***
Я нашёл это место, нашёл тебя, Лукреция. Правда, не без труда. Место ты выбрала, конечно, самое отдалённое от людей. Должно быть, у тебя на это были свои веские причины. Хотел бы я знать, какие. Меня интересует абсолютно все, что касается тебя, Лукреция. Тёмная пещера окутала меня приятной прохладой. Я долетел сюда глубокой ночью, но я видел путь. В пещере стоял кристалл. Огромный такой, светящийся изнутри зеленоватым светом. Перед ним было озеро. Не знаю, глубокое ли оно. В кристалле почти вертикально лежала ты, Лукреция. Как же ты красива. Я любовался тобой, забыв обо всём. Как ты прекрасна. Как спокойно твоё лицо. Будто ты только что уснула. Я полетел к кристаллу, к тебе, и завис в воздухе. Я снял перчатку. Хочу дотронуться до тебя хотя бы раз, ощутить твоё тепло. Пожалуйста, позволь мне хоть раз прикоснуться к тебе. Но, моя рука упирается в этот холодный, бездушный кристалл. Так было всегда. Близка, а протяни руку — недоступна, как на другом краю света. И, в общем, ничего не изменилось. Если раньше мне не давали прикасаться к тебе, как бы близко ты не была, твой отказ, твоя холодность, мои обязанности и долг, и много чего ещё, то теперь преградой стал этот кристалл. Прикасаюсь разгорячённым лбом к прохладной гладкой поверхности кристалла. Это несправедливо. Я потерял тебя навсегда. За что? За что ты меня так жестоко наказала? Лукреция, в чём я провинился? — Винсент. Я схожу с ума? Я встрепенулся. Этот голос. Я его слышу. Любимый. Полагаю, я услышу этот тихий мелодичный печальный голос даже через рёв водопада. — Лукреция? О чём это я? С кем я разговариваю? Зову её? Но она меня больше никогда не услышит, не улыбнётся. Чувствую себя полным идиотом. Крылья не держат. До боли в глазах смотрю в твоё лицо. В надежде, что ты откроешь свои глаза. Пожалуйста, Лукреция, открой глаза. — Прости меня, Винсент, — как легкое дуновение ветерка твой голос теряется в прошлом. Я отлетаю на берег. Тяжело опускаюсь на землю. Сижу и думаю. Так я, утонув в своём горе, провёл в думах, всю ночь и весь последующий день. Через день я словно проснулся, скинул с себя оцепенение. Пора. Я принял решение. Я узнаю, что с тобой случилось. Разберусь, кто я есть. Я вернусь в трущобы Мидгарна в бар «Седьмое небо» и помогу этой девочке, что так отважно пытается выжить. Я помогу Клауду, хотя бы потому, что работая с ним, я смогу встретиться с теми, кого можно спросить. И я крайне надеюсь увидеть доктора Ходжо живым и здоровым, потому что я много чего хочу с ним сделать и много чего хочу у него узнать, пока он не сдохнет от моей руки. А для осуществления моих замыслов, он должен быть крайне здоров и живуч… А дальше… Ты хотела, чтобы я жил, — я буду жить. Ты хотела, чтобы я был счастлив, — что ж, я постараюсь и это сделать. Хотя я не представляю счастье без тебя, Лукреция. Поднялся. Пора. У выхода обернулся, бросив прощальный взгляд на тебя. — Лукреция, я ещё вернусь. Я решительно вышел из пещеры. Солнце ещё только начинало подниматься, но уже было тепло. Сегодня будет жарко. Я поднял глаза на небо. Расправил крылья и полетел в сторону Мидгарна. Было ранее утро и все ещё спали, и я не боялся, что кто-то увидит меня в небе. Долетел я удачно быстро. Нашёл хороший поток воздуха. Приземлился у «Седьмого неба». Так, значит, начнём с двери.***
Услышав глухие удары снизу, Тифа быстро спустилась со второго этажа по лестнице. У неё было встревоженное лицо, но когда она увидела меня, выравнивающего дверь, лицо у Тифы прояснилось. Она засмеялась. На будущее. Скрипят 2, 4, 5, 7, 10, 14, 15 ступеньки, если считать сверху. Надо будет их починить. — Винсент! — обрадованно поприветствовала она меня. — Да, я вот решил заглянуть. Дверь больше не скрипит. Вот, — очень красноречиво ответил я. Показывая на теперь ровно стоящую дверь. — Винсент, — сказала смеясь Тифа. Она всё поняла, — Ты прелесть! Спасибо. А то у Клауда всё война, да война. Ну что же ты стоишь у порога, заходи. Это теперь и твой дом тоже. Меня никто так хорошо, прямо с полуслова, не понимал, ну я и решил заговорить: — Тифа, я хотел бы извиниться за прошлый раз. Понимаешь, я… — Ты о чём? Я ничего не помню, столько дел, столько дел, — заговорщицки подмигнув, Тифа легонько игриво хлопнула меня по спине, — ну пойдём, я тебе покажу твою комнату. У меня как камень с души свалился. Я смотрел на Тифу, покорно следуя за ней. Да, я сделаю всё возможное, чтобы ей было легче жить. Комната мне понравилась. Мебели не много. Просторно, но вполне уютно и хорошо. Через десять минут меня позвали к завтраку. Я очень переживал, как меня примет Клауд, но и тут Тифа оказалась права. Клауд уже всё забыл и был рад, что я пришёл, и стал восторженно говорить про свои планы, подсовывая мне карты и сыпя именами людей, о которых я слышал впервые. Я видел, как Тифа печально смотрит на него. Да, действительно, за своей войной, что он вёл непонятно с кем, он не замечал ничего. Шло время. Я уже окончательно прижился в «Седьмом небе».***
Первое время я очень тосковал по Лукреции. И летал к ней почти каждые два дня, иногда сидел в пещере день напролёт. Но потом, как-то само собой получилось так, что я стал туда реже летать. У меня появились заботы. Если раньше я целый день торчал дома, то позже я устроился на работу. Вечером, приходя с работы, я возился по дому, помогал Тифе, или занимался своими делами. Иногда я возвращался поздно, мрачный как туча. Снова пусто. Ничего. Никакой информации. Тифа переживала, но ни о чём меня не спрашивала, поэтому я начал её предупреждать, когда я задерживался. Устроившись вначале на одну работу, а затем поменяв её на другую, я смог снять себе квартиру в Аджите. Однако, окончательно перебрался я туда не сразу. Теперь я жил на два дома. Иногда, когда всё успевало осточертеть, я уходил к себе и жил у себя. Когда я начинал тосковать по друзьям, возвращался на время в бар «Седьмое небо». Но, независимо от того, где я жил, я регулярно прилетал к Лукреции. Правда, с каждым разом всё реже, и задерживался там всё меньше. Я помогал Тифе по хозяйству. Всё починил, подправил, заново выкрасил. Так как я неплохо готовлю, и Тифа ценила мои кулинарные навыки, я помогал ей и в этом. Она любила моё общество, мне было легко с ней. Меня поражало то, как я, оказывается, легко могу много говорить. И мы с ней проводили много времени вместе. Клауда это раздражало. Я не понимал, почему? Ведь он не ухаживал за Тифой, и с его стороны ревность была странной. Тем не менее, Клауд ревновал. И это проявлялось не только в отношении Тифы. Когда я был дома, или в зале обслуживал посетителей, я не носил плащ, повязку, а был в чёрных штанах и чёрной рубашке, обут в лёгкие чёрные ботинки. Простой человек. Только протез и красные глаза выделяли меня из массы. Но постояльцы ко мне уже привыкли и с охотой здоровались и заводили беседу. Иногда некоторые завсегдатаи спрашивали меня, если меня не было в зале. Тогда Клауд шипел: — Эй, ты, красноглазый молчаливый паренёк, что так хорошо умеет слушать, тебя там алкаш у окна требует! Клауда часто не было дома, он уходил куда-то на целый день, нередко его не было неделю. Он уходил и приходил, когда хотел, не предупреждая никого ни куда пошёл, ни когда вернётся. Я уже начал переживать, что это из-за меня, но Тифа меня успокоила, сказала, что он и раньше был таким. Однажды, когда Тифы не было дома, и я готовил обед, на кухню после двухдневного отсутствия ввалился Клауд. Он пришёл и удивлённо воззрился на меня, с порога окинув взглядом кухню. — Винсент, так ты что, ещё и кухню оккупировал? Ясно. Два мужика в доме… Чую, пора уходить к себе. — Тифы нет, Клауд. Ты хотел, что–то другое приготовить? — Да я отродясь кроме вилки ничего не держал, — буркнул Клауд. — Где она? — Тифа? О, она ушла с подругой, выбирать обои для зала. Она же мечтает стать дизайнером. И, признаться, у неё хороший вкус. — Дизайнером? — переспросил Клауд, — интересно, почему это тебе, без году неделя живущему тут, она это сказала, а мне нет? — Всё просто. Она тебе говорила. Она постоянно говорит об этом, Клауд. Просто, ты её не слышишь. — Ну, конечно. Куда уж мне до великого и ушастого Винсента Валентайна. Мерзко. Определённо, мне пора валить к себе в квартиру. Клауд был рад, когда я приходил, но долго вместе под одной крышей мы не могли. Вместе тесно, а врозь скучно. Это про нас. Я специально не описываю те несколько предприятий, в которых я участвовал с Клаудом. Они мне не принесли ничего, кроме головной боли и ощущения полного опустошения. Как можно жить одной войной? Никогда не видел романтики в убийстве. Неважно кого. Убийство — это убийство. Забавно, чем больше убиваешь, тем выше начинаешь ценить жизнь. В общем, это было не моё. И хоть я провёл операцию с Клаудом до конца, и мы победили, но я принял решение, что больше я с ним не работаю. У нас разные пути и цели, и тут я ничего не узнал из того, что было мне нужно. Я стал реже появляться в «Седьмом небе» и больше времени проводить у себя в квартире. Но, по-прежнему, пересылал часть денег Тифе, как было заведено с самого начала, как я устроился на работу, а потом и снял себе квартиру. Не важно, жил я там или нет, но Тифа и её бар были всегда под моим пристальным надзором. Ещё мне посоветовали купить мобильник, чтобы я был всегда на связи. Так незаметно прошёл мой первый год после пробуждения.