись, Цуна и Такеши побежали следом. Мукуро вошел в кухню и положил пиджак на скамью. Осмотревшись, он тяжко вздохнул, занавешивая шторкой окно. — Ты что собрался делать? — влетев в кухню, спросил Савада. — Для начала не повторить судьбу двух знахарок, живших в этом доме, — ответил иллюзионист. Развернув пиджак, он взял в руку картофелину. — Что вы можете сказать, глядя на картофель? — Он прорастать начал? — предположил, улыбаясь, Ямамото, смотря на небольшие побеги на клубне. Рокудо еще раз вздохнул, качая головой. Взъерошив свои иссиня-черные волосы рукой, уставился на Гокудеру. — Ураган, ты же умный, — начал он, — посмотри на картофель и вспомни время, в котором мы застряли. Хаято, вопросительно приподняв бровь, уставился на иллюзиониста. Затем на картофелину и снова на Мукуро. В его глазах появилось понимание. — Она грязная, — констатировал подрывник. — И тут нет водопровода, так как это немытая Европа, и католическая церковь со своим запретом на воду властвует над народом. — Оя-оя, не прошло и года, — усмехнулся иллюзионист, облегченно выдыхая. — Не знаю уж как вы, а я немытую картошку и морковь есть не хочу. Надеюсь, что вы тоже, так что ее надо помыть. Но, как правильно заметил Ураган, тут нет водопровода. Потому я хочу воспользоваться своими силами. Но нужно быть осторожными. Красный глаз заполыхал пламенем Тумана, сменяясь кандзи. Между ящиков, в углу, появилась привычная для глаза современного человека раковина с краном и регуляторами подаваемой воды. Мукуро взял в руки пиджак с овощами. Подошел с ним к раковине и ссыпал картошку и морковь в нее. Включив воду, он стал мыть овощи под струей. Ребята стояли, наблюдая за действиями иллюзиониста. — А ты что, готовить умеешь? — недоверчиво спросил Савада, садясь на скамью. — Ты забываешь, в каких условиях я жил в детстве, да и в подростковом возрасте, пока не стал тем, кем являюсь сейчас, — не оборачиваясь, ответил Рокудо. — Мы с Кеном и Чикусой были детьми, нам приходилось как-то выживать и многому учиться. На кухне повисла тишина. Если Хаято считал Мукуро полной сволочью, то Цуна его побаивался. Беспокоился за него и Хром, но опасался. Такеши, улыбнувшись, сел на табурет, смотря на спящего Ламбо. Подоткнув пиджак на его маленьких плечиках, он широко расставил ноги и упер ладони в деревянную сидушку табурета. Иллюзионист, закончив мыть овощи, достал из одного ящика нож. Под его ногами образовалось ведро, в которое он тут же стал чистить кожицу с картофеля тонкими полосками. Закончив с клубнем, Рокудо стал счищать с моркови ее природное покрытие-защиту. Когда и она была почищена, Мукуро еще раз ополоснул овощи. — И что делать с морковью и картошкой? — обернувшись к парням, спросил временный повар. — Овощное рагу, в принципе, можно из них сделать, но могу еще пожарить или просто сварить. — О, давай потушим! — сказал Ямамото с табурета. — Еще бы с моим любимым молоком… — Даже если молоко и было у знахарок, — Мукуро выудил из нижнего ящичка небольшую деревянную доску, поставил ее на край раковины, разрезал картофель на половинки и стал нарезать кубиками, — то оно уже испортилось. Их казнили два дня назад. Цуна смотрел на иллюзиониста и не верил. Чтобы он, Рокудо Мукуро, о ком-то, кроме Хром, заботился? Но парень, нарезающий морковь и ссыпающий ее с картофелем в найденную кастрюлю, стоял прямо перед ним. Впервые шатен понял, что ничего о нем не знает. Ничегошеньки. Тем временем Мукуро материализовал небольшую плиту, налил в кастрюлю воды и поставил ее на конфорку. Порывшись в одном из ящиков, он достал какие-то травы и покрошил их туда же. Задумавшись, полез в верхний ящик и выудил оттуда мешочек с солью. Немного отсыпав в кастрюлю, иллюзионист убрал его обратно. Закончив возиться с готовкой, Рокудо отодвинул Хаято и Цуну ближе к окну бедром и рухнул на скамью. — Что, уморился, Мукуро? — улыбаясь, спросил Ямамото. Иллюзионист сложил на столе руки и убаюкал на них голову. — Немного, — ответил он. — Не люблю готовить, но вы бесполезны, так что придется мне этим заниматься. — А ты не такой уж и плохой, — осторожно сказал Цуна. Рокудо чуть приподнял голову и встретился своими разноцветными глазами с карими. Фыркнув, он уложил ее обратно и прикрыл веки. — Как знаешь, — усмехнулся Мукуро. — Смотри, осторожнее будь, а то могу и захватить твою никчемную тушку, Цунаёши-кун… — Только попробуй тронуть Десятого! — взвился Хаято. — Я тебе глаза на жопу натяну и моргать заставлю! — Ку-фу-фу, тоже мне, напугал, — фыркнул иллюзионист. Не зная, что еще сказать, все замолчали. Просидев так какое-то время, компания в полумраке стала дремать. Зашипела кастрюля. Поднявшись со скамьи, Мукуро подошел к плите и посмотрел на готовящуюся еду. Удовлетворенно хмыкнув, он выключил плиту и полез в ящик около окна. Достав оттуда семь мисок и ложки, поставил посуду на стол. Проснулся Ламбо. Сонно озираясь, тот почесывал свой нос, забавно щурясь. Найдя две тряпки, Рокудо обхватил ими ручки кастрюли и поднес ее к столу, поставив на край. Расставив миски, он разложил по ним еду. Из них тут же повалил пар, и для обоняния стал ощутим запах каких-то пряностей. Взяв две миски и две ложки, Рокудо направился с ними в погреб, почему-то смеясь, глядя на морковь. — М-м, а он неплохо готовит, — кладя ложку с разваренными овощами в рот, сказал Ямамото. Савада и Гокудера, повторив его действия, удивленно моргнули. Ламбо, быстро работая деревянным столовым прибором, уплетал содержимое миски. Когда еда была почти съедена, вернулся Мукуро. Сев рядом с Хаято, он взял ложку и стал неспешно есть немного остывшие овощи из своей миски. — Спасибо, было очень вкусно, — улыбаясь, с благодарностью произнес Такеши. — Не за что, — просто ответил иллюзионист. — Думаю, разбор ситуации можно оставить на завтра, а сейчас спать? — предложил Гокудера. — Тем более его высочество грозный глава Дисциплинарного комитета и торфяная башка давно отдыхают. Согласившись с не лишенными смысла словами, ребята поднялись на второй этаж. Ямамото пошел с Рокудо в одну комнату, а Гокудера с Савадой — в другую. Расположившись на двух широких кроватях, парни легли спать. Цуне не спалось. Он думал о маме, Кёко-чан, Реборне, И-Пин, Футе и других своих близких и друзьях. На душе было тоскливо. Хотелось свернуться клубком и забыться, но мысли лезли в голову, роясь. Не выдержав, Савада слез с кровати, стараясь не разбудить Хаято. Спустившись по лестнице вниз, он зашел в кухню. Налив себе воды в найденную Мукуро чашку, стал жадно пить. Вдруг он спиной почувствовал чье-то присутствие. Резко обернувшись, тут же заметил кого-то, стоящего около окна. Шторка была занавешена, а безлунная ночь была темна, потому разглядеть лица стоявшего шатен не мог. Этот кто-то неспешно приблизился к нему и встал рядом. Саваде хотелось убежать, но ноги почему-то не слушались. Подошедший обхватил его крепко-крепко, сжимая в несколько грубых объятиях. Чьи-то губы впились в губы Цуны и стали требовательно целовать, проталкивая внутрь язык. Сердце перешло на форсированный режим, словно готовилось совершить рекорд и покинуть грудную клетку. Ноги стали подгибаться, но, резко придя в себя, Савада, зашипев, одним скользящим движением вырвался из неслабого захвата и отлетел на несколько шагов. — Не трогай меня, извращенец! Но ему не ответили. Цуна и сам не понял, как оказался сидящим на скамье, прижатый чьим-то телом. Из его легких будто выбили воздух. Ошарашенный, он видел силуэт, опустившийся перед ним на колени. Мягко вжикнула молния. Одним движением спущены брюки вместе с семейниками. Склонив голову к плечу, незнакомец обозрел совершенно спокойный, в отличие от его собственного, не очень большого размера член, головка которого стыдливо спряталась за крайней плотью. Цуна всхлипнул. Уверенным движением неизвестный обхватил маячивший перед лицом член. Сначала реакции не последовало никакой. Более того, Цуна, видимо, придя в себя, начал настойчиво вырываться из плена. Тогда некто все же обхватил мягкий член губами, давая почувствовать на нем свои зубы. Савада замер в страхе, привычном каждому мужчине — каким-то образом навредить самому причинному месту организма. В ход пошли обе руки, начавшие поглаживать сначала живот под белой рубашкой, жадно трогая нежную теплую кожу, редкую для парня, потом узкие бедра до колен, а когда пальцы провели по ямочкам на пояснице, шатена выгнуло, а его член во рту заметно оживился. Незнакомец заглатывал член целиком, скользил мокрыми губами по стволу, оставлял во рту только набрякшую головку, лаская кончиком языка маленькую дырочку. Цуна плавился в его руках, один раз едва заметно дернувшись бедрами навстречу, понимая, что дошел до предела, когда возбуждение зашкаливает настолько, что уже все равно, где и как, главное — избавиться от звенящего напряжения, выгибающего суставы и прерывающего дыхание. Он уже не стеснялся даже стонать, причем довольно громко, доводя насильника до такого же состояния. Савада содрогнулся и кончил прямо в рот, издавая самый замечательный стон из всех, что незнакомец вообще когда-либо слышал. Облизнувшись в последний раз, некто осторожно упрятал в трусы до блеска вылизанный опустошенный член, так же мягко потянул язычок молнии вверх, застегивая брюки, и опустил рубашку. Савада сидел на скамье, все еще запрокинув голову и упираясь затылком в стену у окна. Рот приоткрыт, дыхание, сбившееся недавно пережитым наслаждением, вырывается тяжело. Усмехнувшись, незнакомец вышел из кухни, оставив шатена одного. Тот, придя в себя, тихо всхлипнул. То, что с ним кто-то из обитателей дома сделал, доведя до оргазма и заставив кончить, выбило его из колеи. Ему всегда нравились девушки, вернее, одна, а тут парень сделал ему минет. Подтянув под себя ноги, Цуна заплакал. Так горько и стыдно за себя ему еще никогда не было.