Дикие омуты

      POV Рэй       Было здорово снова ощутить себя человеком. Беспечным и окрыленным — таким я бываю, когда езжу на мотоцикле. Странно, что я уже начал забывать, насколько важна для меня езда. Ведь это своего рода терапия. Ветер и контроль. Абсолютная и сокрушающая сила, которая несется по твоим венам, словно мощная доза адреналина. Разгоняет кровь, освежает голову. Это полнейший и бесконтрольный восторг. Быть с Ханной было нечто подобным. Это не поддается никаким описаниям и обсуждениям. Это просто нужно прочувствовать.       Припарковавшись возле клуба, я снова нахожусь в нервном возбуждении, ритмично постукивая по ноге пальцами. Все еще чувствуя осадок после встречи с отцом, я хочу забыться. Сегодня. С ней. Сейчас.       Удивительное дело, но она даже и не догадывается о том, какую власть имеет в своих руках. Конечно, конечно, я боялся. Но в этот раз последнее, о чем я думаю, так это о собственной безопасности. Плевать, если наша связь причинит мне боль. Я жажду боли. Я был мазохистом, помните? И я не страшился ее. Потому с нетерпением жду, когда она появится передо мной и снова будет язвить. У меня всегда найдется для нее ответ.       Бросаю беглый взгляд на циферблат часов. Снова курю. И снова бросаю взгляд. Чертыхнувшись про себя, набираю ее номер и глубоко вздыхаю, когда слышу ее шепот в трубке:       — Только не говорите, что уже приехали!       — Именно.       — Мистер Аддингтон, вы звонили мне всего полчаса тому назад. Я ведь не ваш приятель, я девушка, — тихий голос шелестит в динамиках, лаская слух. Кажется, будто она боится быть услышанной.       Я никогда не привыкну к ее манере общения со мной. Сейчас ты просто «Рэй», а спустя двадцать минут ты снова «мистер Аддингтон». И я не знаю наверняка, но вполне могу предположить, что она попросту дразнится. И мне это нравится.       — О, прости. Я полагал, ты еще не скатилась до стандартов, Ханна, — насмешливо отвечаю ей я. — Сколько тебе еще нужно времени, чтобы собраться и припудрить нос?       — Что?! — тут же восклицает девушка. — Да я буду готова уже через минуту.       — Понял. Я возле парковки.       Отключаю звонок и улыбаюсь, словно дурак. Знаю, что Ханна будет ошеломлена тем, что я заготовил на этот вечер. Но если вы думаете, что предоставлять выбор таким, как она, — правильное решение, я глубоко сомневаюсь в этом.       Девушки подобные ей никогда не встречались на моем пути. Одни были скрытными, другие уравновешенными, а в третьих, может, и была та самая живость ума, но отсутствовало нечто другое. В Ханне же идеальный баланс. Она таинственна. Но если другим мужчинам нравится упиваться этими загадками, я предпочитаю разгадывать их.       Она появилась спустя десять минут. Еще не заметив меня, вышагивает в легком трикотажном платье серого цвета, одетом под черную кожанку на два размера больше ее самой. Платье едва прикрывает бедра и смотрится особенно горячо с ее черными ботфортами. Чернильные волосы собраны в высокий хвост, отчего при каждом ее шаге локоны забавно подпрыгивают вверх. Ханна разговаривает с охранником, заливаясь чистым смехом и толкая его в плечо. И все же… я чувствую ее нервозность. Словно она знает, что я стою здесь, где-то неподалеку, и наблюдаю за ней. Пусть на ее губах и играет победная улыбка, но она невзначай заламывает пальцы и едва заметно оглядывается по сторонам.       И вот, громила рядом с ней указывает в мою сторону. Хвостик снова воспаряет в воздух, когда она оборачивается. Наши взгляды встречаются. Ее идеальный рот приоткрыт, и я не знаю, радоваться ли мне или исправлять ситуацию. Рядом с Ханной вообще-то довольно трудно быть в чем-то уверенным. Тяжело сглотнув, я замечаю, как она медленно двигается ко мне. Взгляд блуждает в противоположной от меня стороне, будто ей неловко. Я подавляю улыбку и вдруг понимаю, что легкая перебранка по телефону — напускное. Мы оба волнуемся. Ведь то, что произошло в парке тем вечером, поменяло абсолютно все. Притяжение чувствуется все так же, но теперь на каком-то другом уровне. Не только физическом. И это пугает даже меня.       Облокотившись на байк, я неожиданно для себя выпрямляю спину, когда она наконец переводит свой взгляд на байк и останавливается в полушаге от меня.       — Напомни мне в следующий раз, чтобы я никогда не одевалась в платья, когда встречаюсь с тобой, — усмехается она и легонько качает головой.       Тонкие пальчики касаются панели байка. Они медленно скользят по металлу и плавно поглаживают его изгибы. У меня перехватывает дыхание. Чертовски подходящее сочетание нежности и обладания. Я прихожу в себя не сразу. Даю себе немного времени и воздуха, прежде чем самообладание возвращается ко мне обратно.       — Даю честное слово, что это платье не будет сожжено, — нервный смех прорезает тишину на парковке. Ханна прячет свою улыбку. — Что же, я действительно очень рад, что ты согласилась встретиться со мной.       Наши глаза вновь встречаются. Только ее изумруды осматривают меня с большим интересом. Взгляд мечется по всему моему облику, отчего начинаю чувствовать себя немым придурком. Кажется, она удивлена. Ведь если задуматься, я всегда встречался с ней в костюмах и рубашках. Но сегодня… сегодня я решил быть самим собой. Одевшись в потертые старые джинсы и куртку от моей гоночной экипировки, я ощущаю себя по-настоящему свободно. Пусть вскоре мне придется снова носить деловую одежду, так как бизнес с Джейсоном никто не отменял, сегодня все иначе. Будто бы после встречи с отцом у меня открылось второе дыхание. Мое сердце желает открыться перед Ханной. Глупое, наивное сердце. Совсем неподходящее для типа вроде меня. Но ей… кажется, ей это нравится.       Закусив губу, Ханна вновь обращает на меня свой прямой взгляд.       — Отлично выглядишь, Рэй, — говорит она. Ее глаза смеются. И, готов поклясться, ее щеки приобретают красноватый оттенок.       Я улыбаюсь в ответ и делаю то, чего сам от себя не ожидал.       — Хочешь повести?       — Что? Ты доверишь мне байк? — она не веря смеется, но я буквально ощущаю собственным телом то желание, которое исходит от нее в эту секунду.       — Почему нет? Я видел, как ты ездишь. Ты обогнала меня, если помнишь, Ханна, — спокойно отвечаю я и пожимаю плечами.       — Да, но ты гонял не на «Agusta»! — восклицает девушка и любовно проводит рукой по спидометру. — Теперь я понимаю, почему ты был так расстроен, когда я одержала победу. С такой малышкой никогда не проиграешь. Ты не привык, даже когда сел на другой байк.       Что я могу ответить? Я не знаю. Я восхищен ей и абсолютно заворожен тем, какую страсть она питает к мотоциклам. Снова пожимаю плечами и начинаю ненавидеть себя за то, каким несуразным я становлюсь рядом с ней. У меня что, нервный тик? Шарю по карманам и закуриваю, стараясь унять в себе это.       Молчи, Рэй. Так ты хотя бы не будешь казаться полоумным.       — Боже, он идеален. Сто восемьдесят три лошадки и силовой агрегат больше, чем тысяча кубов. Ручная сборка, — продолжает Ханна, почти не обращая на меня внимания. Ее ладонь скользит по рычажкам и аккуратно прикасается к коробке передач, будто она с ней знакомится. Незаметно наблюдаю за ней боковым зрением. В горле пересыхает. — Моя подружка разгоняется только до двухсот семидесяти максимум, но твой… Триста двадцать, Рэй! Ты сумасшедший! Почему ты не гонял на нем? Это преступление, — добавляет она и толкает меня своим плечом. Мое сердце ухает куда-то вниз. Кажется, в желудок, потому что живот тяжелеет. Я шумно выдыхаю сигаретный дым.       — Он для души, — хриплю я в ответ и тушу окурок носком ботинка.       Ханна понимающе кивает в ответ, продолжая восхищенно улыбаться. Не понимая, что делают, не отвечая за свои действия, мои пальцы накрывают ее, что все еще покоятся на коробке передач. Все ее хрупкое тело напрягается от близости. Но она не противостоит.       Наклоняюсь к ней чуть ближе и убираю выбившийся из хвоста локон.       — Ты все еще хочешь прокатиться, Ханна? Потому что я позволю. Я доверяю тебе, детка, — мой шепот становится слишком хриплым и интимным, отчего я совершенно не узнаю свой севший голос.       Не знаю, что могло повлиять на меня таким образом. Паршивое утро или то, как она восторгается тем, чему навсегда предано мое сердце? Я просто будто плыву с ней на одной волне, и это приводит меня в полнейшее замешательство. И пугает. Очень, очень пугает.       Медленно поворачиваясь ко мне лицом, она случайно задевает своим носом мою щеку. Затем чуть отодвигается, ощущая напряжение, которое ощущаю и я. Нам вдруг становится нечем дышать. Дыхание такое затрудненное, будто мы оба больны. Может, это действительно так и есть. В каком-то смысле.       От этой секундной заминки Ханна отходит первой. Прочищает горло и отводит взгляд.       — Эм… ну а шлем? У тебя есть второй?       — Нет необходимости. Я достаточно привык к травмам, — отшучиваюсь я и немного отодвигаюсь от нее. — Вот, держи, — натянуто улыбаюсь и протягиваю ей шлем. Скептически разглядывая меня, она все же принимает его из моих рук и надевает на голову, скрепляя ремешки. Глубоко вздыхает и готовится оседлать байк. Я ловлю ее за руку, задерживая. И, сняв свои перчатки, осторожно надеваю их на изящные пальчики. Смотрится весьма нелепо и совсем не по размеру, но мне дико нравится. Ей, кажется, тоже.       — Что ж, хорошо. Давай сделаем это, — молвит Ханна и восторженно улыбается.       Перекинув одну ногу, она профессионально запрыгивает вперед и хватается обеими руками за руль управления. Опускает кисти вниз и слегка наклоняет корпус вперед. Подол ее платья приподнимается вверх, но, кажется, сейчас это заботит ее меньше всего. Чего не скажешь обо мне…. Обнаженная кожа касается холодного металла. И они будто созданы друг для друга. От этого вида мне становится почти больно.       Закинув свою ногу, снимаю байк с подножки и подаюсь вперед. Господи… Чувствую ее предвкушение своим собственным телом. Безмолвно передаю ей ключи и обхватываю своими руками раму впереди нее. Ханна пригибает свои колени к бензобаку, и наши ноги почти переплетены. Тела соприкасаются.       — Рэй… — тихо зовет меня Ханна, и улыбка трогает мои губы. О, я знаю, о чем сейчас ее мысли.       — Да?       — Ты не мог бы прижиматься ко мне не так сильно?       Черт возьми, конечно, мог бы. Но не буду.       — О, Ханна. Ты что, совсем не заботишься о моей безопасности? Я ведь и шлем тебе отдал. Хочешь угробить меня? — во мне вдруг просыпается игривость. Благодарю бога и беру контроль над ситуацией, ощущая ее внезапную слабость.       Ответом мне служит ее глубокий вздох и тяжелый выдох. Наконец Ханна вставляет ключи и мы слышим запуск мотора.       Нейтраль.       Зажигание.       Палец на старт.       Стартер начинает приятно урчать. Мотоцикл делает свой первый вздох. Мотор передает на руль легкие приятные вибрации, отчего сквозь ее тело пробегает дрожь и отдается на самой макушке. Темпераментный и дерзкий. Такой же, как и Ханна. Лучших слов я просто не в силах подобрать. Она отпускает ручку сцепления и легонько трогает ручку газа. Байк уверенно трогается с места, но затем вдруг начинает заваливаться в бок. Все потому, что ее руки дрожат. Я останавливаю нас за несколько секунд до падения и наклоняюсь вперед, чтобы она услышала меня.       — Не мне тебя учить, Ханна. Но ты должна расслабиться, помнишь? Твои руки должны чувствовать жизнь и мощь байка. Вот так, — я накрываю ее пальцы своими и легонько повторяю знакомые движения, едва надавливая на ее руки. Мы вновь трогаемся с места. — Просто ощути его задорный характер. Вся его сила затаилась где-то и ждет своего часа. Подари ему свободу. Подари свободу нам.       Аккуратно соскальзываю с ее рук и наблюдаю, как Ханна постепенно берет разгон, уже чувствуя байк в полной мере. Не удержавшись, целую ее кожу под самым шлемом и говорю:       — Вот так. Не теряй с ним связь. Если ты поймешь его, то он поймет тебя. Не наоборот.       Отсюда мне не видно ее лица, но я знаю, — на ее губах расплывается улыбка.       — Да! — выкрикивает она, добавляя газа. Мотор ревет еще сильнее. Стрелка спидометра заходит за сто двадцать.       Мы не чувствуем асфальта, и создается такое впечатление, будто воспаряем ввысь. Словно самолет набирает высоту. Но он непосильно тяжелый, а мой байк весом под двести килограмм, и тяги совсем не ощущается. В эйфории Ханна переключается на вторую скорость, и мы немного вжимаемся друг в друга, так как нас относит назад. Порыв ветра холодит лицо и ладони, которыми я держусь за раму. Приятная свежесть снова кружит наши головы. Инстинктивно и легко она справляется с управлением, отчего у меня захватывает дух. Нога щелкает передачи, а цифры на спидометре растут с неумолимой скоростью. Знаю, что она чувствует в этот самый момент. Наверняка ее шею с непривычки тянет от такой скорости. Позже, на следующий день мышцы ее рук и груди дадут о себе знать. Байк слишком тяжелый для ее малого веса, но, возможно, я снова ее недооцениваю.       Двести сорок. И мои глаза слезятся. Мне кажется, что мы летим. Ветер. Звук мотора. Запах дороги. Ее тело, вплотную прижимающееся ко мне. Уже сумерки. И она с легкостью несется по прямой дороге, гордо встречая этот вечер.       Когда цифра близится к тремстам, я сжимаю ее пальцы своими. Мы ведем вместе. И это чувство, чувство абсолютной близости... Мы будто испытываем совместный оргазм.       Но на этом все. Это ее первый раз, поэтому стоит сбавить обороты. Адреналин делает тебя зависимым, и очень важно не переступить тонкую грань. Это как наркота. Только в езде на байке мы чувствуем большую власть над своим телом и управлением. Со временем, конечно.       Я кричу ей, чтобы она сбавила скорость, так как впереди нас уже виднеется небольшая дорожная забегаловка. К моему удивлению, Ханна слушается меня и сбавляет скорость до ста двадцати. Ровно, спокойно и уверенно. Будто она родилась в этом седле. Вижу, как расслабляются ее мышцы, и наслаждение окутывает нас обоих.       Подъехав к придорожному кафе, мы останавливаемся. Экстаз все еще бурлит в нашей крови, а дыхание неровное. Сняв свой шлем, Ханна резко разворачивается корпусом и заключает меня в крепкие объятия, утыкаясь носом мне в шею. Из моих легких выбивают весь оставшийся кислород. Растерявшись, я просто прикрываю глаза, испытывая при этом смесь боли и радости. Мозг отключается. Отключается полностью и, кажется, я слышу наш пульс, который стал за время поездки общим. Он бьет в уши набатом и оглушает меня. Ее запах обезоруживает. Мне отчаянно хочется поцеловать ее или заняться с ней любовью. Сделать хоть что-то, что поможет продлить эти ощущения, но я боюсь спугнуть ее. Доверие — вот, что важно сейчас. И я уже сделал первые шаги к тому, чтобы завоевать его у этой девушки.       Поэтому, повинуясь порыву, я лишь медленно провожу своими губами вдоль ее щеки и целую в уголок ее рта. Она издает маленький стон на выдохе. Такой тихий, но такой чувственный, что мои мысли плавятся под напором этих эмоций. Наши лица замирают друг напротив друга. Так близко. Так ново для нас. В этот миг я понимаю, что все, что происходило со мной до того, как Ханна вошла в мою жизнь, — полная мишура. А сейчас эта самая жизнь кажется мне одним сплошным оголенным нервом. Открытой и головокружительной.       — Спасибо, — одно короткое слово, но нужно ли мне больше? Ее голос осипший и запыхавшийся. Но звук этого голоса давит мне на грудь.       Мои губы соскальзывают с уголка ее губ и вновь перемещаются к щеке. Еще один поцелуй. Невинный, но в то же время говорящий сам за себя. Это настоящая мучительная пытка. Мои руки наконец обвиваются вокруг ее тонкой талии и прижимают ее еще ближе.       — Отдышись, детка. И пойдем поужинаем, — все, на что я способен сейчас. Ханна согласно кивает, все еще прижимаясь к моей груди. Мне сложно отпустить ее сейчас. Поэтому даю ей время прийти в себя. Особенно потому, что и сам нуждаюсь в этом времени.

***

      — Итак, три вопроса, — ухмыляясь, говорю я, отодвигая от себя пустую тарелку и откидываясь спиной на стул.       Мы гордо восседаем на улице, на пластмассовых стульях и насыщаемся остатками фаст-фуда. Это еще одна весомая причина, почему мне нравится Ханна. Она без предрассудков и ведет себя легко, где бы мы ни находились. В заброшенном парке или на стилистической вечеринке, в придорожной забегаловке или в дорогом ресторане. Впрочем, в последнем мы еще не были вместе, но у меня нет сомнений, что она может с легкостью предпочесть тот же пикник вычурному местечку, так и кричащему о своем шике. Она игриво слизывает со своих пальцев соус и ест, как и я, руками. И вся дикость заключается в том, что я нахожу это… сексуальным. Будто Ханна — воплощение греха. В этом вся она. Со стороны она кажется некой соседской девчонкой, но ее живой ум поражает меня с каждой нашей встречей.       Но сегодня я хочу увидеть гораздо больше. Не просто поверхность ее бурной реки, но и все ее глубины.       — А я понадеялась, что ты забыл об этой глупой игре, — отшучивается девушка и отпивает свой горячий кофе, от которого исходит дым. Она греет руки о стаканчик и смотрит на меня завораживающим взглядом.       — Почему же глупой?       — Твои вопросы, Рэй.... они слишком компрометирующие.       — В этом весь смысл, милая, — широко улыбаюсь я и тоже отпиваю из стакана.       Она закатывает глаза.       — Ладно, я начну. Часто ты катаешь девушек на своем байке? Он невероятный и, если честно, от него у меня до сих пор дрожат коленки. Но я хочу знать правду. Я у него первая? — спрашивает Ханна, иронизируя. Найдя более безопасную почву для обсуждений, она опасается откровенности, и я чувствую это.       — Ты первая, кого я вообще подпустил к нему, Ханна. Так что… считай, что ты лишила его девственности в некотором смысле, — смеюсь я и поднимаю свой стаканчик с кофе вверх, словно закрепляя сказанное тостом.       — Приятно быть первой. В некотором смысле, разумеется. Теперь ты, — она отвечает мне тем же жестом и насмешливо приподнимает свой кофе вверх. Мы чокаемся и подавляем рвущийся наружу смех.       Я точно знаю, что она ждет от меня такой же легкости, но я поступаю иначе. Я своими собственными руками разрушаю эту легкость.       — Зачем ты гналась за тем парнем? В ту ночь, когда тебя ранили, — мой тон серьезен. А с ее лица вмиг сходят все краски. — Знаю, это наверняка болезненная тема. Но я хочу узнать тебя. И ты должна понять, что я не давлю. Ведь я не нападал с расспросами ни в ту самую ночь, ни после. Но Ханна… откуда мне знать, не грозит ли это твоей безопасности?       Она опускает свои глаза вниз и старается дышать ровно. Вижу, как ее пробирает нервная дрожь. Будто она борется сама с собой, обдумывая, стоит ли вообще отвечать мне. Отставив стакан с недопитым кофе, она закусывает губу. Молчание затягивается, и мне уже кажется, что она просто пошлет меня к черту. Но и здесь я оказываюсь не прав.       — Послушай, я не хочу портить этот вечер. Но может, ты просто все еще хочешь убедиться в том, что я не такая, какой кажусь тебе на самом деле? Потому что да, я грязная. Я не запутавшаяся в себе девушка. И в защите не нуждаюсь. Напротив, я четко осознаю, на что иду и чего желаю. И больше всего на свете я хочу причинить боль этому парню. Я вся — словно сосуд, наполненный до краев жаждой мести. Если ты не хочешь рушить свои представления обо мне, то лучше не касаться этой темы. Никогда, — ее голос спокойный, но пропитан холодом и болью.       Она не кричит. Не уходит от ответа. И все еще сидит напротив меня. Это сбивает меня с толку. То, с каким чувством она говорит мне все это, дает мне понять, что она еще не готова расстаться со мной, но, непременно, именно этого и ожидает.       — Да, я сказал, что ожидал увидеть в тебе то, к чему привык. Грязь и пустоту. Но ты ни черта не такая, — горько усмехаюсь я и подаюсь вперед, опуская локти на стол. — И поверь мне, Ханна, я не питаю никаких иллюзий. Я больший прагматик, чем ты, чтобы ты там ни думала. И если говорить о сосудах, мой может оказаться с еще более мутным содержанием, чем твой. Так что… выбор за тобой. Ты можешь оставить все как есть, а можешь дать нам возможность перемешать содержимое наших сосудов, и кто знает?.. Я верю в химию. Мы можем очистить друг друга. Как тебе это?       Она кажется мне потерянной. Ошеломленной. Моргает несколько раз, словно пытается проснуться. Будто я сломал несколько кирпичиков ее стены, которую она усердно выстраивала между собой и всем окружающим миром. И она недоумевает, как мне это удалось. Ведь эта стена, как ей думалось наверняка, нерушима. Замечаю, что ее руки слегка дрожат, когда она допивает свой остывший кофе и хмурится, прежде чем ответить.       — Его зовут Себастьян. Он мой зять. Был когда-то, — тихо молвит она и переводит свой взгляд на автостраду позади меня. Глаза призрачно блуждают, а она будто всматривается в глубину самой себя. — Он оборвал две жизни. И я ненавижу его так сильно, что вполне готова совершить убийство. Я правда могу это сделать. Но не так давно я поняла нечто ужасающее для себя. Я люблю жизнь, Рэй. И как бы я ни была черна душой, я просто не смогу жить дальше с кровью на руках. Какой бы ничтожный и недостойный ни был этот человек.       Она сделала это. Приоткрыла мне дверь в свою душу. И я горжусь ею хотя бы потому, что она не из тех, кто треплется со всеми о том, что у нее на сердце. Мое горло скручивает спазм от этой мысли, и я хочу немедленно притянуть ее к себе ближе. Но еще рано.       — Мы не святые. Люди грешны по своей природе, Ханна. И то, что ты хочешь причинить боль тому, кто причинил ее твоим близким, не пачкает твою душу. И уж тем более, не отталкивает меня от тебя, — отвечаю я и неосознанно все же касаюсь ее руки. Мы делим этот миг на двоих. Я больше не спрашиваю ее о том, кого она потеряла. Просто осознаю, что доверие между нами еще слишком шаткое. И переплетая ее пальцы со своими, лишь поглаживаю большим пальцем нежную кожу. — В любом случае ты на верном пути, веснушка. И знаешь, я ведь могу заставить тебя полюбить эту жизнь еще сильнее, — сжимаю ее пальцы и приподнимаю брови в многозначительном жесте.       Мне удается увести ее мысли со скользкой дорожки. Уголок ее губ еле заметно приподнимается вверх. Я ликую.       — А вы себя не переоцениваете, мистер Аддингтон? — подтрунивает она.       — Ничуть. Я могу как минимум заставить тебя снова испытать нечто ошеломительное, даже не прикасаясь к тебе, — ухмыляюсь я и киваю в сторону байка.       — Ты играешь нечестно, — смеется девушка. На что я лишь передергиваю плечом. — Ладно, продолжим?       — Сокруши меня, Ханна, — широко улыбаюсь ей я, продолжая поглаживать теплые пальцы.       — Что насчет твоей работы? Я знаю все твои достижения и так далее, но меня интересует другой вопрос. Тебе нравится заниматься политикой?       — Мне нравится контроль. Этого все хотят, как бы рьяно тебе не доказывали обратное. И я этого не стесняюсь. Но знаешь, властью быстро пресыщаешься. Условности и рамки все равно настигают тебя, и тогда уже ничего не в радость. К счастью, у меня есть то, что приносит мне радость. Всегда приносило. Как-нибудь я покажу тебе.       Ханна медленно кивает, изучая мое лицо. Она заинтересована, и я мысленно даю себе пять.       — Ну, хорошо. Теперь вопрос за мной, — я тяну ее руку на себя, отчего ей приходится перегнуться через стол, чтобы приблизиться. В голове десятки вопросов, которые я хочу задать ей, но в который раз за вечер заставляю себя притормозить. Закусив губу, я переплетаю пальцы второй руки с ее. — Твоя фамилия? Настоящая. Хочу услышать настоящую фамилию, а не Кингсли.       Ее глаза напоминают мне блюдца, когда я упоминаю фальшивую фамилию, которую предоставил мне в досье мой детектив. Его сложно назвать настоящим детективом, но что греха таить, в те времена я ломал себе голову, кто она такая и почему кто-то заметает за ней все следы. Что поменялось? Абсолютно все. Я был рад довольствоваться ее скрытностью, играть с ней в эти кошки-мышки, но теперь, заполучив все ее внимание, я хочу знать все. Единственное, что не поменялось с тех пор, так это то, что я по-прежнему одержим ей.       — Какое счастье знать, что ты наводил обо мне справки, Рэйнард. Поздравляю, теперь я всерьез беспокоюсь о своей безопасности, — наконец отвечает Ханна и театрально выдергивает свои пальцы из моих. — Ладно, что с того? Я уже давно обитаю в этой лиге самоубийц. Шервуд.       — Второе имя? — улыбаясь, уточняю я. Она посылает мне насмешливый взгляд.       — Это твой третий вопрос?       — Это уточнение из второго, детка.       — Ханна Грейс Шервуд.       — Грейс? Это твое второе имя? — я едва сдерживаю свое ликование, когда все кусочки пазла встают на свое законное место. Второе имя на ее утерянной подвеске гласило — «Грейси».       Ханна недоверчиво пялится на меня, поджав губы. Я сбиваю ее с толку, но это только пойдет ей на пользу. Все еще гадая, не обнаружила ли она потерю, я ношу милую безделушку у себя в кармане, а перед сном люблю повертеть ее в руках. Это словно мантра, известная только мне одному.       Решив не ступать по тонкому льду, я щелкаю ее по носу, окрашивая острые скулы тенью смущения. Быть с Ханной — значит всегда держать пару козырей в рукаве. Я уяснил это негласное правило еще с самой первой встречи. И весьма разумным было бы придерживаться его как можно дольше.       — Мой последний вопрос, — говорит она, задумчиво вертя свой стаканчик в руках. — Твои пороки? Если мы хотим… узнать друг друга, то мне хотелось бы правды. Перечисли хотя бы те, которые ты признаешь в себе.       Теперь удивлен я. Не стану скрывать, я абсолютно ошеломлен ею. Ее голос спокойный и ровный, а взгляд обжигающий. Я мог бы наврать ей, перечислив меньшее из зол, но дело в том, что передо мной палка, заостренная с двух концов. Она не хочет слышать то, чего хотят остальные девушки. Она хочет грязных откровений, чтобы знать, с кем имеет дело. Именно в этом и заключается мой путь к ней. И ее глаза, такие черные сейчас, словно нарываются на неприятности. Что ж, я могу предоставить их ей.       — Ты хочешь знать мои пороки, Ханна? — повторяю ее вопрос, подаваясь корпусом вперед. — Ладно. Я очень ревнив. Нет, даже так — я повернутый собственник. Как я и говорил, я нахожу огромное удовольствие, когда власть в моих руках. Не терплю соперничества, но азартен. Агрессивен. Думаю, что я в некоторой степени социопат. Но опять же, все зависит от окружения, от людей. Возможно, эгоист, как и все мы. Угрозы для общества не представляю, если меня не злить. Как-то так, — усмехаюсь я, напряженно вглядываясь в лицо напротив. Ханна непреклонна, а взгляд по-прежнему заставляет меня воспламеняться. — Пороки — это хорошо. Мы привыкли преуменьшать себя в общении с другими людьми. Такая ложь… Если бы все начинали общение с другими людьми с разоблачения собственных пороков, жить стало бы легче, правда?       — Правда, — отвечает девушка, не отводя взгляда. — И знаешь, что меня больше всего пугает, Рэй? Что после всего, что ты сказал, я не хочу убежать. И все же, я скажу: ты отвратительный.       — Спасибо, — благодарю я. Мои губы подрагивают, испытывая потребность улыбнуться. Они заражают и ее. Поэтому следующее, что я наблюдаю, так это то, как изгибаются ее идеальные губы .       Боже.       Мои щеки начинают побаливать. Я не улыбался так часто последние несколько лет. Хорошо, пора бы уже и признаться, что я боюсь. Может, в отношении отца я и был мазохистом, ведь теребил старые раны так, будто упивался ответной реакцией. Болью и тем гневом, что бурлил во мне после визитов. Я будто ждал толчка, который снова перекинет меня за край. А с ней... с ней так страшно, потому что ровно настолько же хорошо. Я взрослый мужчина средних лет, с больной головой и полностью помешавшийся рассудком. И да, я боюсь. Этой интенсивности. Ощущения, что могу оборвать эту тонкую нить, которая завязалась между нами в последние две встречи. Ощущения, что наши нравы могут все испортить. Боюсь стать еще более зависимым и погубить нас.       Мы смотрим друг другу в глаза. Есть ли там ответы? Эти черные омуты никогда не лгут. Не умеют. Боится ли она? Того, что зарождается в этот самый миг. И задаваясь этим вопросом, я, конечно, уже знаю свой ответ.       — Холодно уже, — произносит чуть позже Ханна, опустив свои глаза вниз. — Вернемся в город?       Позволяю себе еще несколько секунд полюбоваться ее… смущением? Это так странно. Вечер полностью удался. Удался хотя бы потому, что за один короткий промежуток времени мне удалось разглядеть множество ее сторон. Она так многогранна. Неизведанна. И я ощущаю себя рядом с ней ярым искателем приключений, что протаптывает чужие земли и захватывает их под свою власть. И, черт, мне хочется назвать ее своей. Боязно и жутко, но эта потребность непреодолима.       Расплатившись, я встаю со своего места и, сняв экипировочную куртку, набрасываю ей на плечи. Под ее страдальческим взглядом все же уговариваю надеть куртку полностью. Забавно. Мы все время собачимся, даже в шутку, продолжая спорить. Но ощущается уже иначе. Словно мы старая брюзжащая друг на друга парочка, которая вместе уже тысячу лет. И одновременно те, кого пугает и завораживает эта близость.       Мы минуем полупустую веранду и запрыгиваем на байк. Ханна неловко оплетает руками мою талию и дышит в затылок. Ощущения, будто мою грудь переезжает грузовая машина. Но это приятная боль. На секунду я прикрываю глаза и позволяю этому вожделению унести меня. Холодные пальцы едва ощутимо поглаживают меня сквозь футболку.       — Ты не задал вопрос. У тебя остался еще один, — хрипит она позади меня.       Этот сексуальный шепот оставляет ожог на моей шее. Я с трудом сглатываю комок в горле. У меня больше нет сил держаться. И моя холеная выдержка на исходе.       — Вечер еще не закончился, правда? — с большим усилием воли шепчу ей в ответ.       Слова кончаются. Нас снова охватывают эти запредельные ощущения. Вновь этот ветер. Звук мотора. Запах дороги. Ее тело, вплотную прижимающееся ко мне, теперь уже сзади. И внутренний голос, тихо молящий не прекращать этого пути.