Любить брата... можно ли? Можно ли так пылко и страстно желать его? Если бы не кровные узы, то был бы у нас шанс?
В моей жизни был лишь один мужчина, который был для меня авторитетом - папа. Отец всегда был строгим, требовательным и холодным человеком. Говорил кратко, но в этих словах скрывалась истина. Выросший на войне, впитав кровь врагов и став живым воплощением оружия, папа всегда оставался... добрым. Он тщетно скрывал это, но я видела. Хаширама стал таким солнечным, потому что отец научил его не сдаваться и не унывать. А еще... шиноби не плачут. Он постоянно это твердил при нас. Но не нам. Папа говорил это больше для себя, чем сыновьям.
Мои чувства... Я перестала понимать свое сердце. Мне было хорошо с Мадарой, и я знала, что он меня любит. Я видела в каждом его взгляде и движении клятву защищать меня, а еще... извинения.
Злюсь ли я на Мадару? Не знаю. Но он осознавал свою вину, а я делала вид, что ничего не было. Говорить на счет этого не хотелось. У меня уже сердце болело от прошлого, и в лишний раз вспоминать не хотела.
Я анализировала свои действия. Смотря на пустующие улицы Конохи, я иногда хотела прекратить все и просто все бросить. Но в чувства возвращал тот факт, что я могла никогда не увидеть своего сына. И? Мой сын рос бы сиротой? Я этого не допущу. У него будет полноценная семья.
На кухонном столе поверх белоснежной скатерти стояла хрустальная ваза с алыми пионами, так сильно выделяясь на бело-коричневом фоне кухонной утвари. Лучи солнца поскальзывали сквозь шторы, освещая комнату и придавая какой-то уют. И казалось, что в этом доме царит покой и умиротворение. Так оно и было, но все не так просто.
Часто люди говорят: "Я тебя убью". Кто-то в шутку. Кто-то с ненавистью. И порой шиноби хвастаются, говоря, что помнят свое первое убийство, и как это было. Большинство говорят со смехом, но за этой гордостью лежали тревоги, страх и... "первое" настоящее убийство. Потому что человек вначале убивает частичку себя, и лишь потом начинает убивать окружающих. Все этого знают, но никто не говорит об этом. Такая вот толерантность шиноби.
Убить кого-либо для Юкидамы никогда проблемой не было. Она не ценила ни свою, ни чужую жизнь. Но повода не было, желания убивать тоже. И как только она бросила путь шиноби альбиноска ни разу не пачкала руки кровью. До этого дня.
Она наверстала все это время, день за днем забирая по несколько человек на тот свет. Люди умирали. Клан Сенджу и Узумаки перестали иметь хоть какой-либо авторитет в Конохе. Да и... сам Глава клана Сенджу был почти сломлен.
Друг детства отвернулся от него. Жена и брат при смерти. Клан ослаб. И он ничего не мог сделать. Не мог сделать что-либо, что спасло бы все. Хаширама чах, как одинокое дерево в пустыне под пылающим солнцем. Сенджу-старший готов был просить прощения у той же самой Юкидамы, опозориться, опуститься на колени и склонить голову к ее пяткам, лишь бы брат, беременная жена и клан были в порядке.
Ненависть - чувство странное. Оно наравне сильное и могущественное чувство, как любовь. Некоторые люди ссорятся и тут же мирятся, даже забыв о причине. А некоторые из-за одного лишь взгляда готовы уже перестать дружить и отвернуться. Но порой ненависть приводит к убийству. А что, если возненавидишь своих родных? Легко ли убить их? Нет.
Как бы Юкидама не отрицала сей факт, что ей все равно на судьбу своего клана и братьев, альбиноска уже второй день бездействовала. В груди где-то щемило и просило остановиться, но Юкидама не давала повода в лишний раз слушать свое сердце.
Мадара же, за всю свою жизнь, в первый раз влюбившись, боялся, что все у них с любимой закончится плачевно. Если бы не Юкидама, то он бы до сих пор жил с братом и вел холостяцкую жизнь. Альбиноска не давала ни одного повода для ссор и истерик. И все вроде замечательно, но... она замкнулась.
После тяжелой ночи трудоемкой работы Мадара возвращается и, зайдя в спальню, замечает Юкидаму сидящей на кровати и рассматривающей красную ленту для волос, задумчиво переплетая и снова распутывая. Ее взгляд был устремлен в пустоту, но Мадара все же уловил тоску и горечь.
Мужчина проходит в комнату и, сняв с себя хомут Хокаге, садится рядом с женой. Взяв ее за руку, Мадара слегка сжимает ее пальчики, молча давая знать, что он рядом. Юкидама на этот жест грустно приподнимает уголки губ и вздыхает. Мадара устраивает небольшую возню и укладывает голову на колени жены. Юкидама смотрит в глаза мужа и приглаживает его взъерошенные волосы.
Мадара неотрывно глядит в глаза Юкидамы, на что та прикрывает их и задерживает дыхание. Она слушает его.
- Ты ненавидишь Хашираму, – Мадара вглядывается в ее лицо, ища признаки отрицания этого факта, но Юкидама не шевельнулась.
Ее пронзает тугая боль прямо в сердце, а сама продолжает смотреть в черные очи мужа, в которых можно было утонуть от всей той боли, что он несет в себе. В глазах Хаширамы она видела такие же чувства, такие же страдания. Может это и объединяет двоих друзей.
Все страдают. Мадара в особенности. Его разрывают на части. Он знает, какой Хаширама, но не понимает эту ненависть к сестренке. И страдает оттого, что Юкидама не принимает брата, не видит таким, какой он есть. Видит его так, как хочет. Но с одной стороны... Хаширама сам заставляет ее так принимать себя. Словно желает ее ненависти. Хочет ее ярости. Мадара не понимает только одного - "почему"? Хаширама такой яркий и жизнелюбивый человек, готовый отдать свою жизнь ради другого. Но "почему" он выставляет себя перед Юкидамой последним уродом Мадара не знал. Не понимал.
Юкидама увидела то самое человечное в Мадаре, но отказывается видеть в Хашираме. Она смогла разглядеть в кромешной тьме лучик света в душе Мадары, но не видит яркого солнца в лице Хаширамы.
Юкидама поняла, не сразу, но поняла... Мадара очень раним и чувствителен. Он как ребенок, который желает любви, но, вздернув нос, отрицает этого. Она полюбила его всем сердцем. Полюбила так, как может любить настрадавшаяся девушка. В Мадаре она видела то, что искала в окружающих - защиту, понимание и признание. И теперь, поняв глобальность своих чувств, Юкидама готова была сама защищать его от этого мира, подставившись под удар.
- Ты, наверное, думаешь, что я всегда их ненавидела? Он тебе друг, а мне брат. И ты его любишь, как родню... - говорит она, а на глаза помимо воли наворачиваются слезы. - А я люблю тебя. Люблю так сильно, что порой хочу закрыть глаза на сделанное Хаширамой. Я так люблю тебя, Мадара, что уже невыносимо...
Юкидама плачет бесшумно, положив одну руку на его лоб и пригладив челку. Мадара смотрит на стекающие слезы с ее лица. Чувствует их тепло на скулах. Капли ее слез скатывались по его лицу, и казалось, что он тоже плачет. И он плакал... сердцем.
- Он причинял мне страдания как "родной брат"... Тебе он друг, и сколько бы он не делал тебе больно, ты не поймешь то, что я чувствую, - шепчет Юкидама. - Не поймешь ведь, даже если пожелаешь, то одиночество, что я испытывала рядом с теми, которых звала родными.
- ...
- Я ведь... раньше любила, - говорит севшим голосом Юкилама. - Хашираму. Тобираму. Клан Сенджу... Всех. Мы ведь были так близки. Любила все, что окружает меня. Любила все к чему коснулась заботливая рука Хаширамы. Любила все, что заставляло его улыбаться и смеяться...
- ... - Мадара тянет руки к лицу любимой и мозолистой ладонью вытирает слезы с ее заплаканного лица.
- Я любила сварливого Тобираму... Любила его суровый нрав. Любила, как он мог возвышаться перед Хаширамой, - шепчет Юкидама. - Знал бы ты, любимый, насколько далеко я готова была пойти ради мечты Хаширамы. Знал бы ты, как любила своего близнеца, что готова была в любой момент умереть за него.
- ...
- Я полюбила тебя еще до встречи, - улыбается Юкидама и шмыгает носом. - Полюбила, слушивая рассказы Хаширамы, как вы высмеиваете друг друга, шутя издеваясь... Я полюбила тебя еще тогда до встречи, потому что в этот момент глаза Хаширамы так сияли, - от воспоминаний Юкидама грустно улыбается, не в силах сдерживать слезы. - Я полюбила тебя всего, потому что на Хашираму ты смотрел по-другому. Не так как на других... Рядом с тобой он оживал. Мадара... - Шепчет альбиноска и проводит пальцами по его бровям. - Я полюбила тебя еще до того, как узнала, потому что именно ты умудрялся делать счастливым Хашираму - так, как никто не может.
- Моя Королева, - берет ее руку в свою и целует Мадара.
- Я так завидовала тебе... - Со слезами признается Юкидама. - Ты мог сделать Хашираму счастливым. Сарказмом, иронией, дерзостью, тычком в бок - так можешь только ты... Слушая Хашираму о тебе, я все больше и больше влюблялась, потому что ты делал его счастливым...
- ...
- Я любила раньше, Мадара, - шепчет Юкидама и пальчиками проводит по губам мужа. - Я любила весь этот мир.
Юкидама закрывает глаза руками и начинает плакать навзрыд, содрогаясь всем телом. Мадара приподнялся с ее колен и, взяв жену за локоть, потянул к себе, пряча в своих объятиях. Она прижималась к нему, ища утешения.
- Тебе пора решать, - говорит Мадара. - Оставляя все так, ты лишь усугубляешь.
- Ты готов любить меня, даже если... даже если я сделаю это? - Шепчет Юкидама. - Готов любить, если я опущусь до того уровня, что убью своего брата и уничтожу свой клан?
- А хочешь ли ты его смерти? - Спрашивает Мадара.
- Нет, - признается альбиноска. - Мне так плохо... Я лишь хотела, что бы он понял какого было мне.
Юкидама зарывается носом в его шею и, сминая край его водолазки в кулак, со стиснутыми зубами плачет. Все страдают. Она. Он. Они. Другие. И лишь один вопрос мучил всех: как все дошло до этого?
- Я сделаю это, - шепчет Юкидама. - Я.... сделаю.
***
Хаширама проводит рукой по мягким алым локонам своей жены и прикасается к ним губами. Смотрит на веснушки на светлом лице Мито и думает:
Как огонь... Нет, словно Феникс. Способна сжечь любое сердце.
Такая красивая. Яркая. Всегда в центре внимания. Всегда была любима и окружена заботой родителей. Ее сердце не тронула боль потери близких. Она единственный ребенок в семье и всегда получала все лучшее. Ей неведом недостаток в чем-либо.
Она моя, но... не мое.
***
Хаширама проводит руками по жестким белым волосам и приглаживает их. Смотря на младшего брата, он проверяет температуру. Высокая. Даже без сознания эта морщинка на его переносице не хотела сглаживаться.
Тобирама всегда хмурится. Среди двух братьев именно он казался старшим. И его хмурый вид прибавлял несколько лет к его годам, отчего многие имеют такое ошибочное предположение.
Рука Тобирамы была перебинтована, а нога загипсована с колена до пяток. Хаширама никогда не думал, что увидит брата в таком положении.
И все из-за меня... Прости, брат. Я подверг тебя опасности.
Хаширама наклоняется к брату и касается губами его лба. Да, Тобирама вырос, возмужал и стал одним из сильнейших шиноби в мире, но... он всегда останется его младшим братом.
Хаширама возвращается в поместье и идет в спальную комнату, где начинает собирать дорожную сумку. Ему надо уйти. Все началось с него. Мадара прав, ему не место тут. Хаширама всегда презирал тех, кто шел против своей семьи, но... Он сам не заметил, как стал тем, кем никогда не хотел быть. Или нет? Презирает ли он Юкидаму.
Старший-Сенджу вздрагивает, почувствовав знакомую чакру неподалеку. Хаширама кладет сумку в сторону и, подойдя к двери, отодвигает в сторону.
Юкидама стояла напротив него в белоснежном кимоно с длинными рукавами, смотря прямо на Хашираму. И... у нее красивые глаза. Темно-оранжевые как солнце на закате. Почти красные. А сама она белоснежная как снег в середине января. Такая призрачная красота, а вены синели на шее и вокруг лица. И вся эта бледность словно выделяла ее темно-оранжевые глаза. Она такая... другая.
Отойдя в сторону, Хаширама молча впускает Юкидаму в комнату, на что она так же безмолвно заходит. За долю секунды Хаширама улавливает запах медикаментов и еле заметный аромат пионов. Шатен задерживает дыхание и, пересчитав до пяти, выдыхает.
Юкидама стояла у окна, задергивая шторы. Когда Хаширама задвигает седзи, она переводит на него взгляд и выжидающе смотрит.
- Один неудачный день, верно? - Охрипшим голосом спрашивает Хаширама. - Один неудачный день и все изменилось.
- ...
Вдруг перед глазами все расплывается и Хаширама тут же опирается о шкаф. Он так давно не принимал пищу, не спал и постоянно тратил чакру на сдерживание ядов в организме пострадавших шиноби, лежащих в больнице.
- Пожалуйста... спаси их, - шепчет Хаширама.
- Хм, - кривит губы Юкидама. - "Пожалуйста, спаси Тобираму, его ранили в бою", "Юкидама, пожалуйста, не противься и выйди за Мадару" , "Пожалуйста, дай лекарства для Мито", "Юкидама, сходи с нами в Страну Железа". Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста... - устало выговаривает альбиноска. - Что еще надо?
- Я уйду, исчезну навсегда... Обещаю, - клянется Хаширама, тяжело дыша. - Но они... невиновны.
Хашираму передергивает и, теряя контроль над своим телом, прислоняется к шкафу. Начинает сутулиться и оседать на пол, тяжело и рвано дыша. Пот лил градом, а глаза покраснели от лопнувших капилляров. Голова закружила, перед глазами все расплывалось.
- Когда ты успела меня отравить? - Спрашивает мужчина, держась за бешено бьющееся сердце.
- Еще в начале, - честно признается альбиноска. - Ты силен, и держался дольше всех. Ты же все-таки "Бог".
Хаширама грустно усмехается и с тяжелым вздохом ложится на пол. Он бы мог нейтрализовать в своем теле яд, убить Юкидаму и уйти живым. Но толку? Мадара ведь прав... Во всем прав.
А когда-то они были близки. Хаширама почти не помнил те времена. В памяти где-то мелькал образ маленькой беловолосой девочки, держащая его за руку и зовущая сыграть в прятки. Может он сам старался забыть, а может, не до воспоминаний было все это время.
Юкидама достает из рукава кимоно кунай и, покрепче схватив за рукоять, медленными шажками идет в сторону Хаширамы. Мужчина лежал неподвижно, задумчиво смотря на потолок. Они когда-то были близки. Ближе и роднее. Но они оттолкнулись в какой-то момент друг от друга. И все пошло крахом.
Хаширама переводит усталый взгляд на Юкидаму и смаргивает, убирая пелену перед глазами. Статная, изящная и холодная. Как снег. Ей бы быть Королевой Снежного Царства, как в сказках.
Такая красивая. Такая другая, не похожая ни на одну из женщин, которых он встречал. Более не куноичи, но в данный момент перед ней лежал Бог Мира Шиноби. Двенадцать дней. За такой короткий срок эта хрупкая женщина смогла сломить его волю и почти уничтожить клан Сенджу. За двенадцать дней по ее велению содрогнулся весь Великий Лесной Клан.
Хаширама делает вдох, и воздух словно начал застревать где-то в бронхах. Со свистом дыша, мужчина чувствовал, как веки тяжелеют. И последнее что он видел, была Она.
Взгляд Хаширамы мутнеет, а Юкидама все ближе и ближе, крепко держа кунай за рукоять. И Сенджу-старший решается. Раз ему суждено умереть, то пусть так и будет, но... он должен был сказать. Объясниться. Признаться в сокровенном.
-
Прости... меня
Юкидама останавливается. Задерживает дыхание, не веря тому, что слышит. Он... Он...
Темно-оранжевые, почти красные глаза, растерянно смотрят на мужчину, который лежал перед ней и задыхался. Сказанные Хаширамой слова стучали мигренью в голове.
Юкидама сглатывает сгустившуюся слюну и скрипит зубами, чтобы хоть как-то сдержать свои чувства. В голосе Хаширамы не было издевательства, упрека, унижения, обмана или обвинения. И... она слышала к себе такое обращение от брата впервые за столь долгое время.
Почему? Что за безумие?
Почему она хочет плакать? Почему в горле застрял комок боли? Почему в сердце защемило? Кого же она хотела обмануть? Она любила. До сих пор любила. Он же... такой яркий, как солнце. Как его не любить? Как не любить его?! Он был тем самым, на кого Юкидама в детстве ровняла своего будущего мужа. Он был единственным достойным зваться мужчиной, после отца, Буцумы. И видя его каждый день как не влюбиться в него, даже если он твой родной брат? Как? Она не выходила за пределы своего клана, а он всегда в шагу от нее. Как не влюбиться? Что она должна была сделать?
- Столько лет... - шепчет Юкидама. - Когда мы успели отдалиться друг от друга?.. Как докатились?..
- ...
- Я лишь хотела, что бы ты понял меня, Хаширама, - признается она, а глаза покрываются пеленой слез. - Понял мои чувства... По велению твоих слов я готова была умереть. Ты не видел и даже не пытался. Так сильна была моя любовь к тебе...
Юкидама жмурит глаза и по щекам скатываются капли слез, а Хаширама все угасал.
- Я знаю... Я видел, - хриплым голосом тихо ответил мужчина. - Ты любила меня... неправильно. И я боялся... ведь так же полюбил тебя. Сходил с ума... Мне было уже все равно, лишь бы ты ушла из головы моей. Я - трус.
Кунай соскальзывает с руки и со звоном падает на деревянный пол. Юкидама смотрит на лежащего Хашираму, который держался из последних сил уже. Лишь его желание жить и бесконечные запасы чакры продлевали его мучительную смерть.
- Прости меня, -
по смуглой щеке Хаширамы скатывается слеза. - Прости меня за все намеренно причиненные страдания... Я желал тебе смерти, боясь сорваться... окончательно влюбиться. Ты ведь такая... - Хаширама делает тяжелый вдох. - ... другая. Как Луна. До тебя тянуться бы и мечтать коснуться. Пред тобой я был бессилен. - Снова вдох. - Твой холод манил, но... это ведь неправильно. И ты понимала это. А я сходил с ума... Думал, что если ты будешь далеко, то я остыну к тебе, - Хаширама смаргивает и сглатывает. - Пожалуйста, не причиняй страдания клану. Они не заслужили... Это я выставил их против тебя. Это я. Прости меня, Юки...
Голос обрывается. Хаширама прикрывает глаза. Дыхание перекрывается...
Юкидама садится рядом с телом брата и кладет ладонь на его смуглую прохладную кожу лица.
Дурак, - плачет Юкидама. -
А нужно-то было лишь поговорить... И вовсе не страшно.
Достав из рукава кимоно пузырек с прозрачной жидкостью, Юкидама посмотрела на лицо брата и провела пальцем по его скуле. Такой красивый. Словно из бронзы. Величествен. Прекрасен. Он не может быть жестоким. Всего-то надо было поговорить...
- И я люблю тебя, - шепчет Юкидама.
Альбиноска, открыв пузырек зубами, выливает содержимое себе в рот и, наклонившись к лицу Хаширамы, касается губами его сухие и пухлые губы. Вылив все содержимое во рту в него, Юкидама приподнимает Хашираму за туловище, что бы он проглотил противоядие. Приложив его голову к себе на колени, альбиноска погладила мужчину за бронзовую кожу лица.
- Слова, Хаши... - Шепчет альбиноска. - Они обладают большей силой, чем ты думаешь.
За столь долгое время... Пройдя через боль и страдания... Юкидама наконец-то чувствует покой на своей душе. Будто бы огромный камень переживаний, страданий и боли наконец-то перестал давить сердце, позволяя вдохнуть полной грудью. И никакой маски больше не нужно. Лишь свои чувства и живые эмоции вместо отчужденной безразличности.
- Дурачок...
Где-то в уголке мира маленькая белоснежная змея с трудом и большим упорством сбрасывает свою кожу, заново перерождаясь.
