Я верну нашу сгоревшую любовь

      POV Китнисс       Следующую неделю я не отходила от Пита ни на шаг. Врачи, поначалу, уговаривали меня отойти от него хоть на минуту, но поняв, что я непреклонна, только махнули на меня рукой. Доктор Даррел сказал мне, что, когда, по моему мнению, появился "настоящий Пит", врачами были замечены учащенное сердцебиение и очень высокая мозговая активность. Но как только глаза Пита остекленели, показатели нормализовались.       Разумеется, этот случай очень заинтересовал врачей, ведь до этого обследование и, соответственно, лечение Пита стояло в тупике. Теперь же, доктор Даррел взял все возможные анализы Пита и к нему подключили какой-то аппарат, фиксирующий все его внутренние показатели. И когда я в очередной раз спрашивала: "Ну, что-нибудь есть?", доктор Даррел отвечал: "Никаких изменений, Китнисс. Прости...".       Надежда с каждым днем все угасает и угасает. "Настоящий Пит" больше не показывался. Мне плохо... Я очень сильно скучаю по своему голубоглазому мальчику с хлебом. Врачи говорят: "Чего скучать? Он же здесь - рядом!", но я-то знаю, что Пит сейчас совсем не рядом, а где-то очень-очень далеко, откуда его пытаются достать различными лекарствами.       "Пит, где же ты?" - думаю я, снова и снова проливая слезы на простыню его больничной койки.       POV Пит       Мне холодно...       Мне страшно...       Мне больно...       Я сижу в кромешной темноте и не понимаю, где нахожусь. Иногда передо мной, будто на экране, появляется картинка, как бы от первого лица. От моего лица... Но я не могу управлять своим телом, а когда пытаюсь, меня пронзает сильная боль, и "экран первого лица" гаснет. Поэтому я просто наблюдаю за "своей" жизнью со стороны, не принимая в ней ни малейшего участия. Мое тело само знает, что и когда ему нужно делать, поэтому, когда оно ложится спать, экран снова гаснет.       Первый раз, когда экран появился, была глубокая ночь. "Тело" (я называю его "Другой Пит" или "Другой Я") проснулось, чтобы попить воды. И как только Другой Я попил и лег на кровать, экран вновь погас. Но вскоре он снова зажегся, и меня буквально окружила картинка с него. Я снова мог управлять своим телом! Я стал собой! Рядом со мной лежала Китнисс и целовала меня. Когда она отстранилась, я попытался сказать "Китнисс, это я!", но я вдруг провалился в темноту, успев произнести лишь "Китн...". И теперь я снова сидел перед экраном, "транслирующим" жизнь Другого Пита.       Так происходит, обычно, когда меня будят. Я на мгновение становлюсь собой, но потом, когда я окончательно проснусь, снова не могу управлять своим телом. Не понимаю, почему это происходит...       С тех пор, как Китнисс поцеловала меня, она уходила только один раз. Потом она вернулась и уже не покидала мою палату. Так, по моим подсчетам, прошла уже неделя, хотя считать трудно. Меня пичкают лекарствами, и с каждым шприцом, капельницей или таблеткой меня пронзает сильная и острая боль, хотя Другой Я, в то же время, ничего не чувствует. Такая боль означает, что меня пытаются вытащить из темной пелены моего сознания. И у них иногда получается. Во время, когда я чувствую боль, я выскальзываю из своего сознания и могу управлять телом, но как только боль отступает, я снова проваливаюсь в темноту и смотрю на экран.       Китнисс много плачет. Иногда я думаю, что у нее уже должны закончиться слезы. Но нет, звуки ее рыданий снова разносятся по палате. Чувствую полную безысходность. Каждая слеза моей Китнисс приносит мне новую боль, нет, не физическую - душевную. И я ничем не могу помочь... Ни ей, ни себе... Остается только ждать...       POV Китнисс       Утром, как всегда, приходит Хеймитч. Наш бывший ментор старается больше не пить, и сейчас он абсолютно трезв. Увидев меня, сидящую на полу возле койки Пита и держащей его за руку, Хеймитч произносит:       - Послушай, солнышко, если ты будешь тут так сидеть, моча простынь Пита своими слезами и засыпая на полу, скрюченная в три погибели, голодная и холодная, то, поверь мне, ты умрешь раньше, чем Пита вылечат, - Хеймитч пододвигает ко мне стул, чтобы, я, наконец, встала с пола.       - Ты думаешь, его вылечат? - спрашиваю я, поднимая на бывшего ментора свои проплаканные глаза.       - Парень сильный, выкарабкается. И тебе совсем не обязательно постоянно сидеть здесь.       - Я не могу его тут оставить совсем одного! - умоляюще говорю я.       - Одного? Тут кроме тебя еще штук двадцать врачей! Не волнуйся, за ним хорошо тут присмотрят и без тебя. Поверь мне..., - говорит Хеймитч и кладет руку мне на плечо.       - Точно? - настороженно спрашиваю я.       - Детка, ты доверила мне свою жизнь дважды на Играх, и теперь не веришь мне?       - Хорошо, я выйду из палаты, поем, переоденусь, и отныне буду спать у себя в комнате, - соглашаюсь я.       - Ну, вот и хоро...       - Но..., - перебиваю я, - я буду приходить сюда каждый день, когда захочу...       - Ладно... Уговорила, - сдается Хеймитч. - А теперь иди, приведи себя в порядок, а потом марш в столовую! - командует он.       - Ладно, уговорил, - передразниваю я Хеймитча и выхожу из палаты.       Я стою в душе, и на меня капают прохладные струи воды. Мне кажется, что когда вода попадает на мою горячую кожу, от меня идет пар. Долгожданное спокойствие приходит почти сразу. Мои мысли уносятся куда-то вдаль, где нет людей, где есть только я и природа. Я буквально чувствую запах леса и луговых трав...       Из сладкой пелены мечтаний и воспоминаний меня вырывает тонкий голосок моей младшей сестренки – Прим:       - Китнисс! Китнисс! Меня попросили сказать, что Пит проснулся и зовет тебя!       Услышав эти слова я тут же выбегаю из ванной и, прямо так, в полотенце, бегу в больничное отделение.       Он очнулся! Я дождалась! Он вернулся... Он вернулся ко мне! Мой Пит...