Pieces

Грязь и трава, кровь и вода, магия и кинжал. Звуки, что древнее эльфов Арлатана - шипящие, забытые, пробужденные ото сна, лишь чтобы вмиг засиять и вновь окунуться в небытие. Они сплетают собой молитву к кому-то далекому, старому, могущественному, покинувшему смертных давным-давно. Музыка дыма и пение бурлящего котла сливаются в мелодию проклятия и спасения, хрупкую как стекло, вечную как ненависть. Ведьма облизывается; её глаза налиты похотью и янтарем. Юность и старость сливаются и сплетаются. Кожа разглаживается, нити морщин истончаются. Силы волнами захлестывают, бегут по венам, вином бьют в голову. Магия, запретная, древняя, пьянит. Поцелуи. Молитвы, заклятия. Короткий влажный спазм. Порезы и магия. Заклинания стихают. Желание остывает. Музыка смолкает. Дым рассеивается. Хранительница и ведьма отдают энергию в котел, она стекает туда, багровая, густая, меняется, преображается, завораживает. Ритуал завершен, долг уплачен. Цена древних порой дика и высока, но Флемет, казалось, это ничуть не тревожит. - Позволь дать тебе совет, - ведьма хищно осматривает Маретари, бесстыдно, но почти скучающе. - Твоё дитя не хочет смотреть на дорогу, по которой прокладывает путь, и никакой поводырь ей не поможет. Дочери... дочери не бывают благодарными. Но если ты вознамерилась спасти её любой ценой, то готовься платить сполна. Хранительница одевается медленно, стараясь подавить смущение и стыд. И не находит, что ответить. - Она... - Голос Маретари дрожит. Хранительница вспоминает детский смех, первое заклинание, радость по поводу нанесения татуировок, вспоминает порезы на руках, гаснущую улыбку и затуманенный Элювианом взгляд. - Мерриль не моя дочь, Аша'Белланар. Смех ведьмы какой-то шершавый, похож на звон битого стекла. Ведьма то ли сочувствует, то ли издевается. Возможно и то, и другое. - Важно не то, кто она тебе по крови, а то, кем ты её считаешь, Маретари. - Флемет склоняет голову набок и хитро щурится. - И ты это знаешь.