Полная изоляция

Пока хозяин квартиры возился с посудой, Мейнс решил осмотреться. Не считая кухни, в квартире было ещё три комнаты. Он вошёл в дверь, которая находилась прямо напротив. Его взору предстала комната, от пола до потолка уставленная коробками, одну стену полностью закрывал шкаф со множеством полок и дверок, от него по всей комнате тянулась череда нескончаемых полочек разных размеров. Парень шире распахнул дверь, впуская тусклый свет из коридора, и ахнул. Все полки были забиты книгами, самыми настоящими бумажными книгами! Такие, кажется, перестали выпускать лет сто назад. Юноша подошел ближе и, приглядевшись, понял, что все книги находятся за едва заметным стеклом. Он, ещё немного полюбовавшись, аккуратно, чтобы не задеть стоящие друг на друге коробки, вышел из комнаты и закрыл дверь, решив, что обязательно наведается сюда позже. Звук воды, доносившийся с кухни, прекратился, дверь скрипнула, спустя пару секунд послышались тихие шаги и Мейнс почувствовал на себе пристальный взгляд. Он обернулся и встретился глазами с Куртом. В квартире воцарилась гробовая тишина, плотно закрытые окна не давали проникнуть с улицы ни единому звуку, даже тихое мурчание кошки на кухне заглушала дверь. Гость заметно напрягся, понятия не имея о чём можно говорить с этим чудаковатым парнем. Он уж было решил завести разговор об интересах или погоде, о чём угодно, только чтобы не слышать тишину. Она проникала в каждый тёмный угол, заполняла все укромные места, всю голову и сознание. Губы Курта тронула едва заметная улыбка, но не стандартно-милая, скорее жестокая. Мысли и планы Мейнса рухнули, как карточный домик, исчезли даже самые ничтожные нотки уверенности, а слова так и не слетели с губ. «Боже, да скажи ты что-нибудь», — подумал светловолосый не в силах выдавить из себя и слова. — Только в обморок тут не упади, — произнёс Курт, наступающая тишина разбежалась, как стая чёрных чернушек. — Почему вы так нуждаетесь в шуме? Трескотня телевизора, пустые разговоры, музыка — всё что угодно, лишь бы не остаться наедине с собой, не слушать собственные мысли. — Жизнь — это звук, точнее огромное количество звуков. Когда мы перестаем их слышать, целый мир исчезает. Мы словно стоим на месте. — Зато открывается другой. Наше воображение не имеет границ, оно способно влиять на все чувства, управлять эмоциями и впечатлениями. А мы его прячем, боимся. Жестом указав гостю следовать за ним, Курт прошёл по темному коридору и вошёл в серую, ничем не примечательную дверь почти у самого выхода. Мейнс последовал за ним, и парни оказались в небольшой, но светлой комнате с большим матрасом и тёмно-коричневым кофейным столиком в центре. На поверхности стола лежало несколько проводов. Курт сел по-турецки на пол и усердно начал распутывать их, затем отделил два тёмно-фиолетовых проводка и закрепил один за правым ухом нового знакомого, а второй за собственным левым.  — Закрой глаза и подумай о месте, в котором бы хотел оказаться, — произнес он, как раз в тот момент, когда гость уже хотел поинтересоваться: «Какого черта тут происходит?» Но, не задавая лишних вопросов, Мейнс сделал так, как просил его чудик. — Вау, а что это? — воскликнул Курт, зачерпнув горсть белоснежных хлопьев. Светловолосый открыл глаза и ахнул от неожиданности. Они стояли на заснеженной поляне, окруженной густым лесом. — Это снег, — тихо ответил он, все ещё не в силах поверить своим глазам. — Тот самый, который описывается в книгах…холодный и тает в тепле! Мейнс заметил в глазах парня восторг с нотками любопытства и невольно улыбнулся. Неожиданно он почувствовал холод и мокрые следы на лице от падающих снежинок и, черт возьми, он был уверен, что не чувствовал этого еще секунду назад. Курт зачерпнул горсть снега и не без усилий преодолел расстояние до нового друга. — Расскажи ещё! Что ты знаешь о снеге? «Ну что за чудик», — не первый раз за пару часов подумал Мейнс и произнёс: — Он хрустит, и из него хорошо лепятся снежки. Курт сжал снег в руке, и он захрустел. — Тут всё создается с помощью мыслей, воспоминаний, желаний, — ответил парень на недоуменный взгляд блондина. Через пару секунд вокруг парней поднялся небольшой вихрь, а когда он стих, то возле них летали рыбки всевозможных цветов и размеров. — Летающие рыбы, серьёзно? Ты старомоден, — усмехнулся Курт и швырнул в приятеля снежком, приличных размеров. Ком попал прямо в лицо Мейнса, когда тот повернулся, и по его щеке медленно начала стекать вода. Курт заливисто засмеялся, за что получил кусок снега прямо в рот. Сгибаясь пополам от смеха, парни бегали, кидались снегом и падали в сугробы. Оба ощущали какую-то необъяснимую легкость и непринужденность, может, от того что понятия не имели ничего друг о друге. — Интересно, сколько времени прошло? — подумал Мейнс, глядя на тёмно-фиолетовое небо. Курт, кажется, вовсе не беспокоился об этом, он лежал и ловил языком снежинки, одна из которых упала ему на лицо, после чего тот недовольно фыркнул. — Какой милый..чудик, — улыбнулся Мейнс. Вдруг над путешественниками раздался гром. -О, — пожал плечами Курт, — незадача, нам пора возвращаться. — А как? -Закрой глаза и вспомни, о чём думал перед погружением. — Ну, допустим… — ШОКОЛАДНЫЕ МИШКИ! — крикнул Курт, да так громко, что парень вздрогнул, но глаза не открыл. — Что? — Нужно было быстро переключиться с этих мыслей. — Мог бы просто сказать. — Сказать: «Не думать о белых обезьянах»? — улыбнулся брюнет, снял все приборы и положил их обратно на столик. — И то верно, — улыбнулся Мейнс и резко покачнулся. Все тело было ватным, парень не мог сфокусировать взгляд. Курт подошёл к другу и аккуратно усадил на матрас. — Такое бывает, организм ослаб, мозг напряженно работал десять часов, не меньше. — Но мы пробыли там пару часов! — воскликнул Мейнс, откидываясь на мягкую поверхность. — Чтобы создать час своего «идеального» мира мозг должен непрерывно работать часов шесть-семь, а тут нас было двое, поэтому мы еще легко отделались. Это один из существенных минусов «воображаемого» мира. — Один из? — Ну да, ещё, если неправильно из него выходить, можно заблудиться и застрять в собственной голове до тех пор, пока мозг полностью не исчерпает свои ресурсы и не погибнет. — Никогда не слышал про подобные изобретения, — нахмурился Мейнс. — Потому что они были запрещены ещё до выпуска. А у меня есть связи, — пожал плечами Курт, давая понять, что больше обсуждать эту тему не собирался, но второму парню это не особо было нужно, он закрыл глаза и уже начал проваливаться в глубокий сон. — Хей! — раздался голос над ухом голубоглазого. — Чего тебе? — без энтузиазма ответил гость. — Тут тебе не спальня, если хочешь спать, то пойдём в мою комнату. Мейнс, немного ошалев от столь прямого предложения, вздернул бровь и произнес: — И с чего бы нам спать в одной постели? — Может, у меня две кровати. — А это так? — Нет — Ну так… — В этой комнате нельзя спать. Моя квартира — мои правила. — Тебе сколько лет? Восемь? — Да хоть сто семьдесят два. Ты здесь спать не будешь. Это святая святых в моём доме. Как алтарь в церкви, как печь в избе, это…это мои линзы, — завопил Курт, — я не могу оставить тебя с чем-то столь интимным и важным для меня! — Боже, чудик, успокойся, и пойдём уже. Мейнс встал, на удивление с первого раза, и поплелся за странным хозяином квартиры. Они вошли в комнату. Не дожидаясь приглашения, парень бухнулся на чужую кровать, повернулся спиной к стене и закрыл глаза. Как оказалось, ненадолго, вскоре через него полез Курт, в котором веса было не больше сорока килограммов, но ощущения были довольно неприятные. Наконец парень улегся, но не прошло и минуты, как снова заерзал. — Курт, ты монстр. Дай поспать, — пробубнил отчаянно желавший сна парень. — В водолазке жарко и тесно спать, — ответил тот, запутываясь в собственной горловине. Мейнс не выдержал, развернулся и снял с чудика злополучную вещь, затем откинув ту в противоположный конец комнаты. — Теперь всё в порядке? — поинтересовался светловолосый, почти рыча. — Да, только очки положу, — с этими словами Курт наклонился над недовольным квартирантом и положил очки на пол. Кровать была небольшая, но улечься не составило труда, так как оба они легли на бок. Совершив последний маневр, Курт оказался лицом к спине друга и, неожиданно для самого себя и тем более Мейнса, обнял парня за талию. Руки Курта оказались до ужаса холодные, а через пару минут Мейнс почувствовал, как чудика пробирала мелкая дрожь. Как бы он не хотел спать, но совесть он усыпить не мог и, послав всё к черту, придвинулся ближе к парню. — Кому-то было жарко, — пробубнил Мейнс, но ответа не услышал. Спустя мгновение, сон сразил и его. Впервые за последние десять лет блондин уснул в тишине, без музыки, телевизора и шума улицы.