Моя любовь тягучая, как мёд, и сладкая, и горькая, и злая. Она тебя когда-нибудь убьет, уже сейчас немного убивая. Елена Ежевика
POV Ханна Этим утром меня будит запах крепкого кофе и приглушенный шум кофе-машины. Да, кофе-машина – это, определенно, лучшее, что есть в этой холостяцкой берлоге. Сладко потягиваясь, я вдруг замечаю, что каким-то образом оказалась в комнате Рича, на его кровати. Боже. Это не входило в мои планы. Даже частенько оставаясь у него в гостях, обычно я засыпала на разложенном диване под тихое бормотание телевизора. Что же изменилось сейчас? И все же, чувствую себя немного странно, пропитанная ароматами простыни моего друга – чистотой и его собственным запахом. Я впадаю в некое замешательство, испытывая вину. Это еще больше выбивает меня из колеи. Я никому больше не принадлежу. И не буду принадлежать, ведь я сама по себе. Но почему же тогда ощущаю совестный укол по отношению к Рэю? Серьезно, это выходит за рамки моего нынешнего восприятия. Я все еще пребываю в смятении, вспоминая прошлый вечер и нашу с ним поездку. А теперь еще и это. Стараясь не отягощать свою голову этим новым для меня открытием, я поднимаюсь с кровати. Слава богу, на мне моя одежда, так что одеваться не приходится. Я лишь плетусь в ванную, чтобы привести себя в порядок. Плеснув себе в лицо воды, я пялюсь в свое отражение в крошечном зеркале. Что-то пошло не так. Определенно. Проводя свое время рядом с Аддингтоном, я всегда чувствовала некую растерянность, интерес… страсть, если позволите. Так почему же согласилась на встречу снова? Ведь на этот раз все было иначе. Никаких долгов, никаких перестрелок, ничего, что подразумевало бы мое нежелание. Да и если серьезно, вряд ли меня бы так озаботил проигранный спор или должок, чтобы я виделась с тем, кого на дух не переношу. И тем не менее. Я перечила сама себе. Я словно оказалась в собственноручно расставленной ловушке и теперь сетовалп на свою необдуманность и глупость. Что делать с этим, я и сейчас понятия не имела. Поэтому просто решила оставить все так, как есть. И в любом случае быть начеку. Ведь только я являюсь главным стражем своего сердца, ответственной за его сохранность. Так я, по крайне мере, рассчитывала. Как только я переступила порог кухни, на меня тут же устремились взгляды близнецов. Вот же... – Сладенькая! – восклицает Бен, в то время как Брайан уже спрыгивает с кухонной стойки и несется ко мне на встречу, едва не сбивая с ног. – Прочь, придурок! – визжу я, отпихивая губы Брайана от своей уже мокрой щеки. Он что, правда только что облизнул меня? – Ты что, животное? – Он просто рад тебя видеть, Хани Мун*! Как и я. Тебя давненько не было, – весело добавляет Бен, сгребая мои плечи в свои медвежьи объятия. Они оба выше меня на целых две головы, оба блондины, и могу с точностью сказать: оба – абсолютно невменяемы. Брайан более подвижен, а у Бена грязный язык, что не мешает ему быть наравне с братом. Но как бы там ни было, они настоящие добряки, хоть и весьма эмоциональны в проявлении своих чувств. Быть может, именно поэтому Рич и уживается с ними. – Завязывай с этим, Бен, – закатив глаза, я вылезаю из их объятий и плетусь к кофе-машине. – Моя фамилия Шервуд, чтоб ты знал. – Так я и так в курсе, – сладко протягивает он, облокачиваясь бедром о стол. – Просто видеть, как ты выходишь из себя, – это именно то, в чем я нуждаюсь, когда мне необходима разрядка, если ты понима… – Замолкни, болван, – прерывает его Ричи, вошедший на кухню. Отвесив ему подзатыльник, он улыбается мне извиняющейся улыбкой и щелкает по носу. – Уже встала. Ты сегодня рано. Парни действительно замолкают, ухмыляясь при виде на нас и попивая кофе из своих кружек. Я встречаюсь взглядом со своим другом, отчего моя утренняя неловкость испаряется. Это всего лишь он. Мой Ричард. Его буйные пряди еще мокрые после душа и собраны в пучок сзади, а сам он уже готов к смене в баре, облаченный в белую рубашку и темные джинсы. И, конечно, фирменные подтяжки, отчего он больше походит на этакого озорника из двадцатых, нежели парня из нашего времени. – Да, мне отлично спалось эти пару часов. И спасибо тебе, что перенес меня к себе, – улыбаясь, отвечаю я. В ответ Рич лишь пожимает плечами и возвращает мне улыбку. – Боже, вы когда-нибудь перепихнетесь? – ворчит себе под нос Брайан. Рич хватает кухонную тряпку и бьет того по бедру. Я тихонько смеюсь, наблюдая, как они еще какое-время борются, словно дети. По сути, так оно и есть. Близнецам чуть больше двадцати, и они все еще учатся в колледже. Точнее, пытаются. Рич, напротив, более разумный, чем они, но это не значит, что он не будет участвовать в традиционных утренних перебранках. И мне это в нем нравится. Это наталкивает меня на мысль о том, что он тоже может быть таким по-мальчишески легкомысленным и задорным. Даже несмотря на то, что его глаза самые глубокие из всех, что мне доводилось видеть. Такой он, мой лучший друг. Рич возвращается ко мне за стойку с довольной физиономией, будто отстоял мою честь, отчего я едва сдерживаю ухмылку. Я привыкла к парням и их вечным подколкам про «нас» не в дружеском ключе. Это даже привычно. – Будешь кофе? Сдается мне, эти двое выпили все, что было, – говорит он мне. Я утвердительно киваю. – Давай-ка я нам сварю. – Ты лучший, – подавляя зевок, я целую его в висок, отчего на его щеках появляются ямочки. – Серьезно? Что ты в нем нашла, сладенькая? – снова фыркает Бен, наблюдая за нами. – То, чего нет в вас, – здравомыслия. Ричи смеется себе под нос, помешивая маленькой ложечкой кофе в турке. Я же копаюсь в шкафчике в поисках наших мюсли. Быть может, братья неспроста доводят нас, ведь я абсолютно уверена, что со стороны мы смотримся как обычная любовная парочка во время завтрака. Но черт бы их всех побрал, у меня и в мыслях этого нет. И я искренне надеюсь, что и у моего друга тоже. – Это я-то не здравомыслящий? Посмотри сначала на Брая. Ладно, допустим. Что еще? – Он… талантлив, – чуть смутившись, бросаю я Бену через плечо. – Ты имеешь ввиду… что? Его рот? – Бени, – предупреждает его Рич. – Нет, балбес, я имею в виду его пальцы. Ричи мигом разворачивается ко мне, закусив губу. Боже, это прозвучало немного... Я толкаю его в бок своим локтем, чувствуя, как заливаюсь румянцем. – Уоу, горячие подробности. И что, что дальше? – кажется, нет более непосредственных людей, чем эти братья. Я серьезно. – Прочисти себе мозги, Бенджамин! Я хотела сказать, что его руки талантливы. То, что он рисует, и то, как смешивает свои коктейли невообразимым образом, уникально и очень самобытно. Вот почему его пальцы талантливы, в отличие от твоих, пошлый ты ублюдок. – Ричи, это еще у меня грязный рот? Посмотри на свою подружку, а потом помоги ей промыть её прелестный ротик с мылом, – изображая обиду, бурчит себе под нос Бен. Но парень будто не слышит его. Он смотрит на меня в упор, отчего в эту секунду утро вновь становится неловким. Может, я сказала слишком много? Тяжело сглотнув, я разрываю наши взгляды и подхожу к Бену, расставляя тарелки. – Мыла не хватит, Бени, – отвечаю я за Рича и тормошу его блондинистые пряди рукой. Из душа выбегает Брайан и проносится мимо нас в свою комнату, сверкая при этом своей голой задницей. Бен заливается смехом, как малое дитя. – Я вас выселю на хер! – кричит ему вдогонку Рич, снимая с плиты турку. Мне ничего не остается, кроме как тяжело вздохнуть. Парни такие парни. Покинув квартиру, близнецы отправляются на свои учебные пары, а мы наконец садимся завтракать, наслаждаясь тишиной. Ричи делает последние наброски в своих эскизах, пока я попиваю его крепкий фирменный кофе и роюсь ложкой в своей тарелке в поисках запечённых орехов. Кажется, «мы» в безопасности. Сегодня погода балует наш хмурый город, лучи солнца внедряются в маленькую кухню. Мы сидим, окруженные этим солнечным светом, и думаем каждый о своем. Стрелки часов неминуемо близятся к девяти. Знаю, что, покончив с завтраком, мы вместе двинемся в сторону клуба. Я буду так же зависать у его стойки, болтая о разном, а Рич рассказывать мне истории, которыми делятся с ним его клиенты. «Понимаю, что поступаю непрофессионально, рассказывая чужие тайны, но, проклятье, я ведь не психотерапевт, я простой бармен. Это невозможно держать в себе, ты только представь», – говорил он мне всегда, и мы вместе смеялись, как сумасшедшие, от того, какие тайны могут разболтать люди под воздействием алкоголя. Это была наша маленькая религия – то, что мы исповедовали с ним себя под призмой чужих секретов. Но что-то, какое-то шестое чувство, подсказывает мне, что сегодня все будет не так. И я оказываюсь права.***
Мы распрощались на Карнаби Стрит, немного неловко чмокнув друг друга в щеки, и Рич растворился в толпе туристов, коих всегда здесь было бесчисленное множество. Минуя красочные домики и торговые лавки, я бреду сама не зная куда. Мне просто нужен тайм-аут. Очень нужен. Слишком много всего свалилось мне на голову. Я не поспеваю за своими мыслями и чувствами. Так что вот она я: шатаюсь этим ранним утром по улицам, нарочно убегая от проблем. Признаться, меня весьма беспокоит то, что Аарон отстранил меня на некоторое время от работы. Денег хватает, но я уже скучаю по вечерней суматохе и моим джазовым выступлениям. Это вносило в мою жизнь спокойствие, некое расслабление. Теперь же я вся была словно на иголках. Сама не замечая, я вдруг останавливаюсь возле частной школы, в которой по сей день учится Дейзи. Мои ноги сами привели меня сюда. Я прислоняюсь к дереву неподалеку от школьного сквера и просто смотрю на двери школы. Это ее последний, выпускной год. Должно быть, Дейз уже строит планы, как покорить этот мир. У нее всегда на все были готовы ответы. Думаю, она и сейчас такая. Лишь бы семейные драмы не задели ее жизненные устои. Не пошатнули ее свод правил и список целей, которые она составила еще в свои десять. Из всей нашей неудавшейся семьи я всегда возлагала все свои надежды на нее. Говорят, что младшие в семье – любимчики. Все чертовски относительно. Дейзи не была любимицей ни у отца, ни у матери. Ее никогда особо не выделяли. Любили – безусловно, но без особых привилегий. Иногда мне казалось, что это наш с Уинни долг – восполнить родительское упущение и сделать ее нашей любимицей. И мы правда пытались. Но вскоре Уинн обзавелась семьей, а я окунулась с головой в больные отношения с мужчинами. Мы были жуткими эгоистками. Но ребенок не страдал. Есть такие особенные дети, знаете, которые благодарны всему, что им посылает Господь. У Дейзи было много увлечений: фортепьяно, конный спорт и, конечно, походы, которые ей особенно нравились. В их средней школе тогда была группка бойскаутов, так вот, моя Дейз ими почти что заправляла. Она посещала кружки по рисованию два раза в неделю и еще умудрялась находить свободное время, чтобы слушать пластинки Бетховена, который отец привозил ей в подарок. Вспоминая ее в возрасте десяти и четырнадцати лет, я прихожу к мысли, что она была маленьким гением. А еще мне становится так грустно, когда очередная истина озаряет меня… Ведь, возможно, только возможно, родители забивали ее график занятиями, лишь бы освободить свой. Отец много работал. Мама много работала. Дети выросли, и им все чаще хотелось повеселиться, пусть и врознь. Конечно же, они имели право. Нам с Уинн давно перевалило за двадцать, но вот Дейз... Была ли она одинока в те времена? Сильна ли ее обида на меня? Я не могла задать ей эти вопросы. Хотя бы потому, что беспокоилась о ее безопасности. Я не знала, на что способен Декстер, чтобы достать меня. В те далекие времена он был напрочь отшибленным. Наркота медленно убивала его. Я сбежала от нашей губительной связи, но знала, что он, возможно, будет искать меня. Поэтому я обрубила все свои контакты с семьей. Сбежала и от них. А теперь я затронула его людей, и даже боюсь подумать, что это за собой может повлечь. Поэтому именно сейчас я сижу у этого старого раскидистого дерева и мучаю себе воспоминаниями. Я сама разрушила свою жизнь, и теперь не время переводить стрелки и искать виновных. Я имею то, что имею. Спустя столько лет, после горькой утраты близких, я вдруг понимаю: только мы сами ответственны за свои поступки, никто более. Громкий школьный звонок разносится во всей ближайшем округе, заставляя меня вздрогнуть. Выпрямляясь, я устремляю взгляд на главный вход и детей, что повалили спустя пару минут из дверей, словно маленький, жужжащий наперебой рой пчелок. Сжав пальцы в кулаки, я вглядываюсь в лица. Боже, мне так необходимо увидеть ее. Эти длинные рыжие прядки, будто темная медь, когда мокрые. Такие густые и достающие почти до самой поясницы. Темно-голубые глаза, всегда светящиеся любопытством. Россыпь мелких веснушек на носу и под глазами. Я всегда говорила, что нас с ней поцеловало солнце, когда мы только появились на свет. Уинни была больше похожа на отца, поэтому ей доставались от нас лишь поддразнивания. Когда я наконец замечаю знакомое личико девочки, жмущейся ближе к перилам, я ахаю. Всего в нескольких метрах от меня – моя младшая сестра. Но Дейзи ли это? Я продолжаю стоять и пялиться, не замечая других людей, что заполняют улочку возле школы. Толпа становится все больше, проплывая передо мной большим мутным пятном. Я вижу лишь свою Дейзи. Мою малышку. Я выступаю из-за дерева и делаю один маленький шаг, не веря тому, что вижу. И в какой-то момент наши глаза встречаются. Совершенно случайно. Недопустимо. Спохватившись, я бросаюсь прочь, проталкиваясь между школьниками, и выбегаю на оживленную улицу. Я не оборачиваюсь. Боюсь увидеть, что она следует за мной, как всегда следовала за нами с сестрой, словно хвостик. Осознаю, что допускаю прямо в эту самую секунду роковую ошибку. Поэтому бегу что есть мочи и ловлю первое такси, что тормозит рядом, едва не проехав мне по ногам. Мои пальцы дрожат. Боль в груди разрастается, пульсирует в районе сердца и не отпускает. Срывающимся голосом я называю водителю адрес и прикрываю глаза, когда машина трогается. Я снова облажалась, Дейзи. Прости, прости, прости меня, Дейз! Слезы катятся градом по моим щекам, когда образ моей повзрослевшей сестры встает перед моими глазами. Больше нет длинных и густых волос. Нет красивой, но знающей улыбки. Нет милых рюкзачков со значками. В прошлый раз у ее школы мне почти не удалось разглядеть ее. Теперь же я увидела все. Даже больше. И мое сердце разбилось на тысячу осколков, когда я поняла: она взрослела без меня. Ее рыжие прядки потемнели, длина волос соответствует моей. Вместо рюкзака у нее была сумка, перекинутая через одно плечо. На ее прекрасных глазах красовались очки для зрения. Ей что, так и не сделали операцию? У Дейзи всегда были проблемы со зрением. Все девочки ее возраста шли рука об руку, хихикая. Дейз шла одна. Комфортно ли ей было? Или же это просто вошло у нее в привычку? Чувствовать непринадлежность к своей семье, к своим одноклассницам, ко всему миру. Я будто вернулась в свои семнадцать. И тогда слезы стали капать мне на руки. Я не могу их остановить. Мне просто нужно в центр города, на берег Темзы. Прямо сейчас. Прямо в эту секунду мне нужно оказаться в том единственном месте, где наша семья испытала когда-то тот редкий счастливый момент. Мне так нужно почувствовать это! «Готовьтесь, девочки! Когда достигнем вершины, прикрывайте глаза. Это не просто самое высокое в мире колесо обозрения, оно обладает особенностью. Если вы будете тихонько вслушиваться, то сможете услышать сердцебиение самого Лондона и уловить его размеренный пульс», – так говорил отец. Я помню до сих пор, какими маленькими становились мама и Дейзи, когда наша кабинка медленно поднималась вверх. С каждым рывком они превращались в силуэты, а потом и вовсе исчезали из виду. Неужто и сейчас так и вышло? Уинн бесследно исчезла в этом самом небе. Отец покинул семью. И я… я тоже затерялась где-то между небом и между землей. Я застряла на чертовом колесе, будь оно неладно! И моя жизнь тоже застряла там. И теперь я мчусь в этом такси, наблюдая своим расплывчатым от слез взглядом, как сменяются пейзажи и улицы. В этих расцветающих сумерках я даже не стараюсь взять себя в руки и перестать плакать. Все, чего я хочу, это вернуть назад свою жизнь.***
Ладно, хорошо, теперь я могу согласиться, что возвращение в клуб на своих двоих было плохой идеей. Что мной двигало? Я решила наказать себя. Хотела, чтобы боль в моих мышцах вытеснила боль в сердце. Поэтому я иду уже несколько кварталов, почти не ощущая своих ног. Кажется, иду я уже второй или третий час, но это не так важно. Свежий прохладный воздух прочищает мне мозги. И все же, мысль о том, что я вернусь за стойку Рича и смогу выпить, греет меня. Проведя на аттракционе около часа, я вдоволь наплакалась в знакомой кабинке-капсуле, катаясь по второму кругу. Я и слезы? Кто бы знал, что я могу быть такой отчаянной плаксой. Но я могла, как оказалось. Голова моя немного кружилась, когда я наконец ступила на асфальт, немного покачнувшись. Но забрала ли я свою жизнь назад? Очевидно, что нет. Хотелось громко рассмеяться на всю улицу, а затем так же громко заорать. Я сходила с ума. Это тоже было очевидно. Приближаясь к клубу, я даже не осознаю, что сейчас так поздно, пока не замечаю толпу у входа. Пребывая в разбитом состоянии, я не совсем готова быть в центре внимания, поэтому быстро сворачиваю к черному входу и встаю как вкопанная, словно вижу перед собой привидение. Этот день, что уже превратился в ночь, не перестает меня удивлять. – Ты здесь? – то ли спрашиваю, то ли утверждаю я. Мой голос похож на сдавленный хрип. – Здравствуй, Ханна, – только он может приветствовать меня вот так. Будто явился из восемнадцатого века и теперь покоряет наше нынешнее время. Конечно, это Рэй. Стоит, опираясь на свой мотоцикл, а выглядит, как и вчера, абсолютно невозмутимо. Что-то в этот момент переворачивается в моей груди. Что-то, что мне неизвестно. Он улыбается, осторожно разглядывая меня. Я мысленно собираю себя в единое целое, чтобы не допустить оплошности и не выдать свою боль. Не спеша ступаю к нему навстречу. Я не боюсь. Почему я не боюсь его? Когда я останавливаюсь в одном шаге от него, Аддингтон вдруг хватает меня за руку и притягивает к себе еще ближе. Я едва успеваю сделать судорожный вздох, прежде чем оказываюсь в кольце его рук. Иисусе, вот то, в чем я так нуждалась. Он берет мое лицо в свои руки и долго смотрит на меня. Что он видит там, в моих глазах? Видит ли он, что я надломлена внутри? Замечает ли то, как я страшусь нового дня? Сейчас меня больше не заботит все это новое и неизведанное, что я испытываю к этому мужчине. Я буквально дарю все это ему и спрашиваю: «Готов ли ты? Готов ли ты принять со мной такие дары?». Серые глаза тревожно вглядываются в темную пустоту, что таится в моих. Подушечками больших пальцев он вытирает под моими глазами растекшуюся тушь. Наверняка она осталась там – после часа рыданий на колесе. Но сейчас мне все равно. – Хочешь поговорить об этом, веснушка? – тихо молвит он, не разрывая своего пытливого взгляда. Закусив губу, я лишь качаю головой. «Просто будь со мной рядом. Просто стой вот так, как ты сейчас стоишь, и держи мое лицо в своих мозолистых, чуть шероховатых пальцах», – молча молю его я. И, кажется, он слышит мою безмолвную просьбу и притягивает к себе еще ближе, обнимая меня. Я утыкаюсь в его черную футболку носом и вдыхаю аромат машинного масла с примесью терпкого парфюма. Меня начинает сотрясать дрожь, до чего мне хорошо в этот миг. Рэй распахивает края своей кожаной куртки и кутает меня в нее, насколько это возможно. Это и вправду он? Снова в своей мотоциклетной форме, без лишнего лоска. Я признаю вдруг, что таким он мне нравится куда больше. – Знаю, ты довольно-таки воинственная девушка, Ханна. Но ты ведь сказала бы мне, если бы тебя обидели, да? Я утвердительно качаю головой, не желая отрывать голову от его груди. На что он тихо отвечает: «Хорошо». И снова замолкает. Мы стоим так еще некоторое время. Просто молчим, прижимаясь, друг к другу в ночи, которая уже вступила в свои права, обнажив перед нами свои мерцающие звезды. Я чувствую, как его горячие губы касаются моего виска в нежном скользящем прикосновении. И я замираю. Так мне тяжело и легко одновременно. Боюсь даже сделать слишком глубокий вздох, чтобы нарушить то, что зарождается между нами. – Зачем ты приехал? – шепчу ему спустя продолжительное время. И говоря это, я чувствую, что мне действительно важно знать ответ. Тяжело вздохнув, он аккуратно поднимает меня за талию и усаживает на свой байк. Расставляет свои руки по бокам от меня и смотрит в упор. – Я звонил тебе, но ты не отвечала. Тогда я подумал, что ты спасовала после вчерашнего вечера, и решил не дать тебе снова убежать от меня. Такое объяснение подойдет, м-м? – молвит Аддингтон. В его глазах пляшут смешинки. – Да, такое вполне подойдет, – отвечаю я, поворачивая голову в сторону, чтобы скрыть улыбку. – За такой короткий срок ты слишком хорошо узнал мои повадки. Он хмыкает в ответ и продолжает сверлить меня воспламеняющим взглядом. Я отчего-то ощущаю это, даже не видя, просто чувствуя. – Повадки – да, быть может. Но не саму тебя. Чтобы узнать тебя, мне порой кажется, что не хватит и жизни. – Вы всегда используете подобные сантименты, чтобы очаровать девушку, мистер Аддингтон? – лукаво протягиваю я, вновь приковывая свой взгляд к его лицу. Знаю, как ему нравятся мои колкости, поэтому вновь награждаю его своим официальным обращением. – А я пытаюсь очаровать вас, мисс Шервуд? Вам так кажется? – О, безусловно. Он наклоняется еще ближе. Мое дыхание прерывается. Его лицо это… просто невообразимое сочетание мужественности и утонченности. Не в силах побороть в себе это желание и оторвать свои глаза от любования, я продолжаю тонуть в этом сером водовороте. – И что? Работает? – тон серьезен, но глаза выдают с потрохами. Наверняка это его проклятая тактика, но я ничего не могу с собой поделать. Он подается еще чуть вперед, и наши носы соприкасаются друг с другом. Мне остается только не забывать делать коротенькие вдохи, чтобы не попасться. – Едва ли, – выдыхаю ему в губы. Рэй лишь прикрывает глаза. Его прекрасный рот медленно расползается в улыбке. – Ханна! – окликают меня сзади. И вот, момент упущен. Я спрыгиваю с мотоцикла, ощущая себя девочкой-подростком, которую застукали за чем-то неприличным у самого дома. Мое игривое настроение растворяется так же быстро, как и появилось, когда я, обернувшись, вижу Ирвин. Ее лоб нахмурен, но сама она, кажется, не источает враждебность. – Тай сказал, что видел тебя здесь. Аарон ждет тебя в кабинете. Я киваю и говорю ей, что скоро буду. Мне немного неловко после вчерашнего разговора, но это лишь старые привычки. Ее не должно волновать, с кем я провожу свое личное время, пусть она и поучает меня лишь с благими намерениями. Ив бросает еще один взгляд на нашу откровенную близость, а затем молча исчезает за дверью черного входа. Я поворачиваюсь обратно к Рэю. – Сдается мне, заполучить тебя будет не так уж просто, – ухмыляется он, зажигая сигарету. Я только качаю головой, усмехаясь в ответ. Знал бы он, что я куда более беззащитна, находясь в его руках, чем кажется со стороны. – Мне пора, Рэй, – тихонько говорю я. Он поднимает свои глаза и теперь выглядит куда более задумчивым и серьезным, чем пару минут назад. – Я принес тебе кое-что твое. Это привлекает мое внимание. Я пялюсь на его губы, желая получить ответ. Все внутри меня затягивается в крепкий узел, когда он лезет во внутренний карман куртки и достает из него тоненькую серебряную цепочку с моим кулоном. Мой язык становится деревянным, я не могу и слова вымолвить. Просто смотрю на дорогую мне вещь с такой любовью, на какую вообще способна. Ведь я искренне думала, что она канула в небытие после тех событий. – Откуда? – удается прохрипеть мне. Рэй выглядит немного смущенным, когда отвечает мне: – Ты обронила, когда встряла в драку той ночью. Ну… ты сжимала ее в руках, когда я нашел тебя без сознания. Должно быть, она многое значит для тебя. Мои глаза – предатели. Их снова обволакивает дымкой не пролившихся слез. Я крепко сжимаю в пальцах кулон, нащупывая знакомые имена. Эти цепочки с подвесками нам дарила мама, когда мы впервые пошли в школу. Каждой из трех сестер. С тех пор они никогда не снимались с наших шей. Даже с Уинн, когда над ней захлопнулась деревянная крышка ее гроба. Поджав губы, я изо всех сил стараюсь быть сильной и воинственной, какой меня все и считают. Слишком много слез на сегодня. Но меня по-прежнему мучает один вопрос. – Почему же сейчас? Он знает, о чем я. Ведь с тех пор, как я вляпалась в перестрелку, прошло немало времени и наших встреч. – Совесть замучила, – отвечает Аддингтон, потирая ладонью заднюю часть своей массивной шеи. – И что, так просто возвращаешь мне ее? Никакого шантажа? – удивляюсь я, немного забавляясь происходящим. – Нет. Никакого, – пожимает плечами Рэй, но тут же добавляет, с искрящимися глазами: – Но если тебе нужен повод, чтобы встретиться со мной еще раз, то пускай это будет твой небольшой должок. Или знак благодарности, как тебе угодно. В другом настроении я бы ни за что не упустила возможности заявить о его наглости. Подумать только! Требовать вернуть должок за то, что несвоевременно отдал мне мою же вещь. Но это было сегодня. Сейчас. Он утешал меня здесь, не задавая никаких вопросов. Он приехал, зная, что я вполне могу убежать от него, просто запаниковав. Рэй был тем, кто усмирил во мне моих демонов. Он, определенно, чем-то прикормил их и стал их любимцем. – Ладно, – отвечаю я чуть погодя. – На это я могу подписаться. Этот ответ и его устроил, судя по тому, как хищно изогнулись его губы. Приблизившись ко мне, он встает сзади и забирает кулон из моих рук. В моем горле пересыхает. От того, что Рэй возвратил ее мне именно тогда, когда я так нуждалась в ней, я едва ли сдерживаю себя в руках. Мое уродливое сердце живо трепещет во мне. Убрав с шеи спутанные прядки, он отбрасывает их на одно плечо и ловко застегивает цепочку. Его пальцы задевают мою кожу, отчего я едва заметно вздрагиваю. Чуть медлит, а потом его губы вдруг прикасаются к моей шее немного выше замочка. Я прикрываю глаза от дрожи, которая ежесекундно проносится по всему моему позвоночнику. Это чувство застигает меня врасплох. Гораздо легче было кричать на него, когда он целовал меня без моего согласия в гримерке, в тайне наслаждаясь поцелуем. Но это… Этот мужчина просто выбил оружие из моих рук одним легким касанием. И все, чего я желала – чтобы эти губы не прекращали своей пытки. – Тебе пора, веснушка, – все, что он говорит мне, прежде чем оседлать свой мотоцикл и завести его таким же легким касанием. Я смотрю ему вслед, пока он выезжает с парковки клуба, и все, что мне остается, – лишь глубоко вдыхать ночную прохладу и верить, что следующий день возвратит меня к жизни. * Игра слов, в переводе с английского honeymoon – медовый месяц, а honey – мед, сладость.