The family of blood

Когда он увидел эту девку, воспоминания стремительным потоком нахлынули, волной накрывая с головой. Сознание чуть не помутнело, но Деймон сдержался. Как же её звали там, в их прошло-будущем? Имя, как назло, не приходило в голову. А ведь Спейд не раз и не два задумывался об этой блондинке, что была у него в тех часах. Уж он, как никто другой, боялся этого существа, зная, что произошло в том инциденте. «Как же зовут эту…» — сокрушённо подумал иллюзионист, но проблему довольно быстро решил Джотто: — Могу я узнать, как зовут прекрасную незнакомку? — он спросил это у девушки, подойдя к ней на непозволительно близкое расстояние, беря её руку в свои, запечатляя на тыльной стороне поцелуй. — Меня зовут Елена, синьоре, — ответила та. — Только прошу, не говорите отцу, что я в саду, умоляю! Я не хочу встречаться с тем страшным человеком из Вонголы! Мукуро, его любовник и два Хранителя опешили. Это прекрасное создание было похоже на пугливого кролика, которого собрались подавать на стол, но всё никак не могли убить, а затем разделать тушку, что невольно пронеслось в голове. Почему-то захотелось свернуть этому кролику шею, чтоб не мучился. Она вызывала в душе какие-то неприятные чувства, а его любимый, как полагает аристократу, проявлял к ней любезность, демонстрируя манеры. — Ну уж простите, что я такой страшный, — взяв себя в руки, улыбнулся его Цунаёши, склоняясь в вежливом поклоне. Елена — это коварное прекрасное создание — густо покраснела. Рокудо не мог пока понять: действительно ли она смущена или это всё театр одного актёра, а происходящее хорошо спланированная постановка. — Ох, простите… Я не хотела… Ну вот, опять! Почему у него нет гипер-интуиции, и он не может «чувствовать» людей и опасности?! Но, взяв себя в руки, перевёл взгляд на Саваду. Тот выглядел совершенно спокойно и расслабленно, улыбка озаряла его лицо. А девушка смотрела на него с благоговейным ужасом, а он тихо смеялся… — Синьорина, вы ошибаетесь, — вмешался Джи, и Мукуро был ему безмерно благодарен, иначе бы могло произойти что-то непоправимое — до того его скривило, лицо словно свело. — Мой друг совершенно не страшный для тех, кто поступает по справедливости и совести. Бояться стоит преступников, бандитов и Бога, но не его. Вы же не совершали чего-то такого, из-за чего Вонгола Первый мог обратить на вас внимание? — Нет… — сглотнуло это прекрасное создание, женщина, которая не сулила ничего хорошего, по мнению Деймона. — Джи, прекращай запугивать нашу новую знакомую! — повысил голос любимый. Затем повернулся к Елене, предлагая ей свой локоть: — Вы же дочь принца? Изволите проводить нас к отцу? Спейд стал тонуть в своих мыслях. Кто же эта девица? Чем сулит им это знакомство? Какая же правда была сокрыта историей? Тем временем Фантастичини взяла Первого под локоть, завязалась светская беседа, в которой участвовал камердинер, сам Джотто и Джи. Лампо, вздохнув, подошёл к нему и потянул за край мундира. — Сделай лицо попроще, нам нельзя проявлять неуважение к ней, — зевая, напомнил этот несносный ребёнок. — Без тебя знаю, — вырвал край мундира из пальцев Грозы Спейд и в раздражении зашагал вперёд. Мальчик, ещё раз зевнув, побрёл за остальными, уже предчувствуя скуку на приёме. Камердинер провёл их к особняку через богато убранные, как и полагается важному лицу, коридоры. Всё утопало в роскоши. Остановились они у массивных дверей, по всей видимости, ведущих в обеденный зал. Лакеи открыли их, и пришлось войти в помещение. — Елена, как я вижу, ты уже познакомилась с моими гостями. Я беспокоился, что ты сбежала. Во главе длинного прямоугольного стола сидел моложавый мужчина располагающей к себе внешности: добрые глаза, но довольно волевой подбородок, безупречно одетый, этот дворянин, приближённый к испанской короне, одним своим присутствием давал понять, что посол человек добрый, но может быть твёрдым. — Простите, отец, я вела себя неподобающе, — сокрушённо опустила голову Елена. — Не ругайте её, Ваше Высочество, она не совершила ничего предосудительного, простите её, — поклонился глава Вонголы, вставая на защиту новой знакомой. У иллюзиониста свело зубы. Он не понимал, чем же так ему не нравится происходящее. Тем временем его Джотто разговорился с испанским принцем, а сам посол позвонил в колокольчик. Тут же примчались слуги, заставляя стол различными яствами. Их рассадили, и Цуна оказался по одну из рук хозяина особняка, а девушка по другую. Ему самому, Арчери и Лампо пришлось сесть подальше. Цунаёши вёл диалог с Сентьяго Фантастичини о политике, погоде и прочем. Эдакая светская беседа. Иногда мужчина обращался и к остальным, интересуясь каким-то вещами. Подали десерт. — Дочь моя, развлеки наших гостей своим пением, — сказал Его Высочество. — Да, отец, — послушно ответила Елена, отодвигая стул и выходя из-за стола. Музыканты заиграли, и Мукуро с раздражением понял, что это будет грегорианское песнопение — литургическая монодия римско-католической церкви, но чего можно было ожидать от католиков, пусть они родом из Испании? Латынь полилась из уст Елены: — Вифлеемская звезда, дар божественной любви. Всюду светишь для меня, освещая путь в ночи. Сердца наши озари светом истинной любви. Звезда счастья, свет чудес, видишь ты весь мир с небес. Твои прекрасные лучи так ослепительно чисты… Рокудо поймал себя на мыслях, что лучше бы никогда не слышал этого чудесного пения. Чертовка, и правда, пела превосходно, позади нёе словно раскрылись крылья. Ослепительно чистая и непорочная в ярком свете из окна, она пела, а его любимый и все остальные слушали, прикрыв глаза. Наконец Елена замолкла, и её одарили аплодисментами. Ему тоже пришлось похлопать в ладоши, проявляя дань уважению. Она спела им от всей души, и это чувствовалось. В обеденном зале до сих пор витала атмосфера благоговейного восторга, а она стояла, искренне радуясь тому, что её пение так понравилось гостям. Это-то больше всего и ранило Деймона в самое сердце — та была слишком чиста, чтобы быть материальным существом, но тем не менее стояла перед ними и дышала. Прекрасная, невинная и добрая, самый настоящий ангел с голубыми глазами и светлыми волосами, — но Спейд возненавидел её, едва увидел, а песня с обращением к Богу укрепила это тёмное чувство.