***
- Танюш, даже не знаю как это сказать… Звонила Валентина Ивановна. Леонида Степановича не стало. Таня даже не сразу поняла, о чем говорит Нина Михайловна. Потом смысл слов тренера начал до нее доходить. - Но как же… Когда? Ведь он только вчера уехал! А позавчера был с нами на тренировке…, - у нее затряслись руки, а судорожные всхлипы превратились в рыдания. Нина Михайловна обхватила Таню, села с ней на диван и прижала к своей мягкой груди. «Бедная девочка, как же ей будет тяжело. Смерть Степановича – это удар, но ей еще Макса надо поддерживать, пережить вместе с ним его горе. Господи, дай ей сил». Рыдания не прекращались. Так, валерьянкой здесь не поможешь. - Танюш, у вас спиртное есть? - Коньяк оставался после Нового года, - сквозь рыдания с трудом произнесла девушка. Нина Михайловна прошла на кухню, нашла коньяк, плеснула в первую попавшуюся чашку, дала выпить Тане. Девушка понемногу начала успокаиваться, и тут широко открыла свои заплаканные карие глаза. - Нина Михайловна, нам же завтра в Загреб вылетать! А как же…, - и вопрос повис в воздухе. - Я не знаю, Танюш. У самой руки трясутся, в голове туман. Я не знаю, как нам теперь быть. Валентина Ивановна даже намекала, что, может, Максу не говорить пока. Сказать после соревнований. Но я не смогу так, мне совесть не позволит. - Нет, Нина Михайловна, вы что! Если мы не скажем, Макс никогда нас не простит…***
Макс убирался в квартире после отъезда отца. Тот провел с ними несколько дней накануне отъезда на Чемпионат Европы, даже ходил на их тренировки. Вообще, отец был, наверное, самым активным и самым преданным их болельщиком. В квартиру зашли Таня и Нина Михайловна. Взглянув на Таню, он почувствовал, как будто на живот ему опустили гирю. Макс перевел взгляд на Нину Михайловну. Та собралась с духом и сказала: - Максик, мама твоя позвонила. У вас дома кое-что произошло. Тебе надо с ней поговорить. Она набрала на телефоне номер Валентины Ивановны, и передала Максу трубку. Услышав голос матери, Макс произнес: - Да, мам, я уже понял, что у нас дома что-то случилось. Услышав ответ, он сильно побледнел. Удар. По-другому его состояние описать невозможно. Закончив разговор с матерью, он первым делом сорвался собирать вещи и лететь в Пермь. Но тут наткнулся на взгляды Тани и Нины Михайловны, и вспомнил. - Нина Михайловна, а как же теперь? Мы же завтра должны вылетать в Загреб? Нина Михайловна не могла видеть этот беспомощный взгляд огромных глаз. - Максик, я знаю. Но в такой ситуации, думаю, все поймут, если вы не поедете. Я сегодня же позвоню в Федерацию, и сдам билеты. И тут Макса начали одолевать сомнения: с одной стороны ему хотелось быть с семьей в такую трудную минуту, поддержать маму, с другой стороны, они так рвались на этот Чемпионат, они были готовы как никогда, да и отец очень ждал этого и хотел, чтобы они там выступили. Он посмотрел на Таню, увидел в ее глазах боль, поддержу и бесконечное понимание. Он перевел взгляд на Нину Михайловну и сказал: - Мне надо подумать, поговорить с семьей.***
После того, как Таня и Нина Михайловна ушли, Макс позвонил брату Алексею. Честно сказать, он не ожидал услышать от него эти слова: - Ты должен ехать. Отец бы этого очень хотел. Ты должен ехать и кататься в память о нем. Закончив разговор с братом, Макс сел на диван, откинувшись головой на спинку. «Как же так, папа?! Как же так… Ведь всего год… год! до Олимпиады. Я так хотел, чтоб ты увидел, чтоб ты мной гордился. Ведь я все делал ради тебя. Двадцать пять лет жизни я боролся, шел к цели, чтобы исполнить твою мечту».***
Аэропорт Загреба, где должен был состояться Чемпионат Европы по фигурному катанию, не принимал из-за плохих метеоусловий. Большая часть сборной России находилась в аэропорту Будапешта, ожидая улучшения погоды и возможности вылететь к месту соревнований. Максим сидел, опустив голову, не реагируя на происходящее вокруг. Он ничего не слышал, ничего не чувствовал, вокруг была пустота. Черная, всепоглощающая пустота. И только взгляд теплых, полных сочувствия карих глаз вырывал его из плена тьмы, а прикосновение руки не давало упасть в бездонную пропасть отчаяния.***
Они откатали короткую, в напряжении, но без ошибок. Завтра еще произвольная. Завтра… Выдержать завтра… Максим вспомнил слова отца, которые тот сказал ему в последний день перед отъездом: «Вы выиграете. Вы откатаетесь не без ошибок, но вы выиграете». Дай Бог, папа, дай Бог… На последней минуте произвольной Таня поняла, что Максима оставили силы. Последнее совместное вращение перед финалом программы она практически сама держала его, и просто волевым усилием они докрутили элемент. На Максима было страшно смотреть. Потемневшее лицо, запавшие глаза. Как можно было выдержать такое напряжение и не сломаться, было выше ее понимания. Оценки. Они первые. Первые. Но радоваться победе не было ни сил, ни желания.***
Завтра утром они сразу отсюда летят в Пермь. Надо постараться хоть немного поспать. Сил не было никаких, но и сон не шел. Макс все время возился, не мог успокоиться. Таня повернулась к нему, провела рукой по его щеке. Взяла его руку, поднесла к лицу, поцеловала большую теплую ладонь. Макс прижал ее к себе, впился в ее губы. Он не знал, куда ему деться от этой обжигающей тоски. Он хватался за Таню, как за якорь. Девушка была для него как спасительный, исцеляющий источник. Ласки были резкими, поцелуи полными отчаяния и боли. Таня крепко держала любимого, впитывая в себя всю его боль и отчаяние. Макс понял, что давит на Таню весом своего тела и попытался отстраниться. Она не позволила. - Максик, полежи со мной. Она гладила его спину, проводила руками по волосам. Она забирала все его тревоги и напряжение, а ему старалась отдать всю свою силу, любовь и нежность. Максим поднял голову. Только когда она увидела прояснившийся взгляд потемневших глаз, она его отпустила. Он лег рядом с ней. - Танюш, я не сделал тебе больно? Таня посмотрела на возлюбленного. - Ты никогда не сможешь сделать мне больно. Макс глубоко вздохнул и сказал: - Знаешь, я эти последние три дня почти не помню. Я помню только холод и темноту вокруг и твои глаза, которые заставляли меня держаться на поверхности, и твою руку, которая не давала мне сорваться в пропасть. У Тани из глаз полились слезы. Она положила голову ему на плечо, а одной рукой обняла крепко-крепко. - Тань, а сколько у нас отрыв от немцев? – вдруг спросил Макс. - Семь баллов. - Понимаешь, я тут подумал… Мы же выходили на лед и просто катались. Нам было ни до кого. Мы катались для себя, для зрителей (и для отца, подумал он про себя). Мы вообще не думали о соперниках. Просто делали то, что мы умеем. И мы выиграли. Получается, нам не нужно гнаться за кем-то, и уж тем более не нужно искать эти сотые. Нужно просто делать свою работу, и мы будем первыми. Таня приподнялась, посмотрела на молодого человека. И даже нашла в себе силы улыбнуться. Вот теперь к ней вернулся ее Макс.***
«Человек на коне поднимется в небо и будет указывать тебе путь» Максим вспомнил слова старой шаманки и понял: «Отец!» Все эти дни, когда боль, тоска и отчаяние грозили поглотить его, с одной стороны он чувствовал держащую его Танину руку, а с другой физически ощущал присутствие рядом родного человека. Ему даже казалось, что когда он мысленно обращался к отцу, тот всегда отвечал. «Папа, эта победа для тебя».