Cosmopolitan

- Давай представим себе, что на больших глубинах океана царит полный мрак. Представил? - Да. Черная вода и водоросли с запутавшимися в них рыбками и икринками. - Необязательно было представлять это так детально, но не суть, - Блейн усмехнулся и подошел к шкафу, уставленному книгами, чтобы взять с одной из полок очки и нацепить их на нос. Очки нужны были «мужчине моей мечты» для чтения и для того, чтобы выглядеть умным, хотя чертовски умным он был и без очков. – Это неправда. Даже на огромных глубинах вода светится, и все это из-за эффекта Вавилова-Черенкова. Ну, и, конечно, распада радиоактивных изотопов в океанской воде. Сначала ученые думали, что во всем виновата люминесценция жидкости, но оказалось, что свет в воде излучают движущиеся в ней быстрые электроны, - он взял с полки «Природу Пространства и Времени» Хокинга и повертел ее в руках, раскрывая на одной из страниц. – Ты что-то спрашивал? - Тебе чай налить? - А можно кофе? – он улыбнулся мне и устроился на ручке кожаного кресла, пальцем отыскав нужную ему строчку на странице. – Иди сюда, прочитай. - Вслух? - Вслух, - сказал Блейн и протянул мне раскрытую книгу в немного потрепанной обложке. - “Можно представлять его как замкнутую Вселенную, которая сначала сжимается от бесконечности до некоторого минимального радиуса, а затем вновь экспоненциально расширяется”. Он посмотрел на меня с каким-то необычайным знанием в глазах, которое, похоже, было известно лишь ему. - Есть идеи? - Кроме тех, в которых я должен сейчас срочно позвонить в научную академию и сказать, что они теряют своего гения? Нет, никаких. - Я снова вручил книгу Хокинга Блейну. - Это значит, - он наконец слез с ручки кресла, усевшись в него полностью, - что мы с тобой в любой момент времени можем сжать нашу обычную вселенную до ее минимального радиуса – маленького домика в лесу. А затем снова вернуться на Манхэттен – расширить ее до бесконечности, и жизнь войдет в обычное русло. - Почему-то мне всегда казалось, что то, что мы имеем сейчас – это и есть бесконечность. Неважно, происходит это в Нью-Йорке или в Швейцарии, - я погладил Блейна по плечу, направляясь к шкафу. – Я возьму? - «Я, Робот»? Сможешь ли ты подчиняться законам робототехники, Курт, однажды узнав их? - Ты смеешь предположить, что я их не знаю? Я не подчинялся им до недавних пор, но с того самого момента, как мы снова вместе, я целиком и полностью предан этим трем законам. Я больше никогда не причиню тебе вреда, я буду слушаться твоих приказов, - Блейн шумно сглотнул, только лишь я произнес эти слова, - и следить за тобой. И за собой, конечно, тоже. - Не думал, что ты фанат Азимова, - Блейн приподнял брови. – И много я о тебе еще не знаю? - Я собираюсь удивлять тебя до конца жизни, - все еще держа книгу в одной руке, пальцами другой я начал перебирать его кудряшки, от чего Блейн всегда чуть ли не урчал от удовольствия, словно ручной котенок. – Я посмотрел восемь сезонов «Теории Большого Взрыва», я знаю намного больше, чем просто законы робототехники. Смех Блейна, заполнивший собой помещение, был для меня лучшей наградой. Я поцеловал его в место, чуть повыше переносицы, на которой все еще покоились очки, и откинул пару кудряшек с его лба. - Я принесу тебе чай. А ты сиди и углубляйся в изучение физики и дальше. - А ты? - Что я? - Что будешь делать ты? - Я принесу тебе чай, сяду в кресло напротив и буду читать Азимова. Может быть, иногда прерываясь на то, чтобы проверить электронную почту, хотя на самом деле я буду то и дело перекидываться парочкой сообщений с Эллиотом, которому жутко хочется знать о том, чем же мы тут с тобой занимаемся. Одни, в пустом доме на берегу озера… - Мы проводим вечера, сидя у камина и посвящая свободное время научной литературе, - сказал Блейн, рассмеявшись так громко, что наш с ним смех – его смех был очень заразителен – можно было услышать на противоположном берегу озера. – Боже, Курт, я люблю тебя. - Я тоже люблю тебя, Блейн. Больше, чем всю научную литературу вместе взятую, поверь. Он улыбнулся мне краешком губ. - А теперь неси мне мой чай. - Будешь указывать мне, - я усмехнулся, стоя уже в пороге, - то получишь не чай, а горячее молоко с пенкой. Блейн покачал головой. - Как дети, ей богу, - он подмигнул мне и вернулся к чтению, а я, окинув «мужчину моей мечты» взглядом, направился на кухню. Опершись на мраморную столешницу ладонями в ожидании того момента, когда закипит чайник, я вдруг вспомнил свою малюсенькую кухню в квартире на Третьей Авеню, в самом сердце Манхэттена, которая сейчас, в отсутствие своего хозяина, ждала кого-то, кто сможет вдохнуть в нее новую жизнь. Мне нужно было сделать это. Хотя эти милые сорок два квадратных метра и хранили в себе столько воспоминаний, что в них вполне можно было бы захлебнуться, заплыв слишком глубоко, я не мог позволить им провести свои лучшие годы в пыли. Они подарили мне столько счастья, что я просто не мог не ответить им тем же. Эта квартира заслуживала снова, погрузившись в теплые отблески горящих свечей, услышать шуршащее пение Дина Мартина и Ареты Франклин, рождающее в голове, в сердце и на обратной стороне век переливающиеся золотом искры. Она заслуживала снова стать свидетелем многочисленных признаний в любви, произнесенных в тишину холодной Нью-Йоркской ночи, она была просто обязана снова увидеть чью-то счастливую улыбку и горящие глаза, взглянуть на еще одну зарождающуюся любовь, которая в будущем может стать вечной. Не обойдется без предательств и разрывов. И, конечно же, слез, тут же впитывающихся подушкой. В этой квартире наверняка еще не раз будут совершены ошибки и приняты неправильные решения. Но все это стоит того. После всех криков, ссор, недопониманий и чудовищных ошибок, я стал владельцем безграничного счастья, которое сидело сейчас в кожаном кресле в гостиной и читало «Природу Пространства и Времени», изредка поправляя очки на носу. Прощаясь со старыми вещами, мы позволяем войти в нашу жизнь новым. Чайник вскипел, вырывая меня из размышлений громким свистом. Я заварил черный байховый чай, насыпал в небольшую стеклянную вазочку грецкие орехи и миндаль, разлил ароматный чай по кружкам и, поставив все это на поднос, направился в гостиную. Когда я зашел в комнату, Блейн либо просто не заметил меня, либо увлекся размышлениями Хокинга настолько, что остальной мир вдруг перестал для него существовать. Я любил в Блейне каждую, даже самую маленькую мелочь, и то, как он мог увлекаться чем-то настолько сильно, лишь рождало в моей груди новые волны тепла, согревавшие меня от макушки до самых кончиков пальцев. Я стоял на пороге и просто-напросто пялился на него, не способный до конца поверить, что это счастье, сидящее в пижамных штанах и футболке с логотипом любимой бейсбольной команды, с очками на носу и черными мягкими кудряшками, чуть спадающими на лоб, темными волосками на руках и двумя браслетами из коричневых и синих бусин на запястье, взглядом, бегающим по странице книги, музыкальными пальцами с парой черных колец на них, на самом деле принадлежал мне. Что сейчас я мог сесть на ручку кресла и поцеловать его в губы. Господи, какой же я счастливчик. - Ваш чай, сир. - Я вручил кружку ему в руки. Блейн улыбнулся мне и, посмотрев на поднос, схватил из вазочки несколько орехов. Отправив их в рот, он сделал глоток своего чая, затем возвращаясь обратно к Хокингу. Я, как и обещал, сел в кресло напротив и открыл Азимова на самой первой странице. Я поднес книгу к лицу и вдохнул запах ее чуть пыльных страниц, запах типографской краски и вечности, отпечатанной на золотистой бумаге. Я вдохнул запах души Блейна, потому что это была его книга. Это был его дом, полный его вещей и своеобразных реликвий, фотографий, воспоминаний, ламп, подсвечников, маленьких слоников, висящих у входной двери, засушенных цветов и открыток. В каждой из них хранилась крошечная частичка «мужчины моей мечты», как и моя душа хранилась в моих же статьях. В них хранились мои переживания, взлеты и падения, мои мысли и чувства, счастливые улыбки и, конечно же, любовная история, не будь главного героя которой сейчас в соседнем кресле, не было бы и меня. Я подошел к проигрывателю и включил «Manhattan Lounge Band». А затем, отложив Азимова в сторону, достал из своей дорожной сумки «One Fifth Avenue» Кэндис Бушнелл. - Я знал, что ты никогда не изменяешь своим привычкам, - усмехнулся Блейн, перелистывая очередную страницу. - Я вдруг понял, что люблю квартиры и сплетни чуть больше, чем роботов. Я отправил сообщение Эллиоту, спрашивая, как у него дела. Через шесть минут мне пришел ответ. «Довольно скучно, знаешь. Рейчел и Майкл отказываются идти со мной куда-либо, потому что первый – жуткий домосед, а вторая обиделась на меня за что-то». «Эллиот Гилберт не может прожить и двух недель, не напортачив?» «Не забывай, кто был моим учителем, милый». «Не выдумывай». «Вспомни одну из тех вечеринок Ривер, которые мы с тобой посетили, и не пререкайся со мной». «Туше». «Вот именно». Блейну также пришла пара сообщений на его смартфон, и он, прочитав их, улыбнулся. - Не хочешь искупаться? - Что? – я, нехотя отрываясь от чтения, посмотрел на него. - Никакой Азимов не действует на тебя так, что тебе даже взглянуть на меня удается с трудом, - сказал «мужчина моей мечты» и улыбнулся, поднимаясь на ноги. – Ты не устал сидеть здесь? Пойдем, прогуляемся, - он снял очки и положил их на деревянную тумбочку. – Возьмем с собой термос с кофе, пару булочек, плед, полотенца. - С радостью, - я отложил в сторону Бушнелл и встал с кресла. – Только никакого кофе, ты знаешь, что сказал врач. - Врача здесь нет, - Блейн нахмурился. - Зато есть я, - я рассмеялся. – «Робот не может своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред», забыл? - Ты невыносим, - он поцеловал меня в щеку. – Пойду заварю зеленый чай. - Хороший мальчик, - я поцеловал его в лоб, а Блейн буркнул что-то мне в ответ, когда я был уже на полпути к хозяйственной комнате, где хранились полотенца. Мы расположились на крошечной деревянной пристани, с одной стороны огражденной коваными перилами, а с другой – кустами шиповника, разросшимися в разные стороны. Вдали виднелись закатное солнце, небо, переливающееся нежно-розовыми, лиловыми и темно-фиолетовыми полосами, и облака, окрашенные в цвет индиго у самого горизонта. - Неправда ли, здесь красиво? – Блейн посмотрел на меня с восторгом, плещущимся в янтарных глазах, и присел на самый край пристани. Я устроился рядом, обняв его за плечи, и притянул его ближе к себе. - Очень красиво. Я влюбился в это место с первого взгляда. - Теперь это и «твое» место тоже. Все твое, - он положил голову мне на плечо. - Я бы мог сказать, что все «мое» - твое, но я и правда понятия не имею, зачем тебе сорок две джазовые пластинки и все книги Кэндис Бушнелл, милый, - сказал я, а Блейн еле слышно рассмеялся. - Тут неважно зачем, - он повернул голову, чтобы посмотреть мне в глаза. – А важно, что не осталось больше «ты и я». - Только «мы», - закончив за него предложение, я на секунду прикоснулся своими губами к его губам, чтобы скрепить наш своеобразный союз еще один раз. – И правда, зачем мне полное собрание сочинений Азимова и Паланика? - Не забывай про Хокинга. - О, как же я мог забыть про господина Хокинга! – произнес я чересчур наиграно, намеренно вызывая на лице Блейна улыбку. - Никогда не забывай про Хокинга. Он еще многим нас удивит. Мы сидели на берегу небольшого озера, с двух сторон огражденного от цивилизации сосновым лесом. Золотое солнце, наполовину скрытое облаками, вдалеке ласкало своим горячим прикосновением темные силуэты гор. Погода в Швейцарии была к нам благосклонна и не опускалась отметки ниже восемнадцать градусов, сегодня же было не меньше двадцати. Мы с Блейном разговаривали, по сути, ни о чем еще четверть часа, но это «ни о чем» было таким теплым и домашним, что никто из нас не хотел, чтобы оно закачивалось. Я, напрасно пытаясь затащить его с собой в воду, в итоге оказался в ней сам, вскоре отплыв от берега уже на десяток метров, наслаждаясь пронизывающими меня насквозь лучами закатного солнца. Я закрыл глаза и полностью отдался ощущениям. Прохладная вода, обволакивающая тело, словно вторая кожа. Легкий бриз. Кислород, наполняющий легкие. А через пар минут – чьи-то горячие ладони, которые вдруг накрыли мои плечи. - Не хотел, чтобы ты плавал здесь один, - тихо произнес Блейн и, развернув меня к себе, горячо поцеловал. Так, что прохладная вода вдруг начала обжигать кожу, а кислород и вовсе перестал поступать в легкие. Так умеет целовать меня только «мужчина моей мечты». - Пойдем на берег, - он обнял меня за плечи и оставил поцелуй у самого основания шеи. Я дал Блейну фору, и он поплыл вперед, оставив меня позади, наслаждаться открывающимся мне видом на его великолепную загорелую спину и перекатывающиеся мышцы под чуть ли не искрящейся в сумерках кожей. Когда я ступил на деревянный причал, вздрагивая, Блейн обернул меня теплым махровым полотенцем, тут же заключая в свои еще более теплые объятия. - Не могу поверить, - прошептал он мне куда-то в шею, прерываясь на то, чтобы оставить на ней поцелуй за поцелуем, - что ты разведен уже несколько часов. - Что? - Роджерс сказал, что ты официально разведен. Скоро он привезет бумаги, и через пару недель ты уже будешь моим мужем. - Неужели? - я усмехнулся. - А разве нет? Я хочу, чтобы ты был моим мужем. Уже давно хотел. - Блейн, ты… - я смог лишь покачать головой, глядя на Блейна с обожанием в глазах. А затем громко рассмеялся, вскинув голову. «Мужчина моей мечты» обнял меня обеими руками и оторвал от земли, кружа в воздухе. Я положил обе ладони ему на щеки и поцеловал, пытаясь в этом поцелуе выразить все чувства, обуревавшие меня в тот момент. Любовь, которую не выразишь словами, счастье, безграничное обожание. - У меня лишь есть одно условие, - отдышавшись, мне наконец удалось произнести. Я поднял упавшее полотенце и обернул его вокруг своей талии. - Выкладывай, - он положил термос обратно в сумку, накинув ее лямку на плечо. Я переплел наши с ним пальцы и повел его в сторону дома. - Будь всегда честен со мной. Блейн рассмеялся. - Я уже пообещал тебе это, Курт. Всегда быть честным с тобой. - Пообещай еще раз. - Я обещаю, - прошептал он мне на ухо, - быть с тобой честным. Всегда. Обещаю рассказывать тебе все, о чем думаю, даже то, что не сказал бы никому даже под страхом смерти. Доволен? Я посмотрел на него, прищурившись. - Обещай, что не будешь ругаться, когда я буду смывать твои «сигаретные» заначки прямиком в унитаз. - Обещаю. Блейн усмехнулся, видимо, думая, что я не знаю, где он хранит свои сигареты. - Две пачки на дне выдвижного ящика на кухне, еще пачка между стеной и книжной полкой, три пачки под лестницей, шесть сигарет, которые ты спрятал в корешках книг. Тебе нужно полностью исключить курение, а не притворяться для меня, что ты это якобы сделал. - Будто из-за того, что я выкурю парочку сигарет, что-то изменится, - он нахмурился. - Тебе предстоит долгая и счастливая жизнь со мной. Не заставляй меня устраивать истерик и рыдать у тебя в ногах, упрашивая, чтобы ты бросил курить, потому что я слишком сильно боюсь тебя потерять. - Я просто не выдержу этого. - Я знаю. Поэтому я и не стал этого делать, а когда впервые увидел, что ты куришь, спрятавшись от меня на веранде, подавил в себе это желание. И решил дать тебе осознать, что ты делаешь, самому. Блейн, стоя на самой первой ступеньке, ведущей к входной двери, посмотрел на меня. - Я обещаю, что сделаю все, чтобы больше у тебя никогда не возникало такого желания. - Спасибо, - я в очередной раз поцеловал его в щеку. – А теперь иди, высуши волосы и жди меня в гостиной. Там тебя будет ждать небольшой сюрприз. Блейн облизнул губы, и я понял, что он купился на мои слова про «сюрприз». Я, надев на себя первое, что попалось мне под руку: майку и домашние брюки, побежал в гостиную. У меня было десять минут до того, как Блейн успеет высушить волосы и, переодевшись, войдет сюда, требуя получить свой «заслуженный сюрприз», как он окрестил его чуть ранее, поднимаясь по ступенькам на крыльцо. Вытащив из своей сумки тридцать небольших свечей, я расставил их по периметру комнаты и зажег каждую из них. А затем достал из потайного кармана алую бархатную коробочку. Блейн зашел в комнату и застыл на пороге как вкопанный. А я встал перед ним на одно колено. Сердце в моей груди готово было выпрыгнуть, а мысли в голове путались и смешивались, превращаясь в странные переплетения слов и знаков. - Я знаю, что никто еще не делал тебе предложение. Так что… я буду первым? И последним, я надеюсь, - сказал я, раскрывая коробочку трясущимися руками, а Блейн кивнул несколько раз, зажав рот рукой. – Блейн Девон Андерсон. Я люблю тебя. Я люблю тебя… - я сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться, - на протяжении нескольких долгих лет, и ни на секунду не переставал любить. Я люблю тебя за все твои достоинства и недостатки, которых просто не существует. Я люблю тебя за твою одержимость Хокингом и Палаником, я люблю тебя за то, что ты умеешь готовить и водить машину с закрытыми глазами, и даже если я кричал на тебя целых два дня после этого, я все равно люблю тебя. Я люблю тебя за то, что ты все еще любишь меня, несмотря на то, сколько я ошибок совершил в своей жизни. Я люблю тебя за твою упрямость и непоколебимость. Я люблю тебя за твою стойкость, смелость и желание защитить меня от всего на свете, даже если иногда меня нужно защищать от самого себя. Ты – единственный, Блейн, ты им всегда был и всегда будешь. И каждый день, глядя на тебя, лежащего на соседней подушке, я понимаю, что никогда еще не был так счастлив. Я хочу прожить всю оставшуюся жизнь с тобой, хочу заваривать тебе чай по утрам, отбирать у тебя сигареты и слушать, как ты ругаешься и ворчишь из-за этого, называя меня своей «мамочкой». Я хочу целовать тебя в лоб и накрывать ночью одеялом. Я хочу надоедать тебе своей заботой, я хочу показывать свою заботу, хочу, чтобы ты знал, насколько ты любим. Я хочу быть с тобой, несмотря ни на что. Несмотря ни на какие трудности, которых, я уверен, у нас будет предостаточно. Сидя в офисе на очередном совещании, я хочу то и дело кидать взгляд на свое обручальное кольцо и знать, что вечером я смогу прийти домой и зарыться пальцами в твои кудри. Я хочу стать для тебя тем, кто сможет разделить с тобой все секреты, тайны и чувства. Я хочу быть с тобой до конца. Твоего или моего, конца света, неважно. Я прошел такой долгий путь, лишь чтобы осознать, что я без тебя – никто. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты знал, что это навсегда, и что ты больше никогда от меня не отвяжешься. Согласен ли ты стать моим мужем, зная, что, сказав «да», ты обрекаешь себя на жизнь со мной до скончания веков? В моих глазах стояли слезы, они скапливались и в уголках глаз Блейна, а пара слезинок даже заняла свое законное место на его щеках. Он рухнул передо мной на колени и, шепча, «да» и «я согласен» снова и снова, обнял меня за шею, целуя в губы, скулы, лоб, переносицу, везде, куда он только мог достать. Его пальцы путались у меня в волосах, а мои - надевали на его безымянный палец кольцо, отлитое из чистой платины, с тонкой полоской из драгоценных камней по самому его краю. «Я люблю тебя» прозвучало в тиши комнаты, отливающей огнем от горящих свечей, десятки раз. «Жених» - еще больше. Мы целовались и кормили друг друга виноградом, слушая Билли Джоэла. Мы лежали в объятиях друг друга, наслаждаясь нежными звуками саксофона Дюка Эллингтона. Мы занимались любовью под пение Леонарда Коэна, опять и опять шепча одни и те же слова. Я люблю тебя. Блейн Девон Андерсон теперь был моим раз и навсегда.

★★★

Циферблат часов показывал уже давно за полночь, а Блейн всё ещё не мог заснуть. Я лежал на его груди, пальцами одной рукой зарывшись в волчью шкуру, на которой мы спали вдвоем, и делал вид, что пребываю в царстве Морфея, но ускоренное сердцебиение «мужчины моей мечты» не могло позволить мне действительно сделать это. Прошло ещё несколько минут, когда к нежному перебору моих волос добавился тихий голос, обволакивающий, как тепло после глотка вина. И такой же пьянящий, как само вино. — Знаешь, ты ведь первый, Курт. Я никогда не чувствовал себя так. Я всегда был... тем, кто ответственен за всё. Я делал предложение, я держал отношения, я решал, когда расстаться. А потом появился ты. Словно цунами, стирающее всё на своем пути, ты заставил меня забыть прошлое, отпустить его, забыть обиды на судьбу и поддаться чувствам ещё раз. Я не верил, что такое возможно. Что после всего мной пережитого, я смогу так отчаянно и безумно полюбить, — Блейн глубоко вздохнул, перемещая руки на мою талию, и прижал меня сильнее к себе. — Признаться честно, я думал о том, что всё снова вернулось на круги своя. Ссоры, истерики, расставания, тот твой чертов день рождения. Но, кроме того злосчастного дня, ты всегда был тем, кто просил пространства или настаивал на перерыве. А я не мог не начинать сражаться за тебя снова, потому что ты слишком ценен, чтобы отпускать тебя так просто. Я боялся, что не вспомню, как дышать, когда ты закрывал за собой дверь или говорил мне «нет». Никто и никогда не спрашивал у меня про мою боль. Никто не сопротивлялся моей закрытости, не ломился в эту закрытую дверь. Хотя для тебя... сейчас мне кажется, она была открыта для тебя. Ты так легко завладел мной, что иногда мне становится страшно. Можешь в это поверить? Я и страх. В одном предложении. Я даже боюсь говорить тебе это в лицо, я всё ещё боюсь, что ты решишь покинуть меня. Я в ужасе от этой мысли. Я ни с кем не мог делиться своими мыслями, мечтами. Себастиан, Мэттью... не скрою, они были хороши. Но рядом с тобой они — серость. Лишь отзвук того, что значит быть любимым. Один любил мой член, второй — мои деньги. Но никто из них никогда не любил всего меня. И потом, да, появился ты. Мой идеальный. Я так редко говорю это, но ты действительно идеальный, такой немыслимо восхитительный. Я стараюсь верить в то, что ты не покинешь меня. И «люблю» недостаточно, чтобы описать все мои чувства к тебе. Даже уже произнесенных слов мне недостаточно. Губы Блейна прижались к моим волосам, а я лишь старался не разрыдаться у него на груди, не выдать себя, чтобы не разрушить момента искрящейся искренности. Эта ночь навсегда войдет в историю как ночь признаний и клятв, которые больше никогда и никем не будут нарушены. Серебристая луна освещала комнату, своим свечением пробивая себе путь в полураскрытом окне, она отражалась в водной глади озера, в стеклянной вазе, стоящей на подоконнике, в стакане с водой и даже в старинных посеребренных часах Блейна, висящих на стене. Через несколько минут «мужчина моей мечты» наконец смог заснуть, и я, снова поцеловав платиновое кольцо на его безымянном пальце, вдохнув полной грудью его запах, тоже поддался усталости, убаюканный мерным дыханием Блейна. Я люблю тебя, Блейн Андерсон. Больше, чем ты когда-либо сможешь вообразить. И всегда буду с тобой.

★★★

В то время как “New York State of Mind” играла в моих наушниках, я шагал по Мэдисон Авеню, держа в руках пару пакетов из «Forever 21» и “Manolo Blahnik”. Перенесенная Кэрри встреча опустошила мой кошелек на очередную тысячу долларов, а все из-за того, что рядом с рестораном, где я хотел тихо-мирно дождаться ее прихода, оказалась парочка бутиков, в которые я просто не мог не зайти, я ведь работаю в чертовом Vogue. - Здравствуй, милый, - она зашла в помещение и тут же отыскала меня взглядом, одарив широкой улыбкой. Кэрри подошла к столику, за которым я сидел, и, вручив пальто официанту, села на стул, сиденье которого было обито темной бархатной тканью – одна из немногих черт ресторана «Le Bernardin», которая мне по-настоящему нравилась, - тут же заказывая себе пару коктейлей. - Привет, - ответил ей я, тут же запоминая ее образ, чтобы потом, зарисовав его в своем блокноте, показать его одному моему знакомому редактору фэшн-блога. Пальто с цветочным принтом, шелковое платье кремового цвета, туфли на шпильках такого же оттенка, отделанные камнями, массивные серьги и белоснежный шарф. От нее так и веяло весной, о которой можно было даже и не мечтать в конце октября, но каким-то невероятным образом Кэрри удавалось создавать вокруг себя нужную ей атмосферу лишь только своим образом. - Могу я тебя поздравить? – она посмотрела на меня светящимся взглядом. – Господи, Курт, это просто невероятно. Ты и Блейн… - Я и Блейн упомянуты в моей колонке достаточно раз. Лучше расскажи мне, над чем ты работаешь сейчас? Она загадочно улыбнулась. - Так бы сразу и сказал, что решил хранить все в тайне - она усмехнулась. – Ладно, я все равно могу попросить Райс показать мне наброски твоей следующей колонки, я знаю, за лишнюю пару туфель от Christian Dior она сделает для меня что угодно. И, к слову, - Кэрри подвинулась ко мне ближе, положив ладони на стол, - на прошлой неделе я встретилась с Бушнелл на одном из литературных вечеров, и… - Господи, как же я сейчас тебя ненавижу. Она громко рассмеялась. - Не делай поспешных выводов, крошка, - Кэрри забрала из рук официанта свой бокал, - она сказала, что читала твои статьи. Если бы у меня был стакан чего-нибудь покрепче, я бы, скорее всего, выпил это все залпом. - И что? - Она договорилась со своим издателем, и на следующей неделе ты встречаешься с людьми из «Little Brown». - Могу я спросить, для чего? – в моем горле пересохло, и мне пришлось отобрать у Кэрри один коктейль, чтобы тут же прикончить его парой глотков. - Ты умный мальчик. Подумай. Через несколько секунд я уже душил миссис Кэрри Брэдшоу в своих объятиях, а она заливисто смеялась, обнимая меня двумя руками. Мы провели остаток дня, сидя в «Le Bernardin», запивая свои блюда сухим вином. Затем Кэрри предложила мне совершить еще один забег по Мэдисон и Пятой Авеню – и очередные мои пятьсот долларов ушли прямиком на счет Доменико Дольче и Стефано Габбана. Есть вещи, которые уж точно не купишь при помощи золотой MasterCard. Банковской картой невозможно расплатиться ни за любовь, ни за дружбу, ни за счастье – трех китов, на которых держится не только земля, но и весь человеческий социум. Мои любовь, дружба и счастье сейчас целиком и полностью принадлежат мне. Мои лучшие друзья приглашены на мою свадьбу. Моя любовь сегодня вечером будет ждать меня на приеме у Оливии Палермо, то и дело прикасаясь к кольцу на своем безымянном пальце – Блейн всегда так делает, когда ему приходится ждать кого-то, и этим "кем-то" сегодня буду являться я. А на следующей неделе я встречаюсь с Меган Тингли, издателем «Little Brown», чтобы обсудить все детали предстоящего выпуска моей первой книги. Я думаю, вы сможете очень легко угадать ее название. С вами был Курт Хаммел, внештатный журналист Vogue, ньюйоркец до мозга костей, который продолжит раскрывать для вас все тайны секса в большом городе. Теперь лишь в новом формате.