Вожделение (Lust)

Если бы я не мог наблюдать за его квартирой, то думаю, что всю ночь напролёт не смог бы оторваться от ноутбука, как не смог бы и утром, просто, чтобы увидеть, вдруг он вернулся в сеть. Он не вернулся. Он делал всё то, о чём говорил мне. Он пошёл в ванную и вышел оттуда уже переодетый ко сну – он всегда переодевается в ванной – посмеиваясь, а затем отнёс своё одеяло вниз, в общую гостиную, где и смотрел фильм, который в тот вечер показывали по телевидению. Потом он дожидался остальных, уютно устроившись под одеялом. Когда вернулись остальные Вайсс, Бомбеец забрался к нему под одеяло и рассказал всё о концерте. Ая ответил, что просто смотрел телевизор всю ночь. Ни единого упоминания обо мне. Я до сих пор не решил сердиться мне этому или радоваться. Когда Бомбеец уснул, он отнёс его в кровать, где, я так думаю, уложил его в постель – в комнатах остальных нет камер – затем набросил на него своё одеяло и снова пошёл вниз, чтобы поговорить с Балинезом и Сибиряком. Они говорили о многом, включая то, что у Аи нет постоянного партнёра, исключая Хондзё, который, по мнению Балинеза, не считается, а Сибиряк получил несколько хороших шпилек, что у него вообще нет никакого партнёра. Ая только ухмылялся в ответ. Что-то во мне надеялось, будто он скажет, что у него уже кто-то есть, лишь бы они заткнулись. Всё выглядело так, словно они нападали на Аю, а он наслаждался этим, или же это Ая нападал на них, но бояться им было нечего. Всё, что он им ответил, было только: «Ещё раз попробуете свести меня с Сакурой, и, Йоджи, я снова поменяю график твоих выходов так, что на свидание ты уже не попадёшь. А тебе, Сибиряк, я снова налью воды в футбольный мяч». Я мог предвидеть, какие проблемы всё это повлечёт за собой, но сейчас мне было любопытно, кто такая эта Сакура. Даже если он ею не интересовался, то они, кажется, думали, что для девушки ещё не всё потеряно. Неужели у меня был соперник? Вернувшись домой, Наги решил проверить, как там я. Он накричал на меня, да, на меня, за то, что я не поел, и приготовил мне бутерброды. Он даже сделал чай, а я очень вежливо слушал, как он рассказывал мне в подробностях о своём походе на концерт. Потом Вундеркинд спросил меня, что я делал дома. Я ответил, что ненадолго выходил в Интернет, а затем смотрел фильм по телевизору, что было почти правдой – я смотрел, как Ая смотрит фильм по ТВ. Наги вроде бы приподнял бровь, но не стал цепляться к моему рассказу. Он сообщил мне, что поцапался с тем самым барабанщиком, которого Мастермайнд обозвал сётаконщиком. Берсерк же, напротив, ощупал на музыканте все цепи и заявил, что хорошие цепи делают Богу больно, а под конец велел американцу убираться куда подальше. Всё это заставило меня почти пожалеть о том, что прошлой ночью я не взял Наги с собой на концерт, но только Наги. Правда, если бы я так поступил, то оказался бы лишён удовольствия в виде танцующего со мной Аи. Один член Шварц, очевидно, не настолько опасен, как все четверо, а, кроме того, в обществе Вундеркинда было, несмотря на множество людей за кулисами, что-то интимное. Однажды Наги подсказал мне самый лучший способ держать Мастермайнда подальше от своих мыслей. Вы можете, если, конечно, знаете, на что обращать внимание, сказать, когда он пытается проникнуть в ваш разум. Эсцет обучили нас, как направлять мысли в другое русло, как создавать дымовую завесу. Так вот, Вундеркинд обнаружил, что плохие стихи отвлекают телепата, и он съезжает с катушек. А если вы напеваете что-то про себя, то он просто бесится. Всякий раз, когда я ощущаю покалывание, которым сопровождается телепатическое проникновение, то начинаю напевать Фрер-Жака. Эта прилипчивая мелодия гонит его из чужой головы быстрее, чем хороший подзатыльник. Наги нравятся рекламные джинглы. Я часто ловлю себя на том, что напеваю что-то, чтобы держать голову свободной, и не важно, подслушивает Мастермайнд или нет. Это помогает успокоиться, когда мой глаз начинает дёргаться. Мой глаз начал дёргаться. Всякий раз, когда я думаю об Ае в крашерском плаще, поющем для меня, мой глаз начинает дёргаться. Мне действительно нравится его крашерский плащ. Тик – это совсем нехорошо. По этому поводу мне явно следует посетить специалиста. Сегодня я решил почитать книгу, одну из тех, которые мне периодически хочется почитать – про бизнес-стратегии. Я ничего не запланировал на сегодня, поэтому собирался почитать ту самую книгу, которая посвящена приложению старинных военных стратегий швейцарцев к современному бизнесу. Но это не означало, что я не буду включать телевизор, чтобы одним глазом приглядывать за происходящим в «Котёнке в доме». Так что, пока я в подробностях постигал непобедимую тактику швейцарских пикинеров, я также узнал, что Ая собирается пойти в кино, потому что сегодня должен был состояться единственный показ фильма, который он хотел посмотреть. И об этом Ая узнал только утром из рекламного листка. Он крайне редко меняет свои планы. Что ж, значит, и мне придётся изменить свои. Согласно справочной службе кинотеатров фильм начинался в десять минут восьмого, так что я тут же, по телефону, заказал билет, и изо всех сил старался решить, что мне надеть, молясь при этом, чтобы он не передумал. Он не передумал. Ая был одет в джинсы и кофту с капюшоном, потому что становилось холодно, и не возражал, когда я спросил, могу ли я в кино сесть рядом с ним. Мы были практически на полпути к сближению, и, должен признать, я получил удовольствие от фильма, несмотря на то, что он украл половину моего попкорна. От него пахло кремом для рук и клубникой, а от его волос исходил слабый запах роз. Ая спросил меня, не следил ли я за ним. Я рассмеялся и спросил, неужели ему этого хотелось. Он не ответил. После окончания сеанса он пригласил меня выпить кофе, мотивируя это тем, что задолжал мне выпивку, раз уж я покупал ему на концерте пиво, и я согласился. Если бы он спросил меня, не хочу ли я быть связанным собственными кишками, то я бы согласился. Я не могу сказать вам, какой фильм мы ходили смотреть. Я не могу сказать вам, на каком он был языке. Я старался сосредоточиться на киноэкране, но обращал внимание на всё, что угодно, кроме фильма. Меня одолевало столько разных чувств. Он сказал официантке, чтобы ему принесли кофе – чёрный, как чёрт, и горячий, как ад. Я не застонал, хотя мне очень, очень этого хотелось, но я сдержался. Я сказал официантке: «И я». При этих словах Ая приподнял алую бровь. Я просто имел в виду, что хотел такой же кофе, честно. А он ответил, что я не такой. Трудно думать, когда он в такой непосредственной близости. Он пахнет чудесно. Он не пользуется лосьоном после бритья, но он целый день работает с цветами. Он пахнет землёй, цветами и клубникой. Происхождение двух запахов я могу объяснить. Закусочная, в которую мы пошли, была в американском стиле, поэтому мы сидели за столиком в отдельной кабинке у окна. Зал был чистым и светлым, и он напомнил мне годы, проведённые в Америке. Официантка приносит два чёрных кофе и ставит их перед нами. Я задумываюсь о том, что хорошо бы чашки оказались бездонными. – Итак, – начинает Ая, сделав глоток кофе, – что ты думаешь о фильме? – Неоригинально, – отвечаю я. «Неоригинально» – отличное слово, чтобы выпутаться из щекотливой ситуации. – Это и есть оригинал, от которого произошло всё остальное, – возражает он. – «Йоджимбо» – это очень важный фильм. Я отмечаю про себя это слово, «телохранитель». Я слышал об этом фильме и удивляюсь тому, что мой рассеянный разум классифицирует фильм как уже виденный. – Я нечасто смотрю фильмы, – говорю я, и это правда. – Честно говоря, я тоже, но есть фильмы, которые я люблю, и «Йоджимбо» – один из них. – Я могу проверить истинность его слов. – Я не столько зритель, сколько читатель. – Я люблю читать, – продолжаю я. Но он читает художественную литературу, а я нет. – Правда? – теперь в его голосе появляется интерес. – А что ты читаешь? Я отвечаю, он слегка дёргает подбородком: – Я слышал об этом, но я не стал бы доверять деловым качествам швейцарских пикинеров – они были непобедимы потому, что тщательно выбирали где, когда и с кем сражаться. Но, в конце концов, хороший солдат всегда мог их одолеть. – Его слова застают меня врасплох. – Я читал много книг по истории и собираюсь и дальше читать всё стоящее внимания, но я до сих пор интересуюсь … – он делает паузу, предполагается, что я ничего не знаю о его побочном занятии. – Рассказами? – спрашиваю я. Он кивает, удивлённый, что я знаю о них. – Мне было не сложно соотнести одно с другим, когда я нашёл один из них в журнале, который читает Наги. Ты очень хорош. Он немного краснеет: – Спасибо. Об этом знает только Юси. Только не говори, что мой псевдоним чересчур очевиден. – Только для того, кто видит будущее, – заверяю его я. – Слава богу, – он не скрывает своего облегчения. – Не видать мне покоя, если все об этом узнают. – Твои рассказы на самом деле хорошие, почему ты их скрываешь? – Я наклонился к нему через стол, я контролирую ход беседы, и он об этом знает. – Напишу исторический роман, – фыркает он, – и моя репутация ледяного убийцы из Вайсс станет историей. – Он отпивает кофе. – Трудно воспринимать кого-то всерьёз, когда он пишет рассказы про пирата и его возлюбленную леди. – Ты принижаешь себя, – говорю я ему, – некоторые из твоих книг действительно хороши. Их издают по всему миру. – Это правда, я это знаю. – Ты провёл целое исследование. Это восхищение? – Ты Вайсс, – спокойно отвечаю я, как будто это всё объясняло. – Кроме того, так умилительно наблюдать, как Наги сначала тихо плачет от восторга, а затем хлопается в обморок, прижав к груди журнал. – Он улыбается в ответ. – Он, наверное, твой самый большой фанат. Он, вероятно, читал столько твоих рассказов, сколько ты их написал. – Я их не читаю, – признаётся он. – Я люблю что-нибудь более мрачное, более зловещее. – Более мрачное и зловещее, чем ты? – Полагаю, что да. – Он допил свой кофе. – Странно, никогда бы не подумал, что мне понравится говорить с тобой, но у нас больше общего, чем мне казалось. – Ты имеешь в виду, что мы не только убийцы? – спрашиваю я, приподняв бровь. – Я имел в виду – лидеры убийц, – отвечает он. – У нас у обоих есть один и тот же пункт – контроль. – С этим не поспоришь, всё началось как раз из-за проблем с контролем. – Я и не догадывался, что мы оба любим Куросаву, или что ты читал то, что я написал. Всегда приятно встретить поклонника. – Наги поклонник, не я. Я читал твои рассказы потому, что они были в ванной, и нет в мире человека, который не пустил бы слезу над рассказом о прекрасной деве, схваченной лихим пиратом и увезённой им на Карибы, где её спас не менее интересный, правда, уже по-своему, морской офицер. Он закатывает глаза. – Я думал о том, чтобы развить этот сюжет. Возможно, в виде сёнен-ая. – Откровенно. А ведь до сих пор всё было так невинно. – Или даже яоя. Я не подавился кофе, хотя в этом бы не было ничего странного. – Правда? – голос у меня оказался немного скрипучим. – В Америке для него огромный рынок, так что мне это уже предлагали. Конечно, когда я упомянул об этом при Юси, то он сначала поперхнулся, а затем фыркнул и обрызгал меня кофе. – Я был очень рад, что не обрызгал Аю, хотя уверен, что мои мотивы отличались от мотивов Хондзё. – Яой, в основном, пишется женщинами, поэтому с точки зрения мужчины … – Он не заканчивает фразу. – Правда, всё равно не могу представить, что пишу такое. – Ты и Юси, должно быть, очень близки, – говорю я, делая всё возможное, чтобы сменить тему. – Ты часто упоминаешь о нём. – Он мой лучший друг, я так думаю, – немного печально признаётся он. – Нас связывает прошлое, и я могу говорить с ним обо всём. Странно, с тобой я тоже могу говорить обо всём. – Я вижу, что эта мысль неожиданно пришла ему в голову. – Даже о пиратах и морских капитанах. – Думаю, что узнай об этом остальные, то тебя бы потом дразнили без пощады, – отвечаю я. В Шварц никто и никогда не осмелится дразнить меня, хотя я и позволяю Наги звать меня тоо-сан. В этом обращении есть лёгкая насмешка, но ирония заключается в том, что я и есть единственный настоящий отец, которого Вундеркинд когда-либо знал. – Я никогда не узнаю конец истории, – соглашается он. – Всё случится на корабле, «но тсс! Что за сиянье там в окне?» [1]. Я просто хотел подразнить Оми, когда поймал его за чтением такого рассказа. Я не собираюсь писать их до конца своих дней. – Он тихонько посмеивается, спокойный и довольный собой. Не могу выразить, как я счастлив, когда заставляю его смеяться. – Они пишутся легко и быстро и приносят много денег, а мне нужны были деньги для сестры. – Как твоя сестра? – спрашиваю я. Он немного напрягается. – Я в ней больше не заинтересован, – продолжаю я. – Я просто хотел узнать, что с ней всё хорошо. Мои слова, кажется, немного успокаивают Аю. Я прекрасно осведомлён насчёт его сестры, и не только потому, что это входило в мой план наблюдения за ним. Сейчас она нам больше не интересна, но, может, когда-нибудь в будущем она нам ещё пригодится. – С ней всё в порядке, – наконец отвечает он, – она в Европе, учится на медсестру. – Он говорит отрывисто и уверенно. Ая уже не такой открытый, как раньше. – Рад это слышать, – уверяю его я. Я зашёл слишком далеко. Кажется, он всегда готов возвратиться к модусу ледяного Абиссинца. Я изо всех сил пытаюсь сообразить, как мне поменять тему. – Это хорошо, что ты спросил, – говорит Ая, очевидно заметив, что беседа свернула в направлении, хорошо знакомом нам обоим. – А как Юси? Он оправился после всего выпитого на концерте пива? – Мой вопрос, кажется, немного разрядил обстановку. – Он сказал, что ты ему что-то подмешал, – с энтузиазмом отвечает он. – Что это единственная причина, по которой он вчера чувствовал себя так паршиво. Он позвонил только после четырёх, когда у него в голове всё встало на свои места. – А у тебя было похмелье? – Спрашиваю я с лёгким нажимом, прекрасно зная, что оно у него было. – После того, сколько я выпил, я был бы неприятно удивлён, не будь у меня похмелья. За свои деньги я получил сполна, особенно в отеле. Клянусь, они так усердно угощали меня ликёром, что я до сих пор не могу понять почему. – Ты очень милый, – слегка подразниваю его я. Он комично изображает обиду: – Милый – девчачье слово. Сам ты милый, ублюдок. – Могу поклясться, что он вовсе не так обижен, как пытается показать. – А может всё-таки привлекательный? – Нет, – заверяю его я, – определённо, милый. У тебя слишком тонкая кость, да ещё такой цвет волос – впечатление просто сногсшибательное. Давай позовём официантку, если тебе нужно ещё чьё-то мнение. – Он симпатичный, правда. – Я буду называть тебя милашкой, посмотрим, как тебе это понравится, – чуть ли не рычит Ая. – А в следующий раз ты назовёшь меня бисёдзё? – О нет, – продолжаю я, – определённо бисёнэн. – Я могу сравнить его с лучшими из них, ведь он великолепен. Я задумываюсь, как я мог так долго не замечать этого. Он смотрит на меня, а в глазах у него пляшут чёртики. – За это ты купишь мне выпить, – угрожает он, бросая на столик деньги за кофе. – И на этот раз, Шварц, ты ничего туда не подмешаешь. – Он предлагает мне руку, помогая выбраться из кабинки. Я взял его за руку и удивился – он кажется высеченным из мрамора, но его кожа на самом деле такая тёплая. Бар был за углом. Это был просто местный бар с зеркальными стенами. Ая не поверил моим протестам, что я в прошлый раз ничего не подмешал ему в выпивку. Я не понимаю, почему он мне не верит, но мне приходится смириться. Этот бар отличается от того, который он обычно посещает с Хондзё. Здесь было полно сарарименов, выпивающих всю ночь напролёт. По залу прохаживаются несколько хостес, но одного взгляда на нас – на меня в белом костюме и Аю в спортивной кофте – достаточно, чтобы нас оставили в покое. Такие бары обычно посещаю я, а не он. Когда я кладу на стол солидную чёрную кредитную карту, чтобы открыть счёт, то одна из хостес обслуживает нас вместо официантки. Он поднял на меня взгляд, и я со смехом спросил, неужели у него кредитка белого цвета. Он ответил, что нет, у него была платиновая, и он пользовался ею только в магазинах. Я спросил, на чьё имя была карта, а он ответил, что в своё время расскажет. Моя была из американского банка и открыта на имя м-ра Брэдли Кроуфорда. Тот банк оказалось слишком легко обмануть. Девушка взяла карту, провела ею по считывающему устройству, чтобы убедиться в подлинности кредитки, а затем принесла назад. Я почти никогда не пользуюсь ею, гораздо легче платить за всё наличными. Кроме того, платежи наличными намного сложнее проследить. Я нисколько не сомневаюсь, что Наги ведёт учёт того, сколько я трачу и на что. Это ему пригождается, когда я начинаю упрекать его за то, что он покупает слишком много дисков или компьютерных игр. Сегодняшний вечер принесёт ему три, целых три навороченных игры. Я говорю Ае, чтобы он заказал всё, что пожелает. Он заказывает двойной коктейль «Гнездо на скалах» с диетической пепси-колой, я заказываю то же самое. Хостес уходит, оставляя нас беседовать в одиночестве. Это престижный бар, поэтому хостес вышколены достаточно, чтобы понимать, когда им готовы заплатить деньги только за то, чтобы они ушли. Лампы придают его коже свечение, а из-за зеркал кажется, будто я пью не с одним, а с шестью Аями. У него глаза лавандового цвета, такие глаза сделали бы женщину «Мисс мира», особенно вместе с такими волосами вишнёвого цвета. Часть меня хочет, чтобы это был настоящий цвет его волос. Даже в чёрной спортивной кофте и джинсах он поразительно красив. Раньше я назвал его милым, и он обиделся. Интересно, возражал бы он, если бы я назвал его красивым? – Ты здесь выглядишь более уместно, чем я, – со смехом говорит он, разглядывая бар, полный сарарименов. – Может и так, но, по правде, такое место не для меня. Я не часто хожу куда-то выпить, всё зависит от компании. – Ты должен угостить меня за то, что назвал милым. – Не хочу даже знать, во что бы мне обошлось, назови я тебя красивым. Он качает головой: – Мне этого хватает и дома. Ая, нам нужно, чтобы ты был надел платье, потому что ты красивый, даже несмотря на твой шинэ-взгляд. Ая, тот человек падок на натуральных красно-рыжих в кимоно, а ты достаточно красивый, чтобы его отвлечь. Ая, все эти девушки осаждают «Конэко» потому, что ты красивый. – Он так издевательски говорит это, что я не осмеливаюсь рассмеяться. Полагаю, что за свой смех я бы расплатился рукой и ногой, причём в буквальном смысле. – А когда я начинаю плакаться Юси, он только смеётся и говорит: «Но ты и есть красивый». А теперь я слышу это от тебя. – Он демонстративно дуется. – Ты совершенно другой по сравнению с Абиссинцем, – говорю ему я. – Он весь изо льда, а ты нет. – Есть лекарство, – отвечает Ая, – Критикер дают мне специальные таблетки – «Анти-Абиссин». Двадцать миллиграммов в сутки. – Я смеюсь над его словами, которые, очевидно, не что иное, как шутка. – Я думаю, им стоило бы подсадить на эти таблетки и остальных, а не только меня. – Хорошо бы и нам удалось заполучить нечто подобное для одного человека. Он понимает смысл шутки. – Тут-тут, – он передразнивает, как колышутся округлости у официантки, когда она подходит к нам с подносом, а затем ставит его на столик. Обслуживая нас, девушка старательно покачивает бёдрами, изо всех сил пытаясь обратить на себя внимание. – Не надо смеяться над тем, кто принимает лекарства, особенно такие сильные как «Анти-Абиссин». А вот над этим стоит посмеяться. С ним действительно очень весело, когда он позволяет себе расслабиться. Со мной он оказался более открытым, чем я мог надеяться. – Ты с лёгкостью позволяешь дразнить себя, – замечаю я. – Ты правильно сказал – позволяю. Только если позволяю, – уточняет он, пригубливая коктейль и ухмыляясь мне поверх края бокала. – Мы можем быть откровенными, потому что в состоянии убить друг друга. Я привык мечтать о том, как убиваю тебя. – А я никогда о тебе особо не думал, – честно признаюсь я. – Ты меня всегда раздражал. – А сегодня я тебя раздражаю? – спрашивает Ая. – Нет, – честно признаюсь я, – с некоторых пор ты меня не раздражаешь. Но думаю, это произошло не раньше, чем ты устранил Такатори, – при этих словах он приподнимает бровь. – Мы не делали секрета из того, что использовали Вайсс так же, как и Критикер. – Ты очень честен со мной, – говорит Ая и зовёт хостес, чтобы заказать ещё выпивку. – Не думал, что доживу до такого. – Мне не свойственно лгать, – отвечаю я. Это неправда, но она не означает, что я буду лгать, если в моих интересах сказать правду. – Я для тебя угроза? – он пользуется тем, что я признался в том, что говорю правду. – А ты бы хотел этого? – спрашиваю я, наклонившись к нему и глядя на него поверх очков. – Тебе лучше в очках, – говорит Ая. – Я с трудом узнал тебя в линзах. Я допил свой коктейль одним глотком. – Я тебя смутил? – интересуется он с очень недоброй улыбкой. Мне приходиться следить за тем, чтобы не покраснеть. Контроль полностью у него в руках, он управляет ходом нашей встречи с ловкостью и изяществом. Ненавижу признаваться в таком, но я у него в руках. – Думаю, что мне нравится, когда мой заклятый враг всецело в моей власти. Я не сдамся, не признаю поражение, это противно моей природе. Хостес приносит ещё выпивку, на этот раз текилу в стопках, края которых предварительно обмакнули в соль. – Пей, Шварц. У меня завтра с утра смена в магазине, так что я ухожу, – и выпивает текилу одним глотком. – Да, вот ещё что, – он достаёт из кармана маленький карандаш, – позвони мне, было весело. Примечания переводчика: 1. цитата из "Ромео и Джульетты" - акт 2, сцена 2, 2-6.