Любил - растоптала... Растоптал - полюбил...

Это было легко и просто… Легко и просто – хорохориться перед Кристин. Некогда возлюбленной, ныне – соперницей. Некогда счастливой, ныне – необычно растерянной, даже виноватой. Но, несмотря на это, все такой же великолепно самоуверенной, побуждающей к решительным действиям одним своим присутствием. И я был полон решимости. Дать ей отпор. Даже в том жалком положении, в котором оказался лишь по собственной глупости и трусости, – слепым, словно новорожденный мышонок… Нет, не зря все же Кайл выбрал для меня именно это прозвище. И пусть, пусть я был так же беспомощен и слаб, но… Я был готов бороться. Если бы Кайл пришел ко мне вместе с ней… Я бы бросился к нему сам, в ноги, умоляя о снисхождении… И плевал я на какую-то там гордость и честь, обиду, злость и вполне естественную, инстинктивную ненависть за все, что я натворил и еще натворю по его милости… Но я люблю его, какая к черту ненависть? Люблю. И не отдам. Вот только стоило ей лишь выйти за порог, как вся моя решимость развеялась, словно утренний туман. Я могу бороться с Кристин… Но не с Кайлом. Что, если он попросту не захочет меня? Теперь… Даже если все то, что рассказала мне Крис, правда… Если он действительно, каким-то непостижимым образом, влюбился в меня… Что он почувствует теперь? Жалость… Лишь жалость и вину. Но мне не нужно ни того, ни другого. Я хочу… Его любви? Нет. Просто… Его. Привычного – властного, невыносимо эгоистичного собственника. Чтобы пришел и взял. Если я ему все еще нужен. ДА! Да! Да! Да! Я и в самом деле трус! Изо всех сил силящийся сложить с себя всякую ответственность! ДА! Мне страшно! Страшно… Потому что мне больше нечего ему предложить. У меня не осталось ничего. Даже здорового тела. Кому, вообще, нужен калека? Правильно, никому. А ему, в особенности. Собственно, я никогда и не был нужен… Иначе он бы уже обязательно пришел. Ведь пришел бы? Ах, да, он же был у меня однажды, даже донором стал… Может… я ему все же хоть чуточку нужен? Даже калекой? Но знает ли он о том, что я в итоге натворил этой своей саморазрушающей выходкой? А что, если знает, и поэтому больше не приходит? Черт, я сам ничего не знаю! НЕ. ЗНА. Ю. Ничего не знаю. А может, и не хочу знать? Уже ничего не хочу?.. Может, разве что, как и тем утром, в парке, покоя?.. Кайл, смилуйся, приди! Приди. И давай уже поставим точку в этих наших странных недоотношениях. А на мне самом – крест. Или… Я взывал к нему, умирая от любви, всю ночь… Ну, судя по относительной тишине, царившей в коридоре и за окном, это все же была ночь. А потом наступило утро… И на моем пороге появился Он. Даже раньше дежурной медсестры. С букетом мгновенно распространивших по палате свой божественный аромат роз. И я даже не удивился. Наверное, я все же заснул. Это сон. Сгреб в стальные объятия и зашептал, тряся меня, как тряпичную куклу: - Мышонок, милый мой, родной, что же ты?! Как ты только додумался сотворить с собой такое?! Глупый! Зачем?! - Отпусти, задушишь… – Выдохнул я, когда дышать стало уж совсем трудно. - Прости, прости меня, я же не знал, ничего не знал! Да я даже представить себе не мог, что Крис способна на подобное! Прости, слышишь? – Судя по всему, скользнув на пол, лицом уткнулся он мне в колени. Мои дрожащие от волнения руки тут же бездумно зарылись ему в волосы. - Прости… прости… прости… – Неустанно повторял он, вцепившись в меня, словно в спасательный круг. А потом вдруг выдохнул невозможное: - Люблю… Нет, в самом деле, невозможное! Он же теперь точно знает, что я… Как? Как он может?! Нет. Нет! НЕТ! Никогда не поверю! - Нет, вот только не лги мне… Не лги из жалости. Ты ведь уже знаешь, не так ли? Что я… – Взвыл я, с неимоверным трудом, – кто бы знал! – отталкивая его от себя. У меня, кажется, опять истерика… Надо успокоиться… Дыши, Винсент, дыши! - В общем, неужели, ты думаешь, что я поверю этому? Я ведь тебе и относительно здоровым был не нужен, а уж теперь… Кайл, я выжил, так что тебе не в чем себя винить. И не важно, что от меня мало что осталось. Но жалость твоя меня погубит окончательно. Не мучай меня, пожалуйста… - Жалость?! Я что, похож на человека, способного признаться в любви из жалости?! – Чуть не рыча, выговорил он. - А из чего же еще? Из каких таких других побуждений?! Повторюсь – я оказался не нужен тебе и новой игрушкой, а уж сломанной и подавно… Жалость! Жалость! Жалость! И вину! Я слышу их в твоем голосе! Я почти вижу их на твоем лице! Нет, я не хочу! Я устал… - Мышонок… – Выдохнул он просяще. - Монтгомери, я не вижу! Ничего! И вряд ли когда-нибудь прозрею! Зачем тебе калека?! – Закричал я отчаянно. Зачем ты меня мучаешь?! - Уходи. Я думал, что смогу… но у меня нет сил терпеть твою… – Уткнулся я в свои просто ледяные ладони. Молчание. Острое, словно бритва, тяжелое, словно гора… И болезненное… Такое болезненное. - Прости меня. Прости… – Услышал я его еле различимый шепот. Вот сейчас… Сейчас он уйдет… Навсегда. Хочешь? Жутко раздалось у меня в голове. - Прощай. Я, правда… люблю тебя, мой зеленоглазый мышонок. Любит. Веришь? Снова этот чужой бесстрастный голос. - Не-е-ет!!! – Кинулся я к нему всем своим существом, когда зловеще щелкнула, проворачиваясь, дверная ручка. Чтобы, щелкнув во второй раз, уже навсегда отрезать от меня мою собственную жизнь. - Нет! Не уходи! Останься-я-я! – Зарыдал я в голос. Что ж, все, как я и хотел… Запутавшись в одеяле, я неуклюже сверзился с кровати и, не имея сил подняться, вслепую пополз… Как же унизительно… Да нет, о чем я говорю?! Я же за Ним, я к Нему!!! - Господи! – Ахнул Кайл, бережно подхватывая меня на руки и начиная лихорадочно покрывать поцелуями мое, кажется, насквозь мокрое от слез лицо – брови, нос, щеки, губы. – Люблю! Люблю! Люблю! Верь мне! Верь! Любого люблю! Слепого, глухого, немого, парализованного! До самой смерти и даже после нее! Люблю! Знаю. Верю. Тоже люблю. Не хочу я никакого покоя! Ничего не хочу… без тебя. И гори оно все синим пламенем. - Мой! Мой! Люблю тебя! – Продолжал шептать он в перерывах между поцелуями, наверняка с чувством глядя на меня своими сверкающими, точно горные озера в погожий день, глазами, баюкая меня в объятиях. – Мой… Еще бы поймать этот взгляд… Ну, ничего, не все сразу. Твой. Конечно, твой. Всегда был твоим. И любил. Всегда любил, даже когда ненавидел. Да и ненавидел ли, вообще, когда-нибудь? - Я тоже люблю тебя, Кайл. Мучай, топчи… Хоть убей в будущем. Мне все равно. Я же мазохист, помнишь? И Твой. И без тебя я ничто.