Пью за вас двоих

На самом деле это немного странно. Вроде бы ничего особо серьезного – всего-то встреча оборвалась, всего-то босс в очередной раз повысил голос. Это дело обычное, ничего примечательного или особенного для долгого самобичевания здесь нет. Только сердечко Фрэнка приняло все слишком близко. В его голове до сих пор эти искаженные злобой красивые черты лица Уэя, горящие недобрым огнем оливковые глаза и убийственная интонация голоса – смесь гнева и разочарования. Этот образ заполнил всю голову парня, все мысли пропитались колючим стыдом и сожалением. Все его старания пошли насмарку. Кто-то с добродушно-ехидным оскалом опустил его на самый низ. Всего-то подменил диски, убрав нужный, выставив Фрэнка полным убожеством, – и теперь все хоть какое-то хорошее отношение и даже редкая неофициальность испарились мигом, уступая место тому выражению разозленного зверя. Какой-то паршивец разрушил его планы и поставил под сомнение его компетентность. Какой-то паршивец стал причиной черных мыслей и желаний Фрэнка – и пусть он понимал, что виноват в этой ситуации он. Ведь именно он не уследил за всем. И даже если сказать Уэю, что он не виноват, мужчина будет считать его непрофессиональным, лишним сотрудником, что отлынивает и халатно относится к своей работе. Кому такое надо? Но еще более важно другое – он растерял все доверие и дружелюбие Уэя по отношению к себе. А кто-то останется там и будет тянуть губы в глумливой усмешке. Мысли об убийстве посещают Фрэнка все чаще. Но все будет впустую, даже если он найдет виноватого – ничего не вернуть. Так и стоит ли вообще искать этого человека? Все, чего он хотел и добивался, он исполнил. Если только его планы не лежат глубже. Это замкнутый круг. Это круговорот мрачных мыслей и больных чувств, низких желаний и жгучей уверенности. Это замкнутый круг, где он запер самого себя, поддавшись отчаянью и стыду. – Прекрати это, – мягко промолвил Вик, забираясь к Фрэнку на диван. – Мне не нравится, когда ты такой. Вик действительно и сам чувствовал себя паршиво, смотря на эту хмурую и поддавленную фигуру. Он любил, когда Фрэнк улыбался – это вызывало ответную улыбку и какой-то особенный трепет, когда он видел, как его самый близкий друг, почти брат, радуется, искренне радуется. Он не знал этого Уэя – он его уже ненавидел. Он заставляет Фрэнка плохо себя чувствовать все чаще. Пока он не был влюблен, все было хорошо – но не сейчас. Вик уже ненавидит Уэя. Фрэнк совсем не улыбается. – Я опять все испортил, – на выдохе пробормотал черноволосый парень. – У меня что, на роду было написано быть таким неудачником? Фрэнк тихо вздохнул, бесцельно ковыряя кончиком пальца маленькую дырочку на их стареньком диване – таком родном. Все здесь было таким родным. Он любил эти стены с нелепыми обоями в цветочек, любил все эти старые запыленные книги на самых верхних полках, он даже любил ту серую мышку, что прогрызла себе норку в углу их гостиной. Он просто любит свой дом, своего Вика, который добавляет какого-то оттенка уюта, подобие семьи в эту небольшую квартирку. Сейчас ему просто необходимо тепло. – Ерунда все это, – добродушно отмахнулся Вик, касаясь плеча друга. – Всем не везет время от времени. Но не нужно из-за этого сидеть и обижаться на весь мир. Вряд ли от этого что-то изменится. Фрэнк не обижался на весь мир – он просто отравлял сам себя собственным унынием, подбивал к развитию очередной Депрессии. Собственными руками заражал каждую клеточку тела минорным настроением и угнетением. Собственными руками записывал размеры будущего уютного гробика для подавленной Души и уставшего Сердца. Просто не знал, как исправить ситуацию. – Ты прав, – без особого энтузиазма отвечал Фрэнк. – Я лучше пойду и проветрюсь немного. Он встал на ноги, разминая затекшие конечности, и направился в крохотную прихожую. Обернувшись, он заметил, что Вик тоже намеревался куда-то идти. – Я с тобой, – кривовато улыбаясь, пояснил старший друг. – А то будешь похож на одинокое привидение. За доброй улыбкой этого светловолосого парня скрывался чуть различимый страх. Еще с самого начала, когда они только переехали в Сан-Франциско из своей провинции, он испытывал едва ли не головокружение и ужас в том потоке людей, что обступили его, едва он вышел из аэропорта. Он вначале жутко терялся в этом городе, но даже пару лет спустя он чувствует легкий приступ страха, когда оказывается в битком набитом клубе или на главной площади. Вик испытывал жуткое чувство, будто с каждой картины, плаката или фотографии за ним следят, каждая старенькая игрушка обращена на него, куда бы он ни двинулся. Это порой сводило с ума. Его подсознание временами творило страшные вещи с ним, хоть он и научился это контролировать. Это все последствие проведенного детства в небольшом городке с вечно работающими родителями. Фрэнк стал для него своеобразной отдушиной, как и Вик для него. И Вик старается держаться рядом с ним, неосознанно хватается за него, как за тростинку. Жаль, Фрэнк не настолько внимателен к Вику, чтобы понять, как тот нуждается в нем на самом деле. Он просто считает его самоуверенным парнем с вечно мальчишеской улыбкой на губах. – Нет. Я хочу побыть один. И Фрэнк закрыл дверь перед носом своего лучшего друга, у которого медленно развивается шизофрения и угасает демофобия. Вечерний Сан-Франциско прекрасен. Если подняться к той запозднившейся птичке высоко-высоко, то можно увидеть, как этот огромный город горит тысячами, миллионами ярких огней, вывесок, прожекторов – весь светится. Как один гигантский маяк от всей Земли. Серые люди сняли свои галстуки и сложили носочки, улегшись в кроватки. Сейчас время красок и фейерверков. Шумные молодые люди в диковинных и вызывающих нарядах сейчас смотрятся по-особенному – по-обычному. Они кричат, вопят, громко слушают музыку и заразительно смеются – так заразительно, что и самому хочется приподнять уголки губ. Эти сотни людей, живых людей, вытеснили этот огромный человеческий механизм, заменяя его хаосом, беспорядком и рок-н-роллом. Сейчас Сан-Франциско дышит, действительно живет; для настоящего Сан-Франциско сейчас день – сотни и сотни огней и красок это подтверждают. И Фрэнк, вопреки своему обыкновению, чувствует себя как никогда удобно здесь. Здесь есть на что отвлечься от собственных мыслей. Черноволосый парень вдохнул поглубже этот запыленный музыкой и смехом воздух и засунул руки в карманы, с неким любопытством оглядываясь – ему стала нравиться эта суматоха вокруг. Но он чуть нахмурился, когда нащупал на дне кармана какой-то комочек. Вынув его, он слегка удивился. Раздавать флаеры на улицах – это нормально, но Айеро обычно выкидывал их, только те касались его рук. Он почему-то не помнит, чтобы оставлял его себе.

«Сообщество «Завтрашний день» будет счастливо видеть вас. Наши встречи помогут вам увидеть свет завтрашнего дня».

Два предложения, адрес и время – ничего больше. Но он еще успевал… Фрэнку стоило бы выбросить это из головы, швырнуть этот скомканный листок бумаги в урну и пойти дальше, стоило бы… Фрэнк заинтригован. Он точно не знает, что послужило каким-то толчком, своеобразным пинком – может, большие яркие буквы, может, несколько простых слов, может, вид помятой, будто из уборной, оранжевой бумаги. Но одно он знает точно: он хочет на минутку забыть о той колющей игле в груди и отвлечься от своих мыслей. Именно поэтому он идет на собрание «Завтрашний день». Фрэнк почему-то ни разу не усомнился в этой подозрительной листовке, не стал искать скрытый смысл в словах или думать о какой-либо опасности. Он просто слепо шел по дороге в «Завтрашний день», не думая ни о чем, подпитываясь загадкой оранжевого листа, отвлекаясь от зудящих пчел в голове. Здание, указанное как место собрания, было непримечательным и не отличалось какой-то оригинальностью – еще один серый высотный блок. Он чем-то даже напоминал офис Фрэнка. Словно сделанное под копирку. И внутри оно точно такое же, что на миг парня охватило смятение: туда ли он вообще пришел? Чуть хмурясь и запинаясь, он добрался до второго этажа, что был указан на листовке, и открыл дверь с табличкой названия сообщества. Небольшое помещение, предоставленное для собрания, было окутано легкой дымкой. В воздухе плыл аромат каких-то восточных благовоний и душистых трав, Фрэнку казалось, они смешивались и составляли чудную и приятную композицию из тонких ароматов. Казалось, словно этот аромат и создает подобие дымки, легкое мягкое облачко прямо в помещении. Окна были занавешены плотной занавеской так, что огни ночного города не беспокоили этот тихий уединенный закуток в этом большом и шумном Сан-Франциско. Здесь царил полумрак, и лишь окутанные маревом свечи давали какой-то приглушенный, холодноватый свет. Совершенно другой мир. Здесь правит тишина, какая-то торжественность и композиция запахов ладана и мирры*… Фрэнк чихнул. Будто разрушил всю эту сказку, такую чудную и эфемерную сказку. Темнота будто зашевелилась – к нему легкой поступью двигался мужчина в черном одеянии. – Я рад видеть нового человека в нашем клубе будущего. Лицо мужчины, что подошел к нему, было вкрадчивым, как и голос, умиротворяющим, но одновременно он пускал дрожь по позвоночнику Фрэнка. Его правильные черты лица были расслабленными, большие темные глаза мягко блестели и внимательно, даже как-то алчно оглядывали молодого человека перед ним; чуть влажные губы тянулись в таинственной, странной улыбке – не то милая и добрая, не то снисходительная усмешка – пока мужчина протянул руку Фрэнку для рукопожатия. Мужчина в черных одеждах последний раз встряхнул его руку и указал жестом на круг из стульев посередине помещения. Другие люди, как и первый мужчина, выходили будто из дыма, все укутанные в черные одеяния, со спокойными безмятежными лицами. Они занимали стулья, тихо перешептываясь и поглядывая на Фрэнка, у которого отчего-то на шее начал выступать холодный пот – сопротивление организма. Человек, что сел рядом с ним, был еще совсем молодым парнем. Фрэнк удивился, когда узнал в этой мрамором отлитой фигуре своего старого соседа из города, где вырос. Те же черные короткие волосы, прямой нос, осанка – разве что глаза остекленевшие. Помнится парню, они неплохо ладили с ним, пока тот не переехал… – Я хочу поздравить наших участников с началом нового собрания, – начал тихо, но ясно и отчетливо говорить мужчина, становясь в центр этого круга из стульев, заставляя прекратиться перешептывания, обращая на себя внимание. – Я хочу порадовать и сказать, что нас становится все больше с каждым разом. Наши взгляды и идеалы разделяют все больше людей, а мы расширяемся. Наши приоритеты перенимают последователи; совсем скоро мы перестанем прятаться и выйдем в вечер Сан-Франциско, чтобы просвещать и обучать слепых и глухих… Если сначала Фрэнк испытывал легкое чувства страха и сомнения, то сейчас в его голове дымка из прекрасных запахов и чудесного голоса – о, он поистине завораживающий. Тихий, спокойный тембр голоса мужчины приводил Фрэнка в состояние, близкое к трансу. Эти тайные нотки проникали куда-то глубоко в парня и орудовали там – словно сам мужчина был у него внутри. Словно собственными руками раскладывал все по полочкам, решал комки проблем и расщеплял все темное, что было в нем, заменяя действительно важными, очень умными словами… Фрэнк не вникал в слова. Он просто слушал, позволял этим чудным рекам вливать в него, но… Он просто упаковка, в которую заворачивают готовую продукцию для дальнейшей передачи. Фрэнку так хорошо сейчас. Его словно оглушили и накрыли плотным черным одеялом, лишая чувствительности и разума. Ему так хорошо сейчас. – А теперь я предлагаю скрепить наш союз доверия друг к другу и единства, выпив из этого кубка. Мужчина передал чашу человеку напротив него, чтобы каждый сделал глоток. Когда очередь дошла до Фрэнка, он обеими руками принял увесистую чашу, во мраке помещения разглядывая какую-то темную жидкость. Он колебался между тонким чувством подозрения и твердой верой еще секунду, но затем сделал небольшой глоток и передал чашу следующему. Это оказалось вино – хорошее, вкусное, сладковато-терпкая «Медвежья кровь»**. Фрэнк даже, кажется, чувствовал, как оно протекает по пищеводу и попадает в желудок, а затем… будто взрывается в нем. Будто его искры разжигают настоящее пламя внутри, будто оно сжигает и уничтожает все, будто… Фрэнку так хорошо сейчас. Он обмякает на стуле, представляя из себя прекрасную упаковку, вслушиваясь в такую красивую и такую правильную речь мужчины. Фрэнк помнит… он ничего не помнит. Но, кажется, он говорил с тем старым знакомым… кажется, ковылял домой на ватных ногах… Нет. У него абсолютно пустая, сожженная вином пустыня внутри и чудный запах ладана и мирры в голове.