Математический класс

      До сих пор не верилось…       В ушах шумело, все казалось нереальным, как во сне.       Колеса машины легко шуршали по нагретому солнцем асфальту, тихо гудел мотор – приятные звуки. Окно у водительского кресла было наполовину опущено, и в салон автомобиля проникал свежий ветерок, приятно обдувающий лицо.       – Мне нравится, как выглядят сейчас твои волосы, – вдруг сказал Александр Владимирович, не отрывая взгляда от дороги. – Тебе идет.       – Ну… – привычно впадая в растерянность от его слов, я невольно коснулась рукой распущенных прядей волос, впервые за долгое время не схваченных резинкой. – Это не очень-то и удобно… Такая маята с распущенными волосами, они постоянно путаются и лезут, да и…       Я, неловко вздохнув, замолчала, не понимая, зачем это ему рассказываю.       – Мне кажется, это того стоит, ты красива.       Как же смущает…       Лицо медленно залила краска, и я поспешно отвернулась к окну, дабы скрыть это. Перед глазами стали кружить в убыстренном темпе силуэты людей, огней, зданий… Все будто искрилось в калейдоскопе красок.       Мы быстро ехали по скоростному шоссе, а сегодняшний день медленно плавился в желтом огне за нами. Угасающие оранжево-красные лучи солнца игристо танцевали на глянцевом лобовом стекле автомобиля: то изредка гасли от пробегающих по небу облаков, то вновь ярко вспыхивали, слепя глаза. День клонился к вечеру, очень скоро на улицах станут включать ночное освещение фонарей.       В голову вдруг пришло, что эта часть города была мне незнакома... Куда бы ни вез меня учитель, школа и приближенные к ней территории отпадали напрочь.       – Ничего не случилось? – вдруг спросил у меня Александр Владимирович. На его лицо падали солнечные лучи, высвечивая и делая еще ярче и пронзительнее зеленые глаза.       Неправильно быть таким идеальным…       – Да нет… – я попыталась слепить безмятежный тон голоса. – С чего вы взяли?       – Просто, когда я забрал тебя, ты была какой-то потерянной.       Заметил все-таки…       Я крепко скрестила на коленях пальцы меж собой. Мне не хотелось портить этот вечер выговариванием своих проблем. О своих несчастьях мне в принципе трудно было кому-либо рассказывать, а уж Александру Владимировичу и подавно… Еще тогда, когда он мне позвонил и предупредил, что скоро заедет за мной, я сама себе дала зарок выбросить из головы весь сегодняшний неудавшийся день.       Поэтому, выдавив из себя бледную улыбку, я непринужденно пожала плечами, искоса бросая быстрый взгляд на своего преподавателя:       – Сейчас все хорошо, – выдохнула я.       И это было чистой правдой.       – Ну, ты и правда не выглядишь испуганной, а это определенно прогресс…       Наши глаза на мгновенье встретились, и я улыбнулась, на этот раз искренне, не заставляя себя.       Наверно, в первый раз в жизни я была так расслаблена наедине с учителем. Напряжение, набравшееся во мне за весь этот длинный и выматывающий день, постепенно угасало. Совсем как это, медленно заходящее за горизонт солнце.       Хотелось, чтобы этот миг никогда не кончался. Кажется, я постепенно начала погружаться в эйфорию, а все этот пьяный воздух… от него кружилась голова.       Глаза вдруг зацепились за встроенные в панель автомобиля электронные часы, мигающие зеленым светом.       А время летело неумолимо быстро. Недавно на часах было шесть, а теперь вдруг стало семь. Почему-то, когда он рядом со мной, секунды, минуты, часы тикали незаметно...       Время постоянно смеялось надо мной. В моменты встречи текло так быстро, что в голове не укладывалось и всегда казалось так мало, а стоило нам отдалиться, как дни трансформировались в длинные месяца ожиданий.       Как это странно…       Я бы все отдала, чтобы стрелки часов остановились на этом моменте.       – Александр Владимирович… – наконец, я решилась спросить, все равно бы пришлось рано или поздно. – А куда мы едем?       Мне вдруг подумалось, что я смогла бы вечность с ним вот так куда-то ехать. Я также с удивлением отметила, что мне начинает нравиться чувство скорости, хотя в детстве меня всегда укачивало в машинах.       – А ты сама не понимаешь? – спокойно, будто на уроке разжёвывая материал ученикам, отозвался мужчина, переключая скорость. – Несложно догадаться.       Действительно несложно, сложнее поверить и осознать… Сердце пропустило пару судорожных толчков.       – Ааан… – что-то нечленораздельное выдавила я из себя и, глупо моргая, уставилась на учителя, боясь строить какие бы то ни было предположения.       – Ко мне домой, Абрамова.       Если бы не ремень безопасности, я бы давно сползла к чертям под кресло машины, на котором сидела.       Признаться, у меня в голове витал подобный вариант, однако я его сразу же отмела, слишком уже нереальным он был…       – Как? – выдохнула я, все еще не до конца переваривая информацию. Мой голос периодически срывался. – Как к вам домой?.. А если позвонят, или придут… соседи, консьержка… Александр Владимирович!       – Как я мог забыть! – картинно хлопнул себя по лбу мужчина. – Консьержка, соседи, мобильный телефон… А главное - Александр Владимирович!.. Этот вообще упырь полный.       Боже…       К горлу подступал истеричный смех.       – Но… – слова застыли у меня в горле от его ироничного взгляда.       – Дарья, неужто тебе страшно? Чего ты боишься?       А ведь знает, куда бить и что нужно сказать…       – Мне нужно предупредить маму, – выдохнула я, почти ничего не видя и не слыша из-за бешеного пульса в ушах. Мир стал кружиться перед глазами в разы быстрее, а ночь еще только начинается.       Это полное сумасшествие!       666       Когда автомобиль мягко остановился у подъезда высотного красивого жилого комплекса (кстати, как раз именно в таких и сидят консьержки), я вся сжалась на кресле в комок, боясь лишний раз вдохнуть.       В голове все продолжало нестись в цветном калейдоскопе, ни единой осознанной мысли, только, как заевшей радио-пластинкой, в висках стучало: «Я иду к нему домой. К нему домой». Пульс так и продолжал скакать где-то у пересохшего от волнения горла.       Боже, как это странно!       Еще ни разу… Ни одного чертового раза я не ходила в гости к мужчине! Я даже у Макса ни разу не была дома. Мы встречались где-то на нейтральной территории и никогда не ходили в гости друг к другу. Пугало то, что я не знала, что нужно было делать, говорить, как вести себя в таких ситуациях, чего ожидать… Ничего не знала. И от этого становилось ужасно не по себе.       И, похоже, ко мне возвращается девиз «в первый раз».       – Выдохни, – коротко сказал мне мужчина, глуша мотор. – Ты вся бледная… и мне кажется, что скоро отключишься.       Я громко втянула в себя воздух.       – Дарья, – позвал он меня.       Я подняла на него глаза. Он усмехнулся:       – Разве тебе не интересно посмотреть, как я живу?       На самом деле мне было ужасно интересно, однако…       И тут, будто в наказание за все свои былые грехи, я, вздрогнув, потешно и достаточно громко икнула. Ясное дело, мне тут же захотелось провалиться под землю от стыда, а математика это сильно развеселило.       – Старая добрая смелая Дарья, – прыснув, выдавил мужчина. – Пойдем уже.       "Куда?" – чуть было не спросила я.       Александр Владимирович вышел из машины, хлопнув дверцей. Я судорожно вздохнула, вцепившись пальцами в сумку, когда он открыл дверцу с моей стороны и протянул руку. Кровь будто прилипла к моему лицу обжигающим жаром. Для меня были дико непривычны столь галантные манеры! Я была к этому просто не приучена и в реальной жизни не сталкивалась с подобным, лишь видела такое в кино да читала в книжках.       Да здравствует чертов девиз «в первый раз»!       – Ты будишь спящего во мне романтика, – заметил мужчина, когда я, страшно растерянная и отчаянно краснеющая, подала ему свою руку.       – Да уж… – тихо выдохнула я, думая о том, как, наверно, мы странно смотримся со стороны: солидный мужчина в костюме, помогающий выйти из машины взъерошенной девочке-подростку.       И тут же, прервав нежелательное развитие мысли, я мысленно дала себе затрещину. Главное, не начать опять накручивать саму себя.       Неловко выбравшись с помощью учителя из машины, я уже было хотела высвободить руку из ладони мужчины, но он, лишь крепче сжав мои пальцы, уверенно повел меня ко входу. Это страшно смущало, однако сама бы я, наверно, плелась бы со скоростью улитки в период спячки.       Главное, не забывать дышать…       Как я и предполагала, внутри здания за стойкой действительно сидела пожилая женщина, «смотрительница» всея дома. Услышав наше приближение, она, крепко нахлабучив на нос очки в достаточно яркой для ее возраста красной оправе, воззрилась на прибывших нарушителей спокойствия. Однако, по всей видимости, сразу узнав своего «постояльца», она смягчила черты своего лица, но затем заметила меня… контрастно солидному мужчине, растрепанную девочку-подростка рядом, и бурное удивление в ее глазах не заставило себя ждать.       Я вся внутренне сжалась под пристальным и острым взглядом этой женщины, почувствовав невероятное смущение.       – Здравствуйте, Елена Дмитриевна, – обезоруживающе улыбаясь, поздоровался с ней Александр Владимирович, предупреждая все возможные удобные и не очень вопросы женщины. – С наступающими вас праздниками.       Прекрасно. Уши непроизвольно резануло имя «Елена». Тезка моей матери...       – Что, а… здравствуйте… – забавно замялась женщина, зачем-то привставая из-за стойки и опять садясь. – Спасибо… Вас также и…       Ее взгляд, как у загипнотизированной, не отрывался от моего лица, заставляя чувствовать себя не совсем в своей тарелке. Я легко дернула рукой, желая высвободиться, но учитель не выпустил меня, лишь предостерегающе крепче сжал мои пальцы.       – А вы все работаете? Себя не жалеете, Елена Дмитриевна. Ай-яй-яй, – пожурил ее мужчина, меж делом деликатно потянув меня за руку к стеклянным лифтам в конце коридора. – Отдыхать вам нужно. На воздухе бывать больше. Разве это дело – постоянно сидеть в четырех стенах?       Елена Дмитриевна, глупо моргнув, растерянно забормотала:       – Кто меня отпустит-то? Работать надо… внука поднимать, да…       – Работа не волк, Елена Дмитриевна, в лес не убежит, – наставительно проговорил мужчина, нажимая кнопку вызова лифта. Благо, дверцы которого сразу же с характерным «звонком» о прибытии гостеприимно распахнулись.       – Так-то оно так, но…       Мягко подтолкнув меня вперед себя, он повернулся с той же полностью обезоруживающей улыбкой к совсем уж растерявшейся женщине. А я, воспользовавшись тем, что меня отпустили, тут же прошла в самый угол кабины и неловко обхватила себя руками, больше всего на свете желая стать невидимкой.       –…отпуск-то мне не дают, все думают, что я вечно должна тут впахивать и… – все продолжала бормотать консьержка, будто разговаривая сама с собой.       Ну, надо же. Не знала, что такие еще остались… До чего же въедливая особа.       – Вы все же об отдыхе подумайте, – мягко оборвал Елену Дмитриевну на полуслове Александр Владимирович, нажимая на зеркальной панели лифта номер своего этажа. – Ну, до свидания.       – А… до свидания, – севшим голосом успела попрощаться женщина, прежде чем прозрачно-стеклянные створки лифта мягко затворились за нами.       И мы, наконец, остались наедине.       «Наедине», – вдруг с неотвратимой точностью подумалось мне, – «в его квартире».       Въедливость этой консьержки мягко отступила на второй план.       Исполнение моей самой заветной мечты приняло престранный вычурный характер: Александр Владимирович стоит прямо передо мной, вот протяни руку и коснись… Это не сон, не мой бред, навеянный высокой температурой, а реальность. Самая что ни на есть реальность, а не верится. Слишком уж долго я жила этими мечтами.       Я низко опустила голову, боясь сейчас встречаться с ним глазами, однако чертова кабина лифта была будто вся сплошь какой-то зеркально-металлической и мне было видно его отражение. Он, привычно облокотившись спиной на стенку, скрестил руки и с интересом наблюдал за мной.       По телу разливалось отчасти неприятное щекотное ощущение в животе и коленках, какое всегда возникает у меня в лифтах, однако на этот раз вряд ли причиной тому была аэродинамика.       В повисшей тишине мой блуждающий взгляд вдруг зацепился за номер вызванного этажа.       – Тринадцатый?.. – нарушила гнетущее молчание я, тупо уставившись на горевшую цифру.       Мужчина равнодушно повернул голову к панели с набором этажей, проследовав за моим взглядом.       – А что с ним не так?       – Ну… несчастливое число.       – Глупости, – авторитетно заявил он, и наши взгляды на мгновенье встретились в отражении зеркальной панели этажей. Я тут же отвела глаза, жар разлился по лицу. – Это я тебе говорю, как человек, полжизни посвятивший цифрам.       И угораздило же меня ляпнуть эту чушь про числа человеку, преподающему математику!       – Только не говори, что веришь в суеверия?       Замявшись, я неопределенно пожала плечами.       Может быть, и правда глупость, но в приметы я верила. Со мной они имели неприятную особенность сбываться, особенно те, что предвещали несчастья. Определенно глупость. Странно и смешно… но парадокс в том, что в неудачные приметы верю, а в то, что сейчас не сон, мне верится с трудом.       – Кстати, у меня где-то завалялась книга по нумерологии, – протянул учитель, ослабляя галстук на шее, мой взгляд против воли тут же проследил за его действием. В кабинке действительно было душно, я тяжело сглотнула. – Не то чтобы я в это верил, но для расслабления, как чтиво на ночь, достаточно забавная беллетристика.       Я не знала, что такое «нумерология», слышала когда-то это слово, но его точного значения не знала. Спросить же, что это, тем самым показав свое невежество, было для меня как-то стыдно.       Дома обязательно нужно будет навестить старую добрую википедию…       Когда двери лифта с характерным сигналом разъехались в стороны на «несчастливом» тринадцатом этаже, мы молча вышли, не касаясь друг друга. Я чувствовала на себе его тяжелый взгляд, и от этого становилось страшно не по себе.       – Как тебе семьдесят шестой? – спросил меня мужчина, ведя меня вглубь хорошо освященного коридора.       Я непонимающе взглянула на него.       – Номер квартиры семьдесят шестой, – мягко объяснил он, останавливаясь и кивая на дверь. – Надеюсь, это число не вызывает плохих ассоциаций?       – Нет…       – Вот и славно.       И все-таки зря я завела эту бурду с числами!       Александр Владимирович выудил из кармана звонкую связку ключей и легко отпер дверь в свою квартиру, и галантным жестом руки, пригласил меня в темноту открывшегося проема.       – Мне начинает это нравиться все больше и больше, – с улыбкой отметил математик, продолжая «будить» спящего в себе романтика.       "А вот меня все это почему-то начинало смущать все больше и больше..." – про себя простонала я.       Проходя мимо него, я случайно коснулась его руки. Огненные мурашки, появившиеся от этого легкого прикосновения, заставили меня вздрогнуть всем телом. Почему все словно в первый раз? Ведь мы уже были вместе...       Полумрак, к которому глаза еще не привыкли, обступил меня со всех сторон, стоило мне шагнуть через порог квартиры. Я неловко замерла на входе, не зная, куда деваться.       Александр Владимирович щелкнул включателем за моей спиной, и яркий свет тут же осветил помещение.       – Проходи, не стесняйся, – произнес мужчина, захлопывая за нами дверь и этим своим движением будто обрывая все пути назад.       Вот и все.       Теперь и правда полностью наедине. Не будет больше ни толпы школьников за дверью, ни Елены Дмитриевны, никого...       Впервые мы остались настолько одни.       Я несколько нервозно потянула вниз собачку на молнии куртки, стараясь как можно скорее ее с себя стащить. Но замерла, внезапно ощутив теплое прикосновение чужих рук к своим напряженным плечам. Дыхание на мгновенье сперло, и я зажмурила глаза.       – Абрамова, расслабься, – вкрадчиво шепнул мне он, ненавязчиво и в то же время настойчиво помогая снять верхнюю одежду. – И чувствуй себя, как дома.       Легко ему говорить, конечно…       Позволив учителю забрать куда-то свою куртку, я, разувшись, наконец огляделась. Все было безумно интересно. Оказалась я в элегантной, но слегка небрежно обставленной прихожей. Пройдя через широкую арку в следующую комнату, я неуверенно осмотрелась, легко касаясь рукой мягкой обивки кресел, наброшенных на кожаный диван декоративных подушек, корешков книг на полках.       Совсем неплохо, все было оформлено со вкусом. Правда, глаза сразу резанул тот факт, что женщины здесь явно никогда не жило. Указывало на это все, начиная с того, что в интерьере не было ни единой кокетливой детали, вроде мелких чисто женских безделушек (статуэточек, игрушечек, бумажек и прочего) по углам, заканчивая тем, что в квартире напрочь отсутствовали растения.       Вот здесь живет Александр Владимирович, вдруг подумалось мне. Я бы тоже хотела здесь жить, быть хотя бы одной из многочисленных книжек на полке или даже тумбой под телевизором... Совсем неплохо, видела бы его каждый день.       Я, прикусив губу, улыбнулась своим глупым мыслям.       Неплотно задернутые шторы пропускали уже совсем угасающие последние солнечные лучи. Оранжевое свечение падало ровным прямоугольником на пол белого ковра у окна, легкими бликами скользило по деревянным панелям полок и пола.       Мое внимание вдруг привлекло окно.       – Не хочешь чего-нибудь перекусить или выпить? – любезно спросил Александр Владимирович, бесшумно появляясь у меня за спиной.       Вздрогнув от неожиданности, я неуклюже обернулась, отрицательно покачав головой. Хотя за этот длинный день мне так нормально ни разу не удалось нигде поесть, и голод постепенно начал о себе напоминать, я все же не хотела демонстрировать это мужчине. Меня вообще, если честно, странно смущала мысль, что можно что-нибудь при нем есть…       Мужчина, прекрасно видя мою все возрастающую скованность, сардонически хмыкнув на мой отказ, кивнул каким-то своим мыслям:       – Ладно, я знаю, что поможет тебе расслабиться, – с усмешкой проговорил он и вышел из комнаты.       Ну да, знает… Почему-то уже было не по себе от его слов.       Я робко проводила его глазами и только потом приблизилась к окну. Стянув с шеи шарф, опасливо одернула тяжелую штору.       Небо успело окраситься в оранжево-алое полотно, угасающее солнце уже наполовину скрылось за многочисленными крышами многоэтажек. А взору предстал самый что ни на есть красивейший городской закат в моей жизни. Просто дух захватывает…       Повезло же жить на высоком этаже, что ни день, так шикарный вид из окна! Я со своего третьего этажа видела только лишь соседские гаражи и детскую площадку с потускневшей краской на скамьях и горке. Иное дело тут…       Глубоко вздохнув, я вдруг краем глаза зацепилась за яркое пятно сбоку. Повернув голову, я вдруг только сейчас заметила целую огромную стопку различных нераспакованных конфет, занявших всю левую сторону подоконника.       Я, изумленно уставившись на это чудо, не сдержав порыва, даже пробежалась пальцами по разноцветным коробочкам, их было очень много, наложенные друг на друга, они представляли собой внушительную стопку. Молочные, горькие, с орехами, карамелью, коньяком… на любой вкус и цвет, как говорится. Просто мечта настоящего сладкоежки! Когда-то в детстве я хотела себе что-то подобное… Да и чего греха таить, и сейчас бы не отказалась.       – Александр Владимирович? – взволновано позвала я. – У вас тут…       – Да-да, годовой запас сладкого на случай ядерной войны, тебе не показалось, – усмехнувшись, признал мужчина, появляясь в комнате. – Быстро же ты его нашла.       – Откуда у вас столько конфет? – моему веселому изумлению не было предела.       – Долгая история…       – А я не тороплюсь, – оборачиваясь, пробормотала я, наконец, убирая свои руки от притягательных цветных коробочек. – Подарки поклонниц?       – Боже упаси, – устало усмехнувшись, вздохнул мужчина. – Мне хватает и той тонны нелепых признаний в контрольных тетрадях…       Это что же получается?       Что-то неприятное склизкое прошлось у меня по пищеводу, и только я хотела подробнее расспросить про эти тонны «признаний», как мой взгляд упал на небольшой столик, стоящий позади него у диванов, а если быть точнее, то больше на его содержимое. На темную бутылку – определенно алкоголя (однако, какого именно, я не смогла опознать) и два низких стакана.       – Лучшее расслабляющее средство, – спокойно объяснил мне учитель, в ответ на глупое растерянно-вопросительное выражение лица.       Я нервно сглотнула и в очередной раз поправила волосы, которые лезли прямо в лицо. Поверить в то, что Александр Владимирович… да, тот самый Александр Владимирович, который держит строжайшую дисциплину на своих уроках, тот самый Александр Владимирович, которого раздражает любой намек на нарушения правил, сейчас всерьез предлагает мне алкоголь, было так же невероятно, как и поверить в то, что я действительно нахожусь у него дома.       Хотя… зная его, можно предположить, что это просто шутка…       – Выдохни, Дарья, я не собираюсь тебя спаивать, – насмешливо протянул мужчина. – Просто хочу снять лишнее напряжение.       Любопытный способ…       Искоса наблюдая за моей растерянностью и внутренним ступором, он немного налил в один из стаканов из той самой темной бутылки и пригубил. Жидкость в стакане оказалась светло-коричневого цвета.       – Неужели никогда не пробовала?       Его изучающий взгляд с насмешливыми искорками, вгонял меня в крайнюю степень смущения.       Пробовала (не считая, конечно, шампанское на каждый Новый Год) как-то в прошлом году за компанию. Не очень удачный опыт: дешевое пиво, с постоянной оглядкой, с запасной ментоловой жвачкой и подростковым азартом и интересом. Пойло было гадким и почему-то теплым, что делало его еще невыносимее. Я выплюнула почти сразу же на третьем глотке, но что-то все-таки попало внутрь. Тошнило весь день, шла впоследствии домой, бесконечно долго жуя эту ментоловую жвачку… Ненавижу с тех пор и ментол, и жевательные резинки в принципе. Не знаю, можно ли назвать это опытом. Но вот эту светло-коричневую жидкость в его стакане я раньше никогда не пила.       Но почему-то признавать сейчас перед мужчиной сей факт моего жалкого опыта, можно даже сказать, его полного отсутствия, был для меня крайне стыдно, и, как следствие, нежелательно. Это почти то же самое, что красноречиво сказать, что я все еще ребенок…       Но я же не ребенок!       Поэтому, морально собравшись и скривив губы в фальшиво беспечной улыбке, я неопределенно пожала плечами:       – Ну, было дело… – туманно произнесла я, всеми силами стараясь не покраснеть. – Вы, кстати, не ответили на вопрос: откуда у вас столько конфет?       – Накопилось за всю мою преподавательскую деятельность, – равнодушно ответил мужчина, к моему облегчению, отпуская свой вопрос и не придираясь к такой «толстой» попытке сменить тему. – Дарят эти чертовы конфеты в огромном количестве на всякие праздники, и отказывать взять их как-то неудобно.       Так вот оно что.       Впервые вижу человека, который не радуется этому. Александр Владимирович говорил об этом так, будто рассказывал не о приятном презенте, а о давней зубной боли. Если бы мне дарили конфеты, я бы очень радовалась.       – Если хочешь, то можешь их все забрать себе, – предложил он. – Я не люблю сладкое.       – Да нет… – вмиг стушевалась я. – Не нужно.       – Дарья, я все равно это не ем.       Предложение это было, конечно, заманчивым, однако…       – Боюсь, что не смогу объяснить маме, откуда у меня столько конфет, – пробормотала я. В голову вдруг пришло, что неплохо бы и позвонить, наконец, маме. На часах уже почти восемь, она, должно быть, уже волнуется…       – Подарили, купила, нашла, украла, с неба свалились, – подсказал «добрый» учитель. – Вариантов много на самом деле.       Я не сдержавшись, прыснула. С неба свалилось… а как же! Единственное, что в жизни свалилось на меня с «неба», был волейбольным мячик, который отрекошетил от потолка спортзала и точно ударил меня прямо по голове. Было больно и обидно, Маша смеется над этим до сих пор.       Вдруг у мужчины зазвонил мобильный телефон, и, извинившись, он удалился в другую комнату, напоследок бросив:       – Ну, так не стесняйся хотя бы сейчас, угощайся.       А есть хотелось очень сильно, и я правда уже сильно жалела, что нормально не поела у отца, когда была такая возможность.       Про себя решив, что не будет ничего такого, если я съем пару конфет, я, словно вор какой-то, прокралась к подоконнику и в нерешительности замерла, не зная, за что хвататься. Взгляд остановился на молочных конфетах в форме ракушек – нарисованные на нежно-голубой коробочке, они выглядели очень аппетитно. Поэтому, схватив именно эти конфеты, я села на диван и аккуратно вскрыла прозрачную обертку.       "Ну что же, неплохо", – сделала вывод я, добравшись до конфет. На коробке, конечно, это выглядело намного вкуснее, но и в живую шоколадные ракушки оказались вполне съедобными на вид.       Есть хотелось страшно, и я, не теряя времени почти сразу же, не жуя, буквально проглотила первую конфету. Шоколад был нежный и просто таял во рту, поэтому, не сдержавшись, я запихнула в рот сразу три «ракушки».       Будь моя воля, ела бы это вечно…       – Уверена, что не хочешь нормально перекусить? – иронично спросил у меня из-за спины вернувшийся Александр Владимирович.       Да что это за привычка появляться из-за спины?! От неожиданности я едва не поперхнулась шоколадом.       – Нет… правда не хочу есть, – смущенно отозвалась я, усиленно глотая.       Правда, со ртом, забитым шоколадом, звучало это ужасно неправдоподобно. Захотелось опять сползти куда-нибудь на пол от смущения…       – Как знаешь, – улыбнулся мужчина, садясь рядом со мной на диван и подтягивая к себе темную бутылку и стаканы. – Так ты будешь?       – А что это? – наконец решилась спросить я, не сводя взгляда с его рук, изящно откупоривших бутылку.       – Это виски.       Я тяжело сглотнула. Легче от этой информации не стало.       Он налил чистый стакан светло-коричневой жидкости и придвинул его ко мне, затем наполнил собственный стакан. Его изумрудные глаза изучающе скользнули по моему застывшему лицу:       – Если хочешь, можно разбавить чем-нибудь сладким, ты же любишь сладкое. Где-то у меня был ликер…       – Нет, не нужно, – натянуто улыбнулась я, вышла из своего ступора и нерешительно взяла в руки наполненный стакан.       Мужчина, усмехнувшись, опять пригубил из своего стакана. Похоже, его крайне забавляла моя растерянность. Я же задумчиво крутила в руках стакан, не решаясь отпить. Никогда раньше не пила виски... Конечно, учителю об этом знать совсем не обязательно.       Из своих худо-бедных познаний в спиртных напитках я помнила, что категорически нельзя пить на голодный желудок. А в моем желудке, не считая наспех проглоченных нескольких ложек салата у отца, были только четыре шоколадных «ракушки».       Не густо…       Я, протянув свободную руку, взяла еще одну шоколадную «ракушку», решив, что уж с пятью конфетами, еще можно себе позволить немного выпить.       – Все это очень… мило, – пробормотала я, дабы нарушить тишину.       – Неужели? – иронично изогнул бровь учитель.       – Мы с вами вместе как нормальная… ммм… – почему-то мне было дико стыдно произнести слово «пара», – нормальные.       Учитель, хмыкнув, залпом выпил виски в своем стакане.       – Что же, лично я чувствую себя, как коварный соблазнитель, который заманил сладостями школьницу к себе домой.       Я немедленно залилась самой обжигающей краской в своей жизни.       – Вы что…       – Ничего. Угощайся смелее, Дарья, не стесняйся.       – Спасибо, я и правда сыта, – сухо произнесла я, кладя обратно в коробку так и не съеденную «ракушку».       – Жаль, что не могу сказать того же и о себе.       Казалось, сильнее смутиться уже нельзя, а оказалось, можно. Притупив глаза в стакан у себя в руках, едва дыша, я не знала, что сказать.       – Если все-таки боишься пить виски, могу налить тебе чай или кофе, – предложил мне Александр Владимирович.       Ничего я не боюсь! Я возмущенно подняла на него глаза, и крепче сжала пальцами стакан.       Боже, хоть бы меня не вырвало на его ковер! – про себя молила я, запрокидывая голову назад и залпом полностью выпивая виски в своем стакане. И тут же чуть не выплескивая его обратно.       Весь рот, горло, носоглотку и гортань охватило адским пламенем, ни на какое «приятное» тепло, разливающее по телу, это не было похоже. Это было похоже на кислоту, разъедающую все на своем пути.       Я зашлась в страшном кашле, однако геройски не выплюнула ни капли. Тошнота и естественная потребность сейчас же избавиться от всего того обжигающего огня, что попал в рот, охватила меня, но боязнь опозориться была сильнее.       – Ну, совсем неплохо для первого раза, – усмехнулся учитель, забирая из моих рук стакан и отставляя его в сторону. – Скоро станет хорошо.       Верилось в это с трудом…       Его ладонь успокаивающе похлопала меня по спине, я все никак не могла откашляться. Казалось, что все мои внутренности горят в огне.       – Все-таки давай-ка я налью тебе чай.       По всей видимости, я кивнула головой, потому что учитель, мягко поднявшись, вышел из комнаты.       Кашель начал слабеть. Утерев пальцами набежавшие слезы на глазах, я силой похлопала себя по щекам, дабы прийти в себя. По голове будто кто-то хорошенько ударил кувалдой, носоглотку немилостиво жгло.       Чтобы я еще хоть раз согласилась выпить алкоголь! Вот и показала себя «взрослой»… Как он вообще это пьет?       В моих джинсах вдруг завибрировал телефон. Звонила мама. Как вовремя...       Хоть голос у меня был ужасно хриплым, говорила я достаточно уверенно, когда врала, что сижу у Маши, и, похоже, что остаюсь на ночь. Мама на удивление быстро и без лишних вопросов согласилась, чтобы я в случае чего переночевала у «подруги».       Ну вот, одной проблемой меньше…       – Александр Владимирович, как вы это пьете? – все еще сиплым голосом, спросила я, указывая головой на виски, когда мужчина поставил передо мной чашку с горячим дымящимся чаем. – Это же невозможно просто нормально пить!       Он насмешливо покачал головой:       – Всем так кажется в первый раз.       – Зачем тогда вообще пить алкоголь? – я раздраженно шмыгнула носом, и еще раз протерла глаза от влаги.       – Дарья, алкоголь – это яд, входящий в уста, но травящий ум. Обманчивый подъем. Некоторым людям он необходим.       – И что, даже вам? – поинтересовалась я, баюкая в руках горячую кружку с чаем, не совсем уверенная, что правильно поняла суть его слов.       – Даже мне, – мягко согласился мужчина. – Еще ничего не чувствуешь?       Я покачала головой, потому что единственное, что чувствовала, это ужасную тошноту, сосредоточившуюся комком в желудке. Оставалось только уповать на то, чтобы меня действительно не вырвало.       Вот будет весело…       – Кстати… – я в тысячный раз за сегодняшний день поправила чертовы волосы, лезущие прямо в кружку с чаем в моих руках. – Давно хотела вас спросить. Как вы решили стать учителем математики?       – Мне стало скучно в один прекрасный день.       – То есть?       Странный ответ – ничего не скажешь. Обычно учителя на это отвечают, что еще в детстве мечтали учить и все такое…       – Я никогда не хотел быть учителем, до недавних времен, но у меня всегда были определенные склонности к точным наукам, – медленно проговорил мужчина, задумчиво наклоняя стакан с виски, заставляя переливаться светло-коричневую жидкость в бликах от лампы. – В школе математика была моим любимым предметом. Потом у меня был сначала очень строгий учитель в школе, затем строгая учительница в гимназии и далее еще хуже в институте, попробуй с ними не полюби…       – Знакомая история, – хмыкнула я.       – Спасибо, конечно, за комплимент, – весело сверкнули его глаза за стеклом от стакана. - Но моя учительница была еще хуже меня сейчас.       – Не верю…       – Почему? Абрамова, неужели я и правду такой садист?       Я как раз отхлебывала обжигающе-горячий напиток, но внезапно фыркнув, чуть не подавилась.       – Вы серьезно это спрашиваете? – сделала гримасу я, не поддаваясь на его дразнящий тон.       Александр Владимирович рассмеявшись, сел поближе ко мне.       – Какое у тебя обо мне мнение…       – Правильное?       – Обидное, – усмехнулся мужчина.       Я хмыкнула, почему-то мне стало весело. Что-то приятно щекотное и странное разливалось внизу живота и раздавалось по всему телу.       – А что в школе вам еще нравилось? – спросила я, отпивая из кружки.       – Много чего на самом деле… Моя первая любовь случилась в школе, – задумчиво протянул он.       В голове что-то тупо щелкнуло, что-то неприятное засвербело внутри.       – Расскажите? – вырвалось у меня помимо воли.       – А что, интересно, Дарья?       По его довольной улыбке я поняла, что мои старания сдержать поток вопросов замечены.       – Она была просто прелестной девушкой, – длил мои мучения мужчина. – С очаровательным именем… ее звали Любовь.       – Какая милая аллегория… – выдавила я.       – Не то слово, – кивнул он, снова пригубив виски. – Она была чем-то на тебя похожа. Была рассеянной и себе на уме… Совершенно не любила учиться.       Я уязвленно взглянула на него, это звучало совсем не лестно. Раньше мне всегда хотелось смеяться над нелепой женской ревностью… Что может быть глупее, чем ревновать кого-то и изводить этим бедного человека? Однако сейчас мне именно этим и хотелось заняться – задавать вопросы и изводить придирками.       – Я помогал ей иногда…. Ну, как помогал, давал списывать. Если было свободное время, то занимался с ней. По странному стечению обстоятельств ей абсолютно не давалась математика.       "Какая-то дура эта его Любовь", – сделала мрачный вывод я, делая маленький глоток из кружки. Чай все еще не остыл и был горячим.       – И что было дальше?       – Ничего, мы разошлись. Первая любовь всегда заканчивается плохо. Кажется, она вышла замуж и сейчас вполне счастлива в браке.       Ответ меня не убедил.       – Вы с ней целовались? – выпалила я, кажется, самый глупейший вопрос, на который была способна, при этом не почувствовав ни малейшего смущения. И это было странно…       "Наверно, это и есть опьянение", – подумалось мне вдруг, так как теперь это странное щекотно-эйфорическое ощущение добралось и до головы, добавляя невиданной смелости.       – Брось, неужели ревнуешь? – усмехнулся мужчина.       Я дернулась, вернулось чертово смущение.       – С чего мне…       И тут от моего неосторожного движения из кружки, которую я держала, выплеснулся горячий чай, ошпарив мне руку.       – Ай!       Я вскочила на ноги.       – Обожглась? – спросил учитель, ставя на столик свой недопитый стакан с виски, также поднимаясь. – Покажи.       – Да нет, все нормально.       – Кого я спрашиваю…       Он бесцеремонно взял меня за запястье и поднес мою руку к своим губам. У меня странно заколотило в ушах.       – Не… не надо… – тихо забормотала я.       Александр Владимирович легко подул на обожженное место, бросив на меня быстрый взгляд:       – Чего не надо?       Я не поднимала головы, слушая, как бешено бьется в ушах пульс. Моя рука все еще была слишком близко к губам учителя, и я боялась даже шевельнуть ею. Хотелось по-детски зажмурить глаза.       – Кстати, Абрамова, – мягко позвал меня он, наконец, отпуская мою руку.       Я несмело взглянула на него.       – Ты целуешься лучше.       Он осторожно приподнял мой подбородок и был слишком близко, я потянулась к его губам быстрее, чем успела что-либо сообразить. От его губ исходил слабый привкус виски, который передался и мне, я чувствовала себя едва ли не пьянее всех алкоголиков в мире. Поцелуй вначале был совсем невесомым и мягким, но, отвечая взаимным желанием, его губы становились все более настойчивыми, рука легла на мой затылок.       – Тебе определенно идут распущенные волосы, – отстранившись, шепнул он, его пальцы осторожно потянули за ворот моей кофты, обнажая кожу.       Уже в полузабытьи я ощутила прикосновения горячих губ к своему плечу.       Я рвано вобрала в себя воздух. По моим венам будто разносилась живая лава, лишая контроля мое тело. Ноги, сделавшись ватными, отказывались держать, и меня медленно, но верно начало клинить куда-то в сторону.       Сильные руки легко подхватили меня, удерживая на месте.       – Я больше никогда в жизни не дам тебе ни капли алкоголя, – вкрадчиво проговорил Александр Владимирович, увлекая меня куда-то за собой вглубь квартиры.       – Это не из-за виски, – засмеявшись, возразила я, путаясь в собственных ногах. Куда он меня ведет?       – Да что ты…       Прислонив меня спиной к стене в коридоре, он поцеловал меня, уже не сдерживаясь, и я крепко зажмурилась. Сердце колотило в груди, как ненормальное. Когда мужчина отстранился, мое дыхание окончательно сбилось, и если бы не его руки, я бы давно сползла вниз по стенке.       Кажется, я схожу с ума…       Где-то там, между этими бесконечными поцелуями, мы каким-то образом переместились в его спальню. Я слышала, как стукнулась о косяк дверь, но почти ничего не видела.       Лишь почувствовала, как он бережно опустил меня на кровать.       В комнате окно было раскрыто нараспашку, и поэтому в комнату проникал свежий воздух. Солнце давно село, я глубоко вдыхала в себя запах наступившей ночи, и правда чувствуя себя едва ли не в хлам пьяной, и, не мигая, смотрела на темный потолок.       – Александр Владимирович… вы же… вы же всегда будете рядом, да? – спросила я, тяжело дыша. Внезапный страх во мне медленно, но верно убирал заволакивающий алкоголем и страстью красный дым с сознания. – Вы…       С губ чуть не сорвался проклятый вопрос: «…меня любите?».       Мужчина поцеловал мои дрожащие губы, и я, вдруг поняла, что он улыбается. Стало страшно… Почему он улыбается? Неужели это для него просто игра?       – Дарья, мир вокруг тебя перевернется и изменится еще много раз, – прозвучал его мягкий голос. – Я уже говорил тебе быть осторожнее с такими вопросами.       Его губы коснулись моего виска, переместились ниже, чтобы увлечь меня в очередной головокружительный поцелуй.       Это было не мимолетное касание губ, не робкий поцелуй, когда понимаешь, что каждая секунда может стать последней. От этого поцелуя меня бросило в еще больший жар. Казалось, еще больше опьянеть от этого нельзя, а оказалось можно. В моей мутной голове не было ни единой сознательной мысли. Будто в один миг все стало неважным, в конце концов, все было давно между нами перепутано.       Я ощутила, как мужчина расстегивает пуговицу за пуговицей, и стягивает с меня кофту, и сразу же отбрасывает ее в сторону, за ней быстро последовали белая майка и джинсы.       Почувствовав, что осталась совсем обнаженной, в то время как мужчина был полностью одет, я вся сжалась в комок и зажмурилась.       – Смотри на меня, – попросил Александр Владимирович, отбрасывая в сторону последнюю вещь на мне.       Мои глаза медленно открылись, я тяжело дышала, и не мигая смотрела на него, почти неясного в темноте. Во тьме все чувства усиливаются, обостряется осязание, а стук собственного сердца оглушает. А он словно наслаждался моей открытостью и беспомощностью, от этого стало не по себе.       – Ты очень красивая, – он неспешно очертил пальцем линию моего рта, прежде чем вновь меня поцеловать.       Его поцелуй сжигал меня. Я уже плохо соображала, где нахожусь, и что делаю…       Сквозь огненные волны, пробегающие по моему телу, я почувствовала, как его рука, скользя по моему животу, постепенно опускается ниже. Он продолжал нежно целовать мою шею, обжигая ее горячим дыханием, заставляя меня чувствовать невозможно острый спазм в теле.       Как сквозь сон, я ощутила его руку между своих бедер и, вдруг одеревенев, замерла, широко распахнув глаза.       Что-то было не так…       Я чуть было не вскрикнула, почувствовав его пальцы в себе. Это было неправильным и совсем уж постыдным.       Я попыталась было сдвинуть ноги, но Александр Владимирович ловко вклинил колено между моих бедер, фиксируя нужное ему положение.       – Тише-тише, успокойся, я не сделаю тебе ничего плохого, – успокаивающе шепнул мне мужчина, продолжая движение пальцев внутри меня. – Ты же мне веришь?       Я тихо всхлипнула, непроизвольно сминая пальцами простыню в кулак, когда он сделал еще одно движение внутри. Это были странные противоестественные ощущения, хотя и боли не было, было лишь чувство некоторого дискомфорта, помноженного на жгучий стыд.       – Расслабься, не зажимайся так, – мужчина скользнул языком по моей груди, обхватил губами сосок, очень нежно лаская, рефлекторно заставляя прогнуться под ним от удовольствия.       Пальцы же его устремились дальше, раздвигая мою плоть, касаясь дразняще мягко, то почти выходя, то снова наполняя меня. Это было похоже на самую изощрённую пытку, начальный дискомфорт начал отступать.       Тело помимо моей воли постепенно начало отвечать на его прикосновения. Странное томление, сосредоточившись в месте, где касались его пальцы, обжигающей змейкой прошлось по моему позвоночнику. Жар постепенно заполнял мою голову, от невыносимо острых ощущений, разливающихся внутри, я до побледневших костяшек пальцев сжимала покрывало. Горячая дрожь прошлась по моему телу, мне хотелось, чтобы он продолжал бесконечно это движение, казалось, случится что-то страшное, если он прекратит.       Краска залила мое лицо, когда первое едва слышное постанывание, сорвалось у меня с губ, когда мужчина сделал особенно ловкое движение рукой.       – Тебе нравится, – с усмешкой констатировал Александр Владимирович, наблюдая за тем, как я неосознанно поддалась бедрами навстречу, неразборчиво моля о чем-то...       Жар внутри становился все больше и больше. Казалось, еще чуть-чуть, и меня просто не станет, я просто сгорю в этом пламени…       Цветные круги вдруг вспыхнули перед глазами. По телу пробежала лёгкая судорога. Я не выдержала и протяжно застонала, сильно выгибаясь, когда почти болезненные волны удовольствия прошли по моему телу.       "Значит, не врали книги об этом…" – совершенно не к месту подумалось мне, когда по телу прошлась последняя конвульсивная дрожь.       Я тяжело дышала, по-прежнему лежа под мужчиной, мысли в голове путались.       Он что-то мне прошептал, но из-за странного «белого» шума в ушах я ничего не расслышала. Его пиджак куда-то подевался, а рубашка распахнулась на груди, и я несмело провела рукой по обнажившейся коже. Его горячие ладони заскользили по моей спине, заставляя меня опять изогнуться и прижаться к нему всем телом.       А после… Я громко втянула в себя воздух, почувствовав, что он вошел в меня. Мои ногти с новой силой впились в простыню… Это не было неожиданностью, но… Это было не больно... Немного неудобно... Но боли не было совсем.       И это было…       Я плотно закрыла глаза, чувствуя всем телом жар... Движение плоти внутри меня сводило с ума... Прикосновения... Губы... Руки... Они были всюду, дразнили и... Глубокий поцелуй лишь обострил все мои чувства, заставляя стон вновь сорваться с губ...       И это...       Всё, что было потом...       666       Сквозь темную пелену неба пробивались первые рассветные лучи. Я видела это через распахнутое настежь окно. Спальня, погруженная в полумрак, тоже медленно озарялась слабым утренним светом.       Сон все не шел ко мне. А если быть точнее, я боялась сейчас спать…       Боялась спугнуть этот хрупкий момент. Поэтому боролась со сном вот уже час с чем-то…       В голову пришло, что будет совсем не смешно, если после всего я проснусь в своей кровати и это все окажется дурным сном, навеянным мне из-за сладкого на ночь.       Однако глаза постепенно слипались, и заснуть все равно придется, хочу я этого или нет…       Правая нога от слишком долгого лежания в одной позе болезненно затекла. Завозившись на месте, удобнее устраиваясь, я случайно толкнула локтем Александра Владимировича, который недовольно вздохнув во сне, неосознанно крепче сжал свою руку, перекинутую через мою талию.       Я счастливо вздохнула, наконец закрывая глаза. Все тени сомнений, терзающие меня ранее, бесследно пропали…       А еще через минуту я погрузилась в крепкий сон.