★★★
Этим же вечером я сказал Адаму, что мы возвращаемся в Лондон, и, глядя в счастливые глаза мужа, правда начал задумываться о том, что счастливый исход в нашей ситуации возможен. Я договорился с Эллиотом о встрече в «нашем» баре, а затем начал упаковывать вещи. Через неделю билеты на самолет были уже куплены. Вещи почти собраны, я распрощался со своей редакцией и друзьями. Оставался лишь один человек, с которым мы не обмолвились и словечком, но он, похоже, наслаждался жизнью: по крайней мере, об этом говорили десятки фотографий, на которых Блейн и Мэттью выбирали постельное белье и свечи в Zara Home. С первого взгляда я знал, что возненавижу их счастливые лица. Их улыбки, сцепленные руки, ладонь Блейна на талии Мэттью, ладонь Мэттью на плече Блейна. Я ненавидел тот факт, что Блейн выглядел, да и наверняка был чертовски счастливым, когда я таковым не являлся. Я был разбит. У меня постоянно тряслись руки, а из-за постоянного недосыпа под глазами были огромные мешки. Единственная мысль, которая, может, и успокаивала меня раньше, сейчас уже не была такой убедительной. «Ты вернешься в Лондон, и все снова станет по-прежнему». Я смотрел на счастливое лицо Блейна, когда тот обнимал своего жениха, и понимал, что это все полная чушь. Что не будет все «по-прежнему». Что, снова вспомнив, каково это: обнимать Блейна, целовать его в губы, прижиматься к нему всем телом, слушать вместе с ним джаз, лежа на кровати, курить вместе и пить виски, смеяться и ждать разносчика пиццы, я все еще смогу сидеть с родными Адама за одним столом, слушать их рассказы о том, как их двоюродный дядюшка Гарри когда-то сломал ногу, упав с лошади, и считать, что я счастлив, зная, что на другом конце земного шара есть человек, с которым мы в этот же момент времени могли бы лежать в кровати, пересматривая старые рождественские фильмы, и курить сигары, греясь в объятиях друг друга. Мне срочно нужно было разгребать все то дерьмо, в которое превратилась моя жизнь, а я собирался сбежать снова и оставить все, как есть. А затем в моей голове снова всплыло несколько слов: «бракоразводный процесс», «суд», «раздел имущества». А также у Блейна был прекрасный жених. От его улыбки в глазах начинало рябить, и по утрам, бьюсь об заклад, он не выглядел как взъерошенная птица. Мэттью также не разбивал сердце мужчины, которого любил, он не напивался в стельку, у него были высокооплачиваемая работа и стабильные отношения. Мои отношения тоже были стабильными, но последние три месяца эта стабильность лишь разрушала мои нервные клетки. Менять все уже не было никакого смысла. Когда человек рушит свою жизнь, он делает это осознанно, зная, что пути назад никогда уже не будет. Я поцеловал Адама на ночь и лег в кровать рядом с ним, размышляя о том, какие мысли не позволят мне погрузиться в сон этой ночью.★★★
Блейн ворвался в мою квартиру на следующий день. Он долго барабанил в дверь до тех пор, пока я наконец не открыл ему, и первой фразой, которой он наградил меня, было: – Ты, блять, рехнулся? Я стоял, глядел на Блейна и не мог поверить тому, что вижу его в последний раз. У нас с ним было столько «последних» раз, что будет сложно пересчитать, но в этот раз что-то внутри меня твердило, что этот был самым что ни на есть последним. Я покачал головой и улыбнулся. – Ты понял только сейчас? – Ты не смеешь уезжать снова. Ты уже сделал это однажды и посмотри, что с тобой стало. Что стало с нами, – Блейн прорычал это таким грозным тоном, что мне захотелось свернуться калачиком в углу комнаты и переждать бурю. - Будет только хуже, если я останусь. Блейн, у «нас» все в прошлом. Ты помолвлен. Я женат. Уходи, - я попытался закрыть дверь, но он оттолкнул меня и зашел в комнату. – Что ты хочешь изменить, снова врываясь в мою жизнь?! – я проследовал за ним в зал. – Он здесь?! – Блейн прокричал, оглядываясь по сторонам. – Скажи мне, если это он заставляет тебя ехать, потому что, если это так, то он больше не жилец! – он направился в спальню, расталкивая по пути коробки. На очереди была кухня. Ворвавшись туда, Блейн продолжал сыпать проклятиями, и, лишь убедившись, что Адама дома нет, он смог успокоиться. Блейн оперся кулаками обеих рук о столешницу и склонил голову, тяжело дыша. Я попытался приблизиться к нему, но он метнул в меня взгляд, полный ярости. – Скажи мне. – Это целиком и полностью мое решение. Его глаза были похожи на глаза пойманного в капкан волка, и этот взгляд разламывал мое сердце на десятки кровоточащих частей. – Тогда знай, что я тебя ненавижу, – он прошептал, все еще не сводя с меня взгляда. Мои ноги подкосились, и мне также пришлось схватиться за столешницу, чтобы не упасть. – Блейн… – он покачал головой, и я тут же забыл все, что хотел сказать. «Мужчина моей мечты» наконец выпрямился и посмотрел на меня взглядом, полным злобы и ненависти. – Для тебя это снова было лишь игрой, да? Ты приехал сюда, ты приехал в мою квартиру, ты поехал со мной на этот маскарад, ты снова… напомнил мне о том, как нам было хорошо друг с другом, ты снова… использовал меня, – он покачал головой. – Меня еще никогда и никто не использовал так, как ты. Ты делаешь это так искусно, ты словно заставляешь меня снова поверить в сказку, а потом оставляешь ни с чем. Ты делаешь так со всеми? – Блейн сделал паузу, чтобы дать мне ответить, но я лишь обнял себя руками. Мне казалось, что этим жестом я смогу спасти свое тело от непременного разрушения, ведь слова мужчины, стоящего передо мной со слезами на глазах, уже разрушили мою душу. – За что ты так меня ненавидишь? – он выплюнул это мне в лицо, и это окончательно сломало меня. – Я люблю тебя, – я упал перед Блейном на колени и уперся руками в пол. – Я люблю тебя, Блейн, мне кажется, я любил тебя с нашей первой встречи. Я не понимаю, как я смог прожить без тебя эти три года, но я точно знаю, что все эти годы были адом, даже если я не подозревал об этом. И я скучаю по тебе. Каждый гребанный день, Блейн, и ты не подозреваешь, как тяжело осознавать, что уже ничего нельзя изменить. Что ты хочешь исправить? – я поднял на него глаза. Блейн пытался сдерживать слезы. Я же не мог сдержать в груди рыданий. – Нечего уже исправлять. «Нас» больше нет. Мы остались в прошлом. Там сейчас мы сидим на моем крыльце и признаемся друг другу в любви. Там мы с тобой счастливы, но здесь нас тобой просто-напросто нет. Ты можешь ненавидеть меня, но знай, что я не перестану любить. Я рыдал, стоя перед ним на коленях. Блейн стоял передо мной, храня гробовое молчание. Через несколько минут я услышал хриплое дыхание. А затем «мужчина моей мечты» опустился на колени рядом со мной. Я подполз к нему ближе и свернулся калачиком в его руках. Блейн уткнулся губами в мои волосы, тяжело дыша. Мы находились в таком положении пятнадцать минут, и они показались мне и адом, и раем одновременно. Уткнувшись носом в шею Блейна, я вдыхал полной грудью его запах, чувствовал тепло его тела, его сильные руки, обнимающие мои плечи. Это было воистину райским наслаждением для меня. Я знал, что больше мы с ним не увидимся. Это было как раз-таки адом. А затем Блейн умудрился сломать меня снова. Всего лишь одной фразой. – Ты подаришь мне последнюю ночь? Все потому, что я не мог не согласиться. Блейн взял меня на руки и вынес из квартиры, попутно сцеловывая слезы с моих щек.★★★
Этой ночью мы занимались любовью. Мы снова были единым целым, мы снова были влюблены, мы снова имели полное право прикасаться друг к другу, любить друг друга, боготворить друг друга, выкрикивать имена друг друга. Мы снова были вместе. Я снова целовал губы Блейна часами, зная, что должен насытиться этим ощущением и запомнить его на всю оставшуюся жизнь. Но я не мог. Этим просто невозможно насытиться, Блейном невозможно насытиться, его можно сравнить лишь с героином. Хотя, мне кажется, что даже с героина слезть будет полегче. Я снова плакал, цепляясь за шею Блейна. Он снова обнимал меня и гладил по спине. В таких ситуациях принято говорить «все хорошо» или «все наладится», но я знал, что у него не повернется язык сказать это. Блейн всегда был абсолютно честен, и в этот раз его честностью являлось лишь пустое молчание. Мы оставили наши обручальные кольца на пороге. Наша одежда валялась там же, все наши старые привязанности находились там, забытые и никому не нужные. Блейн вставил диск в проигрыватель, и оттуда заиграл джаз: теплый голос Энгельберта Хампердинка. Звучание было чуть потрескивающим, но все равно потрясающим. Строчки песни рождали в моей груди новые волны боли, и мне приходилось еще крепче прижиматься к Блейну, хотя казалось, что крепче уже некуда. За всю ночь, что мы провели вместе, едва ли прозвучало десять слов. Нам не нужны были слова. Лежа в кровати, окруженные туманным голосом Хампердинка и теплым светом ночника, мы не разговаривали не потому, что нам нечего было сказать, а потому, что нам не нужно было слов для того, чтобы знать, о чем думает другой. Наши души были едины. Я смотрел в глаза Блейна и видел в них свою собственную вселенную, в которой мы все еще были вместе, мы были счастливы. Мы были женаты, мы выбирали себе постельное белье, которым потом мы вместе застелили бы нашу огромную кровать. В этой вселенной существовало такое прекрасное и удивительное «мы», когда же мы с Блейном располагали лишь местоимениями «ты» и «я». Но этой ночью мы снова смеялись. Мы жили, любили и мечтали, лежа на двуспальной кровати, которая была нашей, лежа в комнате, которая была нашей, живя жизнью, которая была нашей, и от которой мы так легко отказались. Мы совершили ошибку. Такое случается в жизни людей, и очень часто их не удается исправить. Что же остается делать? Жить и надеяться на лучшее, конечно же. Верить в то, что у вас все еще есть шанс. У меня такой веры не было. Поцеловав спящего Блейна, я тихо оделся и вышел из квартиры, снова надев на палец теперь уже ненавистное обручальное кольцо. Я вышел из отеля, поймал такси и, попросив водителя пару часов бесцельно покружить по городу, глядел все это время в окно, не пытаясь сдерживать слезы. Там, за окном, был мой Нью-Йорк. Там был я, там была моя душа, моя любовь, мое все. Я снова покидал город своей мечты, но теперь я был вынужден это делать. Я смотрел на спешащих прохожих, на открывающиеся лавки и магазины, на торговцев наркотиками, на тележки с хот-догами, на парки и скверы, на тихие улочки и шумные проспекты. А через пять часов я уже был в аэропорту. Курт Хаммел.