Cosmopolitan

“I heard that you're settled down, that you found a girl and you're married now…” Блейн, сидя в своем кожаном кресле, поднял на меня глаза и ухмыльнулся. Я же продолжил бегать по его кабинету в одних лишь лосинах, протирая пыль с, поверьте мне, бесчисленного количества полок, на которых были книги, кипы договоров, золотые статуэтки, часы и даже(!) пара рамок с фотографиями. “There’s a fire starting in my heart reaching a fever pitch, its bringing me out the dark…” – Ты вспоминаешь о творчестве Адель, когда тебе хорошо, или когда тебе грустно, и должен ли я что-то сделать по этому поводу? – Блейн положил свой планшет на журнальный столик и поманил меня пальцем. Я отложил тряпку и сел к нему на колени, тут же снимая с него очки и целуя в лоб, затем опуская свои губы на место чуть повыше переносицы. – А вот теперь ты явно дразнишь меня, – он облизнулся и попытался поцеловать меня в губы, а я соскочил с его коленей и снова принялся вытирать пыль, напевая себе под нос “Don't you remember”. Я услышал скрип Кресла (итальянская кожа, древесина породы «Амарант», ручки, отделанные камнями – Блейн запретил мне писать слово «кресло» с маленькой буквы, если я описываю именно его Кресло) и почувствовал руки «мужчины моей мечты» на своей талии. Блейн притянул меня к себе и уткнулся носом в плечо, обнимая еще крепче. – Я думаю, нам с тобой нужен перерыв. – Что? – я вздрогнул в его руках, а затем и вовсе вырвался из его объятий, чтобы посмотрел в глаза. Блейн снова сгреб меня в охапку и поцеловал в скулу. – Господи, видел бы ты выражение своего лица, – он рассмеялся, но затем вдруг снова стал серьезен. – Перерыв. От работы, Нью-Йорка, Лондона. Только ты и я. И мое шале в Швейцарии. Я обещаю тебе, что ты не пожалеешь, – тихо сказал Блейн и начал покрывать поцелуями мою шею, зная, что когда он делает это, мне в сто раз труднее собраться с мыслями. Я готов был сказать «да» на все, что Блейн может мне предложить, когда он так целовал меня. – Черт возьми, это нечестно, – я глубоко вздохнул и попытался как-то отвлечься, а его пальцы в это время решили «прогуляться» по моему обнаженному торсу и ниже. – А как же иначе я смогу вытащить своего крайне занятого нью-йоркскими делами бойфренда в горы? Я уверен, у тебя всегда найдется пара встреч, которые не терпят отлагательств. – Боже, ради тебя я готов перенести что угодно, только не останавливайся. – Решено, – радостно произнес Блейн и тут же отстранился, коротко поцеловав меня в губы. – Знаешь, я тоже могу играть «по-грязному», – я снова взял в руки тряпку и вернулся к тому, с чего все начиналось. А именно – протиранию пыли. – Мне кажется, или ты и правда бросаешь мне вызов? – Блейн удивленно приподнял брови. Я повернулся и посмотрел ему в глаза. – Вполне возможно, – а потом нагнулся, чтобы поднять упавшую тряпку. – Смотря, как ты это воспринимаешь. – Значит, вызов, – он прочистил горло и снова взял в руки свой планшет. – Вызов, так вызов. Не принесешь мне мои брюки из гардероба? У меня назначена встреча, и, я думаю, неплохо будет начать собираться, – произнес Блейн будничным тоном, и я понял, что игра началась. Я принес ему самые узкие брюки, которые только смог найти. Блейн, даже не взглянув на меня, начал медленно, словно стриптизер со стажем, снимать свои домашние штаны, затем он стянул с себя футболку, и, несколько раз проведя рукой по шее, разминая затекшие мышцы, он наконец забрал из моих рук свои брюки. – Неплохой выбор, – он все так же медленно натянул на ноги сначала одну штанину, затем вторую, и, решив, видимо, не беспокоить себя тем, чтобы застегнуть ширинку, произнес: – Теперь рубашка. Я принес ему темно-серую рубашку с платиновыми запонками. Он ухмыльнулся, и черти, плясавшие в его глазах, не предвещали ничего хорошего. – В прошлый раз, когда я надел эти белые брюки и серую рубашку, ты отсосал мне прямо в туалете ресторана, в котором мы ужинали. – Кто сказал, что я не сделаю этого снова? Блейн повернулся ко мне спиной и продел руки в рукава своей рубашки. Я разгладил ткань на его плечах, очертил пальцами контуры его лопаток, позвоночника, мускулов, видневшихся из-под воздушного материала, и встал перед ним, чтобы застегнуть пуговицы. – Сначала ремень. «Мужчина моей мечты» сделал круг по комнате, зная, что я пожираю его взглядом. Его белоснежные брюки, из-под которых виднелось черное белье, были все еще расстегнуты, а рубашка свободно висела на плечах, открывая взгляду его обнаженную грудь. Блейн облокотился кулаком на дубовый стол и, взяв с его лаковой поверхности статуэтку Фемиды, покрутил ее в свободной руке. – И чего же ты ждешь? – Понятия не имею. – Где же тогда мой ремень? – В вашем шкафу, Господин, – мне показалось уместным такое обращение, и широкая улыбка расцвела на губах Блейна. – Принеси мне его. – Он с грохотом поставил статуэтку обратно на стол и снова посмотрел на меня своим «я-знаю-чего-ты-добиваешься» взглядом. Я послал ему ответный «я-знаю-что-ты-знаешь» взгляд и направился в гардеробную. Я вернулся оттуда, держа в руках идеальный, по моему скромному мнению, ремень. Жесткая темно-коричневая кожа, отстроченная по краям кремовыми нитками, и широкая платиновая пряжка, которая прекрасно подходила к запонкам. Я опустился на колени перед Блейном и вдел ремень в первую петлю на его брюках, глядя на него из-под опущенных ресниц. Блейна нахождение моих губ рядом с его расстегнутой ширинкой и полувозбужденным членом определенно заводило, но он даже не подал виду. Чертов засранец. Я продолжил вдевать кожаный ремень в его брюки и, закончив, медленно застегнул замок, вдел платиновую пуговку в петлю, а потом уже затянул пряжку. «Мужчина моей мечты» схватил меня за волосы и потянул наверх. Я встал, глядя ему в глаза. Бросая вызов. Но он лишь томно произнес: – Теперь ты можешь застегнуть мою рубашку. Я, намеренно не прикасаясь к его обнаженному торсу, выполнил приказ, оставив две пуговицы незастегнутыми, чтобы Блейн на своей «деловой встрече» не показался жутким снобом, потому что, вы видите, он вовсе не сноб. Его можно назвать кем угодно, но точно не снобом. – Пиджак. Вернувшись в комнату, я помог надеть ему белый пиджак. Блейн, в последний раз одернув его лацканы, посмотрел в зеркало и, все еще не удостоив меня и взглядом, сказал: – Я буду дома ровно в девять. Ты должен стоять на этом же месте. На коленях, руки за спиной, голова опущена. Ничего, кроме нижнего белья. На твой выбор. Он вышел за дверь, а я поспешил в гардеробную. До девяти оставалось еще восемь часов, и мне просто необходимо было чем-то занять это время.

★★★

– Что делает с тобой такого Блейн, что ты буквально сияешь? – я успел лишь сесть за стол, а Сантана уже поприветствовала меня в свойственной ей манере. – Со стороны кажется, будто ты душевнобольной. Никто не выглядит настолько счастливым на Манхэттене. – Здравствуй, Сантана, – я поцеловал ее в щеку и снял свой пиджак, протянув его только подошедшему официанту. – Четыре бокала «Космополитен», пожалуйста, – я лучезарно улыбнулся, и Рейчел решила вставить свое слово. – Значит, у вас с Блейном все идет хорошо? – Даже лучше, чем просто хорошо, – я выхватил из рук Эллиота мохито, который тот заказал еще до моего прихода, и, сделав пару глотков, вернул его обратно законному хозяину. – Я знаю, мы почти не виделись последние несколько месяцев, учитывая некоторые обстоятельства… Но клянусь, теперь все по-прежнему. Мы снова вместе. – Мы скучали по тебе, – Эллиот улыбнулся, и официант принес нам напитки. Я взял свой бокал и покрутил его в руках, глядя на то, как в нем плещется и искрится в лучах солнца розовая жидкость. Истинный Манхэттенский шедевр, заключенный в стеклянное обрамление. – Я тоже по вам скучал. – Сделав глоток, я поставил коктейль на стол. Из колонок лился приглушенный голос Beyonce. За панорамными окнами ресторана кипела жизнь: люди спешили на работу или на свидания, шарфы развевались на ветру, машины гудели, пар из канализационных люков поднимался в воздух. Нью-Йорк переливался золотом и перламутром в ярких лучах солнца, их отражали затонированные окна автомобилей и небоскребов, чьи-то солнечные очки от Ferre или часы от Michael Kors’a. Лучи отражала даже позолоченная поверхность чьей-то зажигалки. В городе, сверкающем, словно бриллианты, каждый может найти свое счастье. И не обязательно для этого иметь ботинки от Manolo Blahnik или солнечные очки от Ray Ban. Счастье иногда может поджидать вас совсем рядом: на крыльце собственного дома или же в ресторане, сидя за столиком у окна с бокалом «Космополитен» в руке. Счастье – это вовсе не очки, и не туфли, и даже не пентхаус на последнем этаже дома на Пятой Авеню. Счастье – это всегда люди. – Я думаю, нам нужно ввести Курта в курс дела, – Сантана положила руку мне на плечо. – Этот парень – в пяти шагах от того, чтобы Майкл сделал ему предложение. Они уже даже «говорили об этом, О Мой Бог», - она очень удачно спародировала высокий голос Эллиота в те моменты, когда он говорил о них с Майклом. – Я знаю. То, что мы не встречались, не значит, что я не созванивался с вами, Сантана… Но она продолжила говорить. – Рейчел встречается с художником. Я кивнул, решив оставить ситуацию мисс Берри без своего комментария. Даю им месяц. Не больше. – А я женюсь на Бриттани через три месяца. Но я уже говорила тебе об этом, – Сантана еще раз прикоснулась к колечку на своем безымянном пальце, чтобы удостовериться в том, что это правда. – Я очень надеюсь на твою помощь, только, пожалуйста, Курт! – она подняла обе руки в воздух. - Давай обойдемся без Лайзы Минелли, я помню, какой была свадьба Стэнфорда. Я нервно засмеялся, вспоминая, что именно случилось на свадьбе Стэнфорда. О таких вещах лучше не писать в глянцевых изданиях. – К слову, когда ты наконец окольцуешь «мужчину своей мечты»? – Сантана… – Все к этому и ведет, – Рейчел мило улыбнулась, отрываясь от своего коктейля и вмешиваясь в разговор. – Вы безумно друг в друга влюблены. Это видно с первого взгляда на тебя, знаешь, даже твоя улыбка уже начинает раздражать, – она подняла в воздух свой бокал и взглянула на остальных. – Я даю им месяц, – Сантана, Рейчел и Эллиот чокнулись, а я усмехнулся. – Я знаю, сколько ты дал моим отношениям с Андре, дай угадаю. Два месяца? – Месяц, – буркнул я себе под нос, а Рейчел метнула на меня взгляд, полный наигранной злости. – Что? Это каждому ясно! Она взглянула на Эллиота с Сантаной. – Это правда? Они оба несмело кивнули. – Меня только что предали самые дорогие мне люди, – она громко вздохнула и подозвала к нашему столу официанту. – Мне два стакана ирландского ликера за счет этих троих. – У тебя есть планы на следующий месяц? – спросил Эллиот, дожевав свой салат. – Трэйс Честер нужно знать, придем ли мы на ее вечеринку, и она сказала, что мы в списке VIP-гостей. – Вообще-то… – я хотел начать разговор издалека, но взгляд Эллиота не предвещал ничего хорошего, поэтому я решил признаться сразу. – Ладно. Меня не будет в городе до конца октября. – И почему же? – Рейчел кинула на меня грозный взгляд и забрала у официанта свой ликер. – Мы с Блейном решили взять перерыв, – теперь была моя очередь наслаждаться выражением непонимания на лицах друзей. – От повседневной жизни. – И где же будет проходить этот ваш «перерыв»? – спросила Сантана чересчур серьезно. – В Швейцарии, – я натянуто улыбнулся и сделал глоток своего коктейля. – Я знаю, что пообещал, что все будет по-прежнему, и оно будет… через месяц, – мои друзья все еще смотрели на меня, как на предателя. – Да, я знаю, что снова предпочитаю личную жизнь вам, и вы знаете, что я бы никогда такого не сделал, если бы это не было… – С Блейном, – закончил за меня предложение Эллиот и лучезарно улыбнулся. – Поверь, мы знаем. Рейчел кивнула головой. – И мы очень рады за тебя. – Я просто боюсь, что, если вы проведете на лоне природы целый месяц, что значит: полностью наедине друг с другом, – у тебя отпадет член, Хаммел, – сказала Сантана с совершенно непроницаемым лицом. – Поэтому, прошу, хотя бы пятнадцать минут в день посвящайте чему-то, не включающему в себя секс. – Сантана! – Курт! – произнесли они одновременно, но немного спокойнее. – Мы, в отличие от многих твоих ухажеров, все же заглядываем в твою колонку. – Да и засос на твоей шее говорит сам за себя. – И то, что тебе нужно быть дома ровно в восемь сорок пять, тоже значит что-то. – Хорошо, – я думал, что еще больше смутиться нельзя, но - нет. Оказывается, можно. Из колонок, расположенных где-то под потолком, заиграла “Cockiness (Love It)” в исполнении Рианны. “I want you to be my sex slave, anything that I desire…” – Черт возьми, – я прикончил свой «Космополитен» в два глотка, а Сантана хрипло рассмеялась. – Рианна не врет, Курт, – она подмигнула мне. – Поздравляю тебя. – Только, прошу, – Эллиот посмотрел на меня жалобно, – напиши, что такие “штуки”, – он показал кавычки в воздухе, – любит не каждый. Потому что Майкл, начитавшись этого, попытался вчера… – Понимаю, можешь не продолжать, – перебил я его, попросив у официанта повторить заказ. – Я видел кружки у тебя на кухне, милый. – И что не так с моими кружками? – Они у тебя ванильные, Эллиот, – я улыбнулся ему самой милой улыбкой, на которую только был способен. – Ты и сам ванильный. Значит, и секс у тебя ванильный. – А ты у нас эксперт в сексе? – через несколько секунд раздраженное выражение лица Эллиота сменилось смущением. – Оу. – Именно, – я кивнул ему. – "Оу", Эллиот. Я здесь – эксперт в сексе, я занимаюсь его изучением уже десять лет. И ты – индивидуум, который занимается лишь «ванильным» сексом. Кристиан Грей даже не пустил бы тебя на порог своего дома. – Очень смешно. – Эллиот скорчил смешную рожицу и покачал головой. – А тебя бы он принял с распростертыми объятиями. – Нет, – я улыбнулся. – Потому что он натурал. Рейчел, будучи единственным «гетеросексуалом» в нашей компании, громко рассмеялась. Мы провели весь день, обсуждая «ванильный» секс и то, что произошло за время моего отсутствия, заказывая коктейль за коктейлем (в случае Рейчел это был «стакан за стаканом ликера»), пытаясь вспомнить, выключила ли Рейч утюг, подпевая Нью-Йоркскому гимну Джей Зи и Алиши Киз* и чувствуя себя до чертиков счастливыми. По крайней мере, я был счастлив до такой степени, что мне просто-напросто хотелось кричать. Мог ли я представить десять лет назад, что моя жизнь повернется ко мне своей лучшей стороной? Я так не думаю.

★★★

Когда мы вышли из ресторана, на часах было пять часов вечера. Рейчел, попрощавшись со всеми, убежала, сославшись на репетицию своей новой постановки, а Сантана – на то, что обещала Бриттани вечер вместе с ней. Мы же с Эллиотом вместе остались стоять на тротуаре и, переглянувшись, рассмеялись. – Я скучал по тебе, – он еще обнял меня за плечи. – Я тоже скучал по тебе, Эллиот. Я так рад, что я снова дома, – я посмотрел по сторонам, пытаясь заметить силуэт какого-нибудь одинокого такси, которому посчастливилось бы проехать мимо нас. – Я предлагаю прогуляться пешком до Мэдисон Авеню и купить тебе что-нибудь, Курт. Я кивнул, и мы направились в сторону ближайшего перекрестка. – Я определенно точно помню, что видел этот пиджак на тебе месяц назад. – Ты знаешь, через что я прошел. Мне было не до пиджаков, – я достал из кармана пачку сигарет и поджег одну, потому что даже воспоминания о прошлых месяцах давали о себе знать неприятной болью в груди, которую я всегда старался заменить старой-доброй царапающей болью в трахее. – Ты можешь рассказать мне больше о том, что случилось? – я видел то, что Эллиоту было некомфортно произносить эти слова. И я знал, что мне нужно хоть с кем-то поделиться тем, что произошло. И тем, что не произошло. – Он не говорит об этом, – мне не хотелось ловить на себе взгляд Эллиота каждый раз, когда я буду произносить что-нибудь нелицеприятное, поэтому я старался смотреть прямо перед собой. – Совсем. После операции он постоянно шутил и пытался ко мне приставать, хотя я до сих пор иногда ловлю его на кухне, глотающего болеутоляющее. Когда мне плохо, он чуть ли не кидается в огонь и в воду, чтобы помочь, но когда плохо ему… Он никогда не признается, что ему плохо или больно, черт возьми, этот идиот вдолбил себе в голову, что, если он проявит слабость хоть раз, все сразу же отвернутся от него. Я не хочу этого. Не хочу, чтобы он держал эту боль в себе, я лишь хочу, чтобы он был счастлив. Эллиот молчал с минуту, а затем произнес то, что заставило меня пересмотреть все мои планы на нашу предстоящую с Блейном поездку в Швейцарию: – Может быть, вам и правда нужно меньше заниматься сексом и больше разговаривать. Остаток пути мы прошли в полном молчании, лишь изредка обмениваясь незначительными фразами. Эллиот прав. Нам с Блейном и правда нужно научиться больше разговаривать. Но я не собираюсь отказываться от секса.

★★★

Блейн стоял на пороге ровно в девять, как и обещал. Он нарочито медленно снял ботинки, носки, и, повесив свой пиджак на вешалку, направился на кухню, чтобы «выпить стакан воды» (читать: заставить стоять меня на коленях в коридоре намного дольше, чем мне этого бы хотелось. А мне хотелось броситься к ногам Блейна в тот самый момент, как он только вошел в квартиру). Когда «мужчина моей мечты» наконец соизволил обратить на меня внимание, я был уже возбужден. Лишь одна мысль о том, что он специально игнорирует меня, заставляет ждать, еще сильнее желать его, скручивала все мои внутренности в тугой комок. Со временем то, что Блейн называл лишь «небольшой игрой», которая подогревала наши с ним отношения, превратилось в нечто более серьезное. Мы составили контракт, определили мои и его границы, обозначили стоп-слово, которое прекращало все, что происходило ранее. Я хотел большего, и я хотел знать, что Блейн может мне предложить. – Посмотри на меня, Курт, – произнес он тоном, который не оставлял никаких возражений. Я поднял глаза и увидел его: расстегнутая рубашка и брюки, темные глаза, выдающийся кадык и чертовски греховные губы. Лишь только эти губы можно было целовать, облизывать и кусать часами, и все равно желать большего. Чего уж говорить об остальных частях его тела, которые невозможно было не боготворить. Самого Блейна невозможно было не боготворить. – Поднимись. Я поднялся на ноги и встал перед ним так, что мы столкнулись лицом к лицу. Блейн с шумом втянул в легкие воздух и нахмурился. – Ты пил. Я знал, что это был не вопрос, поэтому и не стал отвечать. – Ты пил, хотя прекрасно знал, что я ненавижу трахать тебя, когда ты пьян. Он притянул меня к себе за подбородок и впился в губы грубым поцелуем, который умудрялся царапать меня даже похлеще сигарет. Когда Блейн отстранился, я смог лишь громко простонать и потянуться к нему снова. Поцеловав Блейна Андерсона однажды, вы больше никогда не сможете от него оторваться. Он схватил меня за горло и сам притянул к себе, но вместо того, чтобы поцеловать и продолжить то, что было начато уже давным-давно – продолжить заставлять меня судорожно хватать ртом воздух, заставлять сердце бешено колотиться, колени дрожать, а мысли - путаться среди никогда непрекращающихся возьми меня, сделай меня своим, снова, умоляю, – Блейн провел языком вдоль моей ушной раковины, прикусывая мочку. – Ты знал это и все равно решил, что алкоголь для тебя важнее, чем оргазм, не так ли? Или у тебя были какие-то другие причины? Значит ли это, что когда-нибудь ты, в конечном итоге, предпочтешь коктейли мне? – Никогда, Блейн, – хватка на моей шее усилилась. – Никогда, Господин. – Скажи это еще раз, – Блейн провел руками по моим плечам, лаская шею своими губами и зубами. – Никогда. Я. Не. Предпочту. Алкоголь. Тебе, – мне удалось произнести в перерывах между судорожными вздохами. – И еще раз. Я разрешаю импровизировать. – Ты мое все. Укус. – Не останавливайся. – Он оставил засос на ключице, сжимая руками мои бедра. Даже, может быть, оставляя на них синяки своими длинными музыкальными пальцами, каждый из которых был достоин того, чтобы его боготворили неделями. – Я люблю тебя. – Докажи мне это. Я, все еще не снимая с Блейна рубашки, опустился перед ним на колени, прокладывая дорожки поцелуев по его торсу. От косых мышц до ребер, затем соски, ключицы, грудные мышцы, и снова ребра, кубики пресса. Тазобедренные кости, целуя которые, хотелось раствориться в чуть солоноватом привкусе его кожи, запахе мускуса, запахе его тела. Проводя языком по дорожке черных волос, уходящих далеко вниз, хотелось одного: остаться здесь, стоя на коленях перед великолепным мужчиной, которого ты имеешь право называть своим, навсегда. И никогда его не покидать. Это, впрочем, я и хотел сделать. Больше никогда не покидать «мужчину моей мечты». Когда я начал стягивать с него брюки, он с шумом выпустил из легких воздух. Я поднял на него взгляд: глаза Блейна были крепко зажмурены, а челюсти сжаты. Я видел выражение экстаза на его лице тысячи раз, и это вовсе было не оно. Я тут же поднялся на ноги и взял его лицо в свои ладони. – Блейн. Он вцепился в мою руку. – Блейн, пожалуйста, – я хотел погладить его, но Блейн, отстранившись, зарычал: – Вернись обратно. Я покачал головой, и он наконец открыл глаза. В них плескалась боль: как и физическая, так и эмоциональная, и то, что «мужчина моей мечты» не мог разделить со мной ни одну из них, ломало мое сердце на части. – Я приказываю тебе, – он сделал глубокий вдох, – опуститься на колени и продолжить начатое. – Тебе плохо, и я хочу знать: почему, – сказал я, покачав головой. – Я дал тебе ничтожный приказ, – он грозно прорычал и прижал меня к стене, схватив оба моих запястья широкой ладонью и пригвоздив их у меня над головой, свободной схватив за волосы, – но ты вместо того, чтобы сделать то, что я сказал… – Остановись, – мне удалось прохрипеть, чувствуя, как липкий комок страха заполняет собою грудь, но Блейн, видимо, пропустил мой хрип мимо ушей, продолжив напирать. – Блейн! Импеданс! Господи, да остановись же ты! Он отшатнулся от меня, выглядя напуганным, словно собака, услышавшая выстрел. Импеданс (impedance) – комплексное, полное сопротивление переменному току электрической цепи с активным и реактивным сопротивлением. Любимым школьным предметом Блейна была физика, поэтому этот термин показался мне идеальным для того, чтобы являться нашим стоп-словом. Он облокотился спиной о стену и, не зная, похоже, куда деть свои руки, обхватил себя ими. Я знаю это ощущение. Удушающий страх за себя и другого человека, который перекрывал собою трахею, не давая сделать даже крошечный вдох. Я не хотел, чтобы Блейн хоть когда-либо испытывал такие чувства. И мне было паршиво от того, что это была моя вина. Из-за меня Блейн сейчас стоит, прислонившись спиной к холодной стене, глядя на меня так, словно совершил что-то ужасное. – Курт, я… Пожалуйста, скажи, что я не… Что я не причинил… – Господи, конечно, нет, – я подлетел к нему и заключил в кольцо своих рук. Блейн положил голову мне на плечо и крепко обнял, продолжая шептать слова извинений, которые были вовсе не нужны. Мне нужно было лишь одно. – Скажи мне, что произошло. Блейн лишь шумно выдохнул, прижимаясь к моей шее чуть раскрытым ртом. – Блейн, ты должен сказать мне, или же нам обоим придется подумать над тем, смогут ли прожить вместе всю жизнь люди, один из которых не доверяет другому. Вздрогнув, он крепче сжал меня в объятиях. – Пожалуйста, – я чуть отстранился от него, чтобы иметь возможность взглянуть Блейну в глаза. – У меня начался очередной приступ головной боли, и я не хотел, чтобы ты узнал об этом. – «Очередной», Блейн? Честно? Ты испытываешь эти боли постоянно и вместо того, чтобы сказать мне об этом, ведешь себя так, будто все прекрасно? Я видел, как ты глотаешь это чертово обезболивающее, и надеялся, что ты скажешь мне хоть что-то. Разделишь что-то со мной. Я не достоин того, чтобы знать об этом, или ты попросту мне не доверяешь? – Я не хочу, чтобы ты думал, что я слабый! Понятно? Врачи сказали, что это скоро пройдет, так зачем мне заставлять тебя волноваться и думать, что я какой-то старик, который не может даже заняться с тобой любовью? Ты влюбился не в Блейна, который лежит в палате, лишившись всех своих волос и последней гордости, ты влюбился в Блейна, который знает, как удивить тебя, защитить тебя, любить тебя… Я не могу превратиться в старика, который теряет сознание и вечно ноет о своей головной боли. Ты не заслуживаешь такого, Курт, и я боюсь, что ты… Что я… – он задрожал и сжал руки в кулаки. – Ты прав. – Я взял его за руку, сжимая ее в обеих ладонях. - Я не влюбился в Блейна, который лежит на больничной койке. Но я также, слышишь, – я начал целовать костяшки его пальцев, – не влюбился в Блейна, который может защитить меня. Я влюбился в тебя. В твой сонный взгляд, когда ты по утрам только открываешь глаза и поворачиваешься, чтобы посмотреть, лежу я рядом или нет. В твой приглушенный смех, когда я прихожу вечером домой и уже на пороге бросаюсь в твои объятия. В твои сильные руки и крепкие объятия, в которых, я клянусь, мне хочется просто-напросто раствориться. В твою улыбку и кудри, – я запустил пальцы в его волосы, и Блейн потянулся на встречу моей ладони. – Я влюбился в то, как ты смотришь на меня, когда думаешь, что я не вижу. Я влюбился в тебя, Блейн, а не в то, кем ты себя там возомнил, и ты, скрывающий что-то от меня… это уже не ты. Он покачал головой. – Курт, я и не знал, что… – Будь со мной честен и будешь знать все. – Я буду, – он сгреб меня в охапку и уткнулся носом в мою шею. – Я клянусь, Курт, я всегда буду честен с тобой, я больше никогда… – остаток фразы я так не услышал, потому что потребность прикоснуться своими губами к губам Блейна вытеснила собою все остальные. Этой ночью мы разговаривали, прерываясь лишь на то, чтобы обменяться парой ленивых и невинных поцелуев. Мы признались друг другу во всех секретах, которые почему-то скрывали ранее. Адмиттанс (фр. admittance от лат. admittere пропускать, впускать) — полная комплексная проводимость двухполюсника для гармонического сигнала. Также, "admit" - признавать. Признавать то, что иногда ты можешь быть слаб. Признать и в который раз убедиться, что тебя не стануть любить меньше. Я пропустил секреты и страхи Блейна через себя, а он же наконец смог полностью впустить меня в свое сердце.