Pieces

Кассандра молчит, молчит и терпит. Терпит, когда при встрече её обнимают чуть дольше, чем следует. Терпит, когда на ней задерживают взгляд, слишком теплый и слишком внимательный, чтобы быть дружеским. Слушает болтовню о каких-то направлениях последней моды, хотя могла бы просто уйти: приказы Верховной Жрицы они уже подробно обсудили. Однако, когда Кассандра Пентагаст остригла волосы, Лелиана ни с того ни с сего заплакала. И теперь Героиня Орлея уже не молчит, не терпит. Она спрашивает: - Мы с ней были похожи, да? С Героиней Ферелдена? – голос у неё добрый, мягкий, будто ребенка убаюкивает. - Д-да, - отвечает бардесса, тихо, хрипло, словно глотку ей обдало огнём. Лелиана кивает, вздрагивая, позволяет Искательнице прижать себя к груди. Руки у Кассандры такие же нежные и сильные, как у Элиссы. Только вот Элиссу Кусланд уже нельзя обнять, нельзя ей спеть, и она никогда больше никого не утешит. Элисса мертва, и тёмные, как крыло ворона, волосы Кассандры напоминали раньше о Героине Ферелдена. У Кусланд они были точно такие же: длинные, угольно-черные, и бардесса часто творила из них затейливые прически вечерами, на время позабыв о Море, о войне, о боли... и о смерти. Элиссу похоронили с аккуратной орлесианской косой. Лелиана сделала её сама, и даже Логейн не возразил, безмолвно сжав кулаки. Лелиана долго-долго плачет навзрыд, а Кассандра её не торопит. Она стойкая, она готова ждать, пока Лелиана придет в себя, и от этого становится легче. Правая рука Верховной Жрицы всегда поймет левую. На следующий день Лелиана заплела из коротких волос Искательницы косу.