Математический класс

      Попало мне, конечно, капитально.       Светлана Викторовна добрых полчаса и почти всю перемену потратила на тотальный выговор/ругань/нотацию на одну меня.       Сивцевой же, как всегда, удалось культурно отмазаться от этого дела: я не я, и лошадь не моя, и вообще моя койка слева – вот ее дословные девизы по жизни.       Итог получился весьма и весьма плачевный.       Учительница изъяла у меня телефон, наказав, чтобы моя мама явилась в школу и забрала его лично, а также влепила необоснованную двойку и назначила до следующего понедельника приходить к ней на дополнительные. Внезапно оказалось, что у меня выходит неаттестация.       Половина класса не успевают по ее предмету, и только одну меня оставляют после уроков!       И мало того, что Светлана Викторовна отобрала у меня телефон, на что, кстати, не имела ни малейшего права – чужое имущество, как-никак. Поставила мне двойку, вроде как за поведение, хотя оценки ставятся за знания. Так еще и маму вызвала… Моя мама – женщина устоявшихся взглядов на мир, вечно устающая от постоянной работы, мне было просто очень неприятно ее дергать из-за такой ерунды.       Но самое страшное заключалось для меня в другом: репетиторство с Александром Владимировичем отменяется как минимум на неделю.       Мне было страшно, стыдно и совестно одновременно, все в одном флаконе. Я испытывала жуткий стыд перед мамой, уж кого-кого, а ее волновать из-за такой чепухи мне не хотелось, совсем не хотелось. Не заслужила она этого.       И еще мне было страшно, очень страшно…       Что я скажу Александру Владимировичу?       Извините, мол, не приду, у меня информатика! – мне казалось, что математик оскорбится и откажется проводить со мной дополнительные. А там прощай мечта о поступлении в университет, здравствуй, ПТУ, и прощай навсегда возможность оставаться наедине с моим самым любимым учителем.       И все из-за кого?! Из-за Маши!       Девушка, кстати, после всего случившегося как-то невпопад попросила прощения, и, как только раздался звонок с урока, быстро выскользнула за дверь, оставив меня один на один с разъяренной Светланой Викторовной.       Зато Шевченко казалась такой счастливой, будто ей сообщили, что она выиграла в лотерее как минимум квартиру.       Вышла я из кабинета информатики только со звонком на следующий урок, после того, как учительница, положа руку на сердце, клятвенно заверила меня, что, если такое вопиющие безобразие повторится еще раз, она добьется, чтобы меня выгнали из школы.       Закончив на такой приятной ноте, я в полном унынии побрела с пятиминутным опозданием на следующий урок – сдвоенную алгебру.       Тихо несколько раз стукнув костяшками пальцев по двери, я ввалилась в класс и неловко замерла на пороге:       – Извините за опоздание, можно войти? – спросила я, не поднимая глаз со своих ног.       Александр Владимирович тоже очень строго относился к дисциплине и, вполне вероятно, мог не пустить меня на урок. Что он и делал. Обычно опоздавших он не пускал – всем это было известно, особенно мне (как отличившейся по "опозданиям" на его уроки), но была – не была!       – Ну, так ты уже, по-моему, вошла, – мягко улыбнулся мне математик. Мое сердце странно трепыхнулось в груди, а щеки тут же опалил жаркий румянец. – Опять опаздываешь? Черт с тобой. Проходи, но Дарья, это в последний раз.       Еще раз тихо пробормотав извинения, я, не веря в свою удачу (как никак, с опозданием впустили) прошла на свое место, где уже сидела Машка.       Прежде чем сесть с Сивцевой, которая смотрела на меня полными раскаяния глазами, я замешкалась.       Мне не хотелось с ней разговаривать и вообще видеть ее ближайший месяц, но остальные парты были заняты, а подсаживаться к кому-то, особенно если учесть, что на меня сейчас внутри класса распространяется игнор, было глупо.       Поэтому, вздохнув поглубже, я послала подальше гордость и уселась рядом с Машей.       Девушка тут же робко дернула меня за рукав рубашки, по всей видимости, еще раз хотела извиниться, но я, тихо на нее шикнув, достала учебник и стала слушать учителя. Во мне еще сильно играли злость и раздражение, поэтому разговаривать, а тем более выслушивать раскаяния я сейчас от нее не могла – уж слишком сильно на этот раз она меня подставила.       – Дамы за второй партой, я вам не мешаю? – уже более деловито спросил Александр Владимирович, укоризненно смерив меня взглядом, но уголки губ были приподняты, что разом убивало весь официоз.       Я будто воды в рот набрала – не могла вымолвить ни слова, поэтому ограничившись стыдливо опущенным вниз взглядом, ощутимо пихнула под столом Сивцеву: она что, собирается и дальше портить мою жизнь?!       За моей спиной кто-то раздраженно фыркнул, и мне не нужно было семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что это была Шевченко.       Вся эта ситуация начала меня утомлять: что я такого сделала-то?!       – Для вновь прибывших повторюсь, – отвлек меня от хаотичных мыслей Александр Владимирович. – На первом уроке делаем работу над ошибками, а на втором будет проверочная. Тот, кто все сделает, приступает к заданиям, записанным на доске.       Спокойный уверенный голос. Все остальное милостиво дорисовала фантазия: волосы, глаза, резко очерченное лицо, губы. Мне было слишком совестно на душе, чтобы поднимать на учителя глаза, поэтому я довольствовалась лишь его тембром голоса.       И как же я ему скажу, что не приду сегодня? – сердце болезненно сжалось.       Так, надо успокоиться!       За контрольную работу я получила два, и никто мне не дал никаких заданий, следовательно, мне нужно решать примеры на доске. Но, как назло, все номера заданий были написаны мелким шрифтом на левой стороне грифельной доски, откуда на нее падал отсвет из окна. Ничегошеньки не видно!       Я, усердно щурясь, наклонилась вперед, чтобы хоть что-нибудь рассмотреть: у Маши я принципиально не хотела ничего спрашивать, а попросить подойти поближе у учителя я страшно стеснялась.       – Николаев, местами с Абрамовой поменялся и быстро, – внезапно строго проронил Александр Владимирович, смерив парня хмурым взглядом.       – А чо… в смысле, а почему? – быстро исправился под предупреждающим взглядом учителя Влад. Сидя на первой парте, парень непонимающе смотрел на Александра Владимировича.       – Чтобы ты спросил, Николаев, – едко протянул математик. – Я сказал, в темпе местами меняйтесь. Еще раз замечу, как ты списываешь, даже без проверки два поставлю. Хотя, думаю, с Сивцевой тебе ловить нечего… – задумчиво добавил он.       По классу прошла волна смешков.       С чистой совестью я быстро сгребла свои принадлежности и, легко поднявшись на ноги от Машки подальше (на целых два ряда и одну парту), прошла на место Николаева, который собирался дольше меня в какой-то хаотичной панике, бросая исподтишка на Катю Ерохину умоляющие взгляды.       – Николаев, ты там не уснул часом? – насмешливо поторопил Влада учитель.       Наконец закинув через плечо с таким усердием собранную сумку, Николаев понуро побрел на мое место.       Когда я уселась на свое новое место, Катька, своеобразно сжав губы, демонстративно отодвинула от меня свой стул.       Словом – детство.       Не обращая на нее внимания, я, переведя взгляд на доску, наконец, смогла разглядеть номера заданий. Как все-таки удачно меня пересадили!       – Николаев! – уже не сдерживая ироничной усмешки, окликнул парня Александр Владимирович.       – Ну что еще? – недовольно пробубнил Влад.       – Листочек, который ты только что у Нестеровой взял, ко мне на стол положи, и оба свободны.       – Ну, Александр Владимирович! – тут же возмутилась Аня Нестерова.       – Я, кажется, ясно выразился, – голосом, не терпящим возражения, отрезал математик.       Кинув на Влада убийственный взгляд, Анька, раздраженно встав и сбросив в сумку все свои многочисленные листочки, вышла из кабинета. Еще в более унылом состоянии Николаев вышел следом.       Я внутренне вздрогнула: даже не представляю, что с бедолагой Нестерова сделает. Я даже по-своему посочувствовала Владу.       – Вроде девятый класс, а ничего сделать по-человечески, даже банально списать не могут! – покачал головой Александр Владимирович.       По классу прошла вторая волна смешков.       Уже ни на что не обращая внимания, я стала решать номера данных на доске заданий. Очень легких заданий, опять на применение формул в уравнениях, уж с этим я быстро справлюсь.       И правда, до звонка оставалось минут пять, а я уже все доделала. Правда, с дробями пришлось немного повозиться, но в целом было легко.       Я, с трудом подняв голову, кинула украдкой взгляд на Александра Владимировича. Внутри разливалось странное для меня горячее волнение. Мой взгляд, будто бы намагниченный, приклеился к его лицу: скользил по скулам, твердой линии подбородка, уголку рта...       И тут его губы дернулись в легкой ухмылке.       Неужели он заметил, как я на него пялюсь?!       Я не стала проверять, лишь в очередной раз, залившись краской, перевела глаза на свою тетрадь.       Пора это прекращать, ничем хорошим это для меня не кончится!       Прозвенел спасительный звонок на перемену, а я все так же неотрывно смотрела на свою тетрадь.       Мне показалось, или он действительно мне улыбнулся?