Как пережить февраль (Мелькор/Саурон, Манвэ)
4 февраля 2022 г. в 00:40
Примечания:
Яванна - это то, чем я хотела бы быть, но Артано - это то, чем я являюсь
— Ёбаный февраль. — Артано пинает ледышку, она отлетает в парковую скамейку и раскалывается надвое. — Ненавижу февраль.
— Да, — соглашается Мелькор, весомо кивая.
— Отвратительный месяц.
— Любой месяц отвратительный, — добавляет Бауглир философски.
— Но этот особенно. — Гортхаур мстительно пинает ещё одну ледышку. — И начало марта. Гадость редкостная.
— Ага, — Мелькор кивает, тряхнув волосами, и отплевывается.
— Вот-вот, мне тоже плеваться хочется!
Бауглир выплёвывает все волосы изо рта и пожимает плечами.
Февраль как февраль. Серый, скучный, скользкий, ни тёплый, ни холодный, такой же безвкусный, как и весь остальной год. Мелькору всё равно и как-то пусто, но думать он об этом не хочет. И вообще ничего не хочет.
У Артано начинается сезонная ненависть к миру. Он злобно смотрит на него, ломает сосульки покрасневшими от такого обращения руками и размахивает ими как мечом, пока они не тают. И бесцельно слоняется по городу, выходя на набережную к сиротливым закрытым палаткам. Ярмарки закончились, праздничные гирлянды сняли, остались только неприветливые граффити на опущенных ставнях.
На море у берега — слой тонкого льда, и у горизонта, как кораблики, дрейфуют пригнанные издалека льдины. Артано смотрит на море у своих ног, белое и до странного неподвижное, и тоже перестаёт шевелиться. Мелькор ходит за ним безразлично, без всякого интереса, просто потому что это не хуже и не лучше, чем сидеть в квартире. Хотя ветер, конечно, мерзкий, особенно если просто так стоять.
Впрочем, если достаточно долго оставаться на одном месте, что-то с тобой все равно произойдёт. Даже если это всего лишь младший брат, вышедший погулять в обеденный перерыв.
— Вы чего тут мёрзнете? — спрашивает Манвэ вежливо. Весь в белом, как лёд, который Гортхаур пытается сломать носком ботинка. На Манвэ он не реагирует, поэтому нехотя отвечает Мелькор:
— Да так. У Артано вот — февраль, не знает, куда себя деть.
— Понимаю, — Манвэ сочувствующие кивает. Гортхаур скашивает на него глаза, не поворачивая головы, и пытается одним взглядом передать, что он думает о Манвэ и его понимании.
— Ничего, скоро будет весна, — обнадёживает Сулимо.
— Отвратительно, — отзывается Артано мрачно. Манвэ приподнимает брови и продолжает уже из чистого любопытства, чтобы посмотреть на реакцию:
— А потом лето...
— Мерзость.
— А затем осень...
— Гадость.
— И снова зима...
— Невыносимая неперевариваемая гнусность.
Манвэ поджимает губы и прячет улыбку в высоко повязанном шарфе. Подумав, достаёт из пухлого кармана маленький контейнер.
— Яванна вчера принесла немного брусничного пирога. Возьмите, он вкусный, может быть, станет легче переживать февраль. И не стойте тут долго, а то заболеете и умрёте.
— Не надо давать мне ложную надежду, — отвечает Артано, пока Мелькор пытается куда-то убрать контейнер с пирогом. Манвэ не сдерживает смешка, и Бауглир отстранённо подмечает, что брат вдруг начал находить суицидальные шутки Гортхаура забавными. Скоро, чего доброго, над пошлыми смеяться начнёт, и тогда дороги назад для него не будет.
— Если всё-таки не умрёте, заходите как-нибудь на кофе.
Артано пробуждается, видимо, от слова «кофе» и воспоминаний о том, как хорошо его готовит Манвэ, и поворачивается к нему наконец. С сомнением тянет:
— Ну, может быть, и зайдём.
— Вот и славно.
Манвэ кивает, смотрит на часы и уходит обратно работать.
...
Артано спит, и ему снится море без единой льдинки, и яркое солнце светит в лицо. Хотя в февральской реальности это всего лишь настольная лампа, при которой Мелькор читает книгу. За окном — невнятное сумеречное марево, не утро и не вечер, а так, что-то промозглое и тусклое.
У Бауглира в книжке — путешествия по разным мирам, карты и дворцовые интриги, на груди — крошки от пирога и голова Артано, который просил почитать ему вслух и уснул через минуту. У него во сне что-то тёплое, и он не знает, что от него пахнет холодным ветром, мятой и плохим капучино. У настоящей весны, конечно, запах совсем другой: цветы там и всё такое прочее, — а Гортхаур, скорее, похож на первые мартовские сквозняки в приоткрытое окно.
Улица шуршит машинами и тихой предрассветной жизнью. Подбирается утро. Мелькор загибает уголок страницы на середине главы и выключает настольную лампу. Артано недовольно морщится, потому что у него во сне вдруг погасло солнце, зато стало теплее, потому что Бауглир сползает вниз и утягивает его за собой под одеяло. Гортхаур ворочается, сонно сопит и, устроившись в самой неудобной позе, намеревается спать до весны.