Мой сладкий надзиратель

      Кто бы мог подумать, что я начну вести дневник? Правда, не на листе бумаги, а у себя в голове. Просто каждый день веду отчёт о том, что сегодня сделала. Уже целый месяц гоняюсь за этой шайкой воров, которые украли фамильные драгоценности директора. Ублюдки! Перерыв весь дом, я не нашла ни одного украшения. Оставалось только одно место, где могли они храниться. Без капли сожаления беру свой любимый нож и вспарываю жертве живот. Давно не чувствую жалости. Только отвращение при виде его кишок. Я, как всегда, права, та самая дорогущая бриллиантовая брошь оказывается у него в животе. Беру её, тщательно мою руки и не спеша иду к выходу. Приезжаю на такси к банку, кладу в сейф драгоценность. Все это время меня тревожит шестое чувство. И я права (как всегда). Полиция нашла меня! Начинаю убегать. Но нет, видать, они подготовились, я окружена. Прячусь за стеной и достаю пистолет. И тут раздаётся знакомый голос:       — Брось оружие, будет только хуже! — Будь ты проклят, Жан! Бросаю пистолет и выхожу с поднятыми руками, я попалась.              25 октября, вечер       Хрен знает, сколько просидела в этой пустой камере! Гребаный следователь задаёт тупые вопросы, разумеется, искренне отвечаю ему плевком в лицо. И так кучу раз подряд. Меня опять забирают на очередной допрос, я уже успела накопить порядком слюны, чтобы радушно поприветствовать следователя. Но его я так и не увидела. Двое мужчин сидели за столом и ждали меня. Один был старый, а другой молодой. Меня грубо усадили на стул перед ними.       — Спасибо, оставьте теперь нас наедине, — махнул тот, что постарше, и охранник удалился.       — Мы от организации, — улыбаясь, говорит молодой человек. Я мысленно усмехаюсь — значит, я ещё нужна. — Итак, я ваш личный психиатр, а мой коллега — ваш адвокат, — продолжал парень. — Мы поражены вашей буйностью и агрессивностью, поэтому я решаю отправить вас в психиатрическую больницу, где вы благополучно скончаетесь.       В горле у меня пересохло. Очевидно, президент решил избавиться от меня! Паника, паника. Не подавай виду, Имир!       — Что от вас требуется: во-первых, вести себя буйно и неадекватно. Ведь из психбольницы сбежать легче, чем из тюрьмы. Во-вторых, никого не убивать, в-третьих, никуда не сбегать. И тогда двадцать пятого ноября вы будете на свободе, а у нас на руках будет свидетельство о смерти, и вы спокойно продолжите свою работу. Надеюсь, я всё ясно объяснил. Приятного вам дня, — с этими словами старик поднялся и вышел из комнаты, за ним последовал и парень, напоследок подарив мне свою обворожительную улыбку в стиле «догони меня кирпич». Прошло несколько минут, прежде чем я поняла, что меня хотят спасти.              27 октября, вечер       Меня привозят в психушку на какой-то развалюхе. Открывают дверь, и два мускулистых санитара, подхватив меня, несут в больницу. В смирительной рубашке сложно двигаться, но я не отчаиваюсь, так и норовлю укусить санитара. Меня подносят к дверям. Там собралась чуть ли не вся больница, все глазеют на меня как на… как на…       — Будьте вы прокляты, ублюдки! — вырывается у меня. Куда-то ведут. Больница грязная и старая. Заносят в душевую, всё те же санитары срывают с меня одежду. Не стесняюсь, по-прежнему продолжаю буйствовать. Один из парней сильно бьёт меня по спине, и, немного контуженная, прекращаю барахтаться. И тут начинается мука. Включается вода. Жутко горячая, кипяток. Пытаюсь уйти от струи, но оба парня берут по одной моей руке. И моя голова оказывается под самой струёй. Ору как дикий зверь. Мой мозг будто плавится. Кажется, что я сейчас умру.       Наконец-то пытка кончилась, меня одевают. Уже не сопротивляюсь. Тело обмякло, и ноги не держат. Один из санитаров подхватывает моё ослабшее тело на плечо и несёт в камеру. Там сажают на стул и привязывают к нему. Сейчас я ненавижу весь мир.              28 октября, утро       Жутко хочу жрать. Слышу скрип железной двери. И заходит ангел?.. Нет, не ангел, всего лишь миловидная шлюшка. Голубые глаза, небольшой рост, блондинистые волосы, и этот голосок:       — Здравствуй, Имир. Я принесла тебе поесть, — тихо говорит, боится меня. Такие сладкие губки. Как хочется поцеловать! О чём ты думаешь, Имир?! Это маленькая шлюшка давно осознала, какая она красивая, и трахается с парнями каждый божий день. А чем же я тогда хуже? Неспешно поднимаю голову и ехидно улыбаюсь:       — Я поем, если поцелуешь меня, — ведь знаю, деточка, что организация предупредила тебя о моей смерти. Ты не должна её допустить. Ты должна понимать, что я здесь главная. И либо ты меня целуешь, либо я вообще никогда не поем и умру с голода, а тогда не сносить тебе головы. Я мысленно ликую, видя, как округлились её глаза, она краснеет, как девственница, потом надувается, как помидор, а потом кричит:       — Не буду я тебя целовать! — и уходит, очень быстро, забрав с собой поднос с едой. Боже, какая милая реакция, я уже почти жалею, что поторопилась с выводом о ней. Но ещё не вечер, она вернётся ко мне…