— А-А-А!
Сердце Джейн пропускает удар. Она вздрагивает и кричит от ужаса, понимая, что вот-вот готова сорваться с лестницы вниз, как вдруг нежная, но на удивление твёрдая рука хватает её за предплечье, возвращая равновесие. Джейн тяжело дышит, собирая мысли в кучу, а заливистый женский смех резонирует от стен, превращаясь в гулкое эхо, уносящееся вниз. — Не смешно, совсем не смешно, дура! — А как по мне, так очень смешно, ха! Ты так закричала, что мне аж самой стало страшно, — утирая слёзы смеха, постанывает Биарис, согнувшись в три погибели от хохота. — Ты действительно думала, что я позволю тебе свалиться вниз? — Знаешь, — удручённо и серёзно начинает Джейн, постепенно оправляясь от всеобъемлющего ужаса. — После всего, что произошло за последние дни, я уже ни в чём не могу быть уверена! Я должна радоваться, что наконец-то обрела покой рядом с Тором, но есть… — Покой? — с мнимой деликатностью столь же серьёзно интересуется ведьма. — Это вечный бой, Джейн. Покой нам только снится. — И всё же у меня есть к тебе несколько вопросов, без ответов на которые на этот раз я не отпущу тебя. Слышится треск, подобный зажжённым бенгальским огням, и в следующий миг глаза Джейн слепит яркий золотой свет, исходящий из парящей над ладонью Биарис сферы. — Я знаю, что произошло за последние дни. Я обещала быть рядом с тобой. Разве ты потеряла веру в меня? — Да, — выпаливает Джейн, затем смиряя своё негодование. — Почти потеряла. Я могла умереть, а ты, вместо помощи, притащила меня сюда! — Да, я знаю, моя милая… — Я могла навредить Тору, ты в курсе? Видно, что Биарис задело упоминание Бога Грома. Джейн даже удивляется: с чего вообще колдунья так преображается в лице при упоминания… по сути, всего лишь ещё одного бога… — Да, Джейн. Я признаю свою вину. Но покажись я на виду у всех, и тебя, и меня ждала бы незавидная участь. — Как то проклятье, что наложил на тебя Один? — Смерть тебе покажется детской сказкой рядом с моим проклятьем, Джейн. — Ни ты, ни Один не кажитесь мне сумасшедшими моральными уродами – так за что же такая участь? Биарис молчит. — Почему ты так желаешь ему зла, Биарис? Она не плачет, не хнычет, как голодный младенец – она чётко, внятно высказывает одну претензию за другой, видя, как меняется в лице Биарис. Колдунья явно не ожидала подобных тривиальных вопросов, хотя, кажется, она понимает каждое из них. Сойдя на ступеньку вниз и вставая наравне с Джейн, Биарис кротко приобнимает Джейн за плечи и отвечает, то и дело отводя смущённый взор. — Один отобрал у меня то, чем я дорожила больше всего... — И что же это? Твоя сила? Твоё королевство? — Моего ребёнка... Джейн, всё это время не намеревавшаяся воспринимать Биарис всерьёз, моментально проникается услышанным. Под сердцем что-то невнятно колет. — Он считал меня убийцей, спящей под покровом добродетели. Именно поэтому он принял решение изолировать меня и от моего мира, и от своего. Лишь бы я не учинила того, чего боги так боятся. — Рагнарёк? — Он самый. Ты знаешь, что случилось с отцом Одина, Бёром? — Ты убила его, хотя изначально надеялась решить дело... миром? — Мир бы не наступил, пока живы либо я, либо Один. Убийство отца – не думаешь ли ты, что это достойная причина меня ненавидеть? Они выпустили первую стрелу. Но кому какая теперь разница, особенно после стольких лет? И я не святая, моя девочка, но я поступаю так, как велит мне моя честь. Джейн даже невольно усмехается. Она приподнимает кулон розы так, чтобы Биарис не могла не заметить его в руках девушки. — Это. Оно предназначалось для твоего ребёнка, не так ли? — Почти в точку. — Ему предназначался тот, что хранит Фригга? Биарис невольно впадает в ступор. Её объятия слабеют, она волнительно дрожит. — Откуда ты знаешь? — Она сама мне его показала. Она сказала мне то же, что и ты. Что ты поступаешь по чести. Джейн слишком долго держала всё в себе, чтобы так просто отпускать свою единственную надежду на прозрение. Единственного человека, с которым она может говорить на равных, не боясь вызвать непонимание и страх. — Сколько ещё было этих талисманов? — Только эти два. Для меня и моего сына. — Но как тогда вышло, что второй оказался у Фригги? — Фригга была моей хорошей подругой. Когда-то давно… — Ты оставила ей амулет своего сына? Или она украла его? — Ни то, ни другое. Это... сложно объяснить. Джейн тут же принимает позу. — Уж постарайся. Времени у нас много. Хватит, чтобы поговорить без посторонних ушей. — Тебе не нужно об этом знать. — Не нужно? — в очередной раз, не в силах сдержать порыв ревностного отчаяния, восклицает Джейн, заставив Биарис заметно сдать позиции и внимательно вслушиваться в её надрывный голос. — Я рисковала жизнью ради тебя, а теперь я в любой момент могу отправиться в Вальгаллу, если выпущу из рук эту жестянку! Целый день я врала, что я в порядке, когда я совсем не в порядке, но никто бы ни понял, откройся я им! Что бы подумал Тор? Что бы подумала ты, обнаружь меня бездыханной на полу в спальне, не успей я дотянуться до амулета? Мне страшно, Биарис! Мне страшно за себя и тех, кому я дорога. Если я дорога и тебе, ты не сможешь просто так оставить меня ожидать безвестного конца в моей собственной голове! Джейн переводит дыхание, одновременно удовлетворённая, и напуганная гремучей смесью во взгляде чародейки. Ей? Не страшно? Да ей в жизни никогда не было так страшно, как сегодня! Лгать можно кому угодно, но не себе. — Мне нужна помощь! — Джейн сжимает ладони Биарис, не оставляя той выбора, кроме как в упор смотреть на свою разгорячившуюся собеседницу. — Не бросай меня… пожалуйста! Что-то меняется в лице колдуньи. Стыд и вина ярко плещутся в зелёных глазах, ярких даже при тусклом свете. Она умолкает, хотя наверняка хочет сказать что-то в свою защиту. Понимает, что говорить что-либо просто бесполезно. Она берёт бутон розы в ладонь, пристально глядя в своё собственное отражение. Или... — Ты права, Джейн, — шепчет Биарис. Джейн настораживается – голос ведьмы тревожно срывается но полутона. — С этим амулетом и правда творится что-то... необъяснимое... Стой смирно. — Что?.. Шёпот, искры, неразборчивые голоса вливаются в сознание Джейн. Биарис маниакально водит пальцами над амулетом, накручивает на них зелёные всполохи энергии, вытягивая опороченную магию из нагревающегося металла. Вспышка! Биарис одёргивает руку вверх, и за ней шлейфом тянется кислотно-зелёная плазма, озаряя винтовую лестницу трепещущими волнами света. Джейн задерживает дыхание и отворачивается, но она не смеет шелохнуть и пальцем. Жаром обдаёт её лицо, она жмурится – едва ли это помогает. Биарис смотрит на буйства магии с широко распахнутыми глазами и приоткрытым ртом, быстро и резко переводя взгляд с точки на точку, рассматривая что-то, изучая переплетения проклятой материи. Она стонет от напряжения, вот-вот готовясь вытянуть остатки энергии на поверхность, как тут истошный женский вопль раздаётся из амулета, до смерти пугая Джейн. Биарис, не в силах совладать с охватившей ею паникой, отпускает хватку, и изумрудные молнии, как натянутая резинка, врываются обратно в амулет. Джейн чуть не сносит ударной волной, но Биарис вновь крепко хватает её руку, впиваясь в кожу ногтями. — Что... что это было?! — хрипит Джейн, постепенно расставаясь с мыслью о неминуемой гибели, что уже второй раз на пять минут вводит её в состояние трепетного ужаса. Она на инстинкте касается амулета, но ничего не происходит, словно его металл всегда был ледяной, как шапка айсберга. — Будь проклята моя неосторожность... — полушёпотом причитает ведьма, опускаясь на колено и переводя дух. Она выглядит подавленной и растерянной. — Адариэль предупреждала меня, что не стоит так... беспечно оставлять тебя здесь одну. Я должна была послушаться её, хотя бы раз в этой жизни! — О чём ты?.. — Твоя встреча с Байорном обернулась твоей смертью, Джейн. Она боится. Она ёжится от желчных мыслей, сокрушаясь сама над собой. Затем поднимается на ноги и уже твёрже продолжает. — Моя магия защитила тебя, но... помимо этого, раскрыла твоё положение для моего самого главного врага. — Эта та самая женщина в отражении, да? — Хела... Ты ошибалась, когда предлагала Одину убить тебя. Твоя душа попадёт не в Вальгаллу, Джейн. Она попадёт в Хельхейм. — Я уже слышала это имя, — осеняет Джейн воспоминание. — Великанша, которую Один низверг в пучину бесконтрольного мрака, из которого та создала свой собственный мир, по её образу и подобию... — Почти что так. В общих чертах, да. Она претендует на твою душу. Дело не в амулете, моя девочка. Дело в тебе самой. Оди́н раз сохранив твою душу в телесной оболочке, амулет удерживает её в твоём теле. Но на твою... смерть претендует уже иная сила, куда более могущественная, чем нынешняя я. Роется, копается в воспоминаниях, старательно нащупывает повисший на кончике языка вопрос. — Байорн. Как он умер? — Он, — истерично вспоминает Джейн, словно от этого зависит её жизнь. В буквальном смысле зависит, — рассыпался тлеющими углями... — Сомнений быть не может. Всё, что происходит с тобой - дело рук Хелы! — И что же мне делать теперь? — в отчаянии спрашивает Джейн. — Она будет и дальше вытягивать из тебя силу, — не обратив внимания на вопрос, утомлённо причитает Биарис. — Она следит за тобой, за каждым твоим шагом. Но есть одно место, где она не сможет до тебя добраться. Джейн уже знает, о чём говорит Биарис. — Эльджу, моя девочка, — при упоминании своей родины, ведьма сразу же воодушевляется, воспрянув духом, и по невидимым каналам передаёт крупицы своей пылающей надежды и Джейн. — Сокрытый, десятый мир. Там она не сможет тебя достать! — Ты предлагаешь мне бросить всё и отправиться туда? — неожиданно для себя норовит вспылить девушка, и Биарис понимает её с полуслова. — Я сделала всё, как ты и просила. Я раздобыла для тебя кинжал и с десяток раз могла погибнуть на пути к Нью-Йорку – всё ради того, чтобы вновь бежать? Мы так не договаривались! — Джейн... — Да что, Джейн? Что? Три дня побыть счастливой, а потом опять к чёрту на рога – вот, твоя благодарность? — С каждым днём сила амулета истощается, позволяя Хеле всё ближе и ближе подобраться и к тебе, и к Тору. Единственный, кто может указать нам на решение нашей общей проблемы – это Мимир. — Мимир? — Джейн удивляется. Ей кажется, она слышала это имя прежде, вот только где... — Обезглавленный пророк, что раньше покоился в корнях Иггдрасиля, а теперь доживает вечность у сердца Великого Древа. Его... перебежка была ещё одним поводом развязать войну. Один высоко ценил его знания. Только Мимир сможет расставить всё по местам. Джейн не может поверить своим ушам. Бежать? Снова? Оставить Тора и рвануть на другой конец галактики? Снова? А что подумает он? Что скажет, узнав, что Джейн не просто в сговоре с преступником, но и собирается сбежать с ним посреди бела дня, наплевав и на чувства, и на простое человеческое уважение? — Это необходимо, Джейн, — чувствуя душевную тоску девушки, мурлыкает Биарис, успокаивая, но то, что она говорит в следующий момент, лишь сильнее сковывает разум Джейн цепями тревоги. — Близится роковой день, что предрёк Мимир много тысяч лет назад. Мы должны будем бросить все свои силы, чтобы избежать полного уничтожения. И здесь от тебя пользы не будет никакой. — А зачем я нужна тебе на Эльджу? — Ты будешь меня ненавидеть, Джейн, — давится неуместной улыбкой Биарис, — но всему своё время. Ты особенная. Ты знаешь об этом, догадываешься. Дай этой истории время, чтобы прийти к своей логической развязке. Она останавливает себя чуть ли не полуслове. — Я не рассчитывала провести здесь так много времени. Нам нужно двигаться вперёд. Биарис захватывает шар света в руку и обходит Джейн, вставая впереди неё. — Пошли? Джейн молча кивает. Всю дорогу вниз она думает о сказанном. Думает и тут же забывает, то и дело протяжно зевая, разрывая рот по швам. Тахикардия, кажись. Иначе она никак не может объяснить скорость биения своего сердца, которое то бьётся быстро-быстро, как электрический молоток, то медленно, словно Джейн глотнула антидепрессантов. Два раза за ночь ей сносит крышу от страха, но хотя бы амулет в ей ладони обрёл новый смысл. Если раньше она надеялась, что сможет избавиться от него раз и навсегда, то теперь он – её лучший друг на ближайшие... постойте. — Эй, Биарис? — Да, котёнок мой? — А когда мы отправимся в этот... как его... — Эльджу? — Ну да. — Всему сво... — О, во имя Одина, только не начинай заново! Сказанное Джейн заставляет Биарис зайтись умопомрачительным смехом, звонким и беззаботным. Даже Джейн разделяет её невесомую улыбку, хотя самой смеяться охоты нет. — Очень скоро, Джейн. Очень скоро. Как только Адариэль построит секвенцию радужного моста и откалибрует координаты. В Эльджу не проходит ни один из известных асам путей, а даже бы если они и были когда-то – я снесла их все перед тем, как приговор Одина вступил в силу. — Но как туда смогла перенестись Ади? — Ади – не простая колдунья, моя девочка, – видно, гордость так и распирает Биарис. Знать бы ещё причину. — Её разум – это подарок нам из глубин вселенной. Она может перемещаться сквозь пространство и время на скорости, которую вам не отобразит ни один земной прибор даже через сто лет. — А ты? Разве у тебя нет такой способности? — До Штутгарта мы добирались с помощью Тоби, — замечает колдунья, — а она просто телепортировалась. Она – это свет, Джейн. Эссенция света. Ей подвластно то, что не подвластно никому из нас. — И всё же ты её сильнее. — И всё же я её сильнее. В другом, разумеется. Есть некоторые вещи, которые она делает лучше всех. — Ясно... Джейн просто хочет спать. Она дожидалась, пока вся её новая семья разойдётся по покоям, ждала, пока уснёт Тор, которого она так не хотела покидать вновь. Ведь она не знала, что ждёт её в этих катакомбах. Тяжёлая, нагромождающая тьма подземелья становится всё темнее и непрогляднее с каждой ступенькой, с каждым пройдённым метром пути. — Куда мы вообще идём? — спрашивает Джейн и смотрит в пропасть, от которой её отделяет всего один неловкий шаг. — К нашему общему врагу. Чтобы дать ему ещё один шанс. Спустя какое-то время, совершенно не имеющее значения в этой бесконечной темнице, Джейн видит свет, и он становится всё ярче по мере их приближения, открывая взору некую выгравированную в стене комнату. Тюремный отсек для самых… непослушных богов. И из всех известных ей, Джейн может назвать лишь одно имя, подходящее под описание всеми своими характеристиками. И она опасалась этого с самого начала. Тусклый, почти что ледяной свет бьёт с потолка пучками, неравномерно освещая тюремный отсек. В одиночной камере, прижавшись спиной к стене, сидит он. — Локи!.. — Спокойствие, Джейн. Он может нам пригодиться, — как ни в чём не бывало роняет Биарис, подходя вплотную к прозрачному энергетическому барьеру походкой, свидетельствующей о явном превосходстве колдуньи над запертым в клетке зверем. Локи неохотно поднимает голову, с невинным вопросом в глазах глядя то на Биарис, то на Джейн. — В смысле?! Он же убийца! Он чуть было не убил Тора, разрушил целый город, убил тысячи невинных жителей! — А ещё в паутине его лжи путается даже самый искусный оракул. — Де-е-евушки, — нараспев затягивает Локи с приторно-сладкой улыбкой, не думая сдвигаться со своего насиженного места. — Решили заглянуть на чай? Биарис пренебрежительно фыркает и, выставив вперёд правую руку, сжимает её в кулак, затем резко одёргивает назад, словно тянет нескончаемую верёвку. Искры и молнии кружатся в яростном танце между ней и перламутровой преградой: завеса начинает расходиться тысячами крохотных трещин и следом с оглушительным грохотом рушится на пол, осыпая Джейн облаком пыли. Перед её взором открывается Локи, стоящий прямо в метре от Биарис. Сидящая в углу ухмыляющаяся копия растворяется зеленоватыми помехами, будто колдунья сразу знала, где настоящий Бог Обмана. — Эм… спасибо? — Рано благодаришь, — холодно отвечает ведьма. Улыбка Локи медленно сходит на нет, как только он осознаёт, что церемониться с ним не намерены. — Ты знаешь, почему я освободила тебя? — Не имею ни малейшего понятия… Разряд лиловых молний, и вот уже Локи корчится на полу, согнув колено и с колебанием удерживая равновесие. — А если подумаешь ещё раз? Он молчит, как рыба об лёд. — У нас обоих есть… претензии к Одину. Поможешь мне, и я помогу тебе. Локи стреляет заговорческим взглядом на Джейн, девушку тут же кидает в мерзкий озноб. — Думаешь, я поверю тебе? — Поверишь, если захочешь отсюда выбраться. Локи поднимается с колен и отряхивает камзол. Несколько секунд он и Биарис молча испытывают терпение друг друга долгим пронзительным взглядом, после чего Биарис томно продолжает. — Не оставлять следов. Не вызывать подозрений. Любых свидетелей нашего присутствия в черте города нужно устранять любой ценой. Справишься с заданием, и я отблагодарю тебя нечто большим, чем свободой. Если провалишь его... Будешь пинять на себя. Проходит несколько секунд, прежде чем Бог Обмана в очередной раз коварно ухмыляется и растворяется в воздухе, оставив после себя лишь едва заметные потрескивания в окружающей колдунью энергии. Не проронив ни слова, Биарис разворачивается и выходит на лестницу. — Зачем ты сделала это? — вслух сомневается Джейн, следуя за ведьмой. — Он же опасен!.. — Не опаснее меня, — парирует Биарис через плечо, останавливаясь. — О, я уверена, ты не менее опасна, чем он. Так зачем же? — Его способности ещё пригодятся нам в битве против грядущей угрозы. Плюс, он поможет нам оставаться незамеченными, пока я буду присматривать за тобой. Биарис чувствует неудовлетворённый взгляд Джейн на своём затылке, в честь чего продолжает, донося свою главную мысль прямым текстом. — У каждого человека есть свои причины. Вникнув в них, поверив в них так, как верит в них он, ты поймёшь, что образ великого зла был придуман трусом, отказывающимся признавать наличие и тьмы, и света в каждом из нас. — Зачем тогда же тебе была нужна я? — совершенно потерявшаяся в догадках Джейн только и может, что спросить самый очевидный на данный момент вопрос. — Ты хотела поговорить. В стенах цитадели это делать небезопасно. К тому же, — Биарис оборачивается, — разговор с тобой дал мне понять одну простую вещь. — И какую же? — Тебе не место в Асгарде, Джейн. — Хочешь сказать, я недостойна Асгарда? — всплывает из памяти уже порядком истрепавший душу вопрос. — Да, — спокойно отвечает чародейка, улыбаясь Джейн, которая уже приготовилась к новой конфронтации. Но та весьма теряется, когда слышит продолжение фразы: — Ты достойна куда большего. Джейн не находит что ответить. Смущённо склоняя голову, она протяжно зевает, почёсывая свалявшиеся от сырости и пыли волосы. — Иди спать, моя маленькая. Тор наверняка уже заждался тебя. — А ты? — Я… я хочу спуститься вниз. Проверить кое-что. Джейн не стала спорить. Прикрыв глаза, уже наполовину отдаваясь укачивающей дрёме, она делает несколько шагов вверх по ступенькам и оборачивается, чтобы отблагодарить Биарис за поддержку, но той уже и след простыл. “— Я уже научилась не удивляться подобному”, — проговаривает про себя уставшая Джейн и медленно волочит ноги вверх, к свободе, преодолевая усталость и смятение.***
Биарис плавно пикирует на самое дно, в сотне метров вниз от камеры Локи, сокрытая кромешной тьмой подземелья. Здесь не бывает никто. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Боль воспоминаний едко обжигает память, Биарис неприятно морщится, понурив голову. В каждом её шаге по камню, едва различимому в зелёном светом факелов, чувствуется вековая усталость, обрушившаяся на её плечи с невероятной, обретшей новый смысл силой. Удары её каблуков создают гулкое, вяжущее эхо, а ей в ответ из темноты, пробуждённые непрошеной гостьей, смотрят два кроваво-красных глаза… — Здравствуй, друг, — почти неслышно шелестит Биарис, глазами, полными слёз, скользя по проржавевшим, но всё ещё невероятно крепким цепям. — Ты не помнишь меня?.. В руническом кругу, окружённый горой костей, лежит огромный волк. Его шкура, некогда лоснящаяся, как трава в каплях росы, теперь разит разложением и порчей. Невыносимый запах гнили бьёт ведьму в нос, когда волк начинает тихо угрожающе рычать, щуря и без того узкие, как щели, глаза. В них нет ничего, кроме ярости и ненависти, томлённой тысячи лет среди булыжников и сточной воды. Ночная тварь, некогда олицетворявшая уверенность и свободу. — Фенрир, — срываясь на плачь, шепчет Биарис, замедляя шаг под пристальным взором зверя. — Мой маленький… Я вернулась за тобой! Зверь рычит. Кажется, он помнит её. На мгновение, взгляд Фенрира становится чистым, словно он допускает возможность, что перед ним стоит не новый истязатель. Биарис, скрепя сердце, осторожно протягивает вперёд руку, затеваясь улыбкой надежды, вот-вот готовой воссиять на её лице, как вдруг массивные челюсти смыкаются в нескольких сантиметрах от её пальцев: утробный рёв оглашает пустынные катакомбы. Биарис падает на землю, заливаясь горячими слезами отчаяния. — Мой милый Фенрир… — плачет она, забыв обо всём на свете, а вой всё выше и выше взлетает вверх по винтовой лестнице. — Прости меня…***
Когда Джейн добирается до покоев Тора, солнце уже начинает греть краешек неба. По безлюдным коридорам разливается лишь тишина, умиротворённое спокойствие. Не сказать, что она рада полученным ответам. Биарис многое сумела ей объяснить, обнадёжить. Джейн больше не боится заклятой розы, а держится за неё, как за спасательный круг. Что правда, то правда – пользы от амулета больше, чем вынужденных жертв. Пока она шла вверх, Джейн успела поразмыслить над сказанным. Мимир – она слышала это имя, точно. Но по легендам, Один потерял свой глаз, чтобы воскресить его голову… А как тогда Локи? То есть, легенды врут, и Один действительно потерял глаз в сражении с ледяными великанами? Да кого это сейчас волнует… Главное – Мимир сможет дать ей ответы на все вопросы. Потом. Освобождение Локи Джейн отказывалась принимать как должное. Язык чесался разбудить Тора и рассказать ему обо всём. Но освобождение Локи – лишь одна, даже не самая спутанная нить огромного клубка проблем, в которые она не собиралась посвящать никого. Вокруг Джейн затевается что-то грандиозное, и она не в силах противиться. Не сегодня уж точно. Сейчас она хочет спать. Она правда была благодарна Биарис. Честно. Она не побоялась сунуться в дом своего врага, чтобы утешить и ободрить Джейн… Она поступила так, как она и должна была поступить настоящая подруга. Что бы ни говорила Фригга, Джейн верит своей спасительнице. И не перестанет верить, наверное, никогда. Проще ли ей теперь жить с мыслью, что без амулета она зачахнет, как цветок без воды? Нет. Но становится проще, когда есть кто-то, кто знает об этом, и уже пытается найти пути решения этой проблемы… Джейн входит в объятые сумраком покои и неслышно, как ей кажется, ложится рядом с Тором, не смея даже перетянуть одеяло. — Где ты была всё это время? — сонно спрашивает Бог Грома, переворачиваясь на другой бок, лицом к девушке. — Я сразу заметил, что тебя нет. — Ты всё это время не спал? — нежно спрашивает Джейн, пододвигаясь ближе к Тору и кутаясь в его крепкие объятия. — То засну, то проснусь вновь. И ни разу ты не была рядом. Я совсем забыл, какой холодной кажется без тебя кровать… — Почему же не пошёл искать, как раньше? — Думал, что тебе хочется побыть одной. После всего, что произошло за сегодня и вчера… С тобой точно всё в порядке? — Да. Теперь в порядке. Джейн прикрывает слипающиеся глаза и не замечает, как проваливается в сон, убаюканная размеренным дыханием её мужчины. С ней всё будет в порядке…