Три солнца

– У меня завтра дома свободно, – объявил Ямамото, с безмятежной улыбкой закидывая руки за голову и выгибаясь, как довольный сытый кот. Солнце обрисовало его всего, приласкало и застыло, но Гокудера, которому было не до поэтических сравнений, прищурился и поинтересовался: – И что ты хочешь этим сказать? – Хотел, чтобы все собрались, – пояснил Ямамото, оглядывая всех, кто был в это время на крыше: самого Гокудеру, Цуну, Бьянки, Реборна, Рёхея, Кёко... – Нечасто выпадает возможность собраться такой большой компанией, верно? Гокудера промолчал, хотя остальные были рады представившемуся шансу. – Позовем остальных, – продолжал Ямамото, прикрыв глаза и повернувшись к безжалостно палящему солнцу. – Кто согласится. Я могу приготовить суши. – Думаю, мы с Хару и Кёко сможем помочь приготовить остальное, – подхватила Бьянки. Почти половину ее лица закрывали огромные очки, за что Гокудера был ей страшно благодарен: иначе валялся бы уже в медпункте у Шамала. – Давно мы не собирались, да? Ямамото кивнул, не глядя. – Хорошая идея, – одобрил Реборн. – Правда, вам придется обойтись без меня. Я должен буду уехать на пару дней. Гокудера заметил, как погрустнела Бьянки и как глаза Цуны на мгновение радостно вспыхнули. Вот уж кто был действительно рад намечающейся передышке: Савада последние несколько дней был вымотанным и грустным. Тренировки Реборна всегда делали его таким. Занятия сегодня в школе прошли как в тумане: кто-то что-то рассказывал, Гокудера записывал и даже на автомате отвечал, умудрился получить неплохие баллы за ответ по математике (хотя за этот предмет ему никогда не приходилось волноваться), засыпал на горке учебников, просыпался от звонка и все повторялось заново. Гокудера знал, что ему необходимо выспаться. Справедливо считая, что раз Десятый не жалеет себя и тренируется, то он тем более не может позволить себе лениться, он спал по три-четыре часа в сутки. Этого было катастрофически мало. Но Гокудера был доволен: Ури стала гораздо послушнее, да и с пламенем управляться получалось намного легче. Все это стоило того, что ближе к утру его шатало от усталости. Идея проспать хотя бы сегодня и не пойти на учебу мелькнула на мгновение и тут же ушла: мысль о том, что иначе некому, кроме Ямамото, будет охранять Цуну, отрезвила Гокудеру не хуже ледяного душа. Случись что – и он винил бы себя всю оставшуюся жизнь. Гокудера еще не забыл свой ужас, когда узнал, что в будущем Десятый погиб. Как будто у него самого кусок души выдрали. Поэтому жалеть себя он не намеревался. На крыше было жарко и ветрено. Гокудера так и улегся на нагретый за день солнцем бетон, прикрыл глаза руками и лежал, слушая, как остальные обсуждают подробности грядущего сборища у Ямамото. Самому ему было все равно, соберутся они завтра или нет, но он понимал, что расслабиться было бы неплохо, и не только ему одному. Тем более, они действительно теперь собирались большой компанией – этого не хватало. Пусть даже Бьянки будет там... Какая разница, когда всем хорошо и весело. И суши, которые приготовит Ямамото. Вот ради еды Гокудера точно туда пошел бы, несмотря ни на что. Если отец Ямамото был первым в Японии, то сам Ямамото наверняка не сильно от него отставал. Гокудера вздохнул. Хотелось остаться так навсегда: чтобы были солнце и ветер, тепло и уютно. Больше никаких забот. И много, много хорошего, качественного сна. Хаято медленно провалился в сон, покачиваясь на нем, как на мягких волнах. Гокудера снова брел по берегу, утопая ногами в сыром рассыпчатом песке. Ветер раздувал на его спине свободную белую рубашку, ерошил волосы. Три солнца светили мягко и жарко, блики играли на бирюзовой воде. Волны накатывали на берег, омывал песок и отступали с едва слышным рокотом. Над водой кружила огромная белая чайка. Она то поднималась в самую высь и почти терялась на фоне среднего солнца, громадного огненного шара, то почти падала в воду, выравниваясь над волнами лишь в самый последний момент. Гокудера улыбался, наблюдая за ней из-под ресниц: смотреть было почти больно из-за ярких бликов, но и взгляда отвести не получалось. – Гокудера, – произнес кто-то. Он недоуменно обернулся на голос и пропустил момент: на берег накатила огромная толща зеленоватой воды и накрыла Гокудеру с головой. – Ты снова заснул, – Ямамото смотрел на него сверху вниз. Гокудера убрал с лица руку и тут же болезненно прищурился: солнечный свет ударил по глазам так сильно, что стало больно. Ямамото улыбался своей обычной улыбкой – и глаза у него были тоже спокойные, с добродушными смешинками. Гокудера попытался заглянуть дальше, гадая, маска ли это, но наткнулся на непроницаемую серую стену. Только на поверхности плавало обеспокоенное недавнее: «не перетрудись». «Чихать я хотел на твое беспокойство», – подумал Гокудера и расслабился, даже не думая вставать. Он не знал, что в его взгляде увидел Ямамото, но на его лицо набежала туча. Однако он не отодвинулся: продолжал нависать, разглядывая его. Гокудере было все равно: устал уже гадать. Он повернул голову и прищурился: больше на крыше никого не было. – А где?.. – непослушными после сна губами выговорил он, но Ямамото не дослушал, поняв, о чем он спрашивает. – Уже разошлись, – ответил он безмятежно. – Цуна пошел провожать Кёко. Гокудера улыбнулся. Цуна и Кёко – это замечательно, может, у них что-то получится. – Ясно. Ямамото чуть наклонил голову, глядя с такого близкого расстояния, что Гокудера смог рассмотреть, что глаза у него не карие, а янтарные. – Ты снова не спишь, а тренируешься, – заявил Ямамото негромко. – Верно? – Какая разница, – огрызнулся Гокудера. Его расслабленность как ветром сдуло. Ямамото лишь вздохнул и покачал головой. Гокудера видел, что он много чего хотел сказать, но сдержался – понимал, что иначе ссоры и, возможно, драки не избежать. Давно у них не доходило до драк... Гокудера вспоминал, когда они в последний раз серьезно конфликтовали, но в голову не приходило ни одного такого случая со времен боя с Гаммой. – Не забудь, что завтра идем ко мне после школы, – напомнил Ямамото. – Хорошо, – вздохнул Гокудера. – Может, подвинешься и дашь мне подняться? – поинтересовался он. – Мне и так удобно, – засмеялся Ямамото. Гокудера мученически свел брови и пихнул его в плечо, намекая, что шутки окончены. – Я должен идти, – проворчал он, садясь и растирая руками лицо. В голове гудело. Поспал, называется, на солнышке. – Не перегрелся? – спросил Ямамото. – У меня вода есть, если хочешь. – Нет, – отказался Гокудера. – Все нормально. Пошли уже. Ямамото пожал плечами, тоже поднялся на ноги и на автомате отряхнул школьные брюки. Гокудера, не особо заботясь о том, успевает ли он, пошел к выходу с крыши, мельком зацепившись взглядом за крышу соседнего корпуса. Там тренировались Хибари и Дино – они оба двигались так быстро, что за ними было очень трудно уследить. Со стороны казалось, что между ними идет битва не на жизнь, а на смерть. – Хибари действительно жуткий человек, – усмехнулся над плечом Гокудеры Ямамото. Хаято обернулся и посмотрел на его лицо. Глаза у Ямамото горели своим особым огнем. Казалось, что он хочет прямо сейчас оказаться там, биться с ними, по-настоящему, чтобы опасность подстерегала за каждым обманчивым движением и адреналин зашкаливал за максимальную отметку. По мнению Гокудеры, кто тут и был жутким человеком, так это Ямамото. Добрый, общительный, улыбчивый Ямамото. – Пошли, – сказал Гокудера. Ямамото опомнился. – Да, – отозвался он, неохотно отводя взгляд от Дино и Хибари. – Пойдем. Идти до дома вдвоем стало почти привычно: прямо на выходе из школы Цуну частенько перехватывал Реборн и, не особенно прислушиваясь к стенаниям своего горе-ученика, уводил его тренироваться. Изредка Цуна пользовался редкой возможностью прогуляться с Кёко – и тогда уже Гокудера и Ямамото старались оставить их вдвоем, а сами уходили вперед. Гокудера считал, что раз боссу так нравится Сасагава, то он, его правая рука, обязан сделать все, лишь бы у босса все получилось. Поэтому он иногда намеками, а иногда и силой уводил Ямамото в сторону. Хаято готов был поклясться, что Ямамото получает море удовольствия от таких ситуаций: пусть даже его лицо было серьезным, глаза почти всегда искрились насмешливо и понимающе. Сегодня даже и изощряться не пришлось: Ямамото не смог оставить его на крыше одного. Все складывалось просто замечательно, если не брать в расчет ноющую голову – сказывался недосып и короткая дрема на солнышке. И сны постоянно какие-то глупые снились, это тоже хорошего настроения не прибавляло. Ямамото шел рядом молча, засунув руки в карманы и крепко задумавшись. Между бровей у него залегла непривычная глубокая складка, губы были сжаты. Гокудера не хотел его отвлекать – не было ни желания, ни настроения для разговора. Даже языком ворочать было лень. Кости расплавились под лучами безжалостного солнца, мозг разжижился и вытек через уши там же, на крыше. А дома ждала прохлада, полутьма тесной комнатки и разобранная, разворошенная постель, которую он так и не удосужился убрать, когда собирался в школу. Гокудера ходил по квартире сонный и вялый, спотыкался о разбросанные по полу книги и коробки, лениво собирал свои вещи и долго сидел на кухне, дожидаясь, когда закипит чайник. Убраться он, естественно, даже не подумал. В школе целый день царили легкий хаос и оживление: все были в предвкушении новых учеников. Просочившиеся откуда-то слухи оказались правдой, и к середине дня класс напоминал улей растревоженных пчел. Гокудера потянулся, зевнул и поправил на плече ремень сумки. Кому-кому, а ему было плевать, кто к ним переводился и зачем. Его задача – охранять Десятого, а уж остальное как-нибудь подождет. – Хочешь ко мне? – вдруг спросил Ямамото. Смотрел он при этом не на Гокудеру, а перед собой, будто спрашивать было неудобно. Хаято подозрительно прищурился, задумчиво посмотрел на перья облаков в небе, а потом покачал головой: – Нет, спасибо. Я домой. – Как хочешь, – улыбнулся Такеши. – Я не настаиваю. Улыбка у него была натянутая, как нитка, потяни чуть сильнее – и порвется, пропадет без следа. Гокудера неловко пожал плечами, но ничего не сказал: не знал, не умел, даже если считал нужным. Если бы за умение сглаживать словами углы ставили оценки, то Гокудера был бы самым отстающим учеником на свете. Ему хотелось пойти с Ямамото, но что-то внутри бунтовало и не давалось. Не нужно злоупотреблять чужими гостеприимством и добротой, даже если человек «свой» в доску и приглашает сам. Тем более, когда этот человек – Ямамото. Неудобно. Увидятся завтра. И Десятый будет там. И Кёко, и Хару, и Рёхей... Компания должна была собраться большая. Отличный шанс оказаться в толпе, ненадолго забыть, что все они в мафии и что за каждым из них могут охотиться. Отличный шанс посмотреть на Ямамото со стороны, изучить его и проанализировать. – Тогда до завтра? – неловко поинтересовался Ямамото. Гокудера кивнул, молча развернулся и, махнув ему рукой, первый пошел через дорогу – тут их пути расходились. Он шел, разглядывая шершавый асфальт под ногами, не оборачиваясь и почти не глядя по сторонам, но откуда-то все равно знал, что Ямамото по-прежнему стоял на перекрестке и провожал его взглядом до тех пор, пока он не завернул за угол и не пропал из виду. Это было странно, непонятно и напряжно, но Гокудера все равно чувствовал неясное тепло, когда думал об этом. Ну что за дурак... Шел бы ты уже домой, Ямамото. Дома было тихо, прохладно и темно из-за задернутых плотных штор на окнах. Гокудера шагнул вперед, запнулся о собственные кроссовки, которые так и не удосужился убрать несколько дней назад, выругался и вздохнул. Дома темно и тихо. Хорошо. И плевать на Ямамото, на этого придурка с кучей масок, за которыми не разглядеть лица. Какая разница, что он выглядел разочарованным, когда Гокудера отказался идти с ним? Никакой, уж Гокудера точно не должен думать о таких глупостях. Хаято запер дверь, зашел в спальню и резко раздернул тяжелые темные шторы, пуская в комнату неяркий свет заходящего солнца. Тихо, прохладно, но хотя бы светло. Самое время для того, чтобы напиться кофе, прибраться и выпустить Ури. Гокудере было некогда сомневаться и раздумывать: он должен был стать сильнее.