Солнечный

      Нагиса привыкла доверять своему чутью. Несмотря на то, что она была научным работником, анализом и логикой от природы она не владела. Разумеется, она могла применять их на практике. Как и любого студента, ее учили думать. Будучи человеком совсем не глупым, она научилась применять логику, когда это нужно. Правда для этого ей приходилось прилагать определенные усилия. И не редко ей приходилось записывать цепь рассуждений, так как удержать ее в голове она попросту не могла. Но с интуицией дело обстояло совсем иначе. То, до чего она не могла дойти логически, она чувствовала. Чувствовала, конечно, полусознательно. На уровне смутных догадок и ощущений. Но заметив однажды за собой эту особенность, Нагиса развила ее должным образом и научилась мгновенно расшифровывать сигналы подсознания. Собственно говоря, лишь благодаря этому она и смогла стать ученым. Вылавливая идеи и смутные догадки из своего подсознания, она долго и мучительно обосновывала их логически. Нагиса не мухлевала. Ей и так всегда казалось, что она подгоняет теорию под готовый ответ, и потому старалась строить доказательства предельно честно, не подтасовывая факты. Это отнимало чудовищно много сил и времени. Но результат всегда стоил потраченных усилий. Потому что подсознание ни разу еще не подвело Нагису и не позволило ей долго сохранять уверенность в неверном предположении. А если уж ее подсознание в чем-то было уверено, то она ни минуты не сомневалась, что так оно и есть в действительности.       Сейчас чутье подсказывало Нагисе, что она вляпалась по самые уши. Она испытывала дикий, почти животный страх к человеку, который в данный момент сидел напротив нее и неторопливо ел жульен.       Но, в то же время, человек этот не делал ничего, что могло бы вызвать страх. Он улыбался так добродушно и открыто, и так беспечно болтал на отвлеченные темы, что это сбивало с толку. И Нагиса никак не могла вычислить причину своего страха. Для этого нужно было проанализировать ситуацию, а это оказалось для девушки сейчас слишком сложным.       Поэтому, здраво рассудив, что страхом делу не поможешь, Нагиса тоже принялась за еду. Встать и уйти она не могла. Физически не могла. Как-либо помешать незнакомцу напротив — тоже. Да и не знала она, в чем ему мешать. Вычислить его цели и мотивы ей так же было не под силу. И потому она мысленно махнула рукой и сказала себе «будь что будет!». И тут же успокоилась. Неизменное чутье, которое заставляло ее бояться этого человека, четко и ясно сказало ей, что она ничего не сможет сделать. А значит, не стоит и пытаться.       Договорившись наконец с собой, Нагиса подхватила со стола вилку и принялась за еду, порадовавшись, что она умеет обращаться со столовыми приборами. Внутри учебного комплекса Семи Лун в отношении еды принято было придерживаться традиций. Европейской кухни и уж тем более вилок там не встретишь. Но сегодня взаимопроникновение культур с каждым днем ощущалось все сильнее, и в ресторанах европейские столовые приборы встречались теперь чуть ли не чаще, чем традиционные японские палочки.       Блюдо, которое заказал незнакомец и для себя и для Нагисы, оказалось немного странным на вид, но довольно вкусным. И Нагиса решила для себя, что непременно снова сходит в ресторан с французской кухней и перепробует все, что он сможет ей предложить.       Окончательно расслабившись и выгнав из головы бесплодный бессмысленный страх, девушка решилась, наконец, включиться в разговор. До этого момента мужчина вел ненавязчивую беседу о природе, погоде и своей культурной адаптации, а Нагиса лишь кивала в ответ и бросала короткие «угу» и «ну да».       Теперь же она почувствовала, что готова начать продуктивный разговор, ради которого, очевидно, ее сюда и привели. Но заинтересованность собеседника в этом разговоре ее волновала в последнюю очередь. Сейчас она хотела выжать максимум пользы из сложившейся ситуации, и потому решила спрашивать то, что покажется актуальным ей, а не мужчине напротив. Вызнавать и выманивать информацию в завуалированной форме она не умела, и потому спросила прямо:       — Как вы это делаете?       Взгляд мужчины напротив из отвлеченно-доброжелательного мгновенно стал внимательным и цепким, но легкая полуулыбка не покинула его губ.       — Что делаю? — насмешливо спросил он.       Нагиса пожала плечами и отправила в рот очередной кусочек жульена.       — Удерживаете меня на месте. Я хотела убежать прочь как только вы заговорили со мной на улице. Но вместо этого сижу здесь с вами. Как вы это сделали?       — Быть может, вы попали под влияние моего очарования? — приподнял бровь мужчина. Его явно забавлял этот разговор, как и прямота собеседницы.       — Ерунда! — безапелляционно заявила Нагиса, и продолжила, сама не понимая, откуда берет слова. — Это явление явно имеет иную, отличную от естественной, природу. Более того, я убеждена, что вы можете это контролировать. И я хочу понять, как вы это делаете.       Он откинулся на спинку стула, и улыбка его стала шире.       — Браво, Нагиса-сан! Вы действительно ученый. Простите, что позволил себе сомневаться в вас.       — Ну так как вы это делаете? — как ни в чем не бывало повторила свой вопрос Нагиса.       — Ну я же боец. Кому, как ни вам, знать, ЧТО способен сделать боец одним лишь словом.       — Вне боевой системы? — Нагиса покачала головой. — К тому же заклинания требуют четких формулировок, — она усмехнулась и с видимым удовольствием бросила ему его же слова. — Кому, как ни вам, об этом знать.       Он пощелкал языком и подался вперед, глядя Нагисе в глаза.       — Все так. Но не совсем. Я ответил на ваш вопрос, лишь опустив технические детали. Но ведь они интересуют вас больше всего, так, Нагиса-сан?       И Нагиса вдруг поняла, почему этот человек вызывает у нее такой страх, несмотря на дружелюбную улыбку. Потому что улыбался он вовсе не ей, а своим мыслям. А в мыслях его царила полная непроглядная тьма, как и в его глазах, которые сияют бликами лишь на поверхности, а внутри черны, как тушь.       Она постаралась кивнуть как можно увереннее и не отводить взгляда от этих жутких блестящих глаз с любопытством глядевших на нее.       — Именно так, — подтвердила она.       — Просить ответов, не предлагая ничего взамен? Ай-яй-яй, Нагиса-сан! Как невежливо с вашей стороны, — проговорил он, не прерывая этого мистического контакта глаз, в котором рассыпалось и отдалялось пространство-время.       — А что вы хотите взамен? — прямо спросила Нагиса.       Он подался еще немного вперед и понизил голос.       — Вас, Нагиса-сан.       Нагиса шарахнулась назад и стремительно покраснела.       — Ч-что?! — переспросила она, задыхаясь от возмущения.       Мужчина рассмеялся и снова откинулся на спинку стала.       — Вас и ваши разработка, Нагиса-сан, — пояснил он. — Меня особенно интересуют материалы об искусственно созданных парах — «нулях». Знаете, для меня это очень актуальный вопрос. Возможность легкой замены бойца открывает невероятные горизонты.       Нагиса вновь покачала головой.       — Увы, но на практике это оказалось невозможно, — она и сама не знала, зачем рассказывает совершенно секретную информацию сопернику, врагу, имевшему над ней непонятную и безграничную власть. — Связь внутри пары слишком сильна, чтобы возможно было осуществить замену. Природу не обмануть.       — Разве? — он приподнял бровь. — А я делал это множество раз. Как сейчас например, удержав вас на месте вне боевой системы и пренебрегая точными формулировками. К тому же, мне известно, что один из ваших учеником сумел обмануть природу.       Нагиса удивленно расширила глаза. Неужели?! Неужели они вовсе не хотели убить его, а…       — Вижу, вы поняли, Нагиса-сан? Разве вам, как ученому, не интересно разобраться в этом вопросе? — он снова понизил голос. — Разве вам не интересно разобраться во мне, Нагиса-сан?       С каждым словом его голос становился все тише, пока не превратился в доверительный шепот, так что Нагисе приходилось прислушиваться и самой потянуться к нему, чтобы не упустить ни слова.       — Разве вы не хотите помочь мне, Нагиса-сан?       — Разве я могу отказать вам, господин Жан? — так же шепотом спросила она, почему-то уверенная в том, что правильно поняла, кто сидит перед ней.       — Можете, — совершенно серьезно подтвердил он.       — И что будет, если я откажусь?       — Я покажу вам, в чем источник моей силы, Нагиса-сан, — сказал он ей. — И вы умрете.       — Зачем вы даете мне эту иллюзию выбора, если можете просто заставить меня, как заставили прийти сюда?       — Потому что я уважаю вас, Нагиса-сан. И по личному опыту знаю, что многие предпочли бы умереть. Если вы решите, что так будет правильнее, я позволю вам это.       Нелепо. Просто невозможно! Но он действительно предлагал смерть не как угрозу, призванную заставить Нагису подчиниться, а как выход, позволяющий ей избежать подчинения. Это не укладывалось в голове.       — Что же такое вы предлагаете мне, что я предпочла бы смерть?       Он заговорщицки улыбнулся, перегнулся через стол и едва слышно прошептал, чтобы никто кроме Нагисы не смог услышать.       — Я предлагаю вам объявить войну природе, Нагиса-сан.       Со стороны казалось, что Рицу легко адаптировался после потери зрения. Он не делал шатких неуверенных шагов, не шарил слепо руками по стенам и столам. С первого же дня после выписки, он отказался от посторонней помощи. Попросту разогнал всех сочувствующих и жаждущих помочь ему, и остался один в своей тьме. И все вокруг приняли это, как данность, и, похоже, поняли.       Со стороны казалось, что потеря зрения вовсе не мешает Рицу. Он двигался так легко и уверенно, будто провел во тьме всю жизнь. И никого не удивляло такое положение дел. Коллеги давно привыкли к тому, что Рицу — человек невероятной силы. Многие даже считали, что он всесилен, как бог. И это было небезосновательно. Немногие жертвы могли пережить потерю бойца. Немногие могли после этого вернуться к нормальной жизни, к преподаванию. Мало кто мог оставаться таким же сильным и уверенным в такой ситуации. Но Рицу смог. Что бы ни случилось, он никогда не терял присутствия духа, холодной рассудительности и той невероятной силы, которая без сомнения восхищала всех вокруг. Однако мало кто догадывался, насколько в действительности сложно было Рицу оставаться сильным. Все вокруг считали его силу некой природной характеристикой, данной ему свыше, и были глубоко убеждены, что эта сила, будто существуя отдельно от самого Рицу, лишает его всех проблем с той же непринужденностью, с какой он привык к своей слепоте. Никому и в голову не приходило, что ему, как и всем остальным, приходится каждый миг бороться с обстоятельствами. И они, обстоятельства, досаждают ему ничуть не меньше, чем всем остальным.       Как, например, сейчас. Невозможность видеть порождала чудовищное количество проблем, связанных с восприятием информации. Если с вновь поступающей информацией он смог разобраться, дав распоряжение записывать все доклады и отчеты в звуковом формате, то архивы стали для него совершенно недосягаемы без посторонней помощи. А просить о помощи Рицу не любил. Осознание собственной беспомощности — это, пожалуй, единственное, что могло выбить его из колеи, и потому он прикладывал максимум усилий, чтобы никому даже в голову не пришло упрекнуть его в беспомощности. А главное, чтобы он сам ни в коем случае не поверил в нее.       Поэтому Рицу полагался на память, упорно выгоняя из головы мысль о том, что он пытается сам себя одурачить.       Память у Рицу была отменная. Все, что он когда-либо слышал, и в чем принимал участие, он мог восстановить при должном усилии. Но, как ни крути, он принимал участие далеко не во всем, что происходило в Семи Лунах даже за то время, что он там работал. А вспомнить то, о чем он не знает, он не мог при всем желании.       Но просить о помощи он не спешил. Это было крайней мерой. И прежде чем прибегнуть к ней, он твердо вознамерился перепробовать все иные средства. И в данный момент он сосредоточенно перекапывал собственную память в поисках чего-нибудь, что могло быть хоть как-то связано с нынешними событиями.       Что такого могло произойти, что заставило Рицу начать бурную деятельность?       А произошло следующее:       В ежедневных докладах обстановки в городе, Рицу заметил одну особенность, заставившую его забеспокоиться. На данный момент не было повода поднимать тревогу, но Рицу чувствовал, что что-то здесь не так.       В последнее время в городе участились случаи убийств. Убийств зверских, по своей жестокости, и совершенно не связанных между собой. Жертвы не имели никаких связей. Ни место убийств, ни род занятий, ни внешнего сходства. Единственным, что объединяло жертв, был их возраст. Все это были молодые, сильные, здоровые люди.       Люди, пышущие жизненной силой — первое, что пришло на ум Рицу, когда он услышал характеристики жертв.       Кому-то, наверное, могло показаться, что боевые пары существуют лишь для того, чтобы сражаться между собой. И из-за постоянных внутренних распрей, даже учителя порой забывали, что на самом деле это не так.       На самом деле, призванием каждой Школы была охрана покоя мирных жителей. Как и много лет назад их предшественники — школы боевых искусств и воинствующие кланы, Школы готовили бойцов для того, чтобы они защищали людей от опасностей и беспорядков. Но если древние самураи воевали мечами и против мечей, то нынешние бойцы сражались при помощи древней магической силы, и защищали людей от нее же.       Рицу никогда не забывал об этом, и от того презирал молодые школы, созданные лишь для того, чтобы научить пары упиваться собственной силой и управлять ею, как им вздумается, не помня ни о своем долге, ни о своей истории.       И по той же причине он не любил Нагису, которая видела в Школе лишь поле для своих экспериментов да глупых детских войнушек. Но он все же надеялся, что рано или поздно Нагиса повзрослеет и станет достойным сэнсэем, способным научить своих последователей не только технике плетения заклинаний.       Но идеологическая подоплека увела нас от главного. А главным сейчас были события, поставившие на уши весь город. Полиция играла в прятки с прессой, пресса травила байки, перепугав горожан, а горожане поносили и осуждали полицию. И пока они по кругу бегали друг за другом, в городе орудовал жестокий беспощадный убийца. Ни у кого не было сомнений в том, что это обычный маньяк. Ни у кого, кроме Рицу. Слишком уж разными были жертвы. Слишком уж похожи они были в своей юной силе жизни. И слишком кровавыми и жестокими были способы убийства.       Рицу проклинал свою слепоту за то, что не может увидеть своими глазами раны, чтобы понять, прав он или нет. Потому что никто, кроме него, похоже, не догадывался о том, что происходит. Слишком уж все вокруг привыкли к дилетантскому неумелому применению Силы, которое оставляет явные неопровержимые следы.       Но Рицу помнил еще, что есть и другие способы. Есть профессионалы, способные использовать Силу так искусно, что не останется явных следов. Рицу помнил, и это не давало ему покоя. Но выдвинуть безосновательную гипотезу он не мог, и потому он искал. Искал аналоги, вспоминал все о древних способах применения Силы, анализировал каждую крупицу информации, полученную от наблюдателей. Он искал в темноте, с завязанными глазами, и теперь это вовсе не было метафорой для него.       И это было обусловлено не только чувством долга. Это было его личным испытанием. Его решающей битвой с собственным бессилием.       Йоджи и Нацуо ушли только под вечер. Как Кио и ожидал, съесть все, что они выпросили у Соби, мальчишки не смогли. Но он явно недооценил их сообразительности. Все, что они не смогли слопать за раз, ребята упаковали и забрали с собой, оставив кухню совершенно разоренной, как лавчонку, испытавшую на себе месть рекетиров. И сейчас они, вместе с Соби убирали последствия вторжения прожорливых налетчиков. Мальчишки были такими веселыми и жизнерадостными, что в их присутствии Кио и самому хотелось дурачиться и веселиться без конца. Но стоило закрыться двери за нарушителями спокойствия, как усталость навалилась на Кио со всей своей немалой силой. И он боялся даже предположить, как чувствует себя Соби, который едва-едва оправился от ран.       Вздохнув и покачав головой, Кио подошел к Соби, который всерьез вознамерился перемыть гору посуды, лишь самую малость не дотягивающую своими габаритами до Фудзи.       — Давай лучше я, — сказал Кио, обняв Соби со спины и опустив подбородок ему на плечо.       Соби вздрогнул и опустил голову.       — Все нормально, Кио, я в порядке.       — Ты не можешь доверить мне даже мытье посуды? — спросил он, неосознанно поднимая тему, задетую сегодня Йоджи.       Кио действительно не хотел напоминать об этом сейчас, но слова сами сорвались с языка. И вернуть их уже было нельзя, потому что Соби напрягся в его объятиях и ниже наклонил голову.       — Я доверяю тебе свою жизнь, — совсем тихо сказал он, не оправдываясь, а будто бы пытаясь доказать что-то.       Кио вздохнул и крепче обнял его.       — Со-тян, я обсуждаю с тобой мытье посуды, а не вопросы мироздания. К чему такая серьезность?       И пока тот в растерянности думал, что ответить, Кио оттащил его от раковины и усадил за стол, а сам вернулся к грязной посуде.       Но шутка не помогла разрядить обстановку. Напряжение, спавшее весь день в тени, теперь выползло, окрепло и повисло в воздухе, царапая Кио лопатки острыми шипами. И ничего от него не спасало, ни шум воды, ни монотонность действий.       Кио не любил серьезных разговоров. Он боялся их до ужаса, и даже если пытался начать такой разговор, сам же первый начинал отшучиваться, или предварительно напивался так, что попросту не мог удержать язык за зубами. Но сейчас нужно было поговорить. Обязательно. Иначе это напряжение так и будет висеть между ними, впиваясь острыми шипами при каждом шаге навстречу.       — Если ты доверяешь мне свою жизнь, — неуверенно начал Кио, чувствуя спиной взгляд Соби, — может ты тогда и мою жизнь мне доверишь?       Напряжение загудело, выпуская шипы. Соби молчал. Молчал долго. И ответил лишь когда Кио уже перестал ждать ответа, разочаровавшись в своей неудачной попытке начать разговор.       — Я понимаю, — проговорил он, — я не…       — Да нихуя ты не понимаешь! — оборвал его слова Кио и зажмурился, сам испугавшись своего голоса. — Почему ты просто не можешь поверить мне? Даже сейчас ты все еще ждешь, когда же я развернусь и уйду! Разве я предавал тебя когда-нибудь? Разве я отворачивался от тебя хоть раз, а?!       Кио сжал пальцами края раковины и замолчал, пытаясь отдышаться. Ему страшно было обернуться. И страшно было говорить дальше. Но молчать было нельзя. Нужно было говорить. Обязательно нужно было говорить. И пусть шипы напряжения растут, пусть оно раздувается, как пузырь, нужно было говорить.       — Тебе будет все равно, если я уйду? — спросил он.       — Я пойму…       — Тебе будет все равно, если я уйду? — снова перебил его Кио, не давая забросать его бессмысленными объяснениями.       Соби не отвечал.       — Знаешь, Со-тян, — заговорил Кио, чтобы только не слышать этой тишины за спиной, — если ты так боишься принимать решения сам, я буду принимать их за тебя. Любые, если хочешь — даже все. Но только не это. Ты ведь сказал, что я сам должен захотеть стать твоей жертвой, чтобы появилась связь. Так вот, чтобы связь появилась, ты тоже должен хотеть стать моим бойцом, понял? И не говори мне, что я ничего не понимаю и не могу делать выводов. Все я могу. Это элементарная логика. Простое недопущение противоречий.       — Я хочу быть твоим бойцом, — неуверенно сказал Соби у него за спиной, будто сдавшись под напором слов.       — Ты веришь мне?       — Верю.       Кио поджал губы.       — А по-моему, ты опять пытаешься надуть меня, просто сказав то, что я хочу услышать.       Соби улыбнулся и вдруг поднялся со своего места.       — А ты веришь мне? — спросил он, встав у Кио за спиной, как пятью минутами раньше стоял он сам.       Напряжение раздулось, едва вмещаясь в комнату, и вдруг лопнуло.       Кио улыбнулся и доверчиво откинулся назад, на грудь Соби.       — Верю, — ответил он.       И вопрос был исчерпан. Не было больше никаких недомолвок. Слова и длинные объяснения попросту стали не нужны. Потому что Кио действительно верил. И он разом перестал бояться, что Соби под давлением обстоятельств оставит его, что он вернется к Рицке или к Сеймею, что он позволит Чоуме увести Кио. И он никуда не отпустит Кио. Не потому что Кио ему приказал, а потому что он знает: Кио не хочет уходить.       — Появилась, — едва слышно шепнул Соби, улыбнулся и ткнулся носом Кио в затылок.       — Что? — растерянно переспросил Кио. Облегчение и понимание затопили его с головой, и он на пару мгновений выпал из реальности, так что тихий шепот за его спиной стал неожиданностью. Но почему-то этот шепот не вырвал Кио обратно в реальность, а наоборот, погрузил еще глубже в странное состояние, близкое к блаженству, окутавшее их с Соби словно мягкими теплыми лентами.       — Связь, — все так же шепотом пояснил Соби, словно боясь спугнуть это уютное теплое ощущение неосторожным словом. — Чувствуешь?       И Кио понял, что это за ощущение, в которое они вместе провалились. Удивительно, как Соби всего одним словом удалось выразить все то, что даже не помещалось у Кио в сознании.       — Да, — подтвердил он и улыбнулся. — Чувствую.