Мулан Наоборот

      — Нет, нет, это все не то! — кричала Сяо Мин, истерично размахивая веером и длинными рукавами. Пинг прекратил ходить перед ней туда и обратно и остановился, неловко сложив бумажный зонт. Женщина потерла пальцами виски и нетерпеливо указала на место рядом с собой. — Все, не мельтеши, сядь, пока я думаю!       Подобрав полы ханьфу, юноша не рискнул опускаться прямо у распорядительницы под боком и присел на почтительном расстоянии от нее, чувствуя, как начинают ныть колени. Учиться ходить крошечными и частыми шажками оказалось болезненно и весьма выматывающе — особенно с учетом того, что ему приходилось правильно держать не только осанку, но и зонт, который почему-то надо было нести перед собой, а не на плече. Естественно, что его госпожа оставалась недовольна — он сам был далеко не в восторге от того, что творил сейчас.       Сяо Мин устало потерла пальцами веки. Едва приоткрыв глаза, она моментально застонала и отвернулась от него под тихое бренчание колокольчиков в волосах.       — Что же ты творишь… — протянула она, не глядя наматывая локон его волос на палец. Внезапно женщина так резко дернула их на себя, что Пинг зашипел и зажмурился от боли. Словно ничего не сделав, Сяо Мин продолжила тем же расстроенно-недовольным тоном: — Я так рискую, решив прикрывать тебя, а ты… Ты даже подыграть мне не можешь!.. Вот что это? — спросила она, все так же крепко держа его локон между указательным и средним пальцами.       — Мои волосы? — удивленно спросил юноша.       — Твои волосы в мужской прическе, кретин! — чуть ли не плача прикрикнула она, опять отворачиваясь и прикрывая губы кулаком.       Неожиданно она вскочила и принялась нарезать круги вокруг маленького низкого столика, судорожно теребя в руках несчастный веер. Украшения в ее волосах звенели и шелестели на каждом шаге, превращая женщину в рассвирепевшую Си-ван-му*, несущую в своих рукавах кары небесные. Она то смотрела по сторонам, то вновь на Пинга, каждый раз с мучением отводя от него взгляд, и обмахивала себя столь яростно, будто мошки со всего Китая решили вдруг напасть на нее.       Всплеснув руками, распорядительница продолжила свои стенания:       — Ты же должен изображать из себя девицу на выданье, уже побывавшую у свахи и получившую хорошие рекомендации! — она потерла кожу над тонкой подведенной углем бровью. — А ты не можешь ни ходить, как надо, ни услужить за столом, ни даже причесаться! О, если бы это видел мой дорогой дедушка… — нервно хныкнула она, прикрываясь веером. — Его бедное сердце остановилось бы во второй раз!..       — Я могу попытаться еще раз, — протянул Пинг, понимая, что скоро истерика может вылиться в нечто посерьезнее. А это в их ситуации было бы смертельно.       — Да уж, будь так добр! — рявкнула Сяо Мин, да так, что юноша отшатнулся от нее. — Тебе повезло, что ты вышел хорош лицом, а в лагере полно крестьянок, иначе бы тебя раскусили вот так! — она громко щелкнула пальцами. Обмахнувшись еще с десяток раз, женщина устало спросила: — Прошу, скажи, что ты помнишь какие-нибудь наставления. Хоть что-то умное, что-то…       Не выдержав, юношу прервал ее на середине слова, быстро ляпнув:       — Поддерживаемое Небом нельзя разрушить!..       Сяо Мин остановилась, как вкопанная, прямо на середине шага. Глаза ее невольно расширились; она медленно опустила руку с веером и нагнулась к лежащему на ковре Пингу.       — Что ты сказал? — по-змеиному прошипела она, внимательно вглядываясь ему в глаза. Молодой человек, сглотнув, повторил случайно пришедшие на ум строчки:       — Поддерживаемое Небом нельзя… — он замолчал, не в силах выдерживать этот стальной взгляд. Ему было неуютно и странно это признавать, но она, женщина, распорядительница, заставляла его бояться сильнее отца. Поняв, что дальнейшее молчание будет смертельно, он спешно договорил: — Разрушить, разрушаемое им также нельзя поддержать.       Сяо Мин изумленно выдохнула. Сами собой ее ноги опустились на колени, и она, сложив руки на тяжелой ткани своего ханьфу, склонила голову набок, словно не веря в то, что слышит.       — Песни дома Чжоу, — уголки ее губ слегка приподнялись в пораженной улыбке; выдохнув еще раз, распорядительница покачала головой. — Поверить не могу. Ты, юнец, помнишь это… — женщина задумчиво смерила его взглядом; Пингу показалось, что где-то в глубине ее темных глаз сверкнула искра истинного уважения. Сяо спросила: — Как многое из древних книг ты знаешь?       Молодой человек пожал плечами. Отец всегда хотел, чтобы его сын овладел если не искусством боя, то хотя бы ораторским мастерством, и Пинг учился ему прилежно. Книги привлекали его больше мечей и невыносимо тяжелых доспехов, но их всегда было не в почет меньше, да и пахли они в большинстве своем просто ужасно. «Речи царств» в многие дни становились ему единственным развлечением, кроме игры на пипе, но бахвалиться перед распорядительницей тем, что он мог прочесть наизусть многие речи оттуда, юноше сейчас не очень-то хотелось. Кто знает, что творится у этой страшной женщины на уме?       — «Книгу песен», — сказал он, отводя взгляд. Да, для начала стоит ограничиться ей. По крайней мере, такое генерал точно мог дать на изучение собственной дочери.       Сяо Мин кивнула.       — Неплохой выбор. Уверена, командующий Шанг оценит, если ты для начала…       — Боюсь, с этим могут быть проблемы, — прервал ее Пинг, вспоминая вчерашние события. — Я… Посоветовал ему приструнить солдат, если он хочет встретиться со мной. Не думаю, что за день он это успел.       Веер громко хрустнул в руках распорядительницы.       — Что ты сказал? — бесцветно-спокойным тоном спросила она.       Юноша уже успел пожалеть, что вспомнил об этом глупом обещании, но теперь деваться было некуда. Сглотнув, он попытался объясниться:       — Просто один из солдат поднял руку на Яо, а я как раз проходил мимо и не смог… Я приложил его о землю, легонько, и командующий все видел и так странно смотрел на меня — словом, мне в голову с чего-то пришло ему дерзнуть.       Женщина медленно, очень медленно отложила веер и, кашлянув, закрыла глаза. Она явно боролась с желанием еще раз его ударить, и Пинг решил подождать, пока ее вспышка гнева поутихнет. Видимо, досчитав про себя до десяти, распорядительница Сяо запрокинула голову и громко простонала:       — Идиот… — что сказать, он мог понять ее чувства. — За какие только дела духи послали мне тебя?       Юноша втянул голову в плечи и отвел взгляд. Почему Мушу молчит? Хорошенькую же ему помощницу послали предки, если он всего второй день в лагере, а его уже успели раскрыть, а сам он постоянно влипает в неприятности? Пинг понимал, что сбрасывать всю вину на дракончика было по меньшей мере бессмысленно — как-никак, он не был уверен, что она способна уследить за всем — но… Немного больше поддержки сейчас ему бы однозначно не помешало. Особенно от обитающего где-то поблизости сверхъестественного существа.       Тяжело вздохнув, Сяо Мин, не вставая с колен, пододвинулась ближе к юноше, и прошлась гребнем по его длинным черным волосам. Застыв на миг, она пропустила пару прядей через пальцы и покачала головой.       — И почему ты не родился девочкой? — сказала она, а потом невесело рассмеялась. — Хотя нет, это нисколько не проще. Уверена, тогда бы ты сбежал на войну вместо отца.       Намотав два его локона на бархатные валики, женщина свела их на затылке в петлю и заколола ее длинной медной шпилькой, украшенной небольшим цветком пиона. Придирчиво поправив украшение в чужих волосах, Сяо Мин подобрала гребень и веер и отошла, позволив юноше, наконец, коснуться своей головы. По ощущениям под пальцами петля вышла довольно тугой и крепкой.       — Делай пока нечто подобное или подсмотри за соседками, — раздался сбоку голос распорядительницы. — Пока не буду уверена, что ты не выдерешь себе половину волос, когда причесываешься, что-то сложнее тебе мастерить запрещаю, — она налила себе чаю и, отпив, через некоторое время продолжила: — Когда пойдешь сегодня к командующему, молчи всю ночь, как бы он не выводил тебя на разговор. Говорить вместо тебя будет Линг. Я хочу, чтобы ты сидел там, в его шатре, молчал и играл так вдохновенно, как только можешь. Что самое сложное ты помнишь для пипы?       Пинг задумался, приложив ладонь к губам.       — «Белый снег по весне», пожалуй, — ответил он, по очереди прощупав подушечки своих пальцев. Вчера он был неосторожен, забыв надеть накладные ногти перед началом игры, и, если он не вспомнит о них и сегодня, то это произведение сотрет ему кожу в мясо. — Если я успею разыграться, то не ошибусь.       — Не «Осада с десяти сторон»**, но тоже неплохо, — кивнула женщина, обмахиваясь веером. — Ступай. Вечером надень свежее ханьфу и приходи сюда, чтобы я тебя накрасила. И постарайся за это время ничего больше не натворить.       Пинг неловко улыбнулся и, поклонившись, вышел из шатра, спиной ощущая пристальный взгляд Сяо Мин. *Си-ван-му — китайская богиня, одна из наиболее почитаемых в даосском пантеоне. В более древних мифах она выступает грозной владычицей Страны мертвых и хозяйкой болезней и стихийных бедствий, которые она насылает на людей. **«Осада с десяти сторон» (十面埋伏) — классическое старинное произведение для пипы, известное своей сложностью и потому исполняемое только виртуозами. ---------       — Яо рассказала мне, что ты сделала, — с привычной прохладцей в голосе сказала Линг, пока они шли к шатру командующего. Пинг поправил в руках пипу и молча кивнул. Видя, что спутница отвечать не намерена, девушка изогнула бровь и продолжила: — Смелый поступок. Я бы хотела принести за нее извинения, если из-за него тебя отчитала распорядительница.       — Она не… — юноша осекся, понимая, что такая легенда лучше послужит ему, чем что-либо еще. Еще раз кивнув, он поправил себя: — Она не сильно расходилась. Сказала, чтобы я вела себя учтивее с солдатами.       Линг согласно хмыкнула и поправила жемчужные серьги, тускло поблескивающие в отсветах костров и факелов. Пинг глянул на нее краем глаза и невольно улыбнулся: все-таки, несмотря на холодный нрав, она была весьма мила. Овальное лицо, высокий лоб, маленькие темные глаза… Словно небесная ткачиха Чжи-нюй решила сойти на землю, поражая смертных нездешней красотой и изяществом. Конечно, лицу ее недоставало доброты и тепла, но, может, с друзьями она вела себя более приветливо? Пинг задумался, какие отношения могут связывать ее и Яо. Девушки из столь очевидно разных кругов свободно общаются и даже обмениваются вещами — что же в мире оказалось способно их свести? И Чьен-По тоже… Нет, что-то в этом лагере было нечисто, и он должен был разобраться в этом, чтобы сохранить свою тайну.       Он не особенно помнил, как они зашли в шатер командующего Шанга, стоящий в конце двух ровных рядов одинаково белых солдатских палаток, что говорила молодому мужчине Линг и был ли он недоволен тем, что они пришли вдвоем. Он отчетливо ощущал, как потихоньку надевает на пальцы накладные ногти, спрятав руки в широких рукавах, и как ставит на колени пипу, кажущуюся непривычно тяжелой под чужим взглядом. Заметив, что губы спутницы прекратили двигаться, он щелкнул по струнам и принялся перебирать их, как в забытьи повторяя то, что репетировал днем. Пальцы его правой руки летали по ладам, зажимая острые тонкие струны из крученого шелка, но он даже не чувствовал боли, полностью погрузившись в музыку.       На его лице застыла тихая полуулыбка, придававшая ему странной, женской загадочности, и, когда Пинг ошибся в одной ноте, он хмыкнул и впервые за вечер поднял глаза на командующего. Шанг смотрел на него, не скрывая улыбки, не опуская и не отводя взгляда, и это было так… Непривычно — чувствовать такое обожание к себе. Юноша слегка приподнял уголки губ и наклонил голову, следя за знакомой мелодией, но внутренне ощущал, что хочет опять посмотреть командующему в глаза, еще раз заметить в них этот восторг. Это незнакомое чувство будоражило его до самых кончиков волос.       Вновь дойдя до момента, когда можно было отвлечься от струн, он медленно поднял голову и, прикрывая половину своей щеки шейкой пипы, перехватил взгляд Шанга. За всю ночь он так и не вспомнил возмущения, возникшего в нем в их первые встречи.