Доверься мне

Моя решительность угасала все больше и больше с каждым новым несмелым шагом. С каждым новым глубоким вдохом едкий страх заполнял легкие, а паника, словно тисками, сдавливала горло, затрудняя дыхание. Но, несмотря на все это, я шел прямо к нужной мне палате, успокаивая себя только лишь мыслью о том, что скоро я увижу того, по кому так долго скучал и кого так долго не видел. Уже перед самым входом я остановился и уставился на белую потертую деревянную дверь. Сидя в этом чертовом кафе, я много раз прокручивал в голове, как состоится наша встреча, что я буду ему говорить и что он будет мне отвечать. Я готовил себя, как мог, и именно сейчас, в тот момент, когда отступать было уже поздно, я понял, как же это было глупо. Все то, что я заготовил, было глупо и бессмысленно, но я не мог ничего с этим поделать. Отчаяние захлестнуло меня, и я со всей силы ударил головой о ту самую злосчастную дверь палаты. Звук неожиданно оказался очень громким, и я, смутившись, быстро, чтобы никто не заметил, заскочил в палату и тихонько прикрыл за собой дверь. Еще не хватало позориться перед персоналом. Быстро бросив взгляд в сторону кровати и убедившись, что Денис спит, я позволил себе осмотреть помещение. Оно слабо отличалось от той палаты, в которой лежал я, однако несколько приятных дополнений в ней все же было. Например, здесь был телевизор. Да, именно телевизор. Хотя слепому парню он вряд ли чем-то поможет, но все же он тут был, и меня это неслабо удивило. Хотя, судя по всему, Костя не поскупился на лечение своего брата, ведь я по своему опыту знаю, что отдельная палата стоит гораздо больше, чем обычная. Обводя глазами многочисленные пикающие приборы, стоящие рядом с кроватью, мелькающие мониторы, длинные разноцветные провода, я наткнулся взглядом на предмет всех моих переживаний. Денис спал, лежа прямо на спине, а от его груди и отходили все эти провода, присоединенные к приборам. Бровь его была рассечена, и на этом самом месте под бежевым пластырем виднелся шов, над правым глазом была небольшая трещина, все лицо было в мелких ссадинах, разбитая губа и скула, все видимые части тела сплошь покрыты большими темными синяками и кровоподтеками, а на костяшках пальцев обеих рук была содрана кожа. Не в силах больше терпеть, я подошел ближе и, на ощупь найдя несчастную бедную ладошку, тихонько сжал ее в своей. Поглаживая большим пальцем мелкие ранки и запекшуюся кровь, я пытался унять бешеное сердцебиение и успокоить слишком частое дыхание. Кто мог сделать такое с тобой? Какая мразь посмела поднять на тебя руку? Как можно было ударить такое милое, нежное, беззащитное создание и при этом не испытывать чувства стыда, а лишь гнев и безразличие? Держись, мой хороший, с тобой обязательно все будет хорошо. Ты выживешь, назло этим ублюдкам, ты в который раз докажешь, что тебя не так просто сломать, и пусть не в физическом плане, но уж точно в моральном. Ты сильный, тебя можно ставить в пример другим людям, тебя, твою силу воли и духа, твое стремление и желание жить, как все обыкновенные люди, несмотря на все помехи. Ты — единственный, неповторимый, несравненный, уникальный, необыкновенный человек, стойкий, как оловянный солдатик, тебя ничто не может сломить, и сейчас ты тоже должен выдержать. Нет, ты просто обязан, потому что опыт показал, что жизнь без тебя — это практически не жизнь. Лишь на минуту оторвавшись от его руки, я нашел глазами стул и, поставив его около самой кровати, сел на него, снова беря руку Дениса в свою. Я не мог отвести взгляда от этого израненного лица, не мог насмотреться на предмет моего обожания, не мог насытиться его красотой, по которой скучал так долго. Я осознавал, что, скорее всего, он очнется и попросит меня уйти, поэтому сейчас для меня была дорога каждая минута, проведенная рядом с ним. Каким же дураком я был, не желая идти к нему! Сколько потраченного впустую времени, сколько лишних нервов и переживаний. Но теперь я здесь, я рядом и я не сдамся просто так. *** Целую неделю я провел вот так: пока Денис был без сознания, я сидел с ним рядом, держа за руку и любуясь им, а в тот момент, когда он просыпался, я быстро убегал, чтобы Денис меня не заметил. Я не хотел, чтобы он знал о моем присутствии, не хотел лишний раз его волновать. Ему сейчас не до меня. Поэтому я предупредил Илью и Костю, чтобы они держали язык за зубами, и мог только надеяться на то, что они выполнят свое обещание. Был вечер субботы. С силой вытолкав парней из больницы, чтобы они поехали куда-нибудь и развеялись, я взял себе в кафе стаканчик с бурдой, которую они гордо именуют "кофе", и вернулся в палату. Денис снова уснул буквально десять минут назад, поэтому ближайшие два часа я спокойно мог посидеть в кресле, которое занесли сюда специально для меня (Денис думает, что для Кости), и почитать специально взятую для этого случая книгу или же просто послушать мерное дыхание парня, лежащего в метре от меня. С наслаждением вдохнув тот самый особенный запах напечатанной книги, я раскрыл ее на семьдесят пятой страничке и принялся читать с того самого момента, где остановился вчера. В самой дальней полке своего стола я отрыл книгу "Триумфальная арка" Ремарка и с удивлением понял, что хочу ее, наконец, дочитать. Когда я только начинал читать ее, я не смог до конца понять весь смысл и забросил на половине, хоть мать моя и восхваляла это произведение, как могла, так что теперь, когда появилась лишняя свободная минутка, я решил исправить это дело и закончить начатое. С каждой новой строчкой глаза все медленнее бегали по строчкам, горячий кофе расслабил организм, конечности стали безумно тяжелыми. Скорее всего, сказались последние две ночи без сна, в течение которых общее состояние Дениса немного ухудшилось, и мне приходилось чуть ли не каждый час бегать за врачом. Сейчас состояние стабилизировалось, и я получил долгожданную передышку, чем не преминуло воспользоваться мое тело. Я немножечко... уснул. Два парня тихо шли по больничному коридору, крепко обняв друг друга и шепча что-то на ушко. Они улыбались и выглядели расслабленными, отдохнувшими. Они остановились у двери, быстро запечатлев короткий поцелуй на губах друг друга, и вошли в темноту палаты, аккуратно закрыв за собой дверь, но она все равно предательски скрипнула, выдавая ночных гостей с головой. — Костя, прошу, скажи мне, что это ты, — чуть ли не плача прошептал Денис, который сейчас полусидел-полулежал на кровати. — А ну быстро прими горизонтальное положение! Тебе же вредно двигаться: швы могут разойтись! — Костя подбежал к брату и уложил того в постель, заботливо накрыв одеялом. Только после этого он заметил состояние брата: — Что случилось? — Тут кто-то есть, — прошептал Денис, и его голос сорвался. — Я не сплю уже очень давно, и все это время я слышу чье-то дыхание. Кто это?! Костя посмотрел в ту сторону, куда указывал палец Дениса, и сразу все стало понятным. В кресле, маленьком и неудобном, скорчившись и сложившись почти пополам, спал рослый пацан, поджав под себя ноги, с книжкой в руках и пустым стаканчиком от кофе на столике. Голова неудобно лежала на груди, а сам он норовил упасть, однако подлокотники мешали ему сделать это. — Успокойся, это просто Саша в кресле уснул. — Саша?! Но ты же говорил, что он не приходил, — уже тише спросил Денис, наверное, боясь разбудить парня. — И давно он тут сидит? — Во-первых, я тебе ничего не говорил, — ответил Костя и сел рядом с братом. — А во-вторых... Ладно, он убьет меня за это, но я расскажу. Он от тебя не отходит с тех самых пор, как ты вообще сюда попал. Каждую ночь он ругается с медсестрами и остается здесь караулить тебя, отправляя нас с Ильей домой отдыхать. А еще он боится с тобой поговорить, и когда ты приходишь в себя, он убегает. — Господи... Серьезно? — потрясенно прошептал Денис, прикрывая глаза. — Деня, прошу, поговори с ним. Когда ты ему уже скажешь? Ты же видишь, что это не работает. — Я не знаю. Я... я боюсь. А вдруг он меня не простит? — Ладно, спи. Мы уже пойдем, хорошо? А завтра утром мы снова приедем. Дикая боль в шее заставила меня резко открыть глаза. Я всего лишь хотел повернуть голову, и тут же в мое тело словно впились тысячи маленьких иголок. Сдерживая себя от стона боли, из полуопущенных ресниц я медленно осмотрел комнату. Яркий солнечный свет больно слепил глаза, из чего я сделал вывод, что проспал в этом жутко неудобном кресле всю ночь. Зашибись. Быстрый взгляд на кровать. Денис спит. Уже хорошо: одной проблемой меньше. Я тихо встал, стараясь особо не шуметь, и, закрыв книгу и положив ее на стол (жаль, что так и не удалось почитать), на цыпочках вышел из палаты, на ходу разминая затекшую шею. Тихо, практически бесшумно, я закрыл дверь и тут же наткнулся на две довольные рожи друзей. — Черт, — не сдержался. Ну с кем не бывает? Илья смотрел на меня, еле сдерживая широкую улыбку, на что указывала закушенная губа, а Костя просто улыбался так, словно поймал меня за чем-то очень неприличным. Вот же попал. Нужно было все-таки домой ехать, меньше бы было забот. Вот и что мне теперь делать? Нужно как-то выкручиваться. — Ну-у? — заинтересованно протянул Илья, глядя на меня взглядом из разряда давай-выкладывай-мы-все-знаем. — Поговорили? — Да-а, — несмело протянул я, пытаясь придумать правдоподобную отговорку, чтобы они не приставали с расспросами. — Решили все вопросы и... — А ты знаешь, что мы буквально пять минут назад были в палате и застали вас мирно спящих и совсем не разговаривающих? — парировал Илья, и я мог только стоять и потрясенно хлопать глазами. — Черт, — ну, во всяком случае, я пытался. — Парни, ну я так не могу. Он сейчас спит, да и вообще... Я не могу с ним сейчас говорить по поводу нас. Это кажется такой мелочью по сравнению с тем, что с ним произошло, и то, что я — мудак, который хочет его вернуть, не кажется мне сейчас важнее его здоровья и состояния. — А знаешь ли ты, мой милый Александр, — начал Костя, отпуская руку своего парня и подходя ближе ко мне, и я невольно сглотнул, глядя на его резко переменившееся лицо, — ты знаешь, что он каждый ебанный раз спрашивает о тебе, узнает, как у тебя дела и чем ты занимаешься? А ты знаешь, мой дорогой друг, что, когда он слышит, что тебя нет и не было, на его лице написано столько боли и плохо скрытой обиды, что у меня разрывается сердце от одного его вида? Ты понимаешь, как он страдает, что ты не приходишь? И если ты думаешь, что я спокойно буду продолжать смотреть на моего единственного родного человека, которому и без того паршиво до охуения, то ты глубоко ошибаешься! Костя подошел ко мне вплотную и смотрел теперь сверху вниз, а мне хотелось сжаться в маленький комочек от этого взгляда и спрятаться так, чтобы меня никто не нашел. Илья подошел к парню и, сжав руку того, оттянул немного дальше, но выражение его лица говорило о том, что он не собирается меня поддерживать. — Ты слишком долго играл с ним в прятки, а я слишком долго тебя покрывал. С меня хватит. — Саш, тебя же никто не просит признаваться ему в любви прямо сейчас, — спокойно произнес Илья, поглаживая руку Кости, а мое лицо непроизвольно покрылось красными пятнами. Как они узнали? — Ой, только вот не делай вид, что я не прав. Сань, для начала просто дай ему знать, что ты здесь. Я впервые видел Костю в таком состоянии. Он был действительно злым и раздраженным, на что указывали сжатые кулаки и невольно сведенные вместе брови, и я впервые задумался о том, что своим молчанием приношу боль не только себе. Илья незаметно мне кивнул и увел Костю в направлении кафе, а я развернулся на сто восемьдесят градусов, нажимая на ручку двери. Вернувшись в палату, где я провел последнюю неделю, я медленно прошел к креслу и сел, глядя на все еще спящего парня и складывая руки в молитвенном жесте. Говорить ему что-то о нас сейчас было бессмысленно, это однозначно. Ему нужно думать о хорошем и поправляться, а не разгребать мое говно и лишний раз портить себе нервы, переживая. А что тогда я должен сказать ему? Как вести? А имею ли я вообще право находиться рядом с ним, когда он ясно дал понять, что все кончено? Поднявшись со своего места, я пересел на стул около кровати парня и взял того за руку, надеясь, что от этого он не проснется. Невесомо поглаживая большим пальцем начинающие заживать костяшки пальцев, я следил за своими движениями, пытаясь придумать что-нибудь стоящее. В голове крутились фразы, множество, но все они были неподходящими, не теми, с каких можно начать разговор после стольких недель молчания. — Господи, что же мне с тобой делать? — тихо прошептал я, прикасаясь сухими губами к мягкой коже на запястье. — Можно для начала сказать "привет", — и одновременно с этим ладонь, которую я держал, немного двинулась, пытаясь пока еще слабо сжать мои пальцы. — Т-ты... ты н-не спишь? — запинаясь, выдавил я, широко раскрытыми глазами глядя на лежащего передо мной парня. — Нет. Уже несколько минут я просто лежал и слушал твое дыхание, — голос Дениса был еще слаб, и говорил он с остановками, но для меня это было таким неимоверно огромным счастьем — слышать человека, голос которого мог замолчать навсегда, голос которого я мог больше никогда не услышать. Для меня это была самая приятная музыка сейчас. — Ты долго не подходил. — Прости, я... я думал, — сквозь улыбку проговорил я, с трудом сдерживая так некстати застывшие в уголках глаз слезы, и только сейчас сообразил, что все еще держу его руку в своей. — О чем? — я попытался было пошевелить рукой, но хватка на ладони усилилась, и я оставил все как есть, радуясь тому, что он не возражал и разрешал касаться себя. — Боже, Денис, прости меня. Я такой дурак, — тихо шептал я, решив наконец сказать то, что вертелось в голове. — Я должен был поговорить с тобой уже давно, а сделал это только сейчас. — Все хорошо, — парень улыбнулся, отчего назальный катетер на его лице немного дернулся. — Ты же все-таки это сделал. Знаешь... — парень закашлялся, скривив лицо от боли, и я обеспокоенно положил свободную руку ему на грудь, а в другой крепче сжал его руку. — Давай поговорим чуть позже, хорошо? Тебе сейчас нужно больше отдыхать и меньше напрягаться. Ты полежи, а я пока тебе что-нибудь расскажу, идет? — я не мог сдержать улыбки, глядя на его расслабившееся лицо. — Идет, — прохрипел он. — Люблю слушать твой голос. Пропустив последнюю фразу мимо ушей и старательно игнорируя порхающих в животе от услышанного бабочек, я слегка откинулся на стуле и, не переставая держать Дениса за руку, начал говорить о том, что первым пришло мне в голову, — об институте. Я рассказывал ему смешные ситуации, в которых мне несколько раз удалось побывать, описывал преподавателей, ребят с потока, а сам в это время смотрел на него, не отрывая взгляда. Ранки на его лице заживали и медленно затягивались, трещина становилась меньше, а шов над глазом все бледнее. Судя по тому, как мерно и размеренно опускалась грудь парня, он уже давно крепко спал. *** Прошло чуть больше месяца с того момента, как Денис попал в больницу, и парень выглядел и чувствовал себя гораздо лучше, не без помощи врачей, конечно. Он уже чаще просыпался и подолгу оставался бодрым, медленно, но уверенно к нему возвращался аппетит и нормальный цвет лица. Ребра медленно начинали срастаться, оставшаяся часть селезенки функционировала стабильно, лицо начинало восстанавливаться, а над бровью остался бледный, но все же заметный маленький шрам. После пусть и непродолжительной, но все же комы врачи провели некоторые тесты, и, слава богу, те не выявили никаких отклонений в работе мозга. Все было в порядке. У меня начались занятия в универе, и проводить в больнице столько времени, как раньше, я уже не мог. Но, несмотря на это, каждый день после занятий я мчался туда, заходя по пути в магазин и покупая Денису очередной вкусный подарок, который неизменно приведет его в дикий восторг. Все мои книжки уже давно лежали у него в палате, вызывая недовольство медсестер, и я заезжал домой только для того, чтобы переночевать, принять душ или увидеться с мамой. В этой идеально налаженной схеме мне не нравился только один пункт. Мы с ним так и не поговорили о нас. Мы хорошо с ним общались, могли подолгу говорить обо всякой ерунде, шутили, я читал ему книгу вслух, после того, как он узнал, что я читаю, и ради него мне пришлось перечитывать сначала — мы снова стали хорошими друзьями. Но лучший друг не должен при разговоре отвлекаться на нежные губы и страстно желать жадно впиться в них и оставить долгий поцелуй. Лучший друг не должен краснеть и сбиваться, отчаянно заставляя сердце не болеть и не приносить столько разочарования, когда читает любовную сцену в книге. Лучший друг не должен испытывать столько скрытой и безмерной радости, когда прикасается к руке друга или просто находится в опасной близости, поправляя подушку. Лучший друг не должен так отчаянно любить. Я думал над этим все свободное время и сегодня, выходя из душного вагона метро, тоже. Я оттягивал этот момент, сколько мог, Денис делал вид, что не замечает часто возникающих между нами неловкостей, но вечно все это длиться не может. Однако, несмотря на все разумные доводы друзей и самого себя, я не мог заставить себя первым начать этот разговор, который впоследствии может оказаться роковым. Денис же ясно дал мне понять, что мы друзья и на большее надеяться нет смысла, так почему я тогда так сильно хочу что-то изменить и, возможно, разрушить временно налаженное между нами перемирие? Я зашел в палату, тихо прикрыв за собой дверь, и, стараясь не сильно шелестеть пакетами, прошел к облюбованному мною креслу. Денис лежал с закрытыми глазами, и, боясь его разбудить, я осторожно поставил сумку с тетрадями и прочим барахлом около билки и скинул кофту — на улице заметно похолодало на этой неделе, — оставшись в одной майке. — Привет, это Саша, — тихо прошептал я. Если он еще спит, я мог сходить куда-нибудь, чтобы убить лишнее время. — Ты спишь? — Нет, я просто лежу, — услышать его было несколько неожиданным для меня, поэтому я невольно дернулся, но не смог сдержать улыбки, замечая, что он немного привстает с кровати, пытаясь на звук определить, в каком месте палаты я нахожусь. — Как день прошел? — Вполне сносно. — "Нет, день был просто ужасен, как и все предыдущие без тебя. Мне хотелось выть лишь от одной мысли о том, что мы не вместе, я так скучал по тебе, так хотел быстрее увидеть". — Обычный день в универе. Ты ужинал? — Немного, — Денис хотел было встать, но я через мгновение оказался рядом с кроватью, чтобы ему помочь. — Спасибо большое. — Тебе помочь дойти? — Было бы неплохо, — улыбнулся парень, но вымученная улыбка выдавала его с головой. Я помнил, как ненавидел он чувствовать себя беспомощным, и эта ситуация наверняка была для него ужасающей и мучительной. Я под руку довел его до двери туалета, стараясь дышать ровно и контролировать сердцебиение, которое заметно участилось при контакте с нежной кожей. Спустя несколько минут он вышел, и я снова повел его обратно и усадил на кровать, которая стала для него ненавистной за все время пребывания в больнице. Находиться здесь было для него настоящим испытанием: он практически не знал расположения предметов в палате, поэтому передвигаться самому было для него затруднительным, поесть без чьей-то помощи тоже было довольно сложно, учитывая, чем здесь кормили и что разрешалось ему есть, много двигаться ему запрещали, чтобы швы не разошлись, поэтому практически все свободное время он просто лежал. Это выматывало, но он предпочитал молчать. А я научился понимать его без слов. — Я принес тебе несколько йогуртов, — улыбнулся я, присаживаясь рядом. — Какой будешь: клубничный, малиновый, черносливовый или с манго? — С манго. Ты бы знал, как я возненавидел йогурты, — пробурчал Денис, усаживаясь на гору подушек, которую я соорудил, чтобы ему удалось нормально сидеть. — Но это всяко лучше, чем манка, которую здесь дают. Почему она всегда получается у них с комочками? У моей мамы их никогда не было. — Я думаю, это их фирменный рецепт, — я ушел от болезненной темы родителей Дениса, не зная, что еще можно тут сказать. "Мне жаль"? Он это и так знает. "Сожалею"? Тоже ничего нового. Покопавшись в пакете, я вернулся на кровать к парню и, открыв бутылочку, дал ему ее прямо в руки. Первый раз я купил ему йогурт в баночке и тут же понял свою ошибку: Денису пока было сложно есть самому, а просить меня помочь ему было для юноши неприемлемо. Ну, во всяком случае, ему так казалось. Поэтому я нашел простой выход, покупая питьевой йогурт. — А ты сегодня будешь мне читать? Потому что мне жутко интересно, что будет с Равиком и Жоан дальше, — на губах Дениса остались белые следы, и я громко сглотнул, прогоняя из головы неуместные сейчас мысли. Почему йогурт так похож на ..? — Гмг... Д-да, секунду, — для убедительности я потряс головой, подхватывая с тумбочки томик и открывая на нужной странице. — "Тому, кто окружает этот полумрак, остаются лишь смутные догадки. Но разве их недостаточно? Нет, не достаточно. А если и достаточно, то лишь тогда, когда веришь в это. Но если кристалл раскололся под тяжким молотом сомнения, его можно в лучшем случае склеить, не больше. Склеивать, лгать и смотреть, как он едва преломляет свет, вместо того чтобы сверкать ослепительным блеском! Ничто не возвращается. Ничто не восстанавливается. Даже если Жоан вернется, прежнего уже не будет. Склеенный кристалл. Упущенный час. Никто не сможет его вернуть...", — я резко остановился, замечая в начале следующего предложения "невыносимо острая боль" и "разрывает его сердце". Было действительно невыносимо читать Денису эту книгу. Словно только сейчас, при втором прочтении, я находил двойной смысл этих слов, обнаруживая в главном герое себя. Неприятным осадком красивые слова оседали в моей голове, убивая последнюю надежду на наше с Денисом светлое будущее, и от этого неприятные мурашки бегали по моей коже. Нужно было продолжать читать, но я не мог прочитать больше ни строчки, не мог вынести нам окончательный приговор, погружаясь в свои мысли и лишь частью мозга осознавая, что Денис ждет продолжения. — Как ты думаешь, у них будет счастливый конец? — прервав поток мыслей, произнес я, задумчиво растягивая слова, потому что был не до конца уверен, стоит ли задавать этот вопрос. — Они останутся вместе? — Если честно, то, думаю, вряд ли, — несмело начал Денис, нащупав тумбочку и поставив туда пустую бутылку. — Она же променяла его на другого, а мужчины редко такое прощают. Тем более, если в скором времени начнется война... — Но он же сам уехал, ничего ей не сказав и не предупредив! Что ей нужно было еще делать в этой ситуации? — не выдержал я. — Но у него были на то причины, — парировал юноша. — И он решил, что так для нее будет лучше. Он же не знал, на какое время ему придется уехать, поэтому сразу не давал девушке лишних надежд. — Но у нее было право хотя бы просто знать! Она сама принимала решения и управляла своей жизнью, но не давать ей элементарной информации было жестоко! — этот разговор принимал серьезные обороты, и я понимал, что речь идет уже не просто о героях книги. Это был мой шанс узнать все и расставить наконец все точки над i, но... я не мог. Не сейчас. — Прости, Денис, мне нужно идти. — Но куда ты? — он приподнялся с кровати и хотел было найти мою руку, но я успел вскочить с кровати, забирая с собой телефон. — Ты же только что пришел. — Пойду подышу воздухом, — выплюнул я, разворачиваясь и направляясь прямиком к двери. — Спи, не жди меня. Я, скорее всего, домой поеду потом. Громко хлопнув дверью палаты, я прислонился к ней спиной и чуть слышно ударился головой. Мудак, слабак, трус! Не смог сделать этого, не смог поговорить, не смог закончить наше с ним общение! Вместо этого я просто сбежал. Как долго я могу еще бегать от неизбежного? Увидев Костю и Илью, сидящего на диванах в холле, я бросил им короткое: "Привет" — и пошел к выходу, выходя из ненавистной больницы и присаживаясь на самую дальнюю лавочку в парке, какую только смог найти. *** Вернулся я, как только начало темнеть. Я знал, что в это время друзья уезжают домой, так как Илье завтра на учебу, а Косте на работу, поэтому спокойно зашел в палату, замечая краем глаза, что Денис снова спит. Посмотрев на него, я почувствовал стыд. Он дал мне шанс, а я его упустил, да и еще разговаривал с ним некрасиво. Может, действительно, пора было решаться? Я не выдержал и подошел к парню, присаживаясь на край кровати, проводя указательным пальцем по оголенной руке. Синяки заживали очень медленно, и еще в нескольких местах темные пятна пробивались через практически прозрачную кожу, словно напоминания о том роковом дне, когда я мог его потерять. Какой же мелочью кажется наш сегодняшний разговор по сравнению с тем, что я мог больше никогда с ним не говорить. — Прошу тебя, не уходи. — Господи, как же ты меня напугал! — я чуть не вскрикнул, но вовремя взял себя в руки. — Ты когда-нибудь прекратишь меня так пугать? Уже который раз? — Прости, я просто боялся, что ты уйдешь, — прошептал парень, вцепившись в мою руку, словно кошка. — Ты можешь еще немного побыть здесь? — Конечно. Прости меня за то, что так повел себя сегодня. У меня в последнее время нервы ни к черту. Он откинулся на кровати, глубоко вдохнув и выдохнув, а я смотрел в его открытые, но так привычно неподвижные глаза, что в животе словно стянулись огромные узлы. Господи, как же я раньше не понимал этого? Как мог я смотреть на тебя, тогда еще в качестве парня, и не понимать, как же сильно я тебя люблю? Как я мог не замечать очевидного? Неужели у меня больше не будет шанса быть счастливым с тобой? — Почему ты это сделал? — вопрос вырвался прежде, чем я сумел его остановить. Но отступать было уже поздно. По лицу Дениса прошла волна боли, и между бровей образовалась маленькая морщинка. Он зашипел, так как раны еще не до конца затянулись, и некоторые неловкие движения приносили дискомфорт. Его руки подрагивали в унисон с моими, и помещение наполнилась тяжелым дыханием обоих. — Когда твоя жизнь наполнена одним разочарованием, — зашептал он, — и каждый день ты видишь только привычную темноту перед глазами, однообразие невольно становится твоим другом. Когда ты понимаешь, что несешь собой только неудобства и проблемы, лишние заботы и хлопоты, руки опускаются сами собой, и нет желания даже жить дальше. Но тут появляется кто-то, кто оживляет твою жизнь, вносит яркие краски в постоянный мрак, вновь заставляет твое сердце биться и биться чаще, у тебя словно, — он остановился на секунду, — словно появляются невидимые крылья за спиной. Жизнь становится в радость, от каждого дня ты ожидаешь чего-то необычного и нового, но... Осознание бьет тебя по больному. Ты позволил себе забыть самое главное: ты беспомощен, ты — ничтожество, которое не может позаботиться о себе. — Не смей так говорить, — зашептал я, сжимая горячую ладонь и замечая влажные дорожки на щеках парня. — Это правда. Ты понимаешь, что становишься тяжким грузом на шее человека, который может прожить действительно полную жизнь. Но если ты повиснешь на нем, ты не позволишь ему ничего сделать, ничего добиться, ты будешь якорем, который прибьет его к берегу и не даст двигаться. Я не хотел для тебя такого будущего. Ты даже примерно не знаешь, как тяжело жить и ухаживать за таким человеком, как я. Я начал отдаляться после той нашей ночи, понимая, как далеко все заходит, но ты не замечал, и я решил поставить точку. Я думал, так будет легче и тебе, и мне, но легче не становилось. — Ты просто дурак, ты знаешь это? — теперь настала моя очередь говорить. — Как ты мог подумать, что ты никому не нужен? Да, пусть я не знаю, каково это — жить с таким, как ты, но кто сказал, что я не хочу узнать? Да, может быть, это будет сложно поначалу, но мы пройдем через это вместе, мы будем рядом друг с другом, будем поддерживать друг друга. Ты можешь пытаться бросить меня, не отвечать на звонки, но от этого ничего не изменится, понимаешь? Чувства не утихнут. Я хочу, чтобы ты был моим якорем. Господи, я люблю тебя! — Что? — едва слышный шепот был сейчас громче любого самого громкого и пышного оркестра. — Что ты сказал? — Да, я люблю тебя! — боже, как же легко и правильно было говорить эти слова. — Мне понадобилось удивительно много времени, чтобы понять это, но все же, лучше поздно, чем никогда, правда? Это не очередная влюбленность или случайно вспыхнувший интерес. После того, как я узнал, каково это — жить без тебя, я понял, что больше не могу. Я хотел признаться тебе еще в тот день, но узнал про больницу, и... Я испугался. Испугался того, что не успел сказать тебе главные слова, которых ты действительно заслуживаешь. Лишь от одной мысли о том, что я не мог признаться тебе и не увидеть счастливого лица в ответ... — Ты... ты не можешь, — потрясенно шептал Денис, тряся головой. — Ты не можешь любить меня. Ты не можешь любить калеку. — Денис, мать твою! Ты себя вообще слышишь? — я подсел ближе, кладя одну его руку ему на грудь. — Чувствуешь? Твое сердце бьется. Так вот это гораздо важнее, чем что-либо другое. Ты ничем не отличается от остальных людей, ты даже лучше их. Потому что, даже не имея возможности видеть, ты гораздо умнее и замечательнее их. Ты безумно красивый, безгранично талантливый, необычайно умный, превосходный, волшебный, изумительный, несравнимый. Я люблю тебя, слышишь? Он молчал и просто плакал. В темноте комнаты я не мог видеть его лица, но я слышал его дыхание и видел мерцание света во влажных дорожках. Он плакал, а я аккуратно большими пальцами стирал слезы с его лица, поглаживая подушечками израненное лицо. — Ты можешь... можешь лечь со мной? — выдохнул он и слегка подвинулся, и я тут же исполнил его просьбу. — Неужели это правда? — Она самая, — я улыбнулся, нежно проводя теперь уже указательным пальцем по виску юноши и убирая упавшую прядь. — И, предугадывая твой вопрос, нет, ты не спишь. Он слабо улыбнулся и, повернув голову, уткнулся мне в плечо. Я приобнял его одной рукой, аккуратно, чтобы не причинить ему лишней боли, и немного прижал к себе, чувствуя себя на седьмом небе от счастья. — Останешься со мной сегодня спать? — слабая надежда в практически неслышном голосе. — Хорошо. Если мне разрешат, — широкая улыбка на все лицо. — Не волнуйся. Разрешат, — несмелая, но все же уже улыбка. *** — Нет, нет, прошу, не бейте, нет! Остановитесь! Я резко открыл глаза и в ту же секунду увидел Дениса, мечущегося по кровати. На его лице был написан неприкрытый страх и неимоверный ужас, а на лбу проступили капельки пота от напряжения. — Денис! Денис, проснись. Ты слышишь меня, Денис? Парень медленно приходил в себя и через несколько секунд приоткрыл глаза. Его тело тряслось, губы подрагивали, и со своего расстояния я мог чувствовать, как бешено колотилось его сердце. Он тяжело дышал, словно пробежал марафон, и вид этого испуганного маленького мальчика приводил меня в отчаяние. — Милый, все в порядке. Все хорошо. Я рядом, я здесь, — я пытался успокоить его, как мог. — Ничего не бойся, это просто сон. — Я снова был там. Они снова били меня, раз за разом, я чувствовал удары их ног по моему лицу, но ничего не видел, — его голос дрожал, а руки отчаянно впились в мою майку. — Тише, успокойся, все хорошо. Солнышко, их больше нет, никто и никогда, слышишь, не посмеет тебя тронуть, пока я буду рядом! Никогда больше такого с тобой не случится. Денис, нам сейчас лучше успокоиться и немного поспать, так будет легче. — Я не смогу уснуть после такого. Так происходит каждый день, — проговорил парень и закусил губу. — А давай я расскажу тебе сказку, а ты попробуешь уснуть? — идея, что пришла мне в голову, хоть и была на первый взгляд безумной, но довольно интересной. Я почувствовал его кивок и, крепко обняв его с двух сторон, практически полностью уложил вплотную к себе. Он снова уткнулся мне в плечо, глубоко вдыхая и обвивая своими руками, а я, одной рукой поглаживая его бок, а другой перебирая волосы на его затылке и иногда поглаживая щеку, принялся рассказывать. — Жил-был на свете один Маленький Мальчик. У него было все, что он мог только пожелать: добрые родители, которые позволяли ему все, что он хотел, покупали ему все, что он хотел, самый лучший друг на всю жизнь и много других хороших друзей. Однако все чаще и чаще грустил этот Маленький Мальчик и сам не понимал, из-за чего ему так тоскливо. Никто не хотел его слушать, и в один прекрасный день он решил погулять один и пошел куда глаза глядят — прямиком в лес, который рос недалеко от их замка. Он долго шел и забрел в такие дебри, из которых, как ему показалось, невозможно было выбраться. Он очень сильно испугался, но тут внезапно перед ним возникла полянка, на которой на старом пне сидел такой же маленький мальчик, и он решил подойти поздороваться. "Привет", — сказал он и, подойдя ближе, протянул руку мальчишке. "Привет", — ответил тот, вертя головой в разные стороны. "Я тут, — Мальчик помахал рукой перед лицом другого мальчика, и тот наконец повернул голову в его сторону. — Ты меня не заметил?" — "Я тебя не вижу. Я вообще ничего не вижу", — тихо ответил мальчик и вдруг горько-горько заплакал. — Что-то я такой сказки нигде не слышал, — с улыбкой пробурчал Денис мне в шею, а я, войдя во вкус, только шикнул. — Ладно-ладно, я слушаю. — Мальчик испугался за своего нового друга. "А что с тобой случилось?" — "Злая колдунья забрала моих родителей и сделала так, чтобы я больше ничего не видел", — мальчишка плакал так громко и горько, что у Мальчика все сжималось внутри. "Так у тебя теперь нет дома?" — "Нет, теперь я буду жить здесь". Мальчик постоял, подумал и, приняв для себя очень важное решение, сам себе кивнул. "Пойдем со мной. У меня большой дом, и ты станешь моим другом и будешь жить со мной. Я уверен, ты понравишься моим родителям". — "Я не могу просто так прийти к вам", — мальчишка перестал плакать и утирал слезы рукавом старой кофточки. "Конечно, можешь. Идем!" — Маленький Мальчик взял своего нового друга за руку и повел через тот самый страшный лес, через который еще недавно боялся идти один. Но теперь он не чувствовал страха, потому что теперь он отвечал за друга и должен был выглядеть взрослым и смелым. Они шли долго и, несмотря на все торчащие злые корни и большие коварные кусты, о которые они цеплялись не один раз, они продолжали идти, не отпуская рук друг друга. Они шли вместе, и это придавало им сил идти дальше, идти прямиком к цели. — Ты замечательный рассказчик, — тихо прошептал Денис, улыбаясь. — Спокойной ночи. — Спокойной ночи, — не удержавшись, я оставил короткий поцелуй на виске парня. — Спи спокойно, мой малыш.