дикой нежностью, волчьей преданностью и верностью приручи, успокой, дай мне силы, остепени, избавляй по чуть-чуть от всё большего сумасшествия, среди тысяч других узнавай лишь меня одну. находящемуся на сцене ружью двуствольному суждено в эпилоге выстрелить, ну а мне – находить тебя в ночи, пахнущей так по-летнему, в неуместных беседах полуночных без вранья. если у каждого есть грань, которую не преодолеть ему, очевидно, что ты – моя.
POV Рэй «Будь моей убийцей», — шепчет Ханна своим срывающимся голосом. Гнев и голод, обращенный только по ее душу — гремучая смесь, накрывает меня. Я дергаю ее тело на себя и захватываю ее губы, слишком злясь на нее, чтобы быть нежнее и осторожнее. Она сбежала! Снова скрылась от меня и обратилась в свой истинный облик маленькой лисицы. И это после того, как обнаружила у себя «подарок» под дверью… Господь свидетель, я так зол. Я чувствую и ее голод, от того, как ее сдавленный стон проскальзывает в меня. Ханна хватает меня за мотоциклетную куртку и сжимает ее, будто боясь, что я вдруг отпущу ее. Потребность — вот что мы чувствуем. Ее пухлые губы соскальзывают с моих, и мы делаем глубокий вдох. Задирает голову ко мне и я тут же замечаю ее покрасневшие глаза. Плакала? Она плакала? Я нашел ее с помощью моих друзей программистов, и ринулся по указанному адресу, поручившись помощью самого мощного байка из моего арсенала. И теперь, стоя у дорогого ресторана с вычурными колоннами, я ловлю ее в свои объятия, заплаканную… — Объяснишься? Какого.. — Прости! Я просто должна была, — перебивает меня Ханна и утыкается носом в мою грудь, пряча свое лицо. Бесстыже милое лицо опытной обманщицы. Набрав в легкие побольше свежего ночного воздуха, я тяжело выдыхаю. Это просто выше моих сил! Как я могу предоставлять ей свободное пространство и не давить на нее, когда она совершает такие опрометчивые поступки? И да, я до сих пор недоумевал, что она здесь делала, но решил дать ей время прийти в себя. Словно ответ на мой немой вопрос, я замечаю движение позади нее: парень в смокинге вылетает из здания и почти перепрыгивает ступени, нервно запуская пальцы в свои волосы. Взгляд мечется из стороны в сторону, будто он ищет кого-то и… раскаивается? Его лицо кажется мне знакомым. Не зря. Ведь он тоже узнает меня, замерев на предпоследней ступени и уставившись на... нас. Да, черт возьми! Как я мог не узнать его? Поклонник Ханны. Мальчик-бармен, который безумно влюблен в нее. Ох, блядь… Лицо парня искажает гримаса боли, когда он встречается со мной взглядом. Мое лицо остается беспристрастным, а ведь я так желаю сейчас снова ввязаться с ним в драку или показать ему средний палец, как какой-нибудь восемнадцатилетний. Хочу выставить свое злорадство на блюдце и преподнести ему на завтрак. Хоть что-либо, лишь бы заявить на эту девушку свои права. Но я просто смотрю на него, прижимая к себе Ханну еще крепче и целуя ее в висок. И пусть в глубине души, на самом ее дне, я ощущаю жалость к этому парню, когда он горько усмехается и резко возвращается в банкетный зал, заламывая себе пальцы. Ощущаю себя козлом, что отнял у него его девочку. Быть может ей действительно нужен хороший мальчик? Во мне столько боли и скелетов в шкафу, что я искренне боюсь за нее. Но я собственник, помните? Потому эти мысли не достигают своего завершения. Мысли — подсознательная и сознательная херня. Нами управляют инстинкты. На этом все. — Ханна, если ты думаешь, что сумеешь скормить мне свою очередную ложь, то очень ошибаешься. Мы едем в особняк. И я настоятельно рекомендую тебе приготовить для меня только правду, — чеканю ей я, подняв ее подбородок своими пальцами. В ее влажных глазах читается решимость и намек на гнев. И голод. Все тот же голод по мне. Прекрасно, с этим я могу справиться. — То есть, отчитаться? — Ты можешь называть это как угодно, но поступила ты неразумно, — выпаливаю я в ответ, насколько это возможно, сохраняя вид терпеливого мужчины. Ха. Еще немного и я свяжу ее и увезу отсюда подальше. Она молчит и сверлит меня взглядом. — Садись! — Ладно. Только поведу я, — кивком она указывает на байк, снова задирая свой нос. — Черта с два, — смеюсь я в ответ, уже не так злясь на нее. Боже... сколько же власти она имеет надо мной. Вытерев щеки тыльной стороной ладони, Ханна снова обнимает меня, попутно запуская пальцы в задний карман моих джинсов, вытаскивая ключи и обворожительно улыбаясь мне. Я усмехаюсь и закатываю глаза. — Как по-взрослому. Ее тонкие пальцы хватают меня за шлейки джинсов и притягивают к ее телу вплотную. Я ощущаю каждый ее изгиб сквозь свои джинсы и ее атласное платье, которое так облепляет Ханну. Черт. Я пялюсь на ее губы, подведенные бледной помадой, снова ощущая, как плавно утекает моя власть сквозь ее пальцы. Она приближает желанные губы, чуть раскрыв их прямо к моим губам, привстав на носки. Даже на каблуках она едва достает до моего подбородка. От нежности и такого чистого удовольствия, у меня едва ли не кончается самообладание. Как я скучал по ней. Целый бесконечно долгий день. Это помешательство? — Пожалуйста, — шепчет она, замерев у моего полураскрытого рта. — Мне сейчас это очень нужно. — Я, кажется, уже слышал это не так давно, — ухмыляюсь, зная, что она точно поймет мой посыл. Так и есть: закусывает губу и опускает глаза. — Это так, — бормочет она. Я обхватываю ладонями ее лицо и всматриваясь в потемневшие зрачки, затуманенные мутной пеленой невысказанной боли. Это убивает меня. Но, в то же время, заставляет чувствовать себя лучше. Ведь, чтобы там не происходило, она сбежала от своего «друга», и сбежала ко мне. Так эгоистично. И да, все верно, я никогда не был хорошим мальчиком. — Дерзай. Я делаю это. Позволяю ей быть у руля. Только потому, что могу ей это даровать. Быть рядом, контролировать, но все же — доверять. Передать поводья колесницы жизни, если ей так требуется порой, ощущать этот контроль над происходящим. — Эм.. Рэй? Ты не одолжишь мне свои ботинки? — вдруг, заминаясь, говорит Ханна. Видеть эту фурию, что неловко пялится на свои туфли — очаровательно. Ночную тишину разрезает мой искренний смех.***
Я никогда не был романтиком. Циником, убийцей собственного счастья, пессимистом и скептиком? Сотни раз да. Романтика моей жизни заключалась лишь в том, как чудесно возвращаться живым после очередной потери контроля. Я кормил своих демонов ужасными и дикими поступками. Романтика? Эта не та территория, на которой я чувствовал бы себя комфортно. Но сегодня мои убеждения дают трещину. Мы лежим на еще влажной после дождя траве, на заднем дворе моего дома. Смотрим на звезды. Ханна вряд ли является тем типом женщин, что любят лепестки роз у ног и ужин со свечами. Но отбросить волнения за свое платье и лежать на сырой земле — ей по силам. Мы делим с ней одну сигарету на двоих и пялимся в звездное небо. Черт. Глаз не отвести, как сегодня она хороша. Один только ее прикид выводит меня из состояния уравновешенности. Надев на себя мою мотоциклетную куртку поверх своего атласного платья, Ханна выглядит как настоящая рок-дива. Когда ее пухлые губы выдыхают тоненькую струйку дыма, она на мгновение закрывает глаза. Наши пальцы соприкасаются, когда мы передаем сигарету друг другу, как беспечные подростки. И, каждый раз, от этого прикосновения ее ресницы трепещут. Маленькое дикое совершенство. Но я не могу больше ждать. Вопросы атакуют мою больную голову с каждой минутой все больше. Я должен знать с чем имею дело. — Что ты чувствуешь? — спрашиваю ее напрямую, отчего она поворачивает голову в мою сторону и хмурит лоб. Словно ждет пояснений, или, быть может, оттягивает момент? — К нему. У тебя есть к нему чувства? Ханна тяжело выдыхает и возвращает свой взгляд к небу. Это болезненная тропа, на которую мы уже ступили, но если обернуться, путей к отступлению больше нет. Следы размыло дождем. Слишком поздно. И она понимает это. — Есть, — ее ответ зависает в воздухе между нами колющим напряжением. Я делаю несколько затяжек до самого фильтра и тушу сигарету о влажную землю. Не знаю, хочу ли видеть ее глаза сейчас. Понравится ли мне то, что я могу разглядеть на самом их дне? Она молчит еще некоторое время, словно набирая побольше кислорода в легкие, прежде чем нырнуть еще глубже. Я не тороплю. Приказываю себе быть в сознании, с холодной головой, но выходит плохо. — Я не хотела ранить его. От этого мое сердце болит, Рэй. Я словно чувствую, как оно трескается внутри, — ее искренние слова наносят мне первый удар. Но ее боль можно осязать. — Я хотела лишь дружбы, — тяжело сглотнув, она с горькой усмешкой качает головой. — С ним я всегда чувствовала себя в безопасности. Но что-то пошло не так. Я упустила из виду ту черту, за которую переступать было опасно. Для него. Для нас. — Вы.. — Черт, нет. Мы не спали, — выдыхает Ханна. — Это были просто прикосновения. Взгляды. Я не придавала этому значения, понимаешь? Где-то в глубине души понимала, что это неправильно, но мне нравилась наша близость. Сама того не осознавая, я открывала перед ним двери. Я не должна была. Боже, — тихий всхлип срывается с ее губ. Она прячет лицо в ладонях. Не плачет, но дышит с таким усилием, что на один миг, кажется, что она задохнется. — Ханна, — шепчу я, оттягивая ее ладони от лица. Она по-прежнему жмурит глаза. — Ханна, посмотри на меня, — я сбит с толку, но, в то же время, я очарован. Эта девушка сделает что угодно, лишь бы не показать свои слезы кому-либо. — Милая, открой глаза. Замирает в моих руках и расслабляет веки, но глаза так и не открывает. Ладно, ее слух все еще со мной. Наклоняюсь к ней еще ближе и обхватываю заднюю часть ее хрупкой шеи своей ладонью. Большой палец касается ее пульсирующей вены. Ее губы жадно хватают воздух короткими урывками. — Послушай, — склонившись над ее губами, начинаю я. — Он — мужчина, Ханна. Мы очень туго понимаем намеки. Если ты откликаешься на ласку, — я веду пальцы выше по ее шее, мой большой палец достигает ее полуоткрытых губ, нежно обводя их. — Значит, у нас есть шанс. Значит, тебе это нравится. Ханна медленно открывает глаза и я вижу ее дикий взгляд. Она знает, что угодила в ловушку. Но моя ревность уже поглощает меня до краев. Я не могу дышать вместе с ней. — Как он прикасался к тебе, Ханна? Так? — я касаюсь губами ее ключиц и прокладываю влажную дорожку к ее груди. Ханна резко качает головой. Я причиняю ей боль, удваиваю ее. Но желание заклеймить каждый сантиметр ее кожи, буквально рвет меня в клочья. — Он трогал тебя здесь? — не отрывая глаз от ее лица, чтобы уловить каждую эмоцию на нем, я медленно задираю низ ее платья. Моя ладонь слишком грубая и мозолистая для ее нежной кожи, но этот контраст ударяет мне в голову. Я веду по ее внутренней части бедра выше, пока ее полусогнутые в коленях ножки не начинают дрожать. — Трогал? Отвечай, — шепчу ей в губы, продолжая пытку. — Нет, — шипит она в ответ. Я чувствую зарождение ее гнева. Но я рад ему. — Ты чертов псих, Рэйнард. Псих? Да, мы в этом с ней схожи. Два психопата со своим личным градусом боли. Я усугубляю ситуацию и понимаю это вполне отчетливо. Она страдает от потери своего лучшего друга, а я тяну ее в свое болото, где ревность и ярость сплетены воедино. Склоняюсь к ней еще ближе и вдавливаю хрупкое тело в землю, сминая губы, что сыпали бранью, одним резким прикосновением. Ханна стонет мне в рот, когда я хватаю ее за волосы у самых корней и оттягиваю назад, открывая себе доступ к ее шее. Мои поцелуи жесткие. Они оставят на ее коже следы. Помутнение рассудка настигло меня прямо сейчас. — Когда он прикасался к тебе, ты думала обо мне? — шепчу прямо ей в лицо, наблюдая за похотью, болью и гневом в ее глазах. Я не могу себя остановить. Я больше не знаю где этот рычаг. Но она должна расплести свою путаницу сама. Прямо сейчас. — О, ты думала. Представляла меня на его месте, стоя в его руках, так? Резко высвободив свои руки, Ханна с силой толкает меня в грудь. Затем еще и еще. Она не плачет. Пока нет. Но едва не рычит, когда мое тело остается неподвижным над ней. Я не свожу с нее глаз, выискивая свои ответы в ее пылающих глазах. Я жажду их. И сделаю все, что угодно, чтобы она признала их. — Отвечай, Ханна. Ты хотела его так же сильно, как меня? От его взгляда твой мир пошатывался? — Заткнись! Заткнись, Рэй! — она кричит, когда ее ладонь взлетает к моей щеке, но я успеваю перехватить ее. — Ты ни хрена не знаешь, ты просто ревнивый ублюдок! На улице так темно, но в свете фонарей, я замечаю, как из ее глаз скатывается слеза. Она громко дышит, но больше не кричит. Все еще держа ее пальцы в своей руке, медленно подношу их к своим губам, нежно целуя подушечки пальцев. Ханна отворачивает от меня лицо. — Ты права, я до отвращения ревнив. Но прямо сейчас, ты сделала свой выбор. Может быть, ты его еще не поняла, но ты сделала его, веснушка. — Какой к черту выбор.. я любила его как своего друга. Я никогда не выбирала между вами двумя, — с раздражением шепчет она, вновь возвращая ко мне свой гневный взгляд. — Ханна.. — я тяжело выдыхаю, лишаясь дара речи. Неужели, такая как она, живет в отрицании? Мне хочется встряхнуть ее как следует, за то, что мне... мне, кто сходит по ней с ума, приходится, открывать ей на это глаза! — Прими и осознай, блять, свои чувства! Он нравится тебе, я чувствую, что нравится. Но твое сердце желает не его. И ты злишься на свое собственное сердце. А еще на меня. За выбор. Хотя я никогда не ставил его перед тобой. Она замирает. Не в силах шелохнуться, упирается взглядом в мою грудь и дрожит. Только легкий ветерок колыхает ее выбившиеся прядки. Так приходит осознание. Такое болезненное осознание, как для нее, так и для меня. Она, черт возьми, любит его не как друга, но любит недостаточно. Наконец, опускаюсь на землю и поднимаю глаза к темному небу, испещренному звездами, будто пробоинами. Мое сердце тоже болит, от одной только мысли, что она принадлежит другому. Не полностью, но принадлежит. Ханна всецело не моя, и это прожигает мои внутренности ревностной волной. Словно лава, она опаляет все изнутри. Но я должен был это сделать. У меня было много пороков, но трусость им не является. Ханна медленно, слишком медленно и уязвимо хватает меня за футболку и сжимает ее в своих пальцах, утыкаясь носом в грудь, притягивая меня. Закрываю глаза и стараюсь привести свой пульс в норму. Черта с два у меня выходит. Я хочу кого-нибудь ударить, как в старые добрые времена. Хочу слишком остро. — Ты не ставишь передо мной выбор. Почему? — тихо молвит она, не поднимая своих глаз. — Хочешь знать почему? — горько усмехаюсь я. — Ричи будет бороться с твоими демонами, Ханна. Я буду действовать с ними заодно. Я знаком с темной стороной. Это истина, которую я испытал на себе. Именно она дает мне понимание. Поэтому да, я не стану выдвигать тебе ультиматумы. Ты разберешься в этом сама. Мы упиваемся молчанием. Ханна словно впитывает в себя мои слова, пытаясь принять их. Я знаю это. Водит своими уже холодными пальцами по моей шее, в поисках тепла. Я же... пытаюсь принять ее любовь к своему милому мальчику. Светлое и правильное чувство, которое возможно, могло бы сделать ее счастливой. Я, конечно, не говорю ей этого. Потому как, слишком боюсь потерять ее, и потому, что не знаю наверняка. Меня не смогли излечить светлые чувства. А, быть может, их у меня просто не было. Я знал одно, что когда она находилась рядом, мои бесам было спокойно. Они были приручены. Они насыщались ею. — Рэй? — Что? — Я чертовски ненавижу тебя, — шепчет мне Ханна и обнимает еще крепче. Я улыбаюсь и целую ее в висок, зная тайный перевод: "Ты прав. Спасибо тебе".