Дикие омуты

      POV Ханна       Иногда мне снятся сны. Такие реалистичные, что сердце колотится, будто мне вкололи щедрую дозу адреналина. Такие цветные, что, даже держа веки закрытыми, чувствуешь, как глаза щиплет от переизбытка красок. Дыхание сбивается. Словно я и не сплю вовсе, а преодолеваю целый рубеж.       Я вижу их редко. Ощущаю будто наяву – еще реже. Мои сны могут приносить мне счастье, но также могут причинить жуткую боль. И каждый раз это как удар под дых. Неожиданно. Спонтанно. И все же, я могу вынести их. Могу прийти в себя. Но сейчас, чувствуя тепло чьей-то руки на своей коже и ощущая размеренное дыхание своим затылком, я не могу проснуться. Мои тяжелые веки не в силах разомкнуться. Будто на ресницах висит груз, который мне не по силам. В висках стучит отбойным молотком. И я все еще чувствую дыхание позади себя. Оно щекочет шею, заставляя вздыматься тонкие прядки моих волос. Я пытаюсь пошевелиться, желая высвободиться из теплых, но пугающих рук. Как вдруг слышу мужской хриплый стон позади себя. Замираю – то ли от любопытства, то ли от того, что эти руки сгребают меня в охапку, перекрывая доступ к побегу. Настоящие медвежьи объятия, не иначе. Стараюсь урвать как можно больше кислорода и тихонько дышу, силясь понять, что здесь, черт возьми, происходит. Мне отчасти страшно, но в то же время я будто полностью защищена. Абсурдно, но это так. Мой нос улавливает знакомый аромат, и тут меня полностью накрывает происходящее. Может ли это быть сном? Если только кошмарным...       В панике раздираю слипшиеся ресницы и тут же зажмуриваюсь от солнечного света. Кажется, я нахожусь в машине, что вполне объясняет, почему мои мышцы так затекли. Шевелю ногами, разминая занемевшие конечности. Снова хриплый стон.       Господи.       Очень разумно взымать к Богу именно сейчас, Ханна. Находясь не пойми где, но уже вполне догадываясь с кем. Ругая себя за очередные неприятности, в которые с большим успехом влипла, снова открываю глаза. В лежачем положении вряд ли что-либо разглядишь, но постойте-ка... мы находимся в такси. Мои колени упираются в заднюю спинку сиденья, а Его тело бережно служит мне опорой, чтобы не свалиться на пол. И как мы здесь уместились?       Пока мой мозг судорожно начинает работать, я едва ли не охаю, когда Его нос зарывается мне в волосы, а губы неосознанно касаются шеи. Замираю, заставляя себя дышать. Я всегда считала, что умная женщина может держать свои эмоции внутри, сохраняя истинное хладнокровие. Взять хотя бы мою мать, Ирвин, Скарлет О’Хару, да кого угодно! В эту самую секунду я даже и близко на них не похожа. Я всего лишь захваченная нежностью девушка, которая испытывает это раздирающее грудь тепло и рада даже крошечному глотку воздуха. Мне больно дышать. Я не могу. Знаю, что это только в моей голове и почти ничего не мешает мне вздохнуть полной грудью. Но он рядом. Тот, кого я еще накануне колотила в грудь и ругала на чем свет стоит. Поэтому не могу.       Легкие покалывают, но... проклятье, мы лежим в этом тесном салоне, переплетаясь руками и ногами.       Его нос трется за моим ушком, и мой живот скручивает приятной судорогой. Не знаю, спит ли мужчина на самом деле или только притворяется, но моя голова все еще кружится. А значит мне дозволено пользоваться этими жалкими крохами оправдания, припасенными именно для такого случая. Я все еще пьяна и растеряна. Лишь поэтому мне так хорошо.       Мы лежим так еще около получаса, как мне кажется. Он – поглаживая своей мозолистой рукой мой живот и дыша мне в шею, и я – задыхающаяся. И мне действительно больно. Больно хотя бы потому, что мои пальцы тихонько поглаживают его в ответ. И да, больше всего на свете я хочу, чтобы это все оказалось моим цветным, бредовым сном. Но это не так...       Когда его дыхание из размеренного превращается в отяжелевшее, я точно знаю: он не спит. Мы молчим. И это так странно. За окном машины уже слышится бурлящая жизнь: шум мотора, сигналы, шорох ботинок, спешащих покорить этот день. Но здесь, между нами – лишь абсолютное безмолвие и блаженное тактильное ощущение. Хочется заорать и в панике броситься бежать, как и говорил вчера Аддингтон.       «...бежать без оглядки, спрятаться и пропасть со всех земных радаров, но теперь уже поздно. Я все равно настигну тебя».       И да, уже слишком поздно. Наверное, именно поэтому я смиренно лежу, обернутая его руками, и позволяю всему этому происходить.       Вчерашний вечер поразил меня. Ведь, как оказалось, я скучала по откровениям. Скучала по ласке. По кипящим эмоциям внутри, которые обжигали все мои внутренности страстью, пороком, голодом. И лежа с графом вот так, прокручивая все вчерашние события, я с грустью поняла, что просто пряталась от своих истинных потребностей. Всегда вовремя все пресекала и закрывалась, а потом вновь убегала, убегала как можно дальше. А сейчас меня попросту настигли и приперли к стенке. Убегать от самой себя – что может быть проще, не так ли? Оно и было. А теперь все вдруг стало таким сложным, что мое бесстрашие пошатнулось.       Но черт бы меня побрал, если я спасую перед сложностями. Что бы ни произошло, я едва ли знаю того, кто приоткрыл дверцу, за которой похоронено мое настоящее «Я». Что у него на уме? Играет ли он? Не сделает ли мне больно, как и все мужчины, с которыми меня сталкивала жизнь? Кто он вообще такой? Ведь все, что мне известно, так это то, что его руки могут быть изумительно ласковыми, губы – мягкими и требовательными, а характер – невыносимым. Поэтому, Ханна, просто возьми себя в руки, в конце концов.       – Вы ведь не спите, правда? – набравшись сил, равнодушно шепчу я. Его пальцы замирают на моем животе. Я закусываю губу от досады.       – Так же, как и ты, Ханна. Не хотел тревожить твой мыслительный процесс. Обдумывала, как правильнее от меня сбежать, так?       Я бы грязно выругалась, если бы был шанс не разоблачить себя в эту же минуту, но шанса нет, поэтому я лишь усмехаюсь и стараюсь перейти в сидячее положение. Морщусь от мышечной боли, вдобавок ко всему ощущая головокружение, но опустив голову на согнутые колени, облегченно выдыхаю. Стекла в машине запотели, будто мы занимались здесь чем-то неприличным. От этой мысли мои щеки вспыхивают, хотя мы все еще в одежде, пусть и изрядно потрепанной. Слава богу. Оторвавшись от его теплого тела, только сейчас замечаю, что бережно укутана в свое и его пальто. Прикрываю глаза и незаметно качаю головой.       – Помнишь что-нибудь? – молвит Рэй, и готова поклясться, он произносит это с улыбкой.       – Конечно! Полагаете, будто я могла напиться до беспамятства?       – Скорее да.       Я резко вскидываю голову и наконец оборачиваюсь. Возмущение застревает в горле, когда я встречаюсь с ним взглядом. Боже... во что я влипла? Близость. Вот что чувствуется в первую очередь. Граф расслаблен и, кажется, полон сил. Верхние пуговицы на его рубашке все так же расстегнуты, открывая потрясающий вид на подтянутую грудь. Одна рука закинута под голову, а длинные ноги упираются в дверь напротив.       Хватит с меня. Облизнув потрескавшиеся губы, я злобно цежу сквозь зубы:       – Вы ведь все это подстроили? Почему нельзя было просто отвезти меня домой, когда я отключилась? Что мы вообще делаем в такси!?       Его лицо с умиротворенного тут же меняется на обескураженное.       – Что бы я ни молола вчера своим языком, знайте: это алкоголь затуманил мне голову, а не вы. Где мы вообще находимся? Поигрались и хватит, у меня полно дел, – как можно более отстранено произношу я и протираю ладонью стекло.       Не успеваю я что-либо сообразить, как граф молниеносно хватает меня за запястье и резко тянет на себя. Не удержавшись, падаю прямо ему на грудь. Жестко счесываю кожу на локте о сиденье и шиплю сквозь стиснутые зубы. Словно из меня одним разом выбили весь кислород. А он лишь победоносно вскидывает брови.       – Твой номер не пройдет, Ханна. Пытаешься напасть, пуская в ход все свое мастерство, – усмехается мне на ухо мужчина, все еще крепко сдавливая запястье. – Но знаешь что? Ты просто чертова трусиха.       Его пальцы соскальзывают с моего пульса. Рэй медленно поворачивает ко мне голову и устремляет свой взгляд прямиком на меня. Серые глаза бегают по моему лицу в поисках правды. Он всегда хочет только ее. Мне привычнее ложь, ведь она всегда казалась безопаснее. Оправданно ли? После его резкого выпада неожиданно для себя я вдруг успокаиваюсь. И его слова… попали точно в цель. Десять очков, мистер Аддингтон. Словно пощечина, которая была необходима мне в этом приступе паники.       – Стоит всего лишь отпустить вожжи своего извечного самоконтроля. И просто... почувствовать, – его голос все еще хриплый ото сна, но глаза горят. Возможно, он и сам себя не знает; не до конца понимает, что творит, но зато отлично понимает меня. Хотя бы в этот короткий миг. Я растерянно пялюсь на него, по-прежнему скрючившись и лежа на нем. – Ты сможешь сделать это?       Еще несколько долгих секунд мы просто изучаем друг друга, восстанавливая разъяренное дыхание, а потом... потом его губ касается легкая задумчивая улыбка. Кто ты, черт возьми, Рэйнард Аддингтон? Если ты не сущий дьявол, то на этом мои догадки исчерпаны. Мучительный стон слетает с моих губ, прежде чем я вновь упираюсь своим лбом в его грудь. Просто прячу лицо, радуясь тому, что мои рассыпавшиеся пряди скрывают все мое замешательство.       – Ты слишком о многом просишь, Рэй, – обреченно бормочу в его рубашку, напоминая себе маленькую девчонку, которую раскусили. – Я знаю, что такое последствия. Я слишком хорошо знаю, какими болезненными они бывают!       – Эй, – окликает меня он, пальцем поднимая за подбородок. – Давай просто узнаем друг друга. Никаких обязательств, – добавляет мужчина и пожимает плечами.       Тяжело вздыхаю, все еще покоясь на его крепкой груди. Абсолютно не комфортной. Совершенно не теплой. Ничуть.       – Хорошо, давай так: что ты теряешь, Ханна?       Внимательно изучая мою реакцию, он легонько проводит большим пальцем по моей нижнее губе, которая наверняка сейчас немного припухшая, и оттягивает ее. Что я теряю? Как минимум себя... Мы изучающе сверлим друг друга взглядом, будто это все может разрешить. Как внезапно кто-то стучит в окно сзади нас.       Оба вскидываем головы, замечая сквозь мутное стекло Вилса, застывшего с его вежливой учтивостью и одноразовыми стаканами с кофе. Наступает тот самый момент неловкости, когда я, придерживая свое импровизированное одеяло, отползаю в сторону и поджимаю под себя босые ноги.       – Просто подумай об этом, хорошо? – напоследок шепчет Рэй и касается моего лба в целомудренном поцелуе. Эти губы прекратят меня сегодня касаться? Я тяжело сглатываю и едва заметно дарю ему простой кивок в знак согласия.       Запахивая края пальто, что тяжелым грузом окутывали мои плечи, он приоткрывает дверь заднего сидения, здоровается с Вилсоном и недовольно поджимает губы. В салон немедля залетает утренняя прохлада.       – Простите, сэр, не хотел тревожить вас, но вчера вы дали указание найти вас, где бы вы ни были, к одиннадцати утра. В полдень у вас назначена встреча с мистером Контенгемом, – доносится до меня беспристрастный тон Вилса.       – Хорошо. Отправь ему запрос на подтверждение встречи и передай Джейсону, чтобы через час тащил свою задницу ко мне. И Вилс... где водитель этой проклятой машины?       Пряча улыбку в ворот пальто, я принимаю кофе из рук дворецкого и делаю несколько обжигающих горло глотков.       «Спасибо, Вилли», – благодарю его одними губами и наслаждаюсь теплом, исходящим от стаканчика из «Старбакс». Не желая прерывать деловитого Аддингтона, я не перестаю поражаться переменам в его настроении. Еще минуту назад он гладил мои губы пальцами, а теперь такой собранный и властный. Странная мысль проникает в мою голову, но я тут же отсеиваю ее, как ненужное барахло. Это ни к чему. И со мной он еще проявит истинного себя. Непременно!       Поэтому, девочка, просто будь настороже.       – Хорошие новости, душечка, – ухмыляясь, он вновь садится в машину и отпивает крепкий кофе из стаканчика. Я подозрительно кошусь на него, боясь услышать больше подробностей насчет вчерашнего, чем хотелось бы. – Вчера вечером мы изрядно напились, в особенности ты, но опустим это. Кое-как дошли до ближайшей дороги и словили такси, за рулем которого был бедный парня. У моего дома ты отчаянно брыкалась, поэтому пришлось остаться в машине и заплатить водителю, который любезно предоставил нам свою машину в качестве мотеля для заблудших пар, – мужчина качает головой и едва сдерживает рвущийся наружу смех. – Черт возьми, после того, как мы покинули парк, я почти ничего не помню. И знаешь что? Водитель сказал, что мы вели себя вполне пристойно, не считая того, что ты подожгла подол своего платья прямо у него в машине.       Я с ужасом перевожу взгляд на свои ноги, действительно замечая, что красный шлейф платья разорван к чертовой матери и обуглен по краям. Закрыв лицо руками, издаю страдальческий стон. Салон заполняет искренний мужской смех.       – Видимо, по пути в центр ты снова была в строю, милая. Ну, или же ты посчитала, что нас разделяет слишком много одежды. Теперь уже и не разобрать, что к чему.       Убрав ладони от лица, ударяю его в плечо. Саркастичная сволочь будет припоминать мне это до конца моих дней.       – Эй, полегче. Моя челюсть до сих пор побаливает от твоих псевдоударов кулачками.       – Лучше вам замолчать, мистер Аддингтон, – выставив указательный палец вперед, угрожаю я. – Ну, а что же вы? Никакого безрассудства за всю прошедшую ночь? Или ваши источники копают только на меня?       – Я чист, – улыбается он.       – Как же! Даже никаких признаков тошноты и тому подобное?       Он улыбается еще шире.       – Прошу, – выходя из машины, мужчина протягивает мне руку, как истинный джентльмен. – Вперед, мисс Ханна, иначе ваш внутренний огонь превратит в пепел машину этого бедолаги.       Закатив глаза, я выбираюсь из машины и, замявшись ненадолго, снимаю с плеч его черное пальто. Краем глаза наблюдаю, как Вилс садится в такси и трогается с места, по всей видимости отгоняя машину законному владельцу. Меня все еще одолевает стыд. Нужно обязательно послать этому парню записку с извинениями. Я всегда была смелой и отчасти безумной, но чтобы поджигать платье, да еще и в машине – это нечто невообразимое... Как и то, что теперь я стою посреди оживленной улицы в разорванном платье и на каблуках, увязших в грязи. Блеск.       Окинув меня взглядом, граф улыбается, скрываясь за своим стаканчиком с кофе.       – Чему вы улыбаетесь? – хмурюсь, искоса поглядывая на проплывающих мимо людей.       – Ты очень обаятельна, – три слова, что заставляют обернуться к нему полностью. Волосы лезут мне в лицо, поэтому, прежде чем ответить, приходится убрать их. Сегодня не мой день.       – Издеваетесь? Это могло сработать вчера, но никак не сегодня, мистер Аддингтон.       Едва не поперхнувшись кофе, он выбрасывает стаканчик в урну и с интересом разглядывает меня.       – Ну и язва, – шепчет мне на ухо Рэй и наклоняется ближе. На улице изморозь, но его губы по-прежнему теплые. Я особенно чувствую это, когда он снова продолжает говорить и эти губы задевают мочку моего уха. – Стоит промыть тебе рот мылом.       Мне хочется ответить очередной колкостью, но он вдруг прижимает меня к себе, распахнув края своего пальто, и насильно оборачивает мои продрогшие руки вокруг своей талии.       – Просто заткни свой маленький ротик, Ханна. Хотя бы раз.       И... я замолкаю. Прикусываю себя за язык и стараюсь просто согреться, опустив глаза. Не обращать внимание на его живое, колотящееся сердце, удары которого, кажется, я ощущаю будто свои. Я не сильна в биологии, но кажется, что его сердце большое и сильное. Способное выдержать то, что не под силу другим. Впитать в себя столько любви, сколько не смогут другие. Выстоять. Вытерпеть. Воздать. И все, о чем я думаю, обнимая его за талию и прячась под высокий черный воротник, это: а способно ли мое сердце быть таким, как его?

***

      Гул собравшейся толпы сильно отдает мне в голову. Голоса посетителей становятся все громче и громче, а я словно уменьшаюсь, боясь за свои перепонки. Находясь в самом дальнем конце бара, я наблюдаю, как таблетка аспирина растворяется в воде. Словно шипучка из далекого детства, какие любил привозить нам в подарок отец.       Знаю, что могла бы спокойно отлеживаться после бурной ночи в своей комнатке наверху, но... Нет, не могла бы. Слишком большая вероятность остаться наедине со своими мыслями и трезвонящим мобильным. Мне стоит хорошенько разобраться во всем, что стряслось, пока я окончательно не потеряла себя. Поэтому, приняв наспех душ и переодевшись в поло с джинсами, я выискиваю у бара знакомые лица. Все еще влажные волосы щекочут мне шею, падая за воротник. Я выгляжу неуместно среди полуголых девиц, расхаживающих тут и там, но мне так откровенно плевать...       – Юджин, ты сегодня один за стойкой? – спрашиваю я парня с веснушками, что подступил в мою сторону и потянулся за сиропом.       Он приветливо кивает мне и на ходу отвечает:       – Вот еще. Сегодня воскресный вечер. Ричи должен сейчас подъехать на ночную смену.       Я благодарю его и заставляю себя залпом выпить ненавистный стакан с аспирином. Я скучала по другу. По той легкости, что всегда была присуща нашей дружбе и по его твердому плечу, на которое можно было опереться в любую минуту. Но возможно ли это теперь? Сможет ли он найти слова поддержки для меня сейчас? Ведь как бы то ни было, в глубине души я понимала, что Рич питает ко мне те чувства, на которые я не в силах ответить взаимностью. А так хотелось бы...       Мы могли бы стать отличной парой, уравновесили бы друг друга. Он готовил бы свою фирменную лазанью на годовщину, а я, играя с его непослушными прядями, признавалась бы в любви прямо на кухонном столе. И да, я вполне себе это представляю, но проблема в том, что я не испытываю ничего подобного. И, конечно, я не в силах потерять еще и его, в случае чего. Он слишком мне дорог.       Достаю из пачки сигарету и прикуриваю. И как моя жизнь успела превратиться в эту вселенскую путаницу за такой короткий срок? Глубоко затягиваюсь, позволяя наркотику осесть в моих легких. Прикрываю глаза и на миг оказываюсь в далеком счастливом прошлом...       Мать заплетала тогда длинные светлые волосы Уинн и тихонько отчитывала нас за внешний вид. Время было за полночь, но в тот самый день нам было это позволено. Отец получил высокую должность в восходящей торговой компании и, пока родители готовились к переезду в самый центр Лондона, мы несколько недель жили на ферме у тети Молли в Денбишире. Это воспоминание о нашем детстве остается лучшим и по сей день. Все еще пребывая в эйфории от долгой поездки, нам было трудно усидеть на месте. Мы вернулись домой!       – Грейси, не слонялась бы ты без дела, а попробовала бы вычесать свои репейники из волос. Вы просто настоящие негодницы, знаете об этом? Оставь вас с Молли еще на месяц, и вы бы точно превратились в деревенщин, – причитала мама.       Катарина Шервуд была образцом вежливости и хороших манер. В ее жизни не было места сумбуру, а когда все выходило из-под контроля, лучше было не попадаться ей на глаза. Она была весьма строга к нам, но такой уж у нее был характер. Тем не менее, мы ничуть не сомневались, что мать любит нас. Просто у нее была своя, особенная любовь. Отчетливо помню, как порой она украдкой пробиралась к нам в спальню и тихонько расцеловывала пухлые детские щеки сестер и мои. И тот день был одним из тех, когда ее любовь можно было ощутить без всяких скрытых подсказок.       – Почему бы вам не подстричь меня, как ты подстригла Дейзи, мама? – с тяжелым вздохом я устроилась на коленках старшей сестры.       – Но тогда ты будешь похожа на мальчишку, Грейс! – засмеялась Уинн и состроила гримаску отвращения. – Хотя мне нравятся короткие волосы. С ними можно купаться дольше, а летом не задыхаться от жары, – задумчиво добавила сестра.       – Давайте-давайте. А в школе будут непременно судачить о том, что у сестричек Шервуд появились вши. И тогда беды не оберешься, дурочки!       Мы обе прыснули со смеху, хотя бы потому, что мама редко так ярко «выражалась».       В тот поздний вечер мы еще долго размышляли о всяких мелочах, шутя и пользуясь моментом. Вспоминали о деньках, проведенных на ферме, и рассказывали матери о ее родной земле. А перед тем, как забрать сонную пятилетнюю Дейзи, она оставила нам леденцы, купленные в той дорогой лавке со сладостями, которую мы так любили. Мы с Уинни ликовали. Забравшись к ней в кровать, я плюхнулась рядом, срывая красочную обертку.       – Как думаешь, мы еще съездим к тете Молли? – протянула я, разворачиваясь к сестре.       – Наверно, я не знаю. Хотя мне очень бы хотелось... – Уин завернула оставшуюся сладость назад в обертку и посмотрела в окно.       – Можно спросить тебя кое о ком?       Переведя взгляд с огней ночного города, она развернулась ко мне боком и смущенно улыбнулась.       – Ну.       – Джонатан? Мы были так дружны с ним и его братьями. Ты уже скучаешь по нему? – я улыбалась ей в ответ.       – Грейси, я... я не знаю. Вчера, когда мы напоследок носились по холмам возле их фермы и я угодила в небольшую ямку, счесав себе все колени, Джонни помог мне добраться до их дома. И когда обрабатывал ссадины, сказал, что никогда еще не видел таких небесных глаз, как мои. Можешь себе представить, Грейси? Мои блеклые глаза кому-то приглянулись, – шептала Уинн. Я закусила губу, сдерживая свою радость. Ведь ни мне, ни ей никогда не нравились наши глаза. Мои были слишком черные, что едва можно было разглядеть радужки вокруг зрачков, а ее – такими светлыми, что порой она прикидывалась инопланетянкой. Я подалась вперед, желая разузнать со всем своим детским любопытством, что было дальше.       – А потом он взял мои руки и поцеловал их, сказав, что будет очень ждать моего следующего приезда к тете. Вот так, – с горящими глазами она схватила мои липкие от леденца пальцы и пылко поцеловала их. Я тихонько захихикала. – А когда мы уезжали, он проскользнул через задний двор тети и оставил на моем окне букет фрезий. Я думаю, он сорвал их в саду мисс Берн, но мне все равно. – Мы вместе громко засмеялись, уткнувшись в подушку.       А когда высунули головы, сестра вновь взяла меня за руки и со всей своей мечтательностью прошептала:       – Знаешь, что я думаю, Грейси? Что, когда ты чувствуешь заботу и одновременно испытываешь нечто тянущее в груди, нужно позволить случиться всему, что может произойти. Я знаю, что папа говорил о судьбе, но я не верю в это. Все только в наших руках. Ни судьба, ни воля случая, ни даже сам господь бог не сможет помешать тому, к чему лежит наша душа.       Тогда я еще не понимала истинного значения ее слов, но все же они отпечатались во мне как нечто очень важное. Уинн было всего пятнадцать, но она всегда рассуждала словно мудрая маленькая женщина. А мне, одиннадцатилетней девчонке, всегда было интересно послушать ее. Всегда с трепетом и благоговением.       Сестра так и не встретилась больше с Джонатаном, но они в тайне передавали друг другу письма какое-то время. Возможно, если бы мать не была так категорична в выборе наших друзей и не стала бы запрещать нам поездки к тете, у них могло что-либо получиться. Оградил бы ее бог от встречи с Себастьяном или все же присказки отца про судьбу на самом деле вполне реальны? Неизвестно. И мне больно думать о том, что могло бы быть, будь она жива. Ее больше нет. И пора бы давно смириться с этим…       Стряхиваю пепел с тлеющего кончика сигареты и моргаю несколько раз, позволяя глазам привыкнуть к происходящему вокруг. Возвращаюсь в реальность. Что посоветовала бы мне сестра сейчас? Встала бы она на сторону графа или же мягко покачала бы головой, уберегая меня от него? Я никогда не получу ответы на эти вопросы.       Выдыхаю сигаретный дым, окутывая себя небольшим серым облаком. А перед глазами все еще стоит картинка, где две маленькие девочки бегают по вересковой пустоши. Гостя в Денбишире, мы забывали о приличном внешнем виде, одевались в широкие штаны и подвязывали их веревкой снизу. Мы были чумазыми, задорными и счастливым, как никогда. Тетя всегда кормила нас горячими лепешками и домашней лапшой, а вечером мы разжигали камин и слушали, как ветер пробирается в щели старых окон. И не было предела у времени, у неба и у холмов, покуда мы играли там с соседскими мальчишками. Мы владели собственной жизнью и знали, что со всем сможем справиться, чтобы ни приключилось. Ведь мы были друг у друга...       – Хани? – окликает меня родной голос.       Вздрогнув, я суетливо смахиваю соленые дорожки со щек и разворачиваюсь. Широкая улыбка трогает мои губы при виде Рича, который, закатав рукава рубашки и нацепив свою шляпу, напоминает мне настоящего гангстера.       – Ты в порядке?       Он тепло вовлекает меня в свои объятия и прижимает к себе. Я улыбаюсь еще шире, все еще ощущая слезы, что застряли комом в горле. Конечно, Рич не покупается, но виду не подает. Он всегда выжидает правильное время, чтобы я была готова выговориться. Но смогу ли теперь?       Я целую его в щеку и обнимаю еще крепче, тихо отвечая:       – Просто сделай мне мятного чая, ладно?       Поджав губы, он неуверенно кивает, забирая из моих рук сигарету. Целует меня в висок и перепрыгивает через стойку бара.       «Все будет в порядке. Просто стань чуточку смелее, Ханна». Наверное, именно так сказала бы Уинни.       А если станет совсем одиноко, всего-то нужно прикрыть глаза и представить вересковую пустошь...