Louis Armstrong – Kiss Of Fire
Люби меня сегодня, и позволь дьяволу забрать завтра. POV Ханна Это не может быть реальностью. Хотя бы потому, что в первом часу ночи мы сидим в заброшенном парке, словно беглые подростки, и распиваем алкоголь. Это смешно. Но приземлившись на купленный в круглосуточном супермаркете плед, я жую лакричную конфету и искренне смеюсь с того, как мужчина напротив пытается ровно пройтись по начерченной разметке возле карусели. Это не может быть реальностью хотя бы потому, что передо мной совсем не тот человек, которого я привыкла видеть. Просто... не может быть. Рэйнард Аддингтон. Важная шишка, самовлюбленная сволочь, которая вломилась в мою жизнь, перевернув в ней все с ног на голову. Надменный мужчина – к слову, вполне себе состоявшийся. Голубая кровь. И что я вижу теперь? Почти мальчишеское озорство светится в его глазах, когда он с усмешкой смотрит на меня. Края пальто разлетелись в стороны, открыв широкую подтянутую грудь в кипенно-белой рубашке. Его пальцы сжимают горловину бутылки, и он расхаживает по прямой, пытаясь собрать остатки своей координации воедино. Напевая какую-то чудную песенку, он полностью сосредоточен. – Бросьте, мистер Аддингтон! Вы уже давно проиграли, сойдя с линии на добрых десять дюймов, – кричу я, впиваясь зубами в конфету. Признаться честно, мы проиграли оба, и уже давно, попросту сбившись со счету, но сдаваться было не в моих правилах, к тому же мне было чертовски весело наблюдать за ним. – Не вздумай морочить мне голову, Ханна, я заметил твои глаза-стеклышки еще час назад! – вопит он в ответ, отхлебывая из бутылки пару глотков виски. – Тем не менее я все еще в состоянии тягаться с вами, что не исключает возможности моей давней победы, – посмеиваюсь я, поднимаясь на ноги. Голова действительно немного кружится, но я все еще держу оборону, ощущая острый прилив сил и адреналина. Не спеша шагаю в его сторону, замечая устремленный на себя взгляд. Не знаю, куда успел подеваться мой гнев, но сейчас нахождение рядом с ним приносит мне лишь давно позабытую радость и беззаботность. Конечно, причина этому алкоголь. Что же еще? Я так давно не расслаблялась. Встречаюсь с графом взглядом и тянусь к бутылке, обхватывая его пальцы своими. Мы замираем, снова испытывая легкое замешательство, прежде чем я вырываю виски из его рук. Проклятье, это должно когда-нибудь закончиться. – Моя очередь, – шепчу я, не разрывая пристального встречного взгляда. Делаю несколько обжигающих глотков и прикрываю глаза. Странное чувство охватывает меня при мысли, что всего несколько секунд назад его губы касались того же холодного стекла, что сейчас мои. Приятная тяжесть появляется внизу моего живота, и я вновь убеждаю себя, что это просто легкость из-за выпивки. Легкость, которую я, опять же, не ощущала уже очень давно. Не отступая, граф наклоняется ко мне чуть ближе и касается моей руки, перехватывая лакричную сладость. Мы прекратим сегодня касаться друг друга? Как бы то ни было, его близость вновь уволакивает меня из реальности, оттесняя на какую-то совершенно иную территорию. Туда, где я не хозяйка своих чувств, желаний и потребностей. Но и он, как и я, также не хозяин. Мы проваливаемся вместе, и это… это еще хуже. – Итак, каков наш план? – откусывая от моей лакричной палочки, вопрошает он. Меня посещает абсолютно неуместное, отвратительное желание – коснуться его губ и разделить сладкий вкус моего любимого лакомства. Взор плавно опускается вниз, на его идеальный рот, который медленно смакует конфету. Господи, ну и вздор! Пальцы снова тянутся к бутылке, и, сделав еще глоток, я морщусь от ярого жжения, что опалило всю мою глотку. – Эй, полегче, малышка Хани, – медленно протягивает Аддингтон, отчего мои глаза чуть ли не лезут на лоб. Он усмехается в ответ и тянет меня к изогнутому забору, присаживаясь на край. – Хочешь услышать, чего я хочу? Развлечься. Ты давно развлекалась так, м-м? – Каждый день, не поверите, – бормочу я, немного пошатываясь, и наконец нахожу опору в виде ограды возле карусели. – Снова фальшивишь, – тяжело вздыхает граф, чуть качнувшись в мою сторону и касаясь плечом. – Предлагаю финальный поединок. – Вы давно проиграли, признайте уже это. – Ни за что, – серьезно отвечает он и вновь откусывает лакрицу. Смотрю на его рот, не в силах оторваться. Почему у него такие губы? Кажется, будто сам бог превратился в скульптора и вылепил эти мягкие, полные губы. Зачем они мужчине? А он вообще знает о своем потрясающем рте? Мне хочется закрыть лицо руками, лишь бы не видеть его. Кажется, это все сказывается алкоголь. Отведи свои гребаные глаза, Ханна. Сию же секунду! – Ты пялишься, – широко улыбается он, проглатывая остатки конфеты. – Чушь собачья, – тут же фыркаю я в ответ, наконец отворачиваясь. – Просто вы заляпали свой воротник и выглядите жалко. – Ты смотрела не на воротник, Ханна, – смеясь, еще шире улыбается он. – Да прекратите же! – резко развернувшись к нему лицом, тычу в него пальцем. Чувствую, что щеки начинают по-настоящему пылать, и от этого проклинаю себя вдвойне. – Выкладывайте свой финальный поединок – и разойдемся. Его улыбка становится менее победоносной, превращаясь в более мечтательную. Сжимаю пальцы на горлышке бутылки еще крепче, стараясь унять внезапно охватившую до самых позвонков дрожь. С этим нужно заканчивать! – Танец, – протягивает он одно-единственное слово и ухмыляется. Я закатываю глаза. – Ради бога, вы едва стоите на ногах! – Как и ты, дорогуша. Так что скажешь? – Где возьмем музыку? – сомневаясь, с улыбкой отвечаю я. – Минутку, – интригующе шепчет граф и, вывернув карманы, достает свой мобильный. Он закусывает губу в предвкушении, и я вдруг замечаю, как непосредственно он выглядит в этот самый миг. Голубой свет дисплея освещает его лицо, а невероятно длинные для мужчины ресницы отбрасывают тени на скулы. Он пьян, но при этом не дебоширит, как обычно делают все, кого я знаю. Наоборот, перевоплощается в абсолютно другого человека, который трогает во мне какие-то одному богу известные струны души. Аддингтон копается в телефоне еще пару минут, прежде чем его динамики проигрывают первые нотки мелодии, от которой я тут же заливаюсь смехом, будто малое дитя. – Вы, видно, издеваетесь! Оставьте это, иначе я умру со смеху! – стараюсь я вразумить его. Кажется, он только вдохновляется моими попытками и, воодушевленный, кладет играющий телефон на землю, готовясь начать. I touch your lips and all at once the sparks go flying. Those devil lips that know so well the art of lying. And though I see the danger, still the flame grows higher. I know I must surrender to your kiss of fire. Я касаюсь твоих губ, и летят искорки. Эти дьявольские губы, которые хорошо знают искусство лжи. Хоть я и вижу опасность, пламя растет. Знаю, я должен отдаться твоему огненному поцелую. Хриплый голос вливается в знакомый тембр Луи Армстронга, отчего я, насмешливо улыбаясь, начинаю качать ногой в такт. Граф подступает ближе, жестикулируя и вытягивая свои губы, будто готовится к поцелую. – О, нет-нет, даже и не приближайтесь! – вытягиваю вперед ладонь и отталкиваю его улыбающееся лицо. Он пьян, но его тело определенно знает свое дело. Двигается как чертов король танцпола своими отточенными движениями. Я словно смотрю старое кино, полностью поддавшись этой неистощимой харизме главного героя. Да кто бы знал? Продолжая петь, мужчина крутится на месте, готовясь к куплету, пока мой живот приятно скручивается – то ли от смеха, то ли от его обаяния. Вернее будет, от всего него целиком. Мой мозг затуманен неразбавленным виски, но душа открыта нараспашку. Остатки моего здравомыслия вопят. Это слишком опасно! Хочется немедля запахнуть свою душу, закрыть её от этого чувства близости. Но это становится почти невозможным, когда я замечаю, как зарумянились его щеки от танцев на холоде. Просто мальчишка, что выбежал на улицу раздетым. Резвится, словно подросток, и получает от этого высшее наслаждение. Как и я… Припев близко, потому как мои губы уже шепчут вдогонку знакомые слова песни. Я хочу остановиться. Он подступает еще ближе, с этими своими блестящими глазами и задором. Стараюсь спрыгнуть с забора как можно быстрее, но, совершая прыжок, тут же угождаю в его руки. Слишком поздно. Аддингтон улыбается еще шире, обхватывая меня за талию и вплотную притягивая к себе. I can't resist you, what good is there in trying? What good is there denying you're all that I desire? Since first I kissed you my heart was yours completely. If I'm a slave, then it's a slave I want to be. Don't pity me, don't pity me. Я не могу сопротивляться тебе, да и стоит ли? Зачем отказываться от того, что я желаю? Когда я поцеловал тебя, мое сердце полностью стало твоим. Если я раб, тогда я всегда хотел им быть. Не жалей меня, не жалей меня. Он кружит меня в танце, отчего все вокруг вращается с неумолимой скоростью. Я держусь из последних сил, слушая, как он хриплым баритоном подпевает голосу из динамиков. Мне становится интересно: почему он выбрал именно эту песню? Да, она весьма забавная, особенно когда он так обворожительно пританцовывает, поражая меня, но черт возьми, эти слова… Они уже внутри меня. Осели прямо на сердце, проникнув в мою пьяную голову так бесцеремонно. Я пропала. Это моя последняя здравая мысль на сегодняшний вечер. Потому как следующее, что я делаю, так это протягиваю руку и лохмачу его волосы. Просто неосознанный жест, который рвался наружу с той секунды, как он начал танцевать. Такой легкомысленный и забавный, будто ему семнадцать и жизнь только началась. Будто и моя жизнь началась. Без трагедий в таком юном возрасте, без смертей и безжалостно рвущих душу разочарований. Это трогает мое сердце. Трогает так, словно он и вправду коснулся своими чудо-губами моего трепыхавшегося живого сердца. Я буквально ощущаю это касание, когда он снова кружит меня и наклоняет вниз, придерживая одной рукой за спину. Мы едва ли не падаем. Его пальцы быстро пробегаются от моей груди до шеи, останавливаясь на губах. Все это происходит в такт музыки, отчего я, не удержавшись, смеюсь в голос. Заливисто, словно такая же семнадцатилетняя. Give me your lips, the lips you only let me borrow. Love me tonight and let the devil take tomorrow. I know that I must have your kiss although it dooms me, Though it consumes me, your kiss of fire. Подари мне поцелуй, а не одолжи. Люби меня сегодня, и позволь дьяволу забрать завтра. Знаю, я должен целовать тебя, хотя это и обрекает меня, Хотя это и уничтожает меня, твой огненный поцелуй. Его язык предательски заплетается, когда он пропевает последний куплет, медленно поднимая меня наверх. Мы замираем друг напротив друга. В сантиметре? В миллиметре? Плевать, просто это рушит меня окончательно. Аддингтон прерывисто выдыхает прямо мне в губы, и все мое тело сотрясает новая дрожь. Страшно сделать даже крошечный вздох, пусть и грудь спирает от восторга и нехватки кислорода. Но вдруг его телефон, что покоится на земле, начинает верещать. Луи почти заканчивает петь, позволяя ленивым, расслабляющим звукам трубы литься из динамиков. Губы, что до сих пор были вблизи моих, чуть дергаются в улыбке. Я позволяю себе короткий вздох и выдох, отчего пар между нами вновь смешивается воедино. Я не вполне осознаю реальность; мои губы вторят его такой же смущенной и потерянной улыбкой. – Что вы… – слова застревают в горле, когда мужчина напротив скидывает свое пальто и одним резким движением накидывает на мои плечи. Не успеваю я возразить, как звуки трубы возвращаются и граф, имитируя инструмент в своих руках, начинает подражать музыканту. Он умело шевелит пальцами и смешно раздувает щеки. Из моей груди вырывается чистый, настоящий смех. И не знаю, что же все-таки двигает мной, но я внезапно скидываю свое пальто вместе с его и бросаюсь к нему, подхватив подол своего платья налету. Я пускаюсь с ним в пляс. Глаза напротив меня загораются, но игра вовсе не прекращается. Я начинаю ритмично двигаться, плавно виляя бедрами и мотая головой в такт музыке. Пряди волос окончательно выбиваются из моей прически и падают на лоб и щеки. Я игриво сдуваю их и улыбаюсь Аддингтону, обходя его по кругу. Мы будто дети. И это все так несуразно… Двое взрослых людей танцуют в заброшенном парке и представляют себя закадычными друзьями Арсмтронга. Даже несмотря на мой растрепанный вид, я все еще в платье в стиле двадцатых, а он так чертовски походит на музыканта, с этими закатанными рукавами белой рубашки и распахнутым воротником. Мы окунаемся в мотивы джаза и превращаемся в тех людей, которыми всегда могли быть, но почему-то прятались под масками. Прятали тех, кем являлись на самом деле. Но сейчас вся шелуха сброшена и мы предельно открыты. Внезапно осознание этого накрывает меня. Сердце беспомощно бьется о грудную клетку, просясь наружу. Музыка стихает, и я останавливаюсь позади него, замирая. Тишь ночи окутывает нас с головы до пят. Я делаю два коротких шага и утыкаюсь лбом между его лопаток. Мужская грудь вздымается вместе с моей, отчего мы, запыхавшиеся от танца, движемся в легком покачивании. Слишком близко. Слишком безопасно. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. И в этот самый миг я искренне рада, что мужчине не видно моих глаз. Мы молча стоим, улавливая отдаленные звуки машин и тихий скрип качели, что легонько покачивается на ветру. Возможно, реальность обрушится на нас завтра, а может, нас заберет дьявол, как поется в этой песне, но алкоголь тем и хорош, что так мастерски размывает границы дозволенного. Повинуясь очередному порыву, я вдыхаю его аромат, что пропитал рубашку, и прикрываю глаза. Я проиграла этот поединок и знаю это без чьей-либо подсказки...***
– Признайтесь, что наверняка посещали кружки танцев в детстве. А может, это ваша тайная жизнь, мистер Аддингтон? Гастролируете по миру, выступая в мюзиклах, – тихо посмеиваюсь я, прислоняя лицо к железному плетению качели. Металл приятно холодит пылающие щеки, которым ничуть не страшен легкий мороз наступившей глубокой ночи. Мы сидим под навесом старой детской карусели и немного раскачиваемся друг напротив друга. Когда парк еще не был так заброшен, здесь любили играть дети, а в выходные дни он загорался множеством огней, наполняя все вокруг сказкой и волшебством. Наши качели в те времена набирали такие обороты, что все сидения, подвешенные на цепи, взлетали так высоко, что если постараться, то можно было коснуться ногой макушек деревьев. Что же сейчас, так для меня облупившаяся краска и отсыревшие цепи были не менее волшебны, особенно в такую тихую и безветренную погоду. Укутанная в красный флисовый плед, я задираю голову и любуюсь звездами, что виднеются сквозь крышу, испещрённую дырками. Сидя так второй час, мы отдыхаем от недавней пляски и наслаждаемся бессмысленной болтовней. Куда подевалась вся моя злоба к нему? Потопил ли ее алкоголь или она всего-навсего притаилась где-то внутри меня? Я не знаю. Но с того самого момента как он охлаждал мою ушибленную руку возле клуба, что-то поменялось. Усложнилось. Но в то же время, чувствовалось гораздо лучше. Хриплый тихий смех нарушает тишину в парке, эхом отдаваясь под безлюдным навесом. Смотрится Аддингтон, к слову, весьма забавно, едва умещая свой прелестный зад на самом широком сиденье качелей. Мы изредка касаемся друг друга ногами, когда наши сидения едва не сталкиваются. – Ты меня переоцениваешь, Ханна. Хотя, честно говоря, мы весьма преуспели в танцах на пару с Дженсеном. В школьные времена это очень помогало склеить девчонку. – Могу в это поверить, – отвечаю я, прежде чем до меня доходит смысл сказанного. Качели издают скрип, и я отвожу взгляд от звезд, устремляя их на мужчину. Потемневшие глаза оценивающе проходятся по мне. Мне вдруг становится не по себе, ведь я не знаю, что за мысли бродят в его голове. Но совершенно точно знаю, что сухость в моем горле от этого не делает ситуацию проще. – Так вы давно знакомы с мистером Фареллом? Друзья детства? – спрашиваю я, тяжело сглатывая и болтая ногой в воздухе. – Друзья детства. Сколько себя помню, этот болван всегда ошивался где-то рядом со мной. Плюс ко всему, у нас с ним вроде как общий бизнес, – усмехается он в ответ, не отрывая от меня взгляда. – Что насчет тебя? Кроме клубного братства, разумеется. – Придержите язык, я люблю их так сильно, словно знаю всю свою жизнь, – парирую я, шутливо пихая его ногой. – Что касается давних друзей, то я всегда была скорее одиночкой. И ко всему прочему, у меня были сестры. Такой ответ подойдет? – Были? Закусив губу, я отвожу взгляд в сторону, вглядываясь в густую темноту. Кажется, в легких кончается кислород, потому глубоко вздыхаю и комкаю подол своего платья. Я слишком много болтаю. Это запретная территория, на которую вряд ли допущу кого-либо. Даже сейчас. Даже его. Это мой личный ад, в котле которого я буду вариться всю оставшуюся жизнь. Боль притупляется со временем, но это очень тонкий лед, по которому ходить небезопасно. Особенно, особенно в этот миг, когда я предельно расслаблена, пьяна и очарована, как бы жалко это ни звучало. – Да. И есть, конечно же. У меня прекрасная семья, – улыбаюсь я, изо всех сил стараясь скрыть свою боль. Кажется, он не покупается на мою маленькую ложь, но и впрямь ведет себя как джентльмен, уходя от опасной темы. – Охотно верю, – пожимает плечами он, шаря по карманам. Чувство утраты заполняет всю меня. Обхватываю пальцами холодные цепи качели и тихонько глотаю крохотные порции кислорода. Просто дыши. Через нос и через рот, вдыхая как можно глубже. Тянусь к полупустой бутылке, что стоит между нашими местами и, ухватившись, отпиваю из нее обжигающую смесь. Тепло обволакивает мою глотку и разливается по груди. Так намного лучше, хоть и пульсацию в районе сердца редко удается так скоро унять. – Ты в порядке, бэби? – ласково усмехается Аддингтон, окидывая взглядом. Он прикрывает огонь ладонями и подкуривает, окружая себя густым дымом. – У тебя есть еще? – тихо шепчу я. Он плавно выдыхает, беззаботно пожимая плечами и показывая пустую пачку, прежде чем выкинуть ее. Я снова прислоняюсь лицом к цепям, натягивая их одной рукой. Сверля меня своими мутными, блестящими глазами, он начинает осторожно раскачиваться. Между нами устанавливается некий контакт. Словно невидимые нити обвили нас этой ночью, сотворив из незнакомцев близких людей. Чувствую, будто граф разделяет мою боль, даже не зная о ней. А его присутствие приносит лишь безопасность. Защиту, без которой я привыкла обходиться до недавнего времени. – Иди сюда, – долетает до меня едва слышный шепот. Мне хочется верить, что я вовсе не ждала этого приглашения, но сегодня я слишком пьяна, чтобы лгать себе. Осторожно поднявшись с качели, я едва ли не запутываюсь в подоле платья, проклиная свой выбор одежды на сегодня. Глаза напротив прикованы ко мне, когда я хватаюсь пальцами цепей, что были скреплены с его сиденьем, и нависаю сверху. Он обхватывает мою лодыжку пальцами свободной руки и смотрит снизу вверх. Осторожно, боясь спугнуть, он поглаживает мою ногу, чуть приподняв подол моего платья. Я усиливаю хватку цепей в своих руках и вновь закидываю голову, всматриваясь сквозь дыры в крыше. – Что мы здесь делаем, Рэй? – мой шепот прорезает убаюкивающую ночную тишь. – Мы едва знакомы. Его крепкие мозолистые пальцы замирают на моей коленке, едва он слышит свое имя из моих уст. Но затем поглаживание возобновляется. Слышу, как он затягивается и выдыхает дым никотина в сторону. – Полагаю, этим и занимаемся. Узнаем друг друга. Я опускаю голову и встречаюсь с ним глазами. О, эти глаза. Даже сейчас, в темноте, я вижу насколько потемнело их серебро. Но когда я ни встречаюсь с ними, в них всегда читается вызов. Бросок, который я могла как отбить, так и намеренно пропустить. Но такова я, и такова моя природа. Я не могу сдаваться, мне необходима борьба. Вся наша жизнь – чертова борьба. И я готова сражаться. Может, поэтому мне все время хочется бороться с ним? В нем я просто чувствую жизнь, во всем ее волнующем и непокорном обличии. – И зачем тебе это? – тихо спрашиваю я. В конец осмелев, я хочу узнать ответы на все свои вопросы, что неустанно клубятся у меня в голове. Просто здесь и сейчас. Без всяких предисловий, фамильярности и прочих игр. Я открыта перед ним и… да, просто жажду откровений. Подняв свою согнутую ногу, я наклоняюсь еще ближе, опираясь на его крепкое бедро. Аддингтон бросает мне в ответ легкую улыбку и тянет к себе еще ближе, отчего я оказываюсь практически на его коленях. Сейчас он не кажется мне игроком. Даже в его ухмылке больше не таятся превосходство и напускная вежливость. Он расслаблен. И от этого ощущения мое дыхание сбивается. Не прерывая взгляда, граф снова затягивается и, наклонившись ко мне вплотную, выдыхает мне в рот сигаретный дым. Я едва ли успеваю осознать все это, прежде чем открываю рот и втягиваю в себя никотин. Я не чувствую горький привкус сигарет, нет. В этот самый миг я чувствую только его теплые, мягкие губы. Это легкое, секундное скольжение его губ о мои – и вот, я снова выбита из колеи. Выдыхаю тоненькую струйку дыма в сторону и вдруг ощущаю, как его лоб прижимается к моей щеке. Господи. – Отвечая на твой последний вопрос, Ханна, то все предельно просто: я не знаю. Заметив тебя на гоночном треке, я всего лишь хотел утереть тебе нос, но сейчас понимаю, что наслаждаюсь тем, как это делаешь со мной ты. Называй это как хочешь. Я же считаю это наваждением, – его шепот ласкает мою вспыхнувшую огнем щеку. Я почти не дышу. – И знаешь, если бы я не был таким законченным эгоистом, я бы посоветовал тебе бежать. Бежать без оглядки, спрятаться и пропасть со всех земных радаров, но теперь уже поздно. Я все равно настигну тебя. Я медленно поворачиваюсь к нему лицом, сталкиваясь с мужчиной носом. Почему мне не страшно? Сказанные им слова – слова настоящего психа. Но вот, расстояние между нами сократилось, а мне все еще не хочется никуда бежать. Я просто устала. Устала бегать от проблем, от прошлого, от чувства утраты. Он думал, что запугает меня? О, какого же неверного он мнения обо мне. Теперь мне лишь остервенело хочется стремиться к плохому. И это плохое сидит в сантиметре от моих губ и желает ощутить всю меня целиком. Но я молчу. Мне просто нечего сказать. Язык больше меня не слушается. Я медленно погрязаю в ощущениях, в прикосновениях. Он раздражает меня одним своим видом, но было бы так по-ребячески настаивать на том, что к этому мужчине меня не влечет. Кричать о ненависти, когда я вполне готова оказаться под ним прямо сейчас. Мне просто нужно получить свое и покончить с этим, пресечь все на корню. И если он думает, что из нас лишь он один эгоист, то он чертовски ошибается. – Полагаешь, что я сбежала бы? Значит, тебе действительно стоит узнать меня получше, Рэй. Я не боюсь неприятностей, – шепчу ему в губы. Он на секунду прикрывает глаза, но быстро приходит в себя. – Как и тебе меня. Здесь ты права. С чего начнем? – По три вопроса на каждую встречу. Аддингтон приподнимает одну бровь, но все же соглашается. Удивительно: значит, я попадаю в цель. Мы оба весьма скрытные, поэтому три вопроса за раз – это вполне себе компромисс. – Телефонные звонки считаются? – Поверьте мне, я абсолютно такая же, как все. Нормальный, скучный человек, не знающий смысла своей жизни. Так что дважды – нет, – медленно протягиваю слова, пропитывая их сарказмом. – Ай, – вскрикиваю я, ощутив, как мужчина дернул меня за выбившийся локон. – Не ехидничай. Закусив губу, я едва сдерживаю рвущуюся наружу улыбку. Кем бы мы ни были друг другу, но все это начинает мне нравиться. Он – по-прежнему нет. – Ладно. Начну первым? – ухмыляется граф и выжидающе смотрит на меня. Закатив глаза, я нехотя киваю. – Давай с простого. Любимый цвет? – Черный. – Что у тебя с этим мальчиком-барменом? – Я думала, мы начали с простого! – протестую я, начиная ерзать. Крепкие пальцы вцепляются в мои бедра и заставляют утихомириться. – Это уже второй вопрос, Ханна. Я жду. – Мы дружим. Рич и я – близкие, хорошие друзья, – отвечаю я с вызовом в голосе. – Друзья с привилегиями? – вскидывает он бровь. – Сейчас кто-то истратит свой третий вопрос, Рэй, – хитро улыбаюсь я. Хватка его пальцев на моих бедрах усиливается. Боже… – Знаете, если вы собрались водить со мной… эм… дружбу, то не стоит так ревностно относиться к моему окружению. Я это терпеть не буду, понятно? – Отвечай, Ханна. Мое терпение на исходе, – его губы сжаты в тонкую линию, отчего мне хочется осторожно прикоснуться к ним пальцами и разгладить. Но я не делаю этого. Хватит и того, что я практически сижу на нем, ощущая все его выпуклости своей пятой точкой. Тяжело вздохнув, я наклоняюсь еще ближе и спокойно проговариваю каждое слово: – Вы очень заблуждаетесь, мистер Аддингтон, если думаете, что я не хозяйка своего слова. Между мной и Ричем никогда не было секса. Мне он нравится. Я люблю его и ценю, как своего близкого человека, а если начнете устраивать мне допрос в следующий раз, то пойдете к черту. В ответ он лишь издает смешок и приближается ко мне так, что наши лбы соприкасаются. – Я сам могу быть как черт. Запомни и это тоже, – злой шепот касается моих щек. Мы оба замолкаем, тяжело дыша. Мне становится слишком хорошо, отчего первое, что приходит в голову, так это целовать его лицо. Обратная реакция не предвещает ничего хорошего. Сжатые скулы и венка, что подергивается на его шее… Хочу коснуться их и пометить свою территорию языком. Боже мой... Начинаю дико вырываться из его рук, паникуя и желая очутиться как можно дальше. Сама себя не понимая. – Сиди смирно, – чуть улыбаясь, говорит Аддингтон. – У меня ноги затекли, – цежу я сквозь зубы и пихаю его в грудь. Издав мучительный стон, он поднимает меня, хватая за задницу, и усаживает на себя, закинув мои ноги по обе стороны от него. Теперь все стало еще хуже. Я… чувствую его. – Не слишком ли интимно для столь недолгого знакомства?! – все еще злясь на него и себя, восклицаю я. – Твои три вопроса, – проигнорировав мое возмущение, он тянется за бутылкой и отпивает несколько глотков, так забавно морщась при этом. Закусив губу, я оцениваю его, наблюдая, как дергается его кадык, когда он снова глотает виски. Мы оба пьяны. Я вижу это по его захмелевшему, затуманенному взгляду и боюсь представить, что случится со мной, если я поднимусь. Но мы так близко. Двое людей, совершенно не понимающих себя, но точно знающих, что нужно им в эту минуту. Ощутить эту близость. Хотя бы вот так, с пьяной головой и бушующими гормонами. Хотя бы в эту ночь. – Ладно. Ты доволен своей жизнью? – тихо шепчу я. Не знаю, что хочу услышать в ответ, но порой, встречаясь с графом, узнавая его, мне кажется, что он абсолютно потерян. Пускай я противоречу себе, сходя с ума от противоборства в моей голове, но я чувствую его. В эту редкую минуту я так отчетливо чувствую его… Рэй смотрит на меня. Взгляд прямой и… в то же время уязвлённый. Словно я ступила на запретную территорию. Но он не пасует. Облизав свои губы, он говорит: – Ханна, это весьма двоякий вопрос, тебе так не кажется? У каждого человека свои потребности. – Речь о счастье, а не о потребностях. Просто ответь за себя. Все просто, – я дарю ему легкую улыбку и отпиваю несколько глотков вслед за ним. Возможно, они становятся лишними, так как чувствую я себя так, будто очутилась посреди бешеной карусели, которая вращается вокруг меня с неумолимой скоростью. Боже. Но я все еще здесь. Смотрю на его грудь, и перспектива уткнуться в нее кажется мне все более заманчивой. Я держу себя в руках из последних сил. – Да. Я вполне доволен своей жизнью. Я здоров, у меня полноценная семья и верные друзья, но – всегда есть эти "но", не правда ли? – но это вовсе не значит, что я страдаю или не ценю то, что имею. Поэтому да, я чертовски доволен. Особенно, когда твои ноги обхватывают меня так. Я тихо смеюсь и умудряюсь ущипнуть его за бок. – Не буянь, веснушка, ты едва ли держишься за меня, и тебе, по-моему, хватит. Я снова выиграл, – самодовольно улыбается он. – Продолжай. Проглотив все свои возмущения, я решаю отомстить ему после, будучи в более здравом уме. А сейчас… сейчас остановить меня весьма сложно. – В первые наши встречи ты все время пытался выманить у меня, зачем я живу в клубе. Что меня там держит? Кто для меня Аарон? Теперь вопрос: что ты хотел услышать? – Тебе не понравится, – усмехается он и отодвигает от меня бутылку, громко цокая языком и ударяя по моей руке. Но после того, как он допивает последние капли виски, его выражение лица приобретает серьезный вид. – Я хотел услышать, что ты такая же продажная, как и все. Что ты грязная. Что любишь только себя и деньги. Возможно, я хотел осквернить тебя еще больше. Убедиться еще больше в том, что точно знаю. А потом… – граф запинается, непринужденно пожимая плечами. – Потом мне удалось разглядеть тебя чуть больше, чем я того хотел. Понимаешь, я желал увидеть только то, с чем не понаслышке знаком, пусть часть меня и верила в другое. И эта часть оказалась чертовски права. Я потеряна. Только чувствую, что мое дыхание сбилось, а сердце угодило в ловушку. Дышать тяжело. Смотреть на него – еще тяжелее. Мы становимся все откровеннее, а это совсем не хорошо. Моя голова кружится теперь с удвоенной силой, и, не удержавшись, я утыкаюсь лбом в выемку на его шее. У меня остался последний проклятый вопрос, но все, на что я способна сейчас, так это тайком вдыхать аромат его тела в самом укромном местечке возле уха. Я вновь стала слабой и сбилась с курса. Я ненавижу его. Еще больше – себя. – Какой твой любимый цвет? – бормочу я, все еще не поднимая голову. Слышу его тихий, ироничный смех, а затем тяжелый вздох. Мое лицо поднимается вместе с его грудью и плавно опускается. – Мой любимый цвет – черный, Ханна. Как твои бесстыжие, пропащие глаза. Это конец. Для меня. Для него. Для всего того, что раньше ощущалось так легко и просто. Рэй закидывает мои руки, помогая мне обернуть их вокруг своей шеи, и поднимается с карусели. – Пора домой, – это последнее, что я слышу, прежде чем мои веки опускаются с тяжестью и блаженством.