Сложно быть человеком

— Пойдём гулять? — Пойдём. Артано смотрит удивлённо и как-то сочувственно. — Ты не перегрелся? Мелькор пожимает плечами. — Может быть. И действительно встаёт, идёт в прихожую, кроссовки ищет. Гортхаур догоняет, разворачивает к себе за плечи, заботливо трогает лоб, пока Бауглир не глядя изворачивается, чтобы залезть в ботинок. На улице жарко, для первого дня лета почти возмутительно и наводит на подозрения, что всё июньское тепло будет растрачено сегодня. Сиренью пахнет невыносимо, до одури сильно. Она цветёт во дворе, и у дороги, и в руках прохожих в смешных футболках. Артано тихонько плавится. Мелькор по сторонам особо не смотрит и бредёт вроде бы за Гортхауром, а вроде и сам по себе. Останавливается только у бара, дёргает Артано за небрежную косичку и кивает на дверь. — Зайдём? Гортхаур задумывается, лениво качает головой. — Не хочется. Мелькор хмыкает. — А ещё говорит, я перегрелся. Артано закатывает глаза, мазнув Мелькора по щеке кончиком косы, перебрасывает её через плечо, так что она почти расплетается, и тянет его дальше по улице. Невидимая сирень с ума сводит. Они выходят к морю, где их накрывает черешня и сахарная вата, и Артано замысловато виляет бёдрами под музыку из прибрежного кафе. Музыка неспешная, и движется Гортхаур под что-то в своей голове. Мелькор выдыхает что-то оскорбительное и прячет руки в карманы. — Сам дебил, — усмехается Артано, не оборачиваясь, и мимо лотка с мороженым проскальзывает на пляж. Мелькор немедленно вязнет в песке, чувствует его в кроссовках и отстаёт, пока Артано уходит к воде, не глядя ищет его руку своей. Бауглир не спешит догонять, медленно выбирается из песка и к Артано подходит, когда тот уже останавливается у кромки воды. Волны шумят тихо, лениво, почти касаются его кед, но не дотягиваются. Мелькор обнимает сзади. — Чтобы все брызги попадали на тебя, — сообщает он Гортхауру в ухо. Тот невнятно соглашается, готовый принять этот удар на себя, и щурится на солнце. Волны от него золотятся и белеют, Мелькор не знает, куда отвернуться, чтобы по глазам не било, а Артано только на песок у своих ног и смотрит. Сжимает руки Мелькора на своей талии, запястье большим пальцем гладит. Ленивый, как волны. Бауглир целует его в шею, потому что просто так стоять скучно, и губами чувствует смешок: Гортхауру щекотно и приятно. Мелькор знает, что он так может стоять хоть весь день, а у самого от солнца и неподвижности голова начинает кружиться. Не размыкая объятий, тянет Артано вниз. Получается неловко, Гортхаур бурчит что-то недовольно, но без энтузиазма и устраивается поудобнее, спиной прислонившись к груди Бауглира. Песок тёплый, можно было бы назвать приятным, если б не засыпался тут же в брюки. Мелькор решает, что если не двигаться, то не будет чувствовать неудобства, и замирает. Гортхаур застывает тоже, иногда кажется, что засыпает — на деле смотрит, как волна всё-таки добирается до резиновой подошвы кед, облизывает её и отступает. И так раз за разом. Что время идёт, понятно, только когда музыка в кафе становится громче, предвещая вечернюю смену. И солнце уже сбоку светит мягче и ленивее — почти получается игнорировать. Мелькору даже есть не хочется, несмотря на пресловутую черешню с набережной. Артано нехотя возится, кое-как расцепляет руки Мелькора, который тот после нескольких часов без движения чувствует с удивлением, смазанно целует, повернувшись, и встаёт. Бледный и золотой в косых солнечных лучах. Мелькор смотрит на него снизу. — Это было даже романтично, — говорит Артано и ухмыляется торжествующе. Мелькор морщится. — Мне не понравилось. Артано кивает понимающе и поднимает его за плечи — за черешней и сиренью.