Услышь меня

       Во время сна у неё резко подскочила температура. Лаки металась в удушливой непроглядной тьме, несколько раз просыпалась от надсадного кашля и засыпала снова. Краем сознания она отметила, что засыпать в тонкой одежде на голой земле было не самой лучшей идеей. Тем более, когда природа ещё не до конца оправилась от зимних заморозков и солнце не успело как следует прогреть почву.        Пробуждение было крайне неприятным. После той странной пустоты, в которой она находилась неопределённое время, звуки и запахи, внезапно врезавшиеся в нос и уши, оглушили её. Закрытые глаза слепил свет, будто она через тонкую ткань смотрела на солнце. Впрочем, несмотря на то, что от слишком резкого пробуждения у неё гудела голова, слух оказался несколько затуплен, словно ему что-то мешало.        Постепенно из яркого клубка, в который смешалась действительность, стали выделятся отдельные ощущения. Она явственно чувствовала запах смолы, ощущала твёрдость и в то же время необъяснимыё комфорт своего ложа, кожа с непривычки слегка зудела под по-весеннему тёплыми солнечными лучами. Щебетала птица. Откуда именно шёл звук, разобрать было невозможно, казалось, будто та сидит рядом с её ухом, и в то же время словно находится в нескольких лигах.        Особо отчётливо на общем фоне проступали голоса. Она была уверенна, что разговаривают двое мужчин, но язык был ей непонятен. Однако что-то в нём, в его звучании, привлекало её и напоминало далёкий дом, любимого тогда брата, который иногда, забывшись во время работы, напевал что-то на незнакомом, но таком красивом языке. Hen Llinge, язык её народа, по иронии судьбы, недосягаемый для неё, как луна или солнце. Она может слушать его, радоваться звучанию, но никогда не будет наслаждаться бархатистыми перекатами на своём языке. Лишённая этой возможности не только из-за немоты, но и по прихоти собственного брата. Память у Лаки всегда была на редкость хорошей, она быстро обучалась, легко запоминая всё новое. Людской язык она выучила, просто слушая, о чём толкуют деревенские и Гвион, подкрепляя при первой возможности полученные знания хорошей книгой. Знала она и несколько эльфийских слов, из тех, что брат использовал чаще всего, хотя и не была точно уверена в их значении.        Голоса стали ближе, однако Лаки скорее почувствовала, чем услышала лёгкие пружинящие шаги. Попытка чуть повести ухом, чтобы лучше различить звук, ничего не дала – оно не послушалось и ощущалось как-то странно.        Голоса остановились. Судя по ощущениям, лежала она на полу, так как ноги замерли рядом с её руками. Когда до её лба дотронулись холодные пальцы, тело инстинктивно бросило в сторону от их источника. Задрожав, как осиновый лист на ветру, она попыталась приподняться на руки и отползти в какой-нибудь угол.       - Caelm, sor’ca, - раздалось сверху. Она не поняла этих слов, но уловила их общее значение и расслабилась. Любопытство, свойственное молодости, пересилило нежелание, и Лаки открыла глаза.        Перед ней на корточках сидел светловолосый эльф. Его необычайно яркие зелёные глаза спокойно встретили её взгляд. Он не моргал и не пытался смотреть куда-нибудь ещё, словно обращался с диким зверьком. Чуть дальше, скрестив руки на груди и подперев собой стенку, стоял второй. В отличие от первого у него были чёрные волосы, а глаза казались ониксовыми в тени. Помнится, у одной из крестьянок в ожерелье был такой камушек, такой же блестящий. Оглядевшись по сторонам, Лаки поняла, что находится в широкой пещере, почти у самого её входа. Дальше, вглубь, та постепенно сужалась, конца из-за темноты видно не было.        Лаки насторожилась. Она точно помнила, что засыпала в лесу, под корнями большого дерева. Эльфка отползла чуть назад, не сводя взгляда с незнакомцев. «Кто вы? Что вам от меня надо?!» - кричала она мысленно, но, разумеется, её никто не слышал.       - Aen que dice aeved? – светловолосый эльф смотрел на неё выжидающе. Лаки не понимала, что от неё хотят, но слова были произнесены с вопросительной интонацией. Эльфка замялась. Из всего сказанного, она поняла только «что», неоднократно повторяемое братом, когда тот был раздражён и от него чего-то хотели. Наблюдая за быстрой сменой эмоций от непонимания до паники, эльф сжалился и повторил свой вопрос на всеобщем, которым в виду определённых причин выступал человеческий.       - Ты понимаешь меня?        Лаки кивнула головой. Эльф приподнял уголки губ, но улыбка эта выглядела неестественной, потому девушка сжалась, готовясь к худшему, и нахмурилась, всем видом показывая, чтобы он к ней не приближался.       - Похоже, ты пугаешь её, - вмешался темноволосый. Он специально говорил на понятном ей языке, чтобы не так нервировать. Эльф перевёл взгляд на неё и спросил: - Как тебя звать, дитя?        Сначала Лаки обиделась на такое обращение. Конечно, она была очень молода для своего народа и значительно моложе этого эльфа, но уже несколько лет как переступила порог отрочества. А потом понурилась. В голове возник образ брата, с ненавистью смотрящего на неё. Стало страшно. Эльфы же, не понимая корня её страха, ждали ответа. Наконец, Лаки прикоснулась рукой к горлу и помотала головой.       - Немая? – удивлённо воскликнул темноволосый. – Неужели эти bloede dh`oine отрезали ей ещё и язык?        Лаки инстинктивно провела языком по зубам и нёбу, убеждаясь, что тот при ней и прекрасно её слушается.        - Спокойно, sor`ca, ты жива и это главное. А немота… Это не большая проблема, и с ней вполне можно справится. Моё имя Эмер, а это Киаран. Его отряд нашёл тебя в лесу и принёс ко мне. Сейчас ты в лагере скоя`таэлей.        Услышав заветное для каждого эльфа слово, Лаки подскочила на своей подстилке из засохшей травы и старого пледа. Тело отозвалось ноющей болью, голова закружилась так, что эльфку повело и кинуло на стену пещеры. Но та упрямо поползла вдоль неё, пока глаза не ослепило обилие красок и зелени. Сзади слышались голоса взволнованного Эмера и успокаивающего его Киарана, но ей было всё равно. Её вниманием полностью завладела широкая поляна с высокой, по голень, травой, деревьями, упирающимися в небо своими кронами, и эльфы – эльфы! – насколько хватало глаз. Жизнь в лагере кипела. Переговариваясь на Старшей речи, повстанцы занимались каждый своим делом: кто-то готовил, кто-то натягивал на лук новую тетиву, двое тренировались в отдалении на мечах, в густой сочной кроне старого дуба на нескольких ветках повисли дозорные. Одежда их не отличалась разнообразием, всё было исключительно в зелёных и коричневых цветах с вышивкой на растительную тему. Некоторые носили на головах остроконечные шапочки, закрывающие виски и затылок, другие одевали банданы либо ходили с распущенными волосами. И у всех, без исключения, эльфов были татуировки. Они различались вязью рисунка, тематикой, но были нарисованы особой краской, которая намертво въедалась в кожу. Много лет люди пытались завладеть секретом изготовления этой краски, но эльфы ревностно охраняли свои тайны – последнее, что осталось от некогда великой цивилизации. В отдалении, сбившись в маленькую кучку, обменивались байками краснолюды. Лаки видела нескольких во Флотзаме, но осёдлые карлики сильно отличались от своих лесных собратьев.        На выбежавшую эльфку тут же устремилось множество взглядов. Кто-то сухо кивал головой в знак приветствия, кто-то кричал непонятные, но добрые по эмоциональной окраске слова, несколько эльфок, занятых приготовлением еды, приветливо помахали рукой, зазывая к себе.        Вдохнув полной грудью свежий лесной воздух, переполненный разнообразными запахами, Лаки впервые за долгое время по-настоящему радостно улыбнулась. На её плечо опустилась чужая рука. Обернувшись, она увидела такого же улыбающегося Киарана. Уголки его губ были подняты совсем чуть-чуть, но улыбка эта шла от самого сердца.       - Ты выглядишь счастливой, sor`ca.       - Weall? Думаю, ты прав, - задумчиво проговорил стоящий рядом Эмер. – Caen cennian Weall.       - Ты не против имени Вэаль? – перевёл ничего не понимающей эльфке Киаран. Та радостно закивала головой, довольная, что теперь у неё будет настоящее эльфское имя, а не та дурацкая кличка, данная ей родным братом.        Подул ветер. Новоявленная Вэаль подняла руку, чтобы убрать волосы с глаз, но наткнулась на жётскую ткань повязки, закрывающее правое ухо. Она вспомнила отряд стражников, на который наткнулась во время побега, пьяный смех и острую боль. По мере осознания, глаза её становились всё шире, внутри нарастала паника. Заметивший изменения Киаран схватил её за плечи и начал что-то взволнованно говорить, но эльфка его не слышала. Она была, как оглушённая, не помнила, как вырвалась из его рук и начала остервенело сдирать с себя повязки. Ткань намертво прилипла к обрубкам, что остались от её ушей. Раковина была цела, но всё выше было немилосердно обрублено.        Вэаль кинулась обратно в пещеру, забилась в самый тёмный угол и, наконец, расплакалась. На неё навалилась тяжесть всех дней: дни, проведённые в борделе, изнасилование, взгляды и оскорбления людей всякий раз, когда она выходила за порог дома терпимости - всё это ударило её мешком с песком по голове. Разодранная ткань, служившая ей повязками, так и осталась болтаться тряпьём на ушах.       - Она уже очнулась? – донёсся до неё грубоватый голос.       - Да. Только, Иорвет, будь с ней поосторожней. У неё стресс. – Ответил ему голос Эмера. – И ещё… Она немая и не понимает Hen Llinge.        Послышались стремительные шаги. Теперь она отчётливо разбирала шуршание мелкой каменной крошки под подошвой, хотя повести ушами по понятной причине больше не могла. Над ней остановился высокий, тёмный, бесформенный силуэт. Вэаль вытерла слёзы и хотела подняться, но её грубо схватили за предплечье, дёрнули вверх и потащили к свету.       - Немая, не знает Старшей речи, так ещё и шлюха,- голос говорившего просто сочился ядом. – Прекрасный представитель великого народа Aen Seidhe.        Вэаль побагровела, осознав, что на ней до сих пор одежда из борделя, сильно потрёпанная при встрече со стражниками и при дальнейшем забеге по лесу, и прикрывающая всё, кроме ничего. А потом чуть снова не разрыдалась от такой несправедливости. Можно подумать, она сама сделала себя немой, не знает Hen Llinge из чистого упрямства, а шлюхой стала от огромной любви к этой профессии. Раздраконив себя, эльфка ужом завертелась в чужих руках и с силой пнула обидчика по голени. Сверху зашипели, хватка разжалась, и Вэаль с лёгкостью вырвалась на свободу, набычившаяся и готовая к хорошей, хоть и заведомо безвыигрышной, драке.        Перед ней, бранясь на все лады и потирая ушибленное место, стоял ещё один эльф. Он выделялся из всех остальных эльфов не только внешностью, но и чем-то необъяснимым. Было понятно, что он занимает среди скоя`таэлей далеко не последнее место. На голове его был красный платок, перехваченный ремешком с длинным рябым пером, закрывающий половину лица. Из-под платка к губам змеился уродливый шрам. Оружия было столько, что хватило бы на небольшой отряд. В отличие от других, он носил длинный кафтан под кольчугой и перевязь с множеством гербов. Что они значили, девушка понимала смутно, но подразумевала, что они служили для устрашения противника.       - Хах, а ты прав, - неприкрыто веселился Киаран. – Вон как тебе с ноги зарядила!        Иорвет бросил в его сторону раздражённый взгляд, а потом попытался схватить Вэаль. Та была готова к этому и ловко отскочила в сторону. Тот снова кинулся к ней, она опять отскочила. Догонялки продолжались бы ещё долго, если бы Иорвету не надоело гоняться за слишком прыткой эльфкой и он попросту не пригвоздил бы её стрелой к дереву. На Вэаль это произвело неизгладимое и двоякое впечатление, так что когда он подошёл к ней, она больше не сопротивлялась.       - И всё равно я тебе не верю, - упрямо произнёс Иорвет. Вэаль надулась и показала обидчику язык. Эльф ещё больше нахмурился. – Если ты ведёшь себя так со всеми, неудивительно, что тебе обкромсали уши. Жаль только, язык отрезать забыли. Тогда веры тебе было бы больше. Впрочем, есть один способ.        Пренеприятно усмехнувшись, Иорвет потянулся к её горлу. Вэаль задёргалась, думая, что он хочет схватить её за шею, но нет. Эльф поймал один из концов болтающейся на её ушах повязки и резко дёрнул. От обжегшей её боли глаза эльфки заслезились и рот открылся в беззвучном крике. Командир белок внимательно наблюдал, как напрягаются мышцы на горле, но атрофированные голосовые связки не могут воссоздать ни звука. Он дёрнул ещё раз, окончательно отрывая окровавленное тряпьё, скомкал и выкинул его в кусты орешника. Уши и шею эльфки тут же залила кровь, возобновившая свой бег из-за содранной корки. Удовлетворённо кивнув, эльф изрёк:       - Отлично. Теперь я буду уверен, что ты ничего никому не разболтаешь, когда я выкину тебя отсюда.       - Иорвет, это уже слишком, - между командиром и девушкой, зажимающей свои уши, возник Киаран, хмурый как тучи в преддверии дождя. – Она тебе ничего не сделала.       - Она вылизывает жопы bloede dn`oine. Этого достаточно. Не удивлюсь, если эту сценку разыграли специально, а ты повёлся, как дурак.       - Она не сможет ничего рассказать, даже если постарается, - решил вмешаться в спор Эмер, также загораживая собой эльфку. Иорвет оторопело уставился на своего заместителя и единственного лекаря, впервые на его памяти выступивших против его решений. С презрением взглянув на Вэаль, он применил последний оставшийся у него аргумент.       - Она бесполезна. Ей не место среди скоя`таэлей.       - Все наши воины, когда впервые пришли к нам, в большинстве своём ничего не умели. К тому же она не по собственной воле оказалась в услужении у dn`oine. Я помню её среди рабов, которых привезли во Флотзам чуть больше месяца назад. Она устроила среди них неразбериху, что позволило нам перестрелять большую часть, - спокойно встретив его взгляд, ответил Киаран.        Иорвет вздохнул и махнул на них рукой, сдаваясь.       - Делайте, что хотите. Но чтобы я её рядом не видел. И без разрешения за пределы лагеря её не выпускать.        Эльфы кивнули. Киаран выдернул из дерева удерживающую её стрелу, а Эмер поймал обессилившую эльфку и помог ей добраться до пещеры. Так и началась новая жизнь Вэаль среди своего народа.               Новая жизнь принесла ей не меньше проблем, чем старая. Главной по прежнему была её немота и незнание своего родного языка, из-за чего эльфы не могли понимать её, а она их. Белки настолько ненавидели dh`oine, что разговаривать на их языке считали ниже своего достоинства. Вот и выходило, что из собеседников у неё были только Эмер, на которого легла основная забота о ней, да забегающий изредка Киаран. Но и с ними отношения наладились не сразу.        Вэаль, всю свою жизнь видевшая от окружающих только плохое, не хотела идти на контакт. Разумеется, нянчиться с ней, как в борделе, никто не стал. Эмер попросту перестал обращать на неё внимание, занимаясь своими собственными делами. Сделать первый шаг навстречу сотрудничеству её, как ни странно, заставило любопытство. В пещере, что негласно стала её временным пристанищем, было множество разных травок, засушенных грибов и кореньев, что от изобилия запахов кружилась голова. Вэаль с интересом наблюдала, как Эмер что-то крошит, измельчает, растирает и смешивает. Его уверенные движения успокаивали, и вскоре эльфка совсем перестала шарахаться в стороны, когда он тянулся мимо неё за очередным ингредиентом.        Эмер, не будь дурак, этот интерес заметил и обернул в свою пользу. Сначала он делал вид, что не может чего-то найти и прятался у входа в пещеру, наблюдая, как эльфка подкидывает искомое к нему на стол. После как бы между прочим начал просить её подать тот или иной предмет. Вскоре, Вэаль осмелела настолько, что стала наблюдать за процессом приготовления прямо из-за его плеча, и Эмер начинал комментировать свои действия. Однажды ночью он проснулся от того, что эльфка гремела пестиком и ступкой, решив собственноручно приготовить мазь от мелких ран, что он делал чаще всего. Эмер не выдал себя, хотя от такого шума разве что мёртвый не проснулся бы, а на утро ознакомился с результатом. Мазь была идеальной.        На просьбу своего единственного целителя отдать девчонку ему в помощницы Иорвет только махнул рукой, напомнив только, что эльфке запрещается покидать лагерь. Следующей серьёзной проблемой стало затащить Вэаль на дерево, где по обыкновению ночевали все эльфы, а также располагалась лечебница для раненых. На земле ночевать было опасно из-за разных тварей, населявших лес, так что эльфы напряглись и смастерили небольшую платформу, на которых затягивали раненых наверх. На ней-то Эмер и поднял эльфку на большой старый дуб, под корнями которого и расположилась его пещера.        Сверху отлично просматривался весь лагерь, и основную часть дня Вэаль сидела на толстой прочной ветке недалеко от широкого дупла, проделанного эльфами. Дуб был настолько старым, что внутри его ствола могло поместиться до десяти эльфов, при том у каждого было достаточно пространства, чтобы не мешать другим.        Лагерь просыпался рано, когда небо на востоке только начинало светлеть. К тому времени, как солнце показывалось над горизонтом, жизнь в нём кипела, как в муравейнике. Сменялись дозорные на ближних и дальних заставах, организовывались засады и назначались охотники, ответственные за добычу провианта. Еду готовили по очерёдности. Вэаль сначала было непривычно то, что скоя`таэли не разделяли труд на мужской и женский, но она связывала это с их образом жизни. Позже Эмер объяснил ей, что эльфы вообще не привыкли делить занятия по половому признаку: мужчина-эльф мог прекрасно играть на музыкальных инструментах, а среди эльфок встречались более меткие стрелки или ловкие мечники. Такое мировоззрение пришлось по душе Вэаль. В её народе все были равноправны, мужчины никогда не стремились доминировать над женщинами, и это было хорошо, правильно.        Совсем скоро Вэаль стало недоставать простого наблюдения, а спуститься вниз она боялась.        Заморозки начали крепчать, еды становилось всё меньше и меньше, и вскоре к Эмеру потянулась вереница больных. Среди прочих был эльф Элеас, весельчак и душа компании. Эмер запретил ему покидать дуб без крайней нужды, и единственным его развлечением стала немая эльфка. Отсутствие у собеседницы голоса, а соответственно и возможности отвечать, эльфа ничуть не смущало – он болтал за двоих. Беличьи байки, как оказалось, мало чем отличались от людских, но слушать их Вэаль было во стократ приятнее. Иногда она воображала на месте главных лиц себя в роли линчевателя и тех пьяниц стражников в качестве своих жертв. Представленное ей нравилось, но она не была уверенна, что смогла бы повторить всё то же самое на деле. Хотя бы потому, что Иорвет категорически запрещал ей прикасаться к оружию и обучаться искусству ведения боя.        У Элеаса было много друзей среди скоя’таэлей, и коли Эмер запрещал ему свободно разгуливать по лагерю, к большому дуплу на дубе стали подтягиваться здоровые эльфы. К концу недели вся основная жизнь лагеря переместилась туда, потому как многие не представляли своего досуга без главного весельчака. Большая доля внимания досталась и Вэаль. Элеас не брезговал разговаривать с ней на всеобщем, и скоро его примеру последовали и некоторые другие. Развлечений в лагере было немного, так что Белки с большим энтузиазмом восприняли предложение Элеаса научить новенькую Hen Llinge. На удивление Вэаль, язык давался ей легко, и к началу осени она уже могла понимать речь своих собратьев.        Выздоровление Элеаса так же послужило толчком для преодоления девушкой своего страха высоты. Слезть с дуба оказалось легко, а вот забраться наверх она уже не могла. Эмер категорически отказался поднимать её старым способом и запретил другим. Несмотря на позднюю ночь, тогда под дубом собралось много народу. Даже Иорвет устроился неподалёку, лениво покуривая трубку. Все, кто был в лагере, собрались, чтобы посмотреть, как Вэаль будет карабкаться обратно на дерево. Некоторые даже делали ставки. Ближайшие ветви начинались чуть более, чем в трёх метрах от земли, что составляло примерно половину её собственного роста. Эльфка царапала руки о жёсткую кору, соскальзывала с ненадёжных выступов в стволе, но, подбадриваемая другими, лезла снова. На платформе, сколоченной эльфами вокруг дерева, её уже ждал улыбающейся Эмер, который помог преодолеть ей последний шаг. Снизу раздались аплодисменты, кто-то даже свистнул. «Жаль, что Киаран ушёл в патруль», - подумала тогда Вэаль, с радостью принимая поздравления и с лихвой оправдывая своё имя счастливой улыбкой.        К слову, Киарана она видела редко. Как у заместителя командира, у него было много дел. Иногда он находил минутку, чтобы заскочить и потрепать её по голове, наказывая быть умницей и во всём слушаться сурового дядюшку Эмера, за что неизменно получал от «сурового дядюшки» ступкой по голове, но этого для эльфки было мало. Зато он смог решить её проблему с немотой, предложив использовать некоторые знаки, используемые Белками во время секретных операций. Хоть и не на много, это облегчило ей жизнь, и Вэаль добавила ещё один пункт к своему мысленному списку долгов перед кареглазым эльфом.        После того, как она научилась свободно лазать на деревья, для неё открылся новый мир. Скакать по веткам так легко, как остальные Белки, она не могла, так что в качестве тренировки каждое утро должна была по верху оббежать все маленькие платформы вокруг лагеря, что отводились для дозорных. Мало того, что ей приходилось останавливаться перед каждой веткой и рассчитывать прыжок, так ещё и Иорвет давал ей какой-нибудь довесок, что нужно было отнести дозорным, потому её забег кончался не раньше, чем к обеду. Но Вэаль не расстраивалась, напротив, с завидным энтузиазмом изучала верхние тропинки, наблюдала сверху за жизнью леса или любовалась на небо. Первоначальный страх прошёл, и если раньше представлялось невозможным затащить её на дерево, то теперь приходилось попотеть, чтобы спустить юную белочку на бренную землю.        Окончательно своей среди скоя`таэлей её сделала зима. Еды было мало, солдаты чаще устраивали засады и проводили рейды в надежде выловить ослабших из-за холода и голода партизан, но хуже того было отсутствие лечебных трав. Все запасы Эмера разошлись по больным в первый же месяц. Кое-что ещё удавалось выторговать у Анешки, знахарки из Биндюги, однако это положения не спасало. В тот день все были слишком заняты насущными проблемами, чтобы заметить, как одна мелкая эльфка, воспользовавшись суетой, исчезает из лагеря. Пропажу заметили только под вечер, но сильно переволноваться не успели: Вэаль вернулась сама, по темноте, таща с собой полную сумку различных трав. Иорвет впервые не знал что делать – отходить непоседу по заднице или обнять от переизбытка чувств. Он выбрал среднее: как следует наорал, не стесняясь в выражениях, и ушёл к себе. Однако, после этого случая разрешил эльфке покидать лагерь под присмотром кого-нибудь из воинов.        Вэаль быстро стала всеобщей любимицей. Хотя молодняка в рядах скоя`таэлей хватало, она была значительно младше всех, так что к ней относились, как к ребёнку, что самой эльфке жуть как не нравилось. Детскости её образу придавали небольшой рост и хрупкое телосложение, сильная любознательность и неосведомлённость относительно быта и жизни эльфов, а так же удивительная невинность, сохранившаяся в ней, несмотря ни на что.        Так незаметно и пролетел этот год, за который Вэаль прочно вошла в жизнь скоя`таэлей, оставив позади худшие годы своей жизни. Это время было богато на события, хорошие и плохие, но по весне ситуация обострилась.              Ваэль помнила, как впервые, сидя у костра вместе с остальными за поздним ужином, услышала пронзительный волчий вой. Он пробирал до костей и заставлял сердце то сжиматься, то заполошно биться от непонятного чувства. Нет, она не боялась, хотя должна была, ведь в отличие от других чувствовала эмоции животного, воющего так звонко и надрывно. Грусть, тоска, одиночество… Ей было жалко этого зверя, точно такие же чувства переполняли её в собственной комнатушке, когда она узнала, сколько стоит братская любовь.       - Снова этот волк, - недовольно отозвался один из эльфов.       - Он всё ближе подходит к нашему лагерю, - невозмутимо заметил Киаран, впервые за долгое время разделивший трапезу со своими товарищами. – Ещё немного, и нам придётся что-то с ним делать.       - Неужели я слышу в твоём голосе сомнение? – недоверчиво фыркнул Эмер. – Я то думал, ты первым побежишь добывать его голову на свою сосенку.       Эльфы залились громким смехом. Киаран пытался выглядеть надутым, но и его губы подрагивали в улыбке. Некоторые всё ещё странно посматривали на Вэаль, которая смеялась молча, для них это выглядело непривычно. Даже на её разноцветные глаза реагировали меньше, чем на её немоту.       - Это одинокий волк, а они, как вам известно, мой дорогой друг, очень опасны, - ответил Киаран, когда смех прекратился. – Однако, вам не кажется странным, что он пришёл в этот лес? Обычно, одиночки держатся подальше от людских поселений.       - Ты прав, - подал голос до того молчавший Иорвет. Все дружно вздрогнули от неожиданности. – Он голоден, а от того ещё более опасен. Этот зверь может доставить нам много проблем. Рано или поздно его придётся убить.       Вэаль удивилась, уловив в голосе командира странные нотки, будто бы ему было жалко убивать волка. Эльфка понимала необходимость этого, хотя тоже жалела. Зачем и почему зверь пришёл в их лес, было неясно никому. Здесь не было дичи, рядом находилось большое поселение людей, да и к эльфам волки приближались редко.       Девушка подняла голову к небу. Ночь сегодня была безоблачная, луна светила ярко, близилось полнолуние. Звёзды, рассыпавшись по тёмному полотну, словно блестящая пыль, перемигивались и складывались в необычные узоры. На какое-то время Вэаль показалось, что она видит бегущую по небу белую волчицу, но стоило ей моргнуть, наваждение растаяло.       Ещё месяц, проведённый Вэаль в лагере скоя`таэлей, пролетел незаметно. Среди белок начались волнения. Люди усилили на них охоту, раненые заполнили собой всю пещеру и платформу целителя, Эмер, а вместе с ним и эльфка, сбились с ног, лазая вверх-вниз между пациентами, бегая, как в одно место укушенные, в поиске целебных трав, стёрли себе все руки о ступки с толкушкой и, в конце концов, рухнули прямо под дубом, свесив языки набок и завалившись друг на друга, захрапели на весь лагерь впервые за две бессонные ночи.       Глядя на это, Иорвет хмурился больше обычного. Элеас, подперев собой дерево, меланхолично жевал травинку, возведя очи горе. Беспокойный Киаран нарезал круги вокруг пня, на котором была разложена карта местности. На ней крестиками были отмечены места засад, в которые попадали белки за последнее время, и их было уже так много, что рябило в глазах.       - Так больше продолжаться не может, - остановившись, наконец, изрёк он. – С этим необходимо что-то делать.       - Мы готовы выслушать твои предложения, герой, - насмешливо фыркнул Элеас, выплюнув свою травинку. Иорвет продолжал задумчиво молчать, наблюдая, как Лора пытается добудиться целителя и его ученицу. Те ни в какую не хотели вставать и только отмахивались от внешнего раздражителя, прикрываясь от солнца листом папоротника.       - Не знаю, ничего не знаю, - Киаран готов был начать рвать волосы от отчаяния. Единственный погибший эльф был под его командованием, и, хотя его никто в этом не винил, эта смерть тяжким грузом легла на его плечи.       Тем временем Лоре удалось поднять лёгкую даже по эльфским меркам Вэаль, и теперь она пыталась привести девушку в вертикальное положение. С единственным открытым глазом, покрасневшим от усилий, стоять ровно той удавалось это с трудом, и она постоянно валилась в разные стороны. Иорвет бы даже хихикнул с этой картины, если бы не был суровым беличьим командиром. Его люди этого просто не оценили бы, скорее решили б, что он окончательно спятил на нервной почве.       - Если бы нам только знать места засад, - горестно вздохнул Киаран. Вэаль внезапно встрепенулась, нахмурилась, а потом, будто что-то вспомнив, оттолкнула от себя Лору и направилась к ним. Перед Иорветом она на секунду замялась, но, решительно задвинув сомнения куда подальше, рванула вперёд и остервенело задёргала Киарана за кафтан.       - Вэаль, мне некогда тебя развлекать. Не видишь, мы заняты, - эльф раздражённо выдернул из её рук свою одежду.       Вэаль хлопнула себя рукой по лбу. Осознав, что слушать её никто не хочет, она подхватила с пня карту и перо с чернильницей. Следующие полчаса эльфы надрывали животы над картиной «Три бравых скоя’таэля, гоняющиеся за эльфкой, перемазанной в чернилах». Остановилась она так же резко, как стартанула от них с пером в зубах, так что все трое бравых воинов пролетели по инерции вперёд. Когда злой как сто чертей Иорвет выхватил у неё карту, эльфы споро кинулись готовить эльфке поминки.       - Это что, вашу мать, такое?! – разнёсся его крик над лагерем. Вся карта была в чернильных кляксах и отпечатках пальцев, некоторые области были обведены в кружочки, но так как перо было острое и делалось это на бегу, во многих местах карта была продырявлена. Вэаль, с макушки до пят вымазанная в чернилах, смущённо переминалась с ноги на ногу.       - Объяснись, женщина!       Элеас и Киаран внимательно смотрели, как нахмурившись, эльфка что-то обдумывает. Вэаль в свою очередь пыталась детально вспомнить свою жизнь в Флотзамском борделе, жалобы солдат на ненавистных белках и их разговоры о…       Вэаль просияла. Выдернув потрёпанное, измазанное чернилами перо, к уже существующим кружочкам она добавила ещё один, ожидаемо снова проткнув бумагу. А после начались свистопляски с пояснениями. Так как подходящих знаков не нашлось, пришлось устраивать минутку пародий. Указав на несколько кружков, Вэаль стащила у Иорвета лук (к всеобщему удивлению оставшись не покалеченной) и сделала вид, что стреляет. Хотя натянуть тетиву у неё так и не получилось. Показав ещё на несколько, она взмахнула клинком, честно одолженным у Киарана. Эльфы смотрели на всё это представление большими глазами, но общий смысл, кажется, уловили. Операция была назначена через два дня.