Любил - растоптала... Растоптал - полюбил...

Я пытался, видит Бог, я пытался отпустить его сразу же, как только мы, наконец, пришли в себя. Я даже отказался от того, чтобы он утром за мной заехал и отвез в школу, отказался, приплетя зачем-то родителей, которые ни сном, ни духом обо всем ЭТОМ, и чуть ли не силком стал выпихивать его из дома. Но у меня ничего не вышло… Когда он уже почти открыл входную дверь, я не выдержал, сердце мое, буквально, зарыдало кровавыми слезами, чтобы я остановил, не дал уйти, не сейчас, подождал еще немного… – я бросился к нему на шею и горячо зашептал, изо всех сил стараясь не сбиться на бессвязный лепет: - Нет, я передумал, останься… пожалуйста… - Но, как же твои родители, они могут не понять. – Попробовал он воззвать к моему доводу насчет любопытства предков, но я отрицательно покачал головой и выдал противоположную предыдущей версию, прижимаясь к нему всем телом, вжимаясь в грудь пылающим лицом до предела, будто стараясь слиться с ним в одно целое. – Нас могли видеть соседи, уж лучше я сам тебя… им представлю… как друга, конечно. Ты ведь сказал, что хочешь этого… – Я умоляюще взглянул в его недоумевающее лицо, ловя взгляд таких красивых, холодных и недостижимых, словно далекие звезды, глаз. Пожалуйста, еще совсем чуть-чуть, и я смогу, я сумею отпустить тебя! Пожалуйста, Кайл, останься… хоть на несколько минут! - Мы… сядем в гостиной, включим какой-нибудь фильм и дождемся их, а потом… ты уйдешь… Навсегда. И больше никогда не появишься в моей жизни вновь, обещаешь? - Хорошо… – Выдохнул он и прижал меня к себе еще ближе, хотя, казалось, что это уже просто невозможно. Да, больше никогда… Что ж, идем и исполним мой план… Я повел его в гостиную, где из последних душевных и физических сил отрыл на газетном столике пульт от телевизора и включил его на первой попавшейся программе, после чего мы оба, буквально, осели на диван и невидяще уставились куда-то сквозь плазменную панель. Тут же, схватив Кайла за руку, я сплел свои пальцы с его так крепко, до побеления костяшек, будто вовек не желая больше отпускать. Но, скорее, именно потому, что отпустить все же придется, как ни желай обратного… А потом я и вовсе осмелел и, положив голову к нему на плечо, затих, изливая беззвучные слезы, прямо на его очередную дорогущую фирменную рубашку, которую мне одновременно было и жаль, как действительно стоящую вещь, и далеко не жаль, как материальное доказательство его недостижимого социального статуса… Если бы Кайл был обычным парнем, а не единственным сыном мера, не имел бы в жизни с самого рождения все, о чем простым смертным приходится только мечтать, и не был бы оттого таким беспринципным эгоистом… Может, мы бы сначала стали друзьями, а уж потом… Хотя… вряд ли, даже не будь у него ни денег, ни имени, он все равно оставался бы самим собой. Человеком, что перевернул мою жизнь с ног на голову, а теперь хладнокровно бросает! Черт, будь ты проклята, Кристин! Не дай Бог, тебе когда-нибудь испытать то, что ты заставила пережить меня и бедняжку-Джессику… То отчаянное бессилие, что сейчас, словно разрывает меня изнутри и одновременно сжигает заживо… Кайл сидел рядом, попеременно сжимая мою ладонь, будто стараясь ободрить, и целовал мою макушку всякий раз, как я, не сдержавшись, едва слышно всхлипывал, шумно сглатывая, и малодушно не смел в эти мгновения поднять на него наверняка уже чудовищно красные от горьких слез глаза, хотя именно тогда этого хотелось неимоверно – взглянуть на выражение его обычно невозмутимо-насмешливого лица. И может, о, Чудо, заметить в так любимых мною глазах хоть малую толику, хоть слабый отголосок моих чувств к их обладателю… Но еще больше я не желал увидеть в их то дымчато-серой, то кристально-прозрачной глубине едва скрываемые равнодушие и скуку, тогда мне уж точно не жить… Поэтому я ни разу не шелохнулся в ответ на эту мимолетную ласку. Лишь еще сильнее вжался в него дрожащим боком, слушая настойчивое – «Тик-так… Тик-так… Тик-так…», – старинных напольных часов в холле. Остановитесь, умоляю! Остановитесь… А потом прибыли мама с папой. Я вздрогнул, услышав, как хлопнула входная дверь, и до нас донеслось встревоженное мамино: - Сынок, мы дома, почему дверь не заперта, ты нас все еще ждешь? Глубоко вздохнув, я оторвался от Кайла и встал, утирая неприлично мокрые щеки: - С возвращением, – выдавил я из себя почти радостно и медленно двинулся в холл, потянув за собой и немного напряженного Монтгомери. - Все будет ок, не трусь! – Не удержался я и, чуть приподнявшись на носках, шепнул это ему на ухо, на что получил неслабый подзатыльник и всегдашнюю ухмылку а ля сам дурак. - Привет! – Кинулся я сначала к потрепавшему меня по голове папе, а потом и к заключившей меня в крепчайшие объятия маме. Кайл же скромненько так застыл в дверном проеме и лишь вежливо улыбнулся в ответ на недоуменно распахнувшиеся при виде него глаза обоих моих родителей, в кои-то веки предоставив мне полную свободу действий… Хотя, проще сказать, банально самоустранился. - Это Кайл – мой школьный друг. – Неловко начал я. – Он мне заснуть не давал, пока я ту вас дожидался. Папа недоверчиво нахмурился и осторожно проговорил: - Ты же Монтгомери, не так ли? - Так точно, сэр, он самый. – Показушно вытянулся по струнке Кайл. - Школьный друг? – Еще больше нахмурился в ответ отец. И я внезапно вспомнил, что в мире существует всего один единственный человек, который в курсе всего того, что делалось со мной в течение младшей и половины старшей школы, и этот человек – мой отец. О, че-е-ерт… Только этого мне еще не хватало! - Эм, пап, забудь, пожалуйста, о том, что я тебе тогда рассказал, а? – Немедленно закрыл я Кайла собой. – Друг, теперь он мой друг. – Твердо припечатал я, сделав особый акцент на слове «теперь». Папа прищурился, окинул пронзительно-оценивающим взглядом сначала решительного меня, а потом и невозмутимого Монтгомери и в итоге сказал следующее: - Что ж, Кайл, приятно познакомиться, мое имя Ричард, а это моя жена Лилиан. - Мне тоже очень приятно, мистер Рейнт, миссис Рейнт! – Без колебаний пожал протянутую отцом руку Кайл и галантно поцеловал и мамину. Я глубоко вздохнул и чуть не сполз от облегчения на пол… Нет, ну, надо же было забыть, что когда-то вечером после ужина, когда мама, что-то напевая в голос, мыла посуду и оттого не могла ничего услышать, все же не выдержал и, по-детски глотая слезы, выложил ему всю подноготную, включая имя виновника всех своих школьных бед. Хорошо еще, что о Кристин не успел тогда даже заикнуться, мне и перед самим собой сейчас хватает стыда за такое долгое ношение розовых очков насчет нее… - Винсент, я пойду? – Вырвал меня из раздумий вкрадчивый голос Кайла. - А? Конечно, спасибо, что составил мне компанию. – Встрепенувшись, улыбнулся и заключил его в дружеские объятия я. - Я все же завтра подвезу тебя, если вы, конечно, не против. – Обратился Кайл к моим родителям, выпуская меня из рук. Папа утвердительно кивнул и, буркнув что-то наподобие «Бывай!» и как-то странно на нас посмотрев, поспешил увести ничего не понимающую маму, едва успевшую также с ним попрощаться, на кухню, под предлогом немедленной заварки чая, оставив нас наедине. - Не нужно было… – Попробовал я вновь отбояриться от завтрашней совместной поездки в школу, но Кайл не дал мне закончить, буквально опрокидывая на себя и впиваясь в мои губы прощальным поцелуем. - Не нужно, но я так хочу, неужели, забыл, что ты мой еще вплоть до двенадцати часов завтрашнего дня, так что готовься… – Произнес он, довольно чувствительно покусывая и посасывая мою нижнюю губу. А я стоял и млел от этого – этой грубой собственнической ласки, его вкуса, запаха, всей его одурманивающей близости, забыв про все и вся… И мне было глубоко фиолетово, что в любой момент нас могут застать за этим компрометирующим занятием мои родители… Ну, ровно до того момента, пока я о них не вспомнил… Но и вспомнив, оторваться от Кайла было выше моих сил! Что тут скажешь? Перед смертью не надышишься, но ведь никто же не запрещает хотя бы попробовать? Так я решил и уже в следующую секунду, вытолкнув Кайла из дома и с силой захлопнув за нами дверь, чуть ли не повис на нем, лихорадочно возвращая ему поцелуй… Не боясь и не стесняясь ни капельки… Плевать на всех!!! К черту все!!! Я завтра в двенадцать умру, так могу я в кои-то веки послать все и всех к черту?!!!! Правильно! Вот пусть и не обижаются, но Кайла я отпущу только после дюжины поцелуев, если не больше… Только тогда, когда губы мои распухнут, как у дешевой шлюхи, и чуть не навсегда потеряют чувствительность, и не раньше…