Доверься мне

От автора: Прошу простить меня за такую долгую задержку: не было рядом интернета. Но я надеюсь, что, хоть эта глава и не такая динамичная, она вам все равно понравится. Приятного чтения ^^ Я сидел на кровати, заваленный учебниками, тетрадями и чужими конспектами. Я не знал, за что хвататься: что бы ни оказалось под рукой, было сложным для меня, я ничего не понимал. Разобрать каракули однокурсников оказалось еще сложнее. Илья благополучно смылся в универ и оставил меня одного разгребать эти завалы, таким образом мстя за вчерашнее и сегодняшнее. Утром, когда он принес мне учебники, мы пытались поговорить, но снова стали ругаться, и он заявил мне, что я без него не могу нормально жить, и, если его не будет рядом, я превращусь в ничто. — Да ты же ничего без меня не можешь! Если бы не я, ты бы даже не поступил в универ! Я всю жизнь с тобой нянчусь, а ты ни капельки не ценишь этого! Я тебе отдельную палату оплатил, вещи все притащил, а ты даже не поблагодарил! — Неправда! Я миллион раз сказал тебе «спасибо»! И если уж на то пошло, то я тебя не просил об этом! Это была твоя инициатива! Кто рассказал моим бывшим соседям по палате про мою ориентацию? Если бы ты держал рот на замке, то не пришлось бы раскошеливаться! — Ах так?! Серьезно, вот это твоя благодарность?! Ну что ж, посмотрим, что ты будешь делать один, как ты будешь готовиться с экзаменам. Ты же ничтожество! Тупое, ленивое ничтожество, до сих пор живущее со своей мамой! Последние фразы эхом проносились в моей голове целое утро. Я шел на процедуры, ел в столовой, лежал под капельницей, а эти слова не желали покидать мою голову. "Ничтожество..." — так вот что, значит, думает мой любимый друг обо мне. А я всегда считал его добрым, отзывчивым, искренним... Мозгом я понимаю, что Илья не имел этого в виду. На самом деле он так не думает, а просто в пылу ссоры хотел уколоть побольнее. Все мы сначала говорим, задеваем друг друга, припоминаем все мелочи, которые накопились за столько времени, и уже не можем остановиться, этим самым делая ситуацию еще хуже, чем она могла бы быть. Говорим много лишнего, а потом, когда уже поздно что-то исправлять, жалеем о сказанном. И еще эта человеческая гордость, не позволяющая сделать первый шаг к примирению. Многие, так и не попытавшись восстановить, уходят, стараясь забыть. Потому что так проще. Они не хотят пробовать, пытаться все исправить, бороться, ждут от других первый шаг. Так закончилось много хороших отношений. Неужели и нас с Ильей ждет это? Я помотал головой, пытаясь прогнать ненужные мысли, приходящие в голову. Подумаю об этом потом, а сейчас я должен показать этому напыщенному индюку, что я и без него могу сам во всем разобраться. Я взял первый попавшийся учебник в синей обложке с золотыми буквами. Политология. Ну, вот мы снова и встретились. В прошлый раз мне за нее поставили два. Препод спросил у меня, сколько существует основных видов политических режимов. Та-а-ак, политических режимов существует четыре: демократический, либеральный, авторитарный и... Негромкий стук в дверь прервал меня. Медсестрам я сказал, чтобы меня не беспокоили по пустякам, а то они ходят туда-сюда и мешают сосредоточиться. Они были против, но после долгих уговоров мы сошлись на том, что хотя бы два часа я буду один. И сейчас кто-то пытается вероломно нарушить мой покой. — Да кого там принесло? — громко закричал я, надеясь, что гость уйдет. — Прости, я наверное не вовремя. Я пойду, — по этому тихому мелодичному голосу я узнал Дениса. — О-о-о, нет-нет, Денис, заходи, — я вмиг вскочил с кровати и открыл перед ним дверь. — Привет. Проходи, — отодвигаясь, я дал ему дорогу. — Прости, просто у меня скоро сессия в универе, и мне надо столько всего выучить... Я взял его за руку и повел к кровати. Он следовал за мной безропотно, не пытаясь остановиться и вырваться. Я разгреб учебники — половина упала на пол, половина помялась, но мне было плевать. Мне нужен перерыв, и Денис был как нельзя кстати. — Может мне уйти? А то я тебе, наверное, мешаю, — он снова жался к краю кровати, словно боялся меня. — Нет-нет. Мне надо передохнуть. Тем более, мы вчера договорились. Ну, расскажи, что у тебя нового? Этот вопрос несколько озадачил парня, а потом он громко рассмеялся. — Я так понимаю, что ты используешь меня, чтобы не готовиться к сессии? Хитрый, — улыбнулся он. — Эмм... Э-э... Да не-е-ет... Ладно, признаю. Ты прав по всем статьям, — засмеялся я, приподнимая руки в примиряющем жесте. Я удивлялся тому, как быстро он меня раскрыл. Но тут же спохватился. — Ты же не обижаешься? — Ахаха, ну я бы конечно мог, но, пожалуй, все же нет. У меня сегодня хорошее настроение, и я готов помочь тебе скрасить твое одиночество. Но вот только... — он загадочно замолчал и красноречиво повернулся лицом ко мне. — Тебе все же придется что-то выучить. Так просто я тебя в покое не оставлю. — Эй, так не честно! Я до тебя столько сидел и учил, что устал, — ну немного соврал, ну что поделать? — У тебя очень плохо получается врать, — снова улыбнулся парень. — Так что бери в руки учебник и начинай мне рассказывать все, что ты знаешь по этой теме. Что вы проходите сейчас? — Политология, — буркнул я себе под нос, обидевшись на Дениса. Все-то он знает. — Начальный курс, если быть точнее. Слушай, ты ведь все равно ее не знаешь, так что давай мы с тобой поболтаем, а потом, когда ты уйдешь, я обязательно выучу, — я не сдавался до последнего. — Честно. — Ммм... Нет, на это я не могу пойти. Давай так: ты выучишь первую главу — я дам тебе перерыв, и мы обязательно поговорим, хорошо? — я посмотрел на него. — Обещаю. — Ну ладно. Уговорил. Но как ты будешь у меня проверять, если ты ничего не знаешь? — А я тебе не говорил, что мой брат в свое время тоже сдавал политологию в институте? И кто же ему в этом помогал? То-то же. Так на чем ты там остановился? — он повернул голову ко мне, и я смог увидеть его неживые, направленные куда-то в сторону от меня глаза. Зрелище было немного... необычным. Всегда при разговоре с человеком я смотрю ему в глаза. А тут глаза не говорят абсолютно ничего. Они смотрят в одну точку, как бы сквозь меня, и из-за этого мне было немного неуютно. Но я все равно упорно продолжал разглядывать эти глаза необычно глубокого карего цвета, пытаясь отыскать там хоть капельку, хоть небольшой намек на жизнь. Такого красивого, насыщенного цвета я не видел еще ни у кого. Радужка была такая темная, что почти сливалась со зрачком. Необычайно отталкивающее и притягательное зрелище одновременно. — Да, я знаю, они выглядят не очень хорошо. Прости, — он резко опустил голову и заслонил лицо руками. — Я сегодня дома в спешке очки оставил, поэтому целый день приходится прятать от людей глаза. А сейчас почему-то забыл об этом. — Нет, тебе не за что извиняться, — я пододвинулся ближе к нему и убрал его руки. — Слышишь? Не за что. Подними голову, — он поднял голову, и я снова увидел эти необычные глаза. Не понимаю, почему, но теперь я не мог оторвать от них взгляда. Они притягивали, словно магнитом, манили, заставляли неотрывно смотреть в них. — Запомни, они прекрасны. Тебе совершенно нечего стесняться, и у тебя великолепный цвет, гордись им. Он молчал, и в тишине палаты слышно было только его учащенное дыхание. — А как это случилось? — чуть слышно спросил я и тут же пожалел об этом вопросе. — Если не хочешь, можешь не отвечать. — Давай лучше займемся подготовкой к экзаменам. Сначала просто мне все прочитай, ознакомься, а потом будем учить, — он быстро сменил тему, и я понял, что действительно сморозил глупость. Я был несказанно рад, что мы не говорили об этом. Почувствовав непривычный прилив сил, я с энтузиазмом взял учебник и открыл его на первой странице. Когда я прочитал начало, энтузиазма у меня поубавилось, смертельная скука охватила меня, но я все равно продолжал читать. "Политический режим — это система методов, способов и средств осуществления политической власти". Я бубнил себе под нос вполголоса, стараясь запомнить, повторял про себя по нескольку раз, но, когда Денис стал задавать вопросы, я наконец сдался и осознал, что этот скучнейший и непонятный бред я выучить просто не в состоянии. Я начал злиться, кричать, психовать, метаться по палате, но стоило только Денису подойти ко мне и просто взять за руку, я тут же успокоился и почувствовал спокойную уверенность, исходящую от него. Так же, как я вел сегодня его, он медленно, на ощупь повел меня к кровати и настойчиво усадил. И стал подробно объяснять мне каждое непонятное слово, каждую фразу, приводил примеры и даже шутил. Я до сих пор не мог предположить, что в политологии может быть столько смешного! — Ну так что, — уже в самом конце задал он вопрос, — сколько существует режимов? — Демократический, тоталитарный, который включает фашистский и коммунистический, авторитарный и либеральный, — отрапортовал я радостно. — Ура! Кажется я что-то выучил. Спасибо тебе огромное! — я подлетел к стоящему возле окна парню и крепко его обнял. Он вскрикнул от неожиданности, и я, отскочив в сторону, тоже закричал. В палату, с размаху открыв дверь, ворвалась медсестра. — Мальчики, что случилось? Все в порядке? — заволновалась она. — Д-да-да, все хорошо, — ответил я, все еще оправляясь от шока. — Идите. Как только дверь закрылась, со стороны окна послышалось сначала тихое хихиканье Дениса, плавно переходящее в громкий заливистый смех. Я посмотрел на него с упреком, но его смех был таким заразительным, что я не удержался и тоже рассмеялся. Снова в палату вошла медсестра, смерила нас презрительным взглядом и с фразой "ненормальные какие-то", громко хлопнув дверью, вышла в коридор. От этого мы засмеялись еще больше. У меня уже болел живот, но я никак не мог остановиться. Наконец, Денис стал смеяться все меньше и меньше, и следом за ним умолк и я. Без сил мы повалились на кровать. — Ох, давно же я так не смеялся, — больше простонал, чем сказал, Денис. — Зачем же так пугать? — Ну прости. Я просто хотел поблагодарить тебя, — оправдывался я. — А сейчас можно? — Можно, — улыбнулся парень и протянул руки. Я обнял его аккуратно, как будто в моих руках было что-то ценное: стеклянное или фарфоровое — что-то, что могло бы разбиться от одного моего неловкого движения. От него пахло чем-то детским. Я даже не могу точно сказать, что это было, но этот особенный запах, отличавший всех детей, витал вокруг него, окутывая здесь все возможное. Он несмело приобнял меня в ответ, словно боясь прикоснуться. Так прошло минуты две. — Мои родители умерли, когда мне было двенадцать, — внезапно начал он, не разрывая объятий. — Тот день я запомнил на всю оставшуюся жизнь. Это был выходной, и мы с родителями ехали к друзьям в гости. Брат, сославшись на простуду, остался дома; меня же заставили ехать. Был дождь, дорога превратилась в каток, и уже на самом последнем повороте нас занесло, папа не справился с управлением, и случилось то, что случилось. Родители погибли на месте, я чудом остался жив: меня спас какой-то прохожий, который был неподалеку и стал свидетелем этой ужасной сцены, — он остановился, чтобы перевести дыхание. — О Господи! Денис, мне так жаль... Прости, я... Я не... не... — в глубине души я предполагал нечто похожее, но слышать все это от него, да еще и так быстро после знакомства, было неожиданно и неловко. — Этот прохожий, Владимир, не побоялся и вытащил меня из покореженной машины. Он стал оттаскивать меня в сторону обочины, на ходу набирая номер скорой. Я был в шоке, но даже в таком состоянии не мог оставить родителей погибать: я до последнего надеялся, что они живы. Я вырвался из цепких рук мужчины и побежал обратно к машине. Но когда я был буквально в метре от нее, вспыхнул взрыв, и я упал на землю. Вокруг меня пылало пламя, много света и жара, потом в глазах резко потемнело. Больше я ничего не помню. — Денис... — прошептал я, не в силах ничего больше сказать. Когда кто-то теряет близкого ему человека, это всегда больно. Но когда ребенок, маленький, наивный ребенок, который еще мало что понимает в суровой реальности жизни, когда он так сильно и отчаянно нуждается в поддержке, в совете, в родительской любви и заботе, теряет сразу обоих родителей... Это не просто больно, это ужасно. Невозможно описать словами все чувства, испытываемые человеком. Боль. Сожаление. Жалость. Это лишь крошечная часть из громадного списка. Но боль — такая тупая, безжалостная, заполняющая тебя полностью — перекрывает все эмоции, словно шарфом, забирая последние капли драгоценного воздуха. Теперь мне многое стало понятно. При самой первой встрече он показался мне независимым, самостоятельным, твердым. Он не всегда был таким. Таким его сделала жизнь — жестокая и беспощадная. Конечно, я знал, что Денис не хочет, чтобы его жалели. Он не из тех, кто просто так плачется чужому человеку в надежде, что его пожалеют. Он не привык искать у кого-то поддержки, помощи, привык по жизни все делать сам. И то, что сейчас он рассказывает мне все, меня очень сильно потрясло. Он давно отстранился от меня и сидел молча. Я понимал, что некрасиво и жестоко с моей стороны просить его рассказывать дальше, но я ничего не мог с собой поделать. — А что... Что было дальше?.. — Дальше? Я очнулся в палате, а в глазах только темнота. Сплошная, беспросветная темнота. Я плакал, звал маму, папу, мне было невыносимо больно. Я никак не мог понять, почему никто не приходит и почему я ничего не вижу. Глаза жгло изнутри так, что хотелось их выцарапать. Я был готов на все, только бы остановить эту невыносимую, нескончаемую, постоянную боль. На глазах были повязки, которые не давали ничего сделать. И только брат постоянно сидел рядом, разговаривал со мной, держал меня за руку и всеми силами старался успокоить, — Денис снова замолчал и погрузился в свои мысли. Он уже не жался к краю кровати, как в прошлый раз, а просто сидел рядом. Он крепко держался за мою руку. Я тоже молчал, понимал, что ему надо время успокоиться, ведь он как будто снова пережил все это. — Прости, черт, прости. Я не знаю, зачем я тебе все это рассказал. Прости, я так обычно не делаю, — Денис вырвал свою руку из моей и пошел в сторону окна. — В общем, забудь. Я, наверное, пойду. — Подожди, — я встал, чтобы подойти к нему и взять за руки. — Тебе не за что извиняться. Это мне надо просить прощение за то, что спросил об этом. Иногда я бываю слишком бестактным. Мне жаль, действительно жаль. А знаешь, а я ведь даже не заметил, как день прошел. За окном было девять часов вечера. Темнело поздно, но сумерки уже медленно сползали с неба, занимая свое законное место и окутывая темной пеленой всю улицу: дома, деревья, людей. Жара спала, и даже стало прохладно. Мы стояли возле окна, и Денис, который был одет в легкую майку, поежился, когда резкий порыв ветра раскрыл форточку. Я боялся, как бы он не заболел, тем более после перенесенных сегодня переживаний. — А ты прав. Я тоже не заметил, как время прошло. С тобой очень интересно. Ты прости, что я все испортил своей историей. Мне уже пора... Скажи, а можно я еще и завтра зайду? А то дома очень скучно сидеть, — он незаметно улыбнулся. — Да, конечно заходи! Я всегда буду тебе рад. Только вот на улице прохладно стало, может, брату позвонишь, чтобы он тебя на машине забрал? Дай мобильный, я ему смс отправлю, — я взял протянутый телефон и набрал короткое сообщение. Ответ пришел через минуту. — Он приедет через десять минут, — прочитал я. — Слушай, мне нужно тебе кое-что сказать. Он резко замер, и мне показалось, что перестал дышать. Парень весь обратился в слух. — За сегодняшний день я понял, что ты стал мне намного ближе. С тобой очень интересно общаться, ты умный, милый. В общем, мне надо благодарить судьбу за то, что она мне подарила такого идеального и превосходного друга, как ты. Мы же можем быть друзьями? — Эмм... Да... — всего на секунду улыбка сползла с его лица, и оно стало грустным, но потом парень снова улыбнулся и повеселел. Я не придал этому особого значения. — Да, конечно. Смотри, ты от меня так просто не отделаешься. Я к тебе уже привязался. — Ахаха, я пока не собираюсь, — улыбнулся я. На улице посигналили три раза. — Это за мной. Пока, Саш, — с сожалением сказал парень. — Пока, Денис, — на прощание я чмокнул его в щечку. Он порозовел от смущения и отвернулся, скрывая улыбку. Посигналили еще раз, и он, смущенный и раскрасневшийся, убежал, неслышно закрыв за собой дверь. Я достал из-под кровати гитару. Сегодня ночью я не усну: слишком многое надо обдумать и осмыслить. И в первую очередь историю Дениса. Поэтому, неслышно перебирая струнами, я погрузился в глубокие раздумья.