Любил - растоптала... Растоптал - полюбил...

Сразу отчетливо представилось, как красиво бы это выглядело… Алое на белом… Главное – полоснуть не поперек запястья, а вдоль, тогда все случится намного быстрее, и шансов на спасение меньше… Думаю, умирать – не страшно… и даже… наверное, не особенно больно, только вот… Не могу я проверить это прямо сейчас – просто мама как всегда обязательно поднимется поцеловать меня на ночь, и значит, в лучшем случае эта невыносимая пытка бытием окончится для меня лишь завтра, хотя, тоже не факт… Наверное, да нет, почти наверняка желать смерти в столь юном возрасте – это малодушие… но продолжать жить, будучи внутри все равно, что мертвым – бледной тенью самого себя, слишком трудно… Это не для меня. И никогда не было для меня, я не привык бороться – на это у меня никогда не доставало ни сил, ни мужества. Я и на этот раз не смогу, да и бороться-то не за что… С трудом поднявшись на ноги, я открыл воду и, оставив ванну наполняться, стал медленно раздеваться, безразлично глядя на свое постепенно исчезающее в запотевающем зеркале отражение. - Здорово, всего несколько мгновений и меня будто бы нет, и не было вовсе… – Надтреснуто рассмеялся я, постоял минуту, тяжело опираясь о края раковины, потом, небрежно протерев ставшую матовой поверхность, вновь в упор уставился в свои усталые воспаленные глаза и снова усмехнулся. – Только вот жаль, что на самом деле – нарисовали, не сотрешь… И только тут заметил, что ванна полна уже даже как-то чересчур, о чем характерным фырканьем мне и сообщил верхний слив. Чуть спустив излишки и погрузившись, наконец, в теплую воду чуть не по горло, я всерьез стал раздумывать над тем, чтобы прямо сейчас нырнуть на самое дно и больше не выныривать… Но на ум опять пришел неизбежный визит мамы, да и вряд ли я бы сумел настолько побороть свою инстинктивную волю к жизни, чтобы целенаправленно утонуть в ванне, мне кажется, обычно это происходит совершенно случайно, например, когда человек внезапно крепко в ней засыпает… Нет, придется все-таки искать какой-нибудь другой способ, такой, чтобы можно было уйти куда-нибудь и уже там покончить со всем этим бессмысленным метанием без свидетелей, а еще лучше было бы, если бы меня, вообще, потом не нашли… А насчет заснуть – это мысль… Папе в прошлом году, кажется, выписывали снотворное, надо бы порыться в аптечке… Как же его название-то? Задем? Зодем? Нет… Золдем, точно! Только бы там оставалось достаточно… Хотя, для верности можно будет смешать их с чем-нибудь еще, может, с Тайленолом? Что ж, решено. Я даже прямо сейчас спущусь и все подготовлю, чтобы завтра не тратить на это времени, а сразу… - Сынок, с тобой все в порядке? – Прервала меня на самом интересном мама. - Все хорошо! – Тут же отозвался я фальшиво бодрым тоном. Но все и правда хорошо, я ведь тут умирать завтра планирую, вот облегчение-то будет… Прах к праху, как говорится… - Я сейчас выйду, мам! – Резво выскочил я из ванны, вернее, хотел так выскочить, но то, что у меня вышло можно назвать лишь – выполз. Господи, почему ж все так трудно-то вдруг стало? Мне на плечи, будто небо уложили, а к конечностям приковали землю, и сил нести это бремя нет, и каждое движение, словно последнее… Наконец, кое-как вытершись любимым полотенцем – мне будет не хватать тебя! – я выбрался из ванной комнаты и, тут же попав в ласковые материнские объятия, получил тот самый вечерний поцелуй. - Дорогой мой, тебе пока не следует так поздно задерживаться после школы, я, конечно, все понимаю, но… Вот сдашь все экзамены, поступишь в Университет и сможешь сколько угодно гулять со своим… другом. – Нежно поглаживая меня по спине, сказала она. И мне как-то не очень понравилась эта ее неловкая пауза перед тем, как упомянуть о… Нем… Неужели, она что-то заподозрила? Когда успела? Вчера вечером? Сегодня утром? От воспоминаний о прежнем счастье неведения закружилась голова… Проклятье, только бы опять не разреветься! Как девчонка, в самом деле, прав Он был… Во всем прав… Кроме того, что… поверил Ей, а не мне. Хотя, кто я для него такой, чтобы верить мне больше, чем своей девушке? - С тобой точно все хорошо? – Приподняв мое лицо за подбородок и обеспокоенно заглянув мне в глаза, спросила мама. – Ты какой-то напряженный… С трудом выдержав ее пристальный взгляд, я, буквально, наскреб в себе силы и, как мог беспечнее, тряхнул головой и отстранился от нее: - Напряженный? Ну, просто мне только и хочется, что завалиться, наконец, на кровать и расслабиться! Завтра же опять в школу, как-никак… Мама понимающе улыбнулась и, потрепав меня на прощание по волосам, пожелала мне спокойной ночи и двинулась к двери. Я же поплелся к постели, но, когда она уже взялась за ручку, вдруг резко передумал и кинулся к ней, крепко обнимая за талию и лихорадочно шепча: - Я люблю тебя, мам, и папу тоже, вы ведь знаете это? Она стремительно развернулась в моих объятиях и вновь пронзительно взглянула мне в лицо: - Конечно, сынок, мы тоже любим тебя, больше всего на свете. А теперь иди и выспись хорошенько! А то что-то ты мне все же не нравишься. – Снова поцеловав меня в лоб, она мягко подтолкнула меня вглубь комнаты, а сама выскользнула в коридор и плавно захлопнула за собой дверь, оставив меня наедине с остатками совести и вызванным ими чувством вины перед родителями за то, что я все же, несмотря ни на что, собирался завтра сотворить. Тут же вспомнив про таблетки, я, дождавшись, когда родители, наконец, окончательно улягутся, и переждав для верности еще минут двадцать, спустился вниз на кухню и с замиранием той совершенно обыкновенной мышцы, что ошибочно носила название «сердце», отрыл нашу домашнюю аптечку, где среди множества и множества различных более-менее безобидных препаратов лежало и оно – мое спасительное средство от предательницы-жизни… В обнимку с почти целым флаконом таблеток я заснул даже быстрее и спокойнее, чем ожидал. Утром, прекрасно выспавшись и без каких-либо проблем встав с будильником, тщательно собравшись, – кому какое дело, что вместо учебников и тетрадок у меня в рюкзаке памятная плюшевая игрушка и пузырек со снотворным и Тайленолом? – пожелав родителям удачного дня, я, совершенно как обычно, браво зашагал в сторону школы, вот только, не дойдя до нее метров двести, свернул в узенький, не всем известный проулок, который привел меня прямиком к Центральному Парку. Ну, что ж, остается только выбрать, как можно более неприметное местечко и… Прощайте. *** Мистер Робертс не слишком любил гулять с собакой, обычно этим занимались либо его жена, что вот уже неделю, как гостила у своих родственников на ферме в Техасе, либо их милая домработница-мексиканка, которой так же почему-то не было сегодня утром в городе, так что это неблагодарное дело пало на него. Решив совместить просто полезное с полезно-приятным, то есть выгулять Джека и в кои-то веки прогуляться по Центральному парку, мужчина, на всякий случай, захватив с собой специальный набор бумажных пакетов с картонными совками, отправился по указанному маршруту в уже более приподнятом настроении. Все было не так уж и плохо, пока разыгравшийся на свежем воздухе вне всякой меры черный лабрадор не вырвал у хозяина из рук свой поводок и не ринулся в ближайшие кусты по какой-то только ему ведомой причине. - Джек! Ко мне! – Возмущенно рявкнул мужчина, но вышеупомянутый четвероногий питомец и не думал не то что возвращаться, но даже отзываться. Пришлось мистеру Робертсу лезть за ним. Продравшись через какие-то уж слишком непролазные для самого образцового городского парка заросли, мужчина оказался на совершено незнакомой ему полянке с одинокой скамейкой возле внушительного раскидистого клена. На скамейке кто-то спокойно сидел, пока искомый лабрадор прыгал вокруг него и заливисто лаял. - Джек, фу, отстать от человека! – Прикрикнул на собаку мужчина, но послушный, в общем-то, пес, на удивление, не послушался, а стал еще более заполошно носиться вокруг незнакомца. Мистер Робертс досадливо вздохнул и двинулся к скамейке. - Черт, простите, он никогда раньше не вел себя так вызывающе. – Как можно более шумно, чтобы ненароком еще больше не испугать, подойдя к сидящему, еще со спины извиняющее начал он, ловко подцепил своего питомца за поводок и, обернувшись уже лицом, стал разглядывать столь раннего, как и он, посетителя во все глаза. Оказалось, на скамейке то ли спал, то ли просто сидел, плотно уткнувшись лицом во что-то белое и пушистое, школьник. «Странно… Вроде же буднее утро…» – Тут же удивленно подумал мужчина. Ни на его появление, ни на слова мальчишка никак не отреагировал, что привело мистера Робертса в еще большее недоумение. - Эй, парень, ты чего? Случилось что? – Мужчина осторожно потряс застывшего в какой-то неестественной позе брюнета за плечо и ошеломленно ахнул, когда даже от такого легкого прикосновения парнишка вдруг взял и безвольным кулем завалился на скамейку на бок, выпуская из ослабевших рук какую-то нелепую плюшевую мышь. – Черт, да что же это? Погоди, пацан, погоди… Ты только не умирай, ок?.. Подожди немного, я сейчас! – И, трясущимися пальцами сначала проверив слабый, но все же еще прощупывавшийся пульс на тонком изящном запястье, стал судорожно рыться в карманах в поисках мобильного. Джек же, поначалу присмиревший, вновь разразился отчаянным лаем… Скорая приехала неожиданно быстро – уже спустя минут пять, а еще через десять в отделении реанимации и интенсивной терапии центрального городского госпиталя началась отчаянная борьба за жизнь не менее отчаянно не желавшего бороться за нее подростка…