August

      Холмс слабо приоткрыл глаза и обнаружил, что он лежит далеко не у себя в комнате, и даже не у Шумова в гостиной. С большим трудом сыщик приподнялся на локте и огляделся: когда-то белые стены были сероватого оттенка, зато в отличие от многих домов деревни тут были целые окна, все щели были законопачены, по стенам стояли кровати; на некоторых из них лежали люди, кто-то читал книгу, кто-то спал. Холмс впервые в жизни растерялся, он совершенно не помнил, как он оказался тут. Место было знакомым, через несколько минут упорных попыток вспомнить, где он, Холмс узнал в помещении одну из палат лазарета. «Вот как?...» - устало подумал сыщик, стараясь сообразить, как так вышло, что он попал в госпиталь. - Товарищ Холмс, уже очнулись? Наконец-то! – вывел его из задумчивости голос Шумова. Холмс обернулся, чтобы видеть солдата. Александр Николаевич сел у изголовья, вид у него был и веселый, и озабоченный одновременно. – Вам больше всех не повезло. Я почти сразу очнулся, всего день провалялся. - А… простите глупый вопрос… - Холмс снова лег, чувствуя сильную слабость по всему телу. - Что произошло? – догадался Шумов и улыбнулся. – Да какой-то дурак сыпанул в заварку цианистого калия. Повезло, что совсем немного, не убило. Наверное, кто-то, когда убирал, случайно смахнул. Однако вы целых два дня пролежали пластом, совершенно не шевелясь. Мы уж испугались, что все.       Холмс кивнул, благодаря за ответ. Ужасно болела голова, говорить не хотелось. «Так вот почему у чая был странный привкус… - Холмсу вспомнилось, что чай обладал характерным миндальным привкусом. - А я идиот, почему не догадался про яд? Сослался на странные обычаи! Мне нужно дать такого пинка, что я отсюда до Бэйкер-стрит долечу. Мы же на войне, а шпион средств не выбирает…». Шумов вздохнул, глядя в никуда, этот вздох заставил сыщика вновь приоткрыть глаза. Александр Николаевич явно хотел что-то сказать, да не мог. Что-то останавливало солдата. Почувствовав на себе пронзительный взгляд Холмса, Шумов выдавил улыбку, потом покачал головой, понимая, что вышло не очень убедительно, и наконец сказал: - Меньше всего досталось Марковой… Зинаида Евгеньевна даже сознание не потеряла, только дурноту почувствовала. Теперь она под подозрением. - Но ведь заварка была у всех одна, - слабым голосом возразил Холмс. - Помните, я уронил чашку? Этот чай был ее. Я тогда взял другую чашку, стоявшую около Зинаиды Евгеньевны. Она могла специально добавить яд и себе, чтобы на нее не подумали, но какой преступник станет рисковать собой? Хотя это глупость, она же не могла знать, что я уроню чашку... - Шумов покачал головой. – Абсурдно думать, что она – шпион. Такая женщина шпионом не может быть.       Холмс снова кивнул, соглашаясь. Ему тоже не верилось, что такое возможно. «Мало вероятно, что Маркова – агент Германии… Но черт, как болит голова…». Сильная боль не давала нормально размышлять, мысли спутывались. Шумов еще что-то сказал и вышел, дав сыщику возможность отдохнуть. Холмс перестал пытаться думать, все равно ничего путного в голову не приходило. Он лежал, прикрыв глаза и положив руки под голову, слушал разговоры других солдат в палате и разрешил себе немного расслабиться. Когда даешь волю разуму, в голову приходят совершенно неожиданные и глупые мысли. Холмсу это было непривычно, его ум постоянно был чем-то занят, такое состояние спокойствия он, наверное, никогда не переживал.       Чтобы немного отвлечься от странных, по его мнению, мыслей, он решил прочитать поэму, специально переведенную для него Зинаидой Евгеньевной. Шумов оставил ее на столике около кровати. Холмс быстро бегал глазами по тексту, губ коснулась легкая улыбка. Да, сыщик улыбался! «В самом деле, помогает отвлечься от ненужных дум… - подумал Холмс, еще раз перечитывая незамысловатые строчки. Книжечка была небольшой, в хорошем переплете, ее приятно было брать в руки. Холмс закрыл ее и положил под подушку, зевнув. – Надо немного отдохнуть…Быть может, пройдет голова… - подумал он, чувствуя приятную дремоту. Глаза слипались. – А ведь у Зинаиды Евгеньевны очень хороший английский, вопреки тому, что она сказала… - сонно подумал Холмс. И тут же дремоту как рукой сняло. – Хороший английский? Черт возьми, но она никогда не заговаривала со мной на английском, а на вопросы всегда отвечала по-русски, даже если мне было непонятно! И яда ей досталось меньше всех!».       Встревоженный этой догадкой, Холмс вскочил на кровати, даже забыв про головную боль и слабость, которые тут же напомнили о себе. Но сыщик упрямо сжал зубы, решив непременно поговорить либо с Павлом Евгеньевичем Марковым, либо на худой конец с Тетеревичем. Холмс накинул на себя пальто, висевшее на крючке при входе, переобулся и уже собрался было выйти, но за руку его поймала Машка. - Это куда же Вы? – возмутилась медсестра. – Марков Вам лежать велел. И я тоже. - Мне очень срочно нужно поговорить с командиром, - Холмс попытался вырвать свою руку, но Машка только сильнее стиснула ее. – Да пустите же, это важно! - Марков сам велел Вас не выпускать, - настойчиво повторила она. – Так что быстро в палату. Сейчас же! Я сама позову Павла Евгеньевича.       «Однако она может быть твердой, если пожелает, - хмыкнул про себя сыщик, неохотно снимая пальто. – Поторопился я с выводами и про Машку, и про Зинаиду Евгеньевну...». Маркова пришлась Холмсу по душе, возможно, она была второй такой женщиной, к которой Холмс испытывал симпатию. Даже внешностью Зинаида Евгеньевна напоминала Ирэн Адлер, хотя, пожалуй, лицо ее было более острое, нос более вытянутым. Холмсу было даже жаль, что он мог так ошибиться. В полной задумчивости он вернулся в палату и лег, вновь подложив под голову руки. Вскоре в дверях показался Марков. Командир кивком головы поприветствовал всех в комнате и прошел к Холмсу. - Ну, как Вы? – как бы невзначай поинтересовался он.       Павел Евгеньевич оценил сыщика по-настоящему, и теперь совсем не хотел потерять такого человека в их штабе. Но внешне командир был так же холоден, как обычно. Сразу поменять свое отношение к Холмсу он мог, а вот показать сразу, что изменил свое мнение – нет. Это показалось Маркову глупым. Получив ответ, что Холмс чувствует себя вполне сносно, Павел Евгеньевич решил бить сразу в лоб: – Так зачем же вы меня позвали? - Хотел вас расспросить… - начал издалека Холмс и, видя недоумение с закипающим гневом на лице командира, тут же дополнил фразу, также решив не ходить вокруг да около. – Касается не вас, а вашей сестры… Вас я уже расспрашивал.       Марков удивленно вскинул брови, затем медленно кивнул, вглядываясь в лицо сыщика. Холмс спокойно выдержал этот взгляд, зная, что потом будет вознагражден нужной информацией. Ему было неважно, что в результате этих вопросов подумает сам командир. - Скажите, в той школе, где училась Зинаида Евгеньевна, преподавали английский? - Да, однако к чему такой вопрос? – изумился Марков, ожидавший расспроса совсем в другом ключе. - На каком уровне? – продолжал допытываться Холмс. - Ну, наверное, на начальном, у нас иностранный язык был не очень хорошим, сам там учился… Уклон математический был, - Павел Евгеньевич удивился еще сильнее. - То есть в разговоре с англичанином, допустим даже со мной, она должна допускать элементарные ошибки… - пробормотал Холмс, задумчиво глядя на потолок. - Ах, вот к чему вы, - Марков рассмеялся. – Да нет, Зина дополнительно изучала английский. Уверяю, она даже смогла бы жить в Лондоне и сойти за свою. - Зачем же она изучала английский? – встрепенулся Холмс. Он даже вновь попытался встать, но Марков жестом запретил ему это делать. Пришлось подчиниться. - Я расскажу вам позже, здесь могут услышать, - Марков покачал головой. Но затем передумал, видя нетерпение в глазах Холмса. – Так и быть. Я знаю, что вы умеете хранить тайны. Странно, что вас заинтересовало, зачем она его изучала… Что же... - Марков понизил голос, чтобы его мог слышать только Холмс. - Зина у нас тайный агент. Вы удивлены? Да, в нашей стране такое возможно. К тому же моя сестра часто ездит в Англию, она перевозит письма командования. Кто подумает на милую женщину, что она везет государственную тайну? - Никто, - Холмс вздохнул. – Еще одна гипотеза рухнула… Спасибо… Больше я ни о чем вас не хотел расспросить… Хотя, постойте! – Марков замер у дверей и обернулся. – Павел Евгеньевич, когда меня отпустят отсюда?       Командир расхохотался и пообещал поговорить с Машкой, чтобы ускорить время выписки. Холмс благодарно кивнул, не понимая, чем вызвал смех Маркова. Павел Евгеньевич вышел, а Холмс остался лежать в той же позе, раздумывая над полученной информацией.       Головная боль ушла, так как Холмс отвлекся от мыслей про нее. Теперь его занимали другие вопросы. Снова и снова начинал он складывать кусочки головоломки и сопоставлять факты. Круг подозреваемых был сужен до предела, но каждого из них сыщик знал лично. И либо они слишком хорошие актеры, либо настоящий шпион смог выскользнуть из-под взгляда Холмса. Все это не давало покоя лондонскому детективу, Холмс чувствовал, что он ничтожен, беспомощен, что он не знает многого в этой среде, из-за чего и тормозится расследование. Холмс сердился, ругал сам себя, но это делу не помогало.       Факты склеивались в совершенно неожиданные картинки, из которых Холмс делал совершенно немыслимые гипотезы, которые сам же со злостью отшвыривал прочь. «Нонсенс! Глупость! Шерлок, думай еще! – ругал он себя с каждым новым предположением. – В конце концов, я знаменитый сыщик. Надо разгадать это дело, иначе придется сказать Уотсону, что он сильно преувеличивает мои умственные способности!». Злиться было от чего, все варианты были слишком невероятными, неприменимыми на практике. Это был серьезный удар по самолюбию Холмса, привыкшего быстро разгадывать дела.       Невольно в голове стал всплывать Данька, его рыжие кудри и звонкий голос. Холмс вновь пожалел, что не успел тогда остановить мальчика. «Какого прекрасного помощника я потеря. – думалось Холмсу, пока он глядел в окно. – Сейчас я лежу здесь, и меня не выпускают на улицу. Если бы Данька был живым, у меня бы был прекрасный способ узнавать новости. Расспрашивать солдат мне не хочется, нужной информации они мне не принесут, - Холмс глянул на бойцов, увлеченно играющих в карты и обсуждавших происшествие с «одним англичанином, который расследует дело о гибели радиста». – Зато у них можно узнать свежие сплетни. Но без информации, основываясь только на слухах, правильных выводов не сделать. Зинаида Евгеньевна? Быть может… Она сможет толково выполнять мои поручения, но все же взрослый привлекает больше внимания, чем ребенок. Ох, дурак я… Почему не остановил Даньку тогда?».       Следом за образом мальчика всплыли и уроки математики. Их последний разговор на тему чисел, а потом уж и свободы… Холмс вздохнул. Эти часы занятий служили ему временем отдыха. Они позволяли отвлечься от всего, слушая мальчика, Холмсу было легче размышлять именно над волнующей его загадкой. «Кстати о шифровке… Надо рассмотреть ее получше…» - решил Холмс. Просить кого-то принести бумажку он не решился, зато вылезти в окно ночью показалось интересной идеей.       Дождавшись темноты, сыщик накинул пальто и бесшумно выскользнул из лазарета. Быстрым шагом он направился к своей комнате, все же чувствуя сильную усталость. Холмс решил взять бумажку, а подумать над ней с утра.       Найти шифровку среди кучи бумаг, оставленных Холмсом на столе перед поездкой, было сложно. Сыщик вновь погрузился в мысли, которые опять вернулись к урокам и последнему разговору. Незаметно для самого себя, Шерлок Холмс немного улыбнулся. «Черт, да где же бумажка? – он одернул себя, возвращая на землю. – Вот же она! – взгляд Холмса упал на первую часть шифровки и он замер, как громом пораженный. – Да это же элементарно!» - подумал он, засовывая бумажку в карман, и стремглав выбежал на улицу. Дорешать головоломку он решил в палате. Все же встретиться с Машкой, не увидевшей его на месте, Холмсу не хотелось. И уж тем более не хотелось выслушивать возмущения Маркова.