Мулан Наоборот

      — Вы в опасной ситуации, Мулан, — с коварной улыбкой произнес Шанг, глядя на расчерченную линиями доску. Пинг прикусил губу — игра складывалась далеко не в его пользу. Из всех его фигур остались лишь колесница и конь, тогда как командующий располагал целым лесом из воинов, нехорошо окруживших дворец красного мандарина. Придерживаясь роли, он должен был бы признать поражение и сдаться, как подобает вежливой девице из уважаемой семьи, но гордость взяла свое, и юноша протянув руку, передвинул коня на четыре клетки вперед.       Молодой командующий хмыкнул и склонился над доской, потирая подбородок. Глядя на сложившуюся ситуацию, он удивленно спросил:       — Почему не колесницей? Верный шанс поставить шах.       Пинг задавался тем же вопросом. С подобной комбинацией в сянци* ему сталкиваться не приходилось, но предложенный противником вариант казался юноше… Излишне простым. Слишком очевидным. Да, если он переставит красную колесницу так же на четыре вперед, то черный мандарин уйдет вглубь дворца, и ему придется без конца гоняться за ним этой же фигурой — а подобное правилами запрещалось. Нельзя создавать «вечный шах»: отец рассказывал, что, ежели нет возможности поставить мат, то лучше придумать какой-то иной способ. Юноша покачал головой. Партия опасная, ему стоит держаться настороже.       Да еще и с таким противником совершенно не получается расслабиться. Пинг осторожно приподнял взгляд; командующий, вероятно, уже продумав следующий ход, не спускал с него глаз. Коротко глянув на доску, юноша с удивлением обнаружил, что один из черных воинов переместился на одну диагональ с его мандарином, и спешно поставил шах колесницей. Мера эта была вынужденной: если он продолжит медлить, стены дворца падут. Шанг улыбнулся и вернул свою главную фигуру под безопасное крыло советника.       Будто не ими играет, а мной, обиженно подумал юноша, уводя из-под удара коня. Зачем только он согласился на еще одну партию? Прошлая изначально была ошибкой; почему, почему он вновь не сдержал язык за зубами, увидев шкатулку со знакомыми круглыми фигурами из темного дерева? Распорядительница рвала и метала, узнав об их разговоре; Пинг пробовал отгородиться от нее веером, но Сяо Мин, изрыгая проклятья на родном кантонском диалекте, вырвала его и растоптала, впиваясь острыми ногтями себе в волосы. После, упав лицом на подушки, женщина накрыла широкими рукавами голову и захныкала, поминая почившего дедушку. К несчастью, его дух не покарал юношу ни в тот же день, ни в последующий; Мушу, правда, говорила, что чувствует колебания в воздухе, но никаких бед с юношей и его дракончиком так и не приключилось.       Вздыхая и гоняя коня по всей доске, молодой человек спросил себя, не стал ли Шанг той самой обещанной напастью. Командующий с внимательными темными глазами всегда был учтив и вежлив с ним, хоть и старался каждый раз вывести его на разговор. Взгляд его намертво цеплялся за Пинга, стоило тому зайти в палатку — одному ли, с другими девушками — и это неизменно пугало юношу. Играть на пипе под таким неусыпным надзором ему было не привыкать — с той лишь поправкой, что обычно за ним следили соседки, да и то тайком — но в иные разы…       Неловкое касание пальцами, когда он передавал Шангу блюдо со сладкими бобами.       Тепло чужого колена, такого близкого и такого жаркого, будто между ними не существует нескольких плотных слоев ткани.       Услышанное рваное дыхание прямо над плечом.       В некоторой мере его это пугало. С другой же стороны он абсолютнейшим образом не понимал, почему не только не пресекает подобного, но и с упоением ожидает очередного вечера, когда усталый от тренировок рекрутов командующий позовет Мулан в свою палатку.       Возможно, загадка крылась в том, что Пинг напрочь устал от вездесущего женского общества. В мужской лагерь в дневные часы девушкам выходить запрещалось — собственно, юноша особым желанием лишний раз его посещать и не горел — а с легкой руки Линг общаться с любимицей как командующего, так и распорядительницы никто не спешил. Одна лишь Чьен-По, как всегда пожевывая то отсыревший желтоватый персик, то битую грушу, продолжала держаться Пинга, время от времени сберегая тому еду, чтобы новая подруга, вернувшись чуть ли не под утро, не ложилась спать на голодный желудок. Порой молодой человек думал, что девушка уже давным-давно поняла, кто он есть на самом деле, и просто подыгрывает, не понимая его целей, — но зачем? Для чего ей идти на подобные жертвы ради какой-то видимости, что они остаются друзьями? Насколько же одинокой и несчастной нужно быть, чтобы стараться ради такого, как он?       Шанг всегда встречал его радушно, словно проживая день исключительно ради еще одной встречи с ним. Для него будто не было ни войны, ни солдат, ни остального мира — только туманный образ Мулан, дымкой прокрадывающийся в его шатер в ночи и исчезающий в лучах луны. Командующий охотно выслушивал, как прошел день у закрытой для него части лагеря, что приготовила для него девушка, какие новости узнала. Смотря на него из-под полуприкрытых век, Пинг видел, что мужчина действительно отдыхал в его обществе, и никак не мог понять, почему. Тихий, низкий голос Шанга, его расслабленный вид и мечтательный взгляд, устремленный на него, будоражили разум юноши. Что это? Какая-то коварная игра, где ему заранее уготовано поражение?       Две красные фигуры окружили дворец, зажав черного мандарина в стенах, и Пинг, вздохнув, поставил мат конем. Если это так, то он не собирается сдаваться, едва вступив в игру.       Теплое прикосновение к щеке вывело его из равновесия. Испуганно подняв голову, юноша встретился взглядом с печально улыбающимся командующим, заправляющим длинную темную выбившуюся прядь ему за ухо. Моргнув, мужчина вдруг резко отдернул руку и отвернулся, пряча ладонь под низким столиком.       — Думаю, вы можете идти, Мулан, — бросил он, не поворачиваясь. — Мы разыграли прекрасную партию.       Пинг, подхватив пипу, быстро кивнул и юркнул за полог. Лишь сделав пару шагов прочь от чужого шатра, юноша вспомнил, как дышать. *сянци — китайская настольная игра, подобная западным шахматам, одна из наиболее популярных настольных игр в мире. ---------       — Можешь не благодарить, — мрачно раздалось над головой. — Я просто возвращала долг.       Пинг, простонав, приложил ладонь ко лбу и с болью приоткрыл веки. Мир перед глазами метался во все стороны — все расплывалось, наскакивало одно на другое, и кружилось, кружилось, как пчела над цветком, так безумно и беспорядочно…       То, что он лежит на земле, дошло до него не сразу. Когда три неказистых девушки в красных жуцюнях, наконец, слились в одну, юноша осмелился поднять голову и заглянуть ей в лицо. Злоба и раздражение делали грубые черты еще жестче, неприятней на вид; широкий лоб и выпирающий округлый подбородок казались больше подходящими мужчине, чем девице. Заметив взгляд Пинга, Яо фыркнула и пихнула его стопой, переворачивая на спину.       — Ничего не помнишь, что ли? — проворчала она, подпирая ладонями подбородок. Молодой человек протяжно выдохнул и зажмурился, пытаясь привести себя в чувство. Выходило плохо.       — Что произошло? — прохрипел он, закрывая ладонью глаза и не заботясь даже сделать голос потоньше — юноша полагал, что в такой ситуации это позволительно.       Девушка прыснула со смеху, но звучало это гадко, будто ослиное ржание. Пинг попытался приподняться на локтях, не размыкая век, и почти что преуспел, но дальше двинуться ему не удавалось. Что-то тяжелое лежало на ногах, теплое и увесистое…       К его большому удивлению, когда он открыл глаза, грузом оказался валяющийся без сознания подозрительно знакомый солдат.       — За меня, я полагаю, — буркнула Яо, метко плюнув мужчине на щеку, и добавила: — Скотина неугомонная.       — Он… — Пинг поморщился, вытаскивая левую ногу из-под туши. — Хотел меня…       — О, не только тебя, — девушка поджала губы, став похожа на утку. Вытянув из-под себя пипу, она с уважением похлопала по деревянной деке. — Этой красавице спасибо говорить будешь.       Внутренне содрогнувшись от того, что с ним могло произойти, не будь рядом Яо, молодой человек поскорее выбрался из-под мужчины и поднялся на ноги, судорожно отряхиваясь от налипшей на розовую ткань земли и травы. Он не хотел думать. Совсем. Ни о чем. Единственным желанием для него стало поскорее вернуться в свою палатку, спрятаться под одеялом и желательно больше никогда не проснуться.       Низенькая девушка потянулась, не выпуская музыкальный инструмент из рук, почесала затылок и подошла к нервно дергающему ногой Пингу.       — Только давай без слез и прочего, ладно? — недовольно проворчала она, буквально впихивая ему пипу. — Одной Чьен-По мне на всю жизнь хватило.       — Ты и ее спасла? — поразился юноша. Яо одарила его усталым взглядом и уперла руки в бока.       — Пару лет назад, вместе с братьями, — фыркнула она и пошла вперед. — Потребовались годы, чтобы она перестала бросаться на меня с объятьями при каждой возможности. Знай я, чем это обернется, все же ослушалась бы приказа госпожи.       Госпожи? Молодой человек недоуменно приподнял бровь. Судя по рассказам самой Чьен-По, ее не особенно жаловали, и она соглашалась с тем, что говорили про нее. С чего вдруг кому-то изменяться во мнении и велеть слугам бежать спасать одну девушку?       — Просто у госпожи Линг золотое сердце, дура, — Пинг поднял голову и обнаружил, что Яо успела остановиться, повернуться и смерить его недовольным взглядом. Неужели он сказал все это вслух? Девушка же, задрав и так выступающий подбородок, продолжила, скрестив руки на груди: — Она лучше любой высокомерной пигалицы, приехавшей, потому что император приказал. Она приняла эту нелегкую долю смиренно и с достоинством, так что в следующий раз подумай дважды перед тем, как расстраивать ее. А иначе… — она пригрозила ему маленьким кулаком, но сейчас это совсем не казалось смешным.       Юноша сглотнул и резво кивнул. Попадать из огня да в полымя ему совершенно не хотелось… ---------       — Ну нет, так дело не пойдет! — веско заявила Мушу, приложив когтистую лапку ко рту. Ее красная чешуя слабо выделялась среди высокой травы и камней, поэтому дракончик выпрямилась во весь рост, в раздумьях вышагивая то туда, то сюда. — Совсем распоясались без боев! — пылала она праведным гневом. На ее подопечного посмел посягнуть какой-то неотесанный деревеньщина, который мечом даже по мертвецу не с первого раза попадет! Как такое унижение вообще стерпеть можно? — Нельзя Пингу так оставаться. Меня послали его защищать!       О том, что предки юноши выбрали в защитники великого духа-дракона, Мушу благоразумно умалчивала. Она ли виновна, что старая каменная глыба соизволила развалиться, а не пробудиться? Нет. В гонг она била исправно, со всей — ладно, ни с какой — искренностью, говорила с этой страшной мордой, объясняла суть проблемы. Не очнулся — не ее беда. Значит, так уготовано богами.       Сейчас же — совершенно иная ситуация. Мельком дракончик заметила щуплого чиновника, с довольным выражением лица направившегося к реке; легкий белый халат болтался на его тощих плечах, как на палке. Привычной дощечки с записями при нем не было. Идея пришла мгновенно. Щелкнув пальцами, Мушу усмехнулась и змеей проникла в его шатер, подбираясь к писчей бумаге. Открыв шкатулку с сухими чернилами, она вываляла в них один из когтей и провела первую линию на пергаменте…