Вожделение (Lust)

Вернувшись в конспиративную квартиру, я обнаружил, что Фарфарелло занялся декоративно-прикладным творчеством. Он наклеивал на бумагу раскрашенные кусочки макарон, причём все макаронины были разных оттенков красного, а вместе они изображали какую-то кровавую бойню. Но самым тревожным было то, что одноглазый ирландский маньяк ещё и пел: «Я малыш, и ты малыш. Тилли, Том и Крошка!» [1]. Я вздрогнул и огляделся по сторонам, надеясь, что он не увяжется за мной. – «Всемирная служба Би-би-си», – сказал Мастермайнд откуда-то сзади, – у него ностальгия. Постарайся не вслушиваться, а то мотив очень, очень прилипчивый. В другом конце комнаты сидел Наги, мурлыча что-то себе под нос. В руках у него была игровая приставка Game Boy Advance SP (ограниченный выпуск), которая радостно гудела и пикала. Лицо у Вундеркинда светилось. – Ученье свет, а неученье тьма, – бормочу я. – Хай, тоо-сан, – ухмыляясь, отвечает Наги, – у Красного покемона можно многому научиться. – Он посмотрел на меня. – Тебя долго не было, страстное свидание? – Я ходил в кино, на «Йоджимбо». – «Йо, химбо»? – тут же спросил Шульдих [2]. – Нет, «Йоджимбо», – закатив глаза, ответил Вундеркинд. – Это шедевр японского кинематографа, снятый Куросавой. – О, – Шульдих выглядел несколько разочарованным, – а звучит как гей-порно. – Которое идёт по Пятому каналу полтретьего ночи, – не отрываясь от игры, уличил телепата Наги. – Как? «Йоджимбо»? – спросил я, не очень понимая, о чём тут идёт речь. – Нет, «Йо, химбо», – сухо ответил Вундеркинд. – Кроуфорд, ты, конечно, в курсе, что Пятый – личный гей-порно-канал Шульдиха? Я застонал: – Наги, тебе спать пора. Вундеркинд посмотрел на часы, было едва за полночь. Тем не менее, так и не оторвав взгляда от консоли, он пошёл в свою комнату. Конечно, спрашивать, правда ли он ляжет в постель, было уже чересчур. Скорее всего, Наги заберётся в кровать, усядется там в пижаме и продолжит гудеть и пикать своей игрушкой. Не поможет даже, если я выключу свет – адская машинка снабжена подсветкой экрана. Я долго стою под душем, решая всевозможные проблемы личной гигиены. Ну, вы же не надеетесь, что я вот так вам всё расскажу? Меня беспокоил вопрос: через какое время можно будет позвонить Ае, чтобы это не выглядело неприлично? Я чуть было не позвонил ему, едва переступив порог квартиры, под предлогом, что случайно нажал на кнопку вызова, когда вводил его номер в память телефона. Потом я сообразил, что худшего оправдания не придумать, и решил позвонить ему утром. Или, может, через несколько дней. Я, правда, не представлял, как мне быть. В прошлом, когда я хотел кого-то, то просто шёл и получал, кого хотел. Я не тратил время на всякую букетно-конфетную ерунду, так откуда же мне знать, сколько нужно ждать перед тем, как позвонить ему? Переодевшись в удобные пижамные штаны и безразмерную футболку, я щёлкнул пультом, чтобы выбрать мой любимый канал – «Конэко». Ая только что вернулся. Он наливал воду в чайник, чтобы приготовить себе чай, а Балинез в это же самое время старательно к нему принюхивался. – От тебя пахнет мужчиной, – вынес вердикт Кудо. – Не знаю, Йоджи. Может, это потому, что я мужчина? – со скрытой иронией отвечает Ая. – Нет, – Балинез снова принюхивается, с силой втягивая воздух, – от тебя пахнет лосьоном после бритья, кофе и, – он морщит нос, – ликёром. Ты был на свидании. – Я ходил в кино, – небрежно отвечает Абиссинец. – Там я встретил друга, мы пошли выпить. – У тебя нет друзей, – не соглашается Кудо. – Он дал тебе свой номер телефона? – Я дал ему свой. Мне показалось, будто он не хочет, чтобы я звонил ему. – У меня было короткое видение, что он звонит мне, а трубку берёт Фарфарелло. Я вдруг очень обрадовался, что не дал ему свой номер. – Он женат? – спрашивает Балинез. – Нет, – это так приятно. – Тогда почему он не хочет, чтобы ты звонил ему? – У него любопытные домочадцы, – отвечает Ая. – Только представь – он живёт в доме, полном таких, как ты. – Ая, за всё то время, что я тебя знаю, сколько раз я говорил тебе, чтобы ты не давал свой номер, а брал чужой? Они ведь тебе не звонят, – у Балинеза такое менторское выражение лица, что мне хочется его пристрелить. Единственная причина, по которой я до сих пор не позвонил Ае, состоит в том, что ещё не прошло и часа, а это действительно слишком скоро. Даже мне понятно, что если торопить события, то маятник качнётся от нетерпеливого ожидания к отвращению. – Он позвонит, – уверенно говорит Абиссинец. – У меня завтра смена с утра пораньше, так что я тебя оставлю. Тебе же хуже – теперь мучайся от любопытства, – издеваясь, он посылает Кудо воздушный поцелуй, и в это самое время звонит телефон. Мне требуется некоторое время, чтобы сообразить, что ему звоню не я. – Ая, телефон, – кричит из гостиной Бомбеец, голос звучит так, как будто он стоит рядом с Абиссинцем и Балинезом. Ая берёт трубку на кухне, показывает Кудо язык и отвечает: – Фудзимия, – затем резко скисает. – О, привет, Сакура. – Это весьма примечательное зрелище – то, как выражение его лица меняется от приятно удивлённого до загнанного. Он тяжело опустился на стул, подпер голову рукой и начал рассматривать рисунок древесных волокон на столешнице. Думаю, что даже если бы я не желал его так сильно, как желаю теперь, то из-за этого выражения безысходного отчаяния на лице, пока он говорил обо всём, о чём хотелось Сакуре, я бы спас его. Я достал клочок бумаги, на котором был записан его номер, потом открыл крышку сотового и позвонил. – Сакура, я должен идти, – он ничуть не обрадовался. – Там кто-то на другой линии. Я тебе потом позвоню, ладно? – Судя по выражению аиного лица, скорее в аду наступит день открытых дверей, чем он ей позвонит. Но предлог, кажется, сработал, потому что девушка освободила линию. – Фудзимия, – ответил Ая. – У меня возникло подозрение, что ты будешь мне очень признателен, если я тебе сейчас позвоню, – сказал я. – Так вот в чём преимущество предвидения? – поинтересовался он со смехом. Он даже не стал спрашивать, кто звонит. – И не единственное, – сухо заверил я его. Я откинулся в кожаном кресле у себя в комнате. Я видел выражение его лица – он стоял на кухне и готовил себе чай, прижав плечом к уху телефонную трубку. – И это всё, что ты хочешь узнать о моём видении? А, может, ты хочешь поблагодарить меня? – Да, – ответил он с проказливой улыбкой. Опершись бёдрами о край стола, Ая ждал, когда закипит чайник. Одной рукой он держал телефон, а другой поигрывал длинной прядью волос, накручивая её на палец очень кокетливым жестом, и пока он так делал, длинная золотая серёжка постукивала его по руке. Если бы у меня в душе была романтическая струна, то я бы решил, что влюбился в него, а не вожделел, как это было на самом деле. – Я должен поблагодарить тебя за спасение меня от ужасной дилеммы, с которой я всегда сталкиваюсь, разговаривая с юной девушкой, боготворящей меня. – Если хочешь, – предложил я, пристально разглядывая его на экране, – я могу отпустить тебя, и ты сможешь перезвонить своей преданной обожательнице. – Даже не вздумай, – моментально рассвирепел Ая. – У неё есть только две темы для разговоров – я и лёгкая атлетика. А я больше всего ненавижу говорить именно об этом. – Он налил в чай горячей воды и снова начал поигрывать длинной прядкой. – Господи, да это хуже, чем если Оми начинает говорить о программировании. Я рассмеялся, потому что это действительно было довольно забавно: – Могу представить кое-кого похожего. Правда, помимо программирования его волнуют генераторы хаоса и такая штука, с помощью которой можно стрелять по дверям в компьютерных играх, чтобы они открылись. – Мне нравится пасьянс, – немного лукаво признался Ая, – в чём-то более сложном я путаюсь. – Маджонг, – наступила моя очередь откровенничать, – половину всего времени, когда я, как предполагается, работаю, я на самом деле играю в маджонг, – я увидел, как он смеётся. – Компьютеры – это для Оми, – сказал Ая, – я умею только пользоваться интернетом, а когда я пытаюсь его заставить что-нибудь объяснить мне, то он сбивает меня с толку разными жаргонными словечками. – А ты считаешь, что это неправильно, – ответил я. – Наги настроил всё так, чтобы проходить эти свои компьютерные игры, о которых в наше время никто и не слышал, так что в половине случаев мы даже не можем попасть в интернет. – Ты меня забавляешь, – мягко сказал Ая. – Сначала у тебя видение о том, что я страдаю под гнётом хищной Сакуры, и ты спасаешь меня, потом рассказываешь мне ужасные секреты вашей организации. В следующий раз ты выдашь мне все ваши пароли. – Я знаю, что дошёл бы и до такого, но тогда Наги поменяет все пароли, чтобы играть в одиннадцатую «Финалку». – Так что если бы я даже знал, как найти эти программы … – То ты обнаружил бы, что бродишь по локациям «Последней фантазии» одетый как орк или что-то в этом роде, – я чувствовал себя очень гордым за то, что придумал такую хитрую кару. – Вероятно, я бы потерял все заработанные им очки опыта, и Вундеркинд понял бы, что его хакнули, – ответил Ая, прихлёбывая чай и поворачивая рукой чашку, которую придерживал за донышко. Чашку украшала роспись в виде ветвей магнолии, белые лепестки выглядели так, словно их окунули в кровь. Я подумал, что рисунок красив и очень ему подходит. И внезапно мне в голову пришла идея замечательного подарка для него. Я был почти уверен, что Ая будет пить чай из какой-нибудь уродливой кружки, вроде той, что однажды подарил мне Наги – с человеком, который бежит как сумасшедший в облаке чёрных точек и машет руками. Вундеркинд сказал, что мошки будут держать меня в форме. В отместку я купил для него набор посуды, украшенной муми-троллями. Верьте или нет, но муми-тролли – это единственное, чего действительно боится Наги. И ещё маленького гиппопотамчика, который и есть гигантский синий муми-тролль. Тем не менее, я по-настоящему полюбил эту кружку и всегда пил свой утренний кофе из неё, а не из тех простых белых кружек, из которых состоял остальной сервиз. – Он узнал бы, что его хакнули, даже если бы ты просто поставил свою чашку около его клавиатуры, так что мужайся, – продолжил я. – А теперь ответь, ты зачем позвонил мне? Чтобы спасти меня или поговорить про Наги? – А теперь ты мне ответь: ты ревнуешь, потому что я заговорил про Наги? – Ты позвонил мне, не значит ли это, что теперь ты должен услаждать мой слух рассказами о моей красоте? А ещё ты позвонил, чтобы разузнать всё про мою жизнь, и потом совершенно точно знать, что говорить. Я рассмеялся, всё так и было. – Я вижу будущее, – начал я, – и я всегда точно знаю, что надо сказать. И я понял, что тебе не понравилось, когда тебя называют «милым», потому что «милый» – слово не для парня. Он прыснул от смеха прямо в чашку с чаем: – Так ты всё-таки слушал. – Что ты делаешь послезавтра? – внезапно спросил я. – У меня выходной, – я знал об этом, но решил промолчать. – У меня есть план, – ухмыльнулся я. Уверен, он расслышал по телефону, как изменился мой голос. – Я подумал, что мог бы пригласить тебя на чай. Он рассмеялся: – Ну, и сколько же по-твоему мне лет, если ты приглашаешь меня на чай и кусочек торта? Если я правильно тебя понял. Не могу не спросить: ты что – нанюхался корректора, которым замазываешь ошибки в отчётах о выполненных миссиях? – Он на водной основе, – возразил я. – Однако, шульдиховы носки знамениты тем, что обладают таким же галлюциногенным эффектом. У него носки с покемонами, ты знаешь об этом? – Его носки?! – его голос звучал очень недоверчиво. – Отныне я буду звать его Пикачу. – Почему-то намного смешнее, когда это говоришь ты, чем Фарфарелло, – признался я. – Никогда не думал, что у него есть чувство юмора, – ответил Ая. – У него и нет чувства юмора, просто он смотрит «Покемонов», – я продолжал раскрывать ему наши секреты. – А теперь скажи мне, что встретишься со мной завтра в очая «Куронэко», и тогда я расскажу, как тебя называют Шварц. – Х-м-м, и как же они могут называть меня? Ледяной принц, Красная роза Вайсс, дай подумать, Йоджи говорил, что я проклятый кицунэ. – Я ничего не скажу до завтра, так что гадай. – И почему у меня такое впечатление, что они называют меня Такседо Маск? – Как он догадался? Это невозможно, полагаю, что он просто подслушал про это у кого-то. – На днях так сказала одна из фанаток в магазине, я еле удержался, чтобы не плюнуть. – Ну, – не согласился я, – у вас обоих одинаково красивые … – Прошу прощения, – говорит он, притворно обидевшись. – Я собирался сказать «кодовые цветы», – я могу притворяться невинным не хуже других. – Не увиливай, ты собирался сказать «задницы». – Может, я и думал про чью-то задницу, и представлял себе задницу, но я собирался сказать «цветы». – Так ты теперь воображаешь себе мою задницу! – полагаю, что он с трудом сдерживал смех. – Как будто ты сможешь убедить меня, что не воображаешь мою, – говорю я. Я вижу, что в комнату входит Балинез. – Давай, расскажи мне: как ты себе представляешь мою задницу? – Я спросил это только ради того, чтобы посмотреть, как он будет рассказывать об этом при Кудо. – Задранной повыше, а ты – лицом в подушку, – заявляет Ая, подмигивая Балинезу, который выглядит по-настоящему шокированным. – Надеюсь, ты говоришь не с Сакурой, – говорит Кудо. – А то меня как будто контузило. Ая несильно стукает Балинеза: – Фу, это просто фу. – Грязные фантазии? – спрашиваю я. Предполагается, я не знаю о том, что спросил у него Кудо. – Это будет ему уроком, пусть не думает о всяких гнусностях, – уверяет меня Ая. – Теперь он будет думать об этом всю ночь, а когда наконец уснёт, то ему будут сниться кошмары про Сакуру. – Я смеюсь, хотя вряд ли узнал бы Сакуру, даже если бы прошёл мимо неё на улице. Но всё равно она – моя соперница. – Я допил чай, так что кладу трубку. Завтра встретимся в 10 в «Куронэко», и ни секундой позже. Пока-пока. Конец разговора получился очень неформальным, и мне это нравится. И только, когда я мельком увидел себя в зеркале, то понял, что улыбаюсь как последний дурак. Это всё вожделение, говорю я себе, и часть меня даже прислушивается к этим словам. Примечания переводчика: 1. www.youtube.com/watch?v=-cGV-AjWuhU - песенка, которую поёт Фарфарелло. Она звучит в детской телепередаче, прочитать про которую англоговорящие товарищи могут тут: http://en.wikipedia.org/wiki/Tots_TV. 2. «Йо, химбо» переводится как «Привет, красавчик!».