Дикие омуты

Frank Sinatra – You Make Me Feel So Young Nina Simone – Feeling Good

      POV Рэй       Мотивы джаза плавно растекаются по всему помещению клуба "Carbon". На сцене темнокожий паренёк, который ловко обращается с трубой так, словно ещё в младенчестве ему вручили музыкальный инструмент вместо погремушки. Лёгкая, ускользающая мелодия въедается в голову, вытесняя оттуда все ненужные мысли. Усталость после трудной недели медленно отступает.       Откидываюсь на мягкую кожаную спинку дивана и опускаю козырёк шляпы вниз. Я расслаблен. Расслаблен ровно настолько, насколько возможно абстрагироваться от назойливого хода мыслей о моей незнакомке. Образ взбалмошной брюнетки по-прежнему мешает мне жить. Видимо, кто-то Сверху подаёт мне сигналы и знаки. На протяжении всей недели я был всецело погружен в работу. Мне довелось пересечься с ней всего лишь раз, когда Дженсен и я вновь приезжали к Аарону. Ханна была настроена так же агрессивно, только на этот раз я разглядел в её глазах интерес. Она могла осыпать меня колкостями и дарить ненавистные взгляды, но я слишком хорошо знал людей, чтобы не заметить этого неподдельного любопытства. Да, именно любопытства. Девушка демонстративно выказывала свою неприязнь, но между тем я всё же замечал, как она наблюдает за мной. Она казалась мне маленьким ёжиком, что при любой, даже самой малейшей опасности сворачивался в клубок и выпячивал свои иголки. Будто бы защищая свой мирок, она возводила стены и не подпускала к нему посторонних людей. Особенно мужчин. Что ж, я люблю преграды. Преодолевая их, мы становимся ещё сильнее. Растём и крепнем.       Справа от меня доносится женский смех. Он звучит отрепетированно и фальшиво, больше походя на игру плохой актрисы. Оглядываюсь вокруг, но не замечаю ничего нового для себя. Всё те же напыщенные лица: заносчивые мужчины с толстыми кошельками и утончённые дамы с приторной улыбкой и пустотой внутри. Люди, ослеплённые богатством и властью, в глазах которых больше сверкают зелёные купюры и бриллианты, чем отражается чистое небо или зелень травы. Их натянутые улыбки и однотипные разговоры напоминают мне ванильный сироп. Я люблю сладкое, но спустя время мне становится нестерпимо тошно при виде него... Сплошная разноцветная мишура; пыль, что они так любят пускать в глаза; всё это слащёное высокомерие. Отчасти я тоже был одним из них. Но к счастью, недавно я осознал всё дерьмо, в котором так успешно погряз. Мне хотелось заткнуть им всем рты, стереть с их лиц приторные улыбки и спросить напрямую: счастливы ли вы по-настоящему? Наверняка они замнутся перед тем, как дать ответ, и, быть может, в этот самый миг на их лицах промелькнут смятение и страх, но не успеет пройти и минуты, как, надев на себя привычную маску, они уверенно закивают головой. "Почему бы нам не быть счастливыми, ведь у нас есть все!" – скорее всего, скажут они. Полная деградация... Поколение возвращается к истокам.       Тематический вечер удался. Женщины, облачённые в блестящие от страз платья, перья и бусы; мужчины, одетые в жилетки поверх рубашек и различные шляпы. Ревущие двадцатые – время бунта, сухого закона и веселья. То время, когда люди желали отдохнуть от прошедшей войны, наконец выдохнуть. Юбки стали короче, а женщины распущенней. И, наверное, именно в то самое время всё и полетело к чертям. Между тем, я любил тему двадцатых. И, безусловно, во главе всего для меня здесь стояла музыка. Джаз. Он уносил меня, окутывал своим ленивым томлением. Словно проникал под кожу, пробуждая во мне каждую клеточку и заставляя сердце биться чаще.       Устав от знакомых лиц и одних и тех же разговоров, я просто наслаждаюсь царящей здесь атмосферой и своим виски. Янтарная жидкость обжигает горло, согревает моё тело и расслабляет ещё больше. Меня одолевает предвкушение встречи с ней. Сегодня я решусь на гораздо большее, чем привычные для нас словесные перепалки. Я хочу докопаться до её сути, узнать все её слабости и... мстить? Не слишком ли это примитивно для меня? А для самой Ханны? Для нас... Делаю ещё один глоток терпкого напитка и наслаждаюсь пряным послевкусием. И впервые я ловлю себя на мысли, что и сам толком не знаю, чего же я хочу от неё на самом деле. Был бы я счастлив и удовлетворен, если бы она оказалось обычной продажной девчонкой? И что бы я чувствовал, если бы мои опасения подтвердились и она оказалась другой? Каковы были бы мои действия? Тру свой лоб и понимаю, что в моей голове вертится слишком много вопросов. Я запутан. Запутан по-настоящему и, возможно, первый раз в своей жизни. Ханна кружит мне голову и, сама того не осознавая, вводит в меня ворох сомнений. В меня – помешанного на контроле, властного и уверенного в себе мужчину.       Вижу, как рядом с баром Дженсен приветливо улыбается и ведёт непринужденную беседу с одним из своих знакомых бизнесменов. Дамы, как и всегда, плавятся под его игривым взглядом и тают, словно шоколад в жару. Дженс нравится всем, при этом не прикладывая и толики усилий. В этом весь он. Мне же приходится гораздо труднее, ведь если люди мне неприятны, на моём лице всё отражается без слов. Учитывая мой род деятельности, это вовсе меня не красит, наоборот – мешает жить и развиваться. Потому я каждый раз переступал через себя и затыкал свою гордость куда подальше, достигая своей цели. И я выигрывал.       – Ну что, уже видел свою гонщицу? – бросает мне Дженс и присаживается рядом, жестом подзывая к себе официантку.       – Нет, – коротко отвечаю я и всматриваюсь вглубь беснующей толпы.       – Повезло. А мне вот довелось столкнуться с ней у Аарона. И знаешь, что? Она снова с ним спорила. Какого чёрта он терпит её?       – Ты сам знаешь ответ на свой вопрос, Фарелл, – нервно бросаю я и залпом допиваю оставшийся виски. Ощущаю, как нервозность одолевает меня: щекочет ноздри и внедряется в сознание.       – Эй, полегче. Ты нужен мне трезвым, старина, – хлопает меня по плечу друг и откидывается назад. – Неужели ты считаешь, что она спит с ним? Учитывая её дрянной характер, будь она хоть королевой в спальне, никто не стал бы её терпеть так долго. Я навёл справки. Твоя гонщица тут чуть больше двух лет.       – Моя гонщица? Дженс, ты себя слышишь? Мне откровенно плевать на все её заморочки, просто я хочу стереть все твои сомнения и доводы. Ханна – обычная, среднестатистическая дрянь.       – И все эти погони – чтобы доказать это мне? Дружище, да ты, похоже, совсем запутался. Считаешь, что я помешан на ней? Это всего лишь мои предположения, не более, – вскидывает брови Дженс и скептически оглядывает меня. Нервничаю ещё больше под его изучающим взглядом.       – Где ты, говоришь, видел её? Пора заканчивать с этим, – неожиданно для самого себя выпаливаю я и подрываюсь с места.       Но не успевает Дженс ответить на мой вопрос, как полумрак расползается по всему помещению. Остаётся лишь маленький круг света, направленный прямиком на сцену. Громкая музыка стихает. Молчание приходит ко всем так внезапно, что напыщенные мужчины не успевают сообразить, что собственно случилось, а девушки лишь недоумевающе хлопают своими длинными ресницами. Зато я, кажется, понимаю, что за представление сейчас нас ждет...       – Долго ждать не пришлось – вот и твоя скандалистка, – с насмешкой протягивает Дженсен и тоже устремляет свой взгляд на сцену.       Birds flying high you know how I feel       Sun in the sky you how I feel       Breeze driftin' on by you know how I feel       It's a new dawn       It's a new day       It's a new life       For me       Птицы, что высоко в небе, вы знаете, каково мне       Солнце в небесах, ты знаешь, каково мне       Несущийся ветерок, ты знаешь, каково мне       Это новый рассвет,       Это новый день,       Это новая жизнь       Для меня       Её голос, что окутывает собой всё пространство вокруг, то шепчет, то нежно выдыхает в микрофон. Я ощущаю, как воздуха становится слишком мало. Затаив дыхание и не смея шелохнуться, я слушаю ласковый женский голос, что доносится с освещённой сцены. Этот свет манит, влечёт меня вперёд. И тут мои ноги уже становятся отдельной от меня частью тела. Они не слушаются меня, они несут меня к ней, ближе и ближе. Цепляясь за слабые отголоски разума, я останавливаюсь в нескольких шагах от сцены. Её глаза закрыты, но пухлые губы, выделенные красной помадой, всё так же шепчут слова песни. Этот тихий шёпот ласкает мой слух. Он проникает вглубь моей души, тревожа самые затаённые уголки в ней.       And I'm feelling good       И я чувствую себя чудесно       Ханна выдыхает последние слова, и в зале тут же резко начинает играть музыка. Она распахивает глаза и кокетливо оглядывает толпу. В такт плавной мелодии, что играют позади неё музыканты, она качает бёдрами и медленно проводит по ним рукой. Публику охватывает восторг. Завистливые взгляды женщин и восхищённые – мужчин. Словно под гипнозом, я ловлю каждое движение её алых губ. Меня посещает чувство дежавю. Всего неделю назад я совсем так же наблюдал за её маленьким шоу. Только теперь место действия перенеслось на сцену, а количество зевак, открывших рты вокруг, значительно прибавилось. И я был одним из них. Только нас с Ханной связывала маленькая тайна, влечение, что постепенно разрасталось в неведомое наваждение. Связь. Я отчётливо ощущал с ней связь. Когда же наши глаза встречаются, я замечаю, как брюнетка делает жадный вздох. Её губки приоткрываются и хватают как можно больше воздуха. Ей требуется несколько секунд, чтобы взять себя в руки. Всего несколько секунд, чтобы продолжить петь легендарную песню Нины и с вызовом смотреть мне в глаза. Эта игра не закончится никогда.       Dragonfly out in the sun you know what I mean, don't you know       Butterflies all havin' fun you know what I mean       Sleep in peace when day is done       That's what I mean       And this old world is a new world       And a bold world       For me       Стрекоза, летающая под солнцем, ты знаешь, о чём я, разве нет?       Веселящиеся бабочки, вы знаете, о чём я       Спи спокойно на закате дня,       Вот о чём я говорю       И этот старый мир станет новым       И смелым миром       Для меня       Невольно я ощущаю, как улыбаюсь. "Спи спокойно на закате дня"... Это точно не про меня, вот уже которую неделю подряд. Её образ, что тревожил меня все эти дни, теперь стоит передо мной в реальности. Утончённая фигура облачена в корсетное красное платье, что выглядит так, будто бы нежный шёлк слился с её молочной кожей. Космически-чёрные пряди крупными волнами уложены на одну сторону. Её слегка узковатые глаза теперь напоминают мне хитрый прищур лисицы. В полумраке клуба её глаза кажутся мне ещё темнее, с более глубоким смыслом, таящимся в янтаре.       Внезапно она устремляет свой пристальный взор на меня. Я и не думаю отводить глаза – так же, как и она. Эта борьба длится ещё несколько секунд, прежде чем всё пространство клуба вновь не погружается во мрак. Вдох. Выдох. Свет снова включён, но на сцене её больше нет. Зал взрывается аплодисментами, громкими и восторженными. Я же не хлопаю, лишь краем глаза замечаю мелькнувший красный шёлк, который тут же скрывается за одной из стен клуба. Незамедлительно бросаюсь следом. Пора всё выяснить.       Устремляюсь вглубь коридора. Мимо проплывают размытые и пёстрые силуэты танцовщиц, парни в смокингах и хихикающие девушки в нарядах Коко двадцатого века. Быстро нахожу гримёрки и поочередно вторгаюсь в каждую. Под аккомпанемент девчачьего визга я наконец вычисляю гримёрку Ханны. Мои скулы сжаты. Я злюсь. Только совсем не понимаю, на кого. Не на себя ли? Резко дёргаю за ручку двери и распахиваю её. Быстро вскинув свой взгляд, она встречается с моими глазами в отражении зеркала. Ещё несколько секунд между нами длится молчаливое сопротивление. Противоборство характеров и жизненных взглядов. Да, именно это я читаю в тёмном янтаре её глаз и отчётливо осознаю сам. Всё так и есть.       Не разрывая зрительного контакта, я захлопываю дверь её миниатюрной гримёрки. Девушка стоит возле своего трюмо, что занимает практически всё пространство комнаты, и неспешно снимает с себя дорогие украшения. Она спокойна, но лишь внешне. Я так и чувствую, как скачет её сердце, как бешено оно колотится. Я заставляю её нервничать?       – Мистер Аддингтон, вы, признаться, растеряли все свои честь и совесть в моих глазах. Разве вас не учили ваши нянечки в детстве манерам? Стучаться, например? – тихо выдыхает брюнетка, всё так же продолжая возиться теперь уже с серёжками.       – Я рос без нянечек, милая Ханна, и всегда обходился без прислуги.       – Хотите поговорить со мной о вашем детстве? – нервно усмехается она.       – Вовсе нет. Больше предпочитаю слушать и действовать, нежели говорить, – спокойно отвечаю я и медленными шагами двигаюсь к ней.       – Ах, вот значит как, – Ханна кривит губы, а затем добавляет: – Тогда, быть может, прислушаетесь к моим словам и уберётесь отсюда?       Застываю в нескольких сантиметрах от неё и поднимаю глаза на зеркало, где в своём отражении хитрые глаза с прищуром сверлят меня, пытаясь выжить отсюда. Всё понятно. Отстаивает свою территорию, зону комфорта.       – А ты действительно этого хочешь? – выдыхаю я над её ухом. Её хрупкие плечи едва вздрагивают. Она молчит. Её грудь слишком часто вздымается из-за учащённого дыхания.       – Чёрт побери, конечно же, конечно, я хочу! – наконец нервно выпаливает она и чуть отстраняется в попытке увеличить расстояние между нами. – Вам в голову не пришло, что я желаю переодеться? Или сделать свои дамские дела? Что за наглость – так вторгаться в чужие покои? – не прекращает возмущаться Ханна, попутно складывая свои украшения в шкатулку.       – Что, серьёзно? Ты смущаешься меня? – расплываюсь в дерзкой улыбке, вновь бросая ей вызов. Проверяю её границы дозволенного, а заодно и нервы – на прочность.       Ещё несколько секунд она ненавистно сверлит меня взглядом, а потом, не отводя глаз, тянется к платью. Тонкие изящные пальцы ловко управляются с корсетом, расшнуровывая его настолько, что одно лёгкое касание – и нежный шёлк падает к её стройным ногам. Я нервно сглатываю, когда в паре шагов от меня брюнетка, что не давала мне покоя во снах, стоит практически обнажённая. Единственное, что её прикрывает, это кружевные трусики в тон платью. Ненормальная. Ощущаю, как внутри меня закипает нечто неведомое. Словно своей выходкой Ханна разбудила во мне вулканический кратер. В гримёрке становится душно.       – Что, серьёзно? Я вас смутила, граф? – едко цитирует меня девчонка. Уголки моих губ дёргаются, норовя расплыться в улыбке. Она забавная. Настолько забавная, что не хочется оставлять её ни на секунду. Узнавать её, совершать необдуманное вместе, открывать её новые стороны... Боже мой, куда тебя несёт, Рэй?       Замечаю, как её женственная фигурка мелькнула к шкафу и одним движением руки выудила оттуда свою повседневную одежду. Наблюдаю за всеми её передвижениями: как она нарочно виляет попой, как мучительно медленно стягивает с себя чулки, как искрятся её глаза при этом. Ханна надевает обтягивающие тёмные джинсы и открытую майку, затем накидывает на себя кожанку и обувается в туфли на каблуках. Её тёмные пряди остаются под курткой, отчего у меня возникает острое желание выправить их наружу. Сжимаю пальцы в кулаки, дабы не натворить лишнего.       – Давайте на чистоту, ваша светлость. Какого чёрта вам от меня надо? – Она облокачивается на свой столик и устремляет на меня взор.       – Ты мне интересна, – отвечаю я и теперь открыто улыбаюсь ей.       – А вы мне нет. Впрочем, как и весь мужской пол.       – Ты любишь девочек? – усмехаюсь я, продолжая забавляться её нервозностью.       – Обожаю. Только вчера рассталась со своей подружкой! Нет, вы просто не представляете, какая она была в...       И здесь моё сознание помутилось. Я в один короткий миг преодолеваю расстояние между нами и впиваюсь в её губы, с которых ещё секунду назад срывались колкости и притворство. Я нависаю над её маленькой фигуркой и чуть ли не вдавливаю её в косметический столик. Её губы противятся, но стоит мне только проникнуть языком в её рот, как тёмные бесовские глаза прикрываются и я слышу её тихий, приглушённый стон. Она впускает меня, чуть приоткрывая пухлые губы. Всё это больше походит на помешательство, неведомое обожание, когда я, поддавшись сладкой истоме, запускаю свою руку в её волосы и вытаскиваю их из-под куртки, зарываюсь в них пальцами. Ощущаю телом, как она прижимается ко мне, обвивая свои руки вокруг моей шеи. Хрупкие пальчики цепляются за ткань рубашки, словно стараясь вырваться из этого дурманящего голову плена. Я прижимаю её ещё сильнее, отчего различные пузырьки с её стола падают и летят на пол, с характерным стуком ударяясь о паркет. Наконец я отрываюсь от её тёплых губ и поднимаю взгляд на неё. Ханна прерывисто дышит. Только сейчас я вижу, что на её аккуратном носике и немного в области щёк присутствуют веснушки. Видимо, она очень старательно замазывала их тональным кремом, но несмотря на её усилия, я всё-таки замечаю несколько пятнышек. В её тёмных глазах до сих пор колыхает огонь, но между тем я улавливаю и мелькнувшее в них сомнение, и полную растерянность. И понимаю её. Ведь сейчас я чувствую не меньшее замешательство. Мы продолжаем находиться в опасной близости и смотреть друг на друга, пытаясь разглядеть ответ в отражении глаз, стараясь понять, что же только что произошло.       – Что... что ты сейчас?.. – медленно и смущённо отстраняется от меня девушка и бормочет себе под нос, запуская свои пальцы в спутанные пряди. – Нет, мне ведь показалось, верно? Ты ведь не посмел бы. – добавляет она уже более уверенно. Чувствую, как в ней постепенно просыпается злость, лениво поднимая внутри неё свою огненную голову. Мысленно усмехаюсь, подмечая, что она впервые обратилась ко мне на "ты".       – Я лишь проверил твою ориентацию, дорогуша. Ты так отчаянно пыталась доказать мне, что ты лесбиянка... – Я рассеянно пожимаю плечами и облизываю пересохшие губы.       – Да кто ты такой вообще! Вторгаешься в мою жизнь и считаешь, что ты играешь в ней какую-то важную роль. Я тебя не знаю, чёртов мистер Аддингтон, поэтому не смей больше ко мне приближаться! Плевать я хотела на твои угрозы и предупреждения. Просто прими своё поражение. Слышишь? По-ра-же-ни-е! – кричит Ханна. Чувствую, что вновь хочу заткнуть её тем же способом, каким сделал это несколько минут назад.       Отрываюсь от стенки и медленно шагаю к девушке, которая уже готова наброситься на меня с кулаками. Я спокоен. Более того, мне нравится всё то, что я затеял. Я понял, что Ханна не так проста, попробовал её на вкус и ощутил её взрывной характер на себе. Что дальше? Я должен был разузнать последнее: что её держит здесь? Деньги или жильё? Это было последним и самым важным вопросом в моей голове.       – Не думаю, что слово поражение здесь уместно, Ханна. Я позволил тебе выиграть, но сам обрёл гораздо большее, чем просто победа, – протягиваю я, останавливаясь возле неё на расстоянии вытянутой руки.       – Да-да, так говорят неудачники, ваша светлость. Вы - один из них.       Маленькое пространство комнатки заполняет мой приглушенный смех. Я открыто любуюсь ей. Брюнетка недоумевающе хлопает пышными ресницами и скептически оглядывает меня. Да, у меня есть терпение. Так же, как и чувство юмора.       – Ты спишь с Аароном? Сколько он тебе платит, м? – резко выпаливаю я, не в силах больше тянуть резину.       – Что?! – вскрикивает она. Затем тяжело вздыхает и сдержанно отвечает: – Лучше убирайтесь отсюда, мистер Аддингтон. Я уже приметила вазу с цветами вблизи.       – Будешь швыряться в меня вазами? – смеюсь я. – Не проще ли просто ответить?       – Какая вам разница? Вы мой тайный родственник?       – К счастью, нет.       – На выход, мистер Аддингтон, – пылает она. Вижу, как её щечки становятся алыми от гнева.       – Считаешь, я шучу?       – Я считаю, что вы уже давно перешли все границы, властный и самодовольный идиот, – шипит в ответ Ханна и устремляется к выходу.       Резко хватаю её за локоть и притягиваю к себе. Она замирает в миллиметре от моих губ. Ощущаю на своем лице её судорожный вздох и тяжёлый, прерывистый выдох.       – Я хочу знать, веснушка. Просто скажи мне правду.       Её глаза теплеют, а щёки загораются ещё ярче. Вот она. Такая, какая есть на самом деле, – живая. С настоящими эмоциями, проявлением настроения на кукольном лице, с характером, так схожим с моим. И я ловлю себя на мысли, что хочу... хочу, чтобы она оказалась свободна от всей этой грязи и денег. Дерьма, в котором погряз я.       – Он просто заботится обо мне, ясно? Предоставил жильё и работу. А теперь, будьте так любезны, отпустите мою руку, граф, – устало отзывается она. Мои пальцы разжимаются, и она тут же выскальзывает из моей хватки.       Дверь отворяется; шум банкета и чей-то хохот мгновенно проникают в узкое пространство гримёрки. Ханна замирает возле двери и, не разворачиваясь ко мне лицом, тихо говорит:       – У меня нет веснушек, мистер Аддингтон. Не было и не будет. А если бы и были, то обязательно портили бы мне жизнь, как и все мужчины. Потому повторюсь: ни мужчин, ни веснушек у меня нет. И никогда не будет.       Её хрупкие нежные пальцы соскальзывают с дверной ручки. Пауза – и затем её шаги сливаются с шумом, доносящимся из-за распахнутой двери. Прислоняюсь спиной к стене и тяжело вздыхаю, прикрыв глаза. Чувствую ли я теперь облегчение? Или, быть может, отвращение? Ничего подобного. Я лишь вдвойне озадачен. Я желаю её. Вновь облизываю пересохшие губы, всё ещё ощущая вкус её алых губ. Её вздохи на своём лице и румяные щёки при упоминании её веснушек.       В эту же минуту из моих размышлений меня вырывают чьи-то громкие голоса. Я не придаю этому значения ровно до того момента, пока в их разговоре не начинает фигурировать имя Ханна. Резко гашу в гримёрке свет и прячусь, прислушиваясь к отдалённому диалогу.       – Ты видел это?! Он здесь, понимаешь? Здесь! Если Ханна увидит его, то начнётся дикая заварушка. Вытащи её из клуба. Немедленно, слышишь? – Кажется, это голос Аарона.       – Но как, босс? Вы что, не знаете свою подопечную? Она неуправляема.       – Привлеки Рича или Ирвин – мне плевать! Только сделай это. Иначе... мы будем в заднице, понимаешь? В полной и беспросветной! Быстро, иди!       Голоса стихают. Слышу лишь топот одного человека и тихие ругательства Аарона, что, по-видимому, решил возвратиться к себе в кабинет. Выхожу из комнаты и следую за крупным парнем, с которым говорил хозяин этого заведения. Меня охватывает непонятная тревога. Во что ввязалась эта ненормальная?