Дорогие читатели, эта глава многим покажется специфичной. Я просто советую Вам принять во внимания все то, что я здесь изложила. Это поможет понять последующие события. Ваша Marie.
— «Рок-н-ролл не просто радовал Ричи. Слушая эту музыку, он чувствовал, как становится больше, сильнее, как его переполняет жажда жизни. Эта музыка обладала мощью. Мощью, которая по праву принадлежала всем тощим подросткам, толстым подросткам, уродливым подросткам, застенчивым подросткам — короче, неудачникам этого мира. В этой музыке он ощущал безумное напряжение, которое могло убивать и возвеличивать.», — я облизнула нижнюю губу и задержала взгляд на этом абзаце. Я иногда не понимала этот странный и по-особенному чарующий слог написания Стивена Кинга. А его книга «Оно» вызывала во мне столько противоречивых чувств! Таких, как грусть, ненависть, радость, порой вдохновение, к примеру. Они все сосуществовали во мне и делили между собой каждую клеточку моего тела. Грусть проникала в сердце, ненависть — в мою глотку, радость — в животе отзывалась бабочками, а вдохновение — в кончики пальцев, и так приятно покалывало при одной только мысли, что я — человек. И я могу больше. Больше, чем просто жить. Ведь люди — это творцы, открыватели. — Знаешь, Эрик, у меня от этой книги щеки сводит. У тебя нет? — наивно полагая, что он ответит, я оторвалась от страницы, — Значит, нет. Эрик все так же безмятежно лежал с закрытыми глазами. И он изрядно побледнел. Нет, посинел. И его сердце, к счастью или к радости, более или менее успокоилось и свыклось с моим присутствием. Еще бы, за эти дни тяжело было бы не сделать. Но лидер не из робкого десятка. И я уверена, он бы боролся, если бы я не читала ему. Да, думаю, все дело только в этом. Если бы я просто вела с ним беседы на тему дня или погоды — Эрик бы без сомнения умер от скуки, или умер бы буквально. Но я подкралась с секретным оружием — книгой. И, знаете, для меня это стало что-то вроде «только нашего секрета». Ведь остальным бы и в голову не пришло, что бывший Эрудит все еще читает на досуге, отвлекаясь от дел насущных. А мне пришло. И это и волнует, и успокаивает одновременно — знать его настоящего. А настоящего ли? — Я устала читать. Восемь глав без остановки, — я отложила книгу на прикроватную тумбочку и сделала глоток из кружки. Все три вечера я провела в его палате. И читала. И, если честно, для меня это стало не меньшим испытанием, чем для Эрика. Я терпела это пиликанье, давившее на уши все четыре часа, что проводила здесь после обеда. Ужинала я здесь же. Не знаю почему, но с «уходом» Эрика из мира матерящихся и эгоистичных людей, бесящих меня, я стала испытывать необъяснимую тоску. И перебивала ее чтением. Да, я уходила из этой реальности посредством чтения. И я ведь действительно стала понимать Эрика. Жить с этим дерьмом бок обок невыносимо, но необходимо. — Оли, — я медленно повернула голову к двери, в проеме которой стоял Майк и пара ребят из моей команды, имена которых я до сих пор не знала. — Принесли? — доктор буквально воссиял. Он все это время сидел прямо напротив меня, по другую сторону кровати, сославшись на то, что у меня чудесный голос, который можно слушать и слушать вечно. — Еще бы, — я уловила в его взгляде неподдельную гордость. Он прошествовал к доктору и вручил ему какой-то чемоданчик. Он раскрыл его прямо над кроватью лидера. Внутри лежали какие-то упаковки с таблетками, несколько бесцветный ампул, шприц и мой тест. Холодок пробежал по спине. — Дождалась, — Томас протянул мне мой заказ и лучезарно улыбнулся. Я же чертыхнулась про себя. — Оли, ты же на четвертом месяце. Или думаешь, что с ожирением перепутала? — Майк ухмыльнулся и облокотился о ширму. Я снова прокляла всех и вся и сжала упаковку в своей руке. — Это для Эмбер, — я слабо улыбнулась и положила коробочку рядом с книгой. Главное, вести себя естественно. И не дай Бог, они узнают, что солгала. Это же скандал на всю фракцию. Я увиливала от работы, выгородила повара, тем самым подставив фракцию под удар. Ведь Эрудиты не потерпят такого. Если узнают. А они узнают. Это будет странно — захоронение «беременной поварихи, которая не была беременна». Глубокий вдох и мое тело колбасит. Только не невроз. — Ты ведь заказывала для себя… — Томас удивленно посмотрел на меня, и, словив мой взгляд, ужаснулся. Да, он понял, в чем дело. — Этот заказ был сделан еще месяца три назад, ребята. Я просто потерял листочек, — доктор расхохотался и попытался выглядеть как можно естественней и невозмутимей. Ох, мне бы его невозмутимость. Но что-то подсказывает мне, что провести их не получится. И я не успею свалить из фракции. — Хочешь сказать, что ты подал заявку на тест только сейчас? — в дверях появился Макс. Макс, черт возьми! Нет. Я покойник. — Это вот так ты работаешь? — ох, я подставила под удар врача, который пытается уберечь меня от раскрытия правды. Я зашарила руками по карманам и в который раз чертыхнулась. Эрик у меня в комнате вместе с Лисой. — Оли, подойди, — Макс протянул мне руку и я опустила глаза. Как я встану? Сейчас, когда я сижу в кресле, вальяжно расставив ноги, кофта сложилась в складки и это хоть как-то похоже на «животик». Но если они расправятся, — Оли. Я оперлась руками о подлокотники и медленно поднялась. Лицо Майка преобразилось. Лица всех преобразились. — Как ты это объяснишь? — похоже, единственный, кто был возмущен — Майк. Я подошла к Максу и попыталась зайти за его спину, но очень невовремя там появился член моей команды. Мы, что, так громко это обсуждаем? Или весть и прибытии сыворотки разнеслась в секунды. — У меня случился выкидыш, — машинально выкинула я, вспомнив уроки биологии в школе. — Выкидыш? На четвертом месяце и ни с того, ни с сего? — Майк приподнял брови, а я с непониманием уставилась на него в свою очередь. Разумеется, это может случиться ни с того, ни с сего. — Четвертый месяц — это начала глобального развития плода. И это вполне возможно, если у плода и у матери не совместим резус фактор или еще какая-нибудь куча проблем. К примеру, удар по брюшной полости, — я нахмурилась. С каждым словом мы все запутываемся и запутываемся в эту паутину. — На меня напали. Видимо, мои же мятежники решили нанести по мне удар. Много ли оправданий для сумасшедших, — прошептала я, опустив глаза. Макс пальцем коснулся моей ладони, и я подняла на него глаза. Это так очевидно? Почему он все понимает? Почему он как будто чувствует, что я лгу? — Сделай тест повторно, — говорит он мне, кивая на тумбочку. Я сглатываю. Я знаю, чего хочет Макс. Он хочет, чтобы меня это не коснулось. Спасти? Да, вероятно. Я же не стану просто так его заказывать. Ослушаться лидера? Хватаю его и плетусь в уборную. Как вообще делать этот тест? А что, если я не хочу? Глупости. Хочу. Но если бы обстоятельства были другими? Открываю коробочку. Есть женщины, которые на самом деле не хотят иметь детей. Однако они считают, что не могут обойтись без этого, потому что иначе будут чувствовать себя несовершенными, «недоделанными». Следуя общественным нормам, эти женщины беременеют, рожают детей и чувствуют себя при этом как в тюрьме. А женщины в Бесстрашии и без того заложники. Выдыхаю, опуская тест на столешницу возле раковины. Ждать несколько минут? Для меня они станут самыми мучительными. Чего хочет Макс? Чтобы тест был положительным? Чтобы на меня не обрушилась «кара небесная»? Или отрицательный, чтобы не отправлять меня в «отдел беременных и никому не нужных мамаш», которые после родов ни к чему не пригодны? Каждая секунда отдается ударом в моей голове. Каждая минута становится адской болью. Пока я не вижу на столе бумажку, пересеченную двумя полосами. Нет. Хватаюсь за инструкцию и судорожно пальцами провожу по каждой строчке. Не может быть. «Две полосы — положительный результат. Поздравляю Вас!» С чем? С обременением? С памятным подарочком из Бесстрашия? На ватных ногах выхожу из комнаты, едва нащупав ручку и зарывшись в волосы свободной от теста рукой. Дверь протяжно скрипит. На меня устремляется взгляд Томаса. После — Макса и Майка. Я прикусываю губу, протягивая доктору тест. Он с каким-то сомнением и предвкушением чего-то плохого касается его своими пальцами. — Поздравляю, Оли. Ты беременна, — клянусь Богом, что я слышу облегченный выдох Томаса и Макса. Майк пожимает плечами. А я едва держусь на своих двух. — Только вот, от кого на этот раз? — Майк кривит ртом, и это «на этот раз» ударяет меня по самому больному и уязвимому месту. Что кровоточит на протяжении пяти лет. Я судорожно поднимаю глаза на Эрика. Все же, видимо он не побоялся пожертвовать своим мужским самолюбием. Если это был он. Нет, это точно был он! Сказала девушка с провалами в памяти. Аппарат вдруг взорвался быстрыми сигнальными звуками. Макс с подозрением смотрит на меня. И я прячу глаза. Только бы это был Эрик.***
— Что за шабаш ты устроила? — стоит ли упоминать о том, что все беременные «словно с цепи сорвались»?. Стоит. Я сижу, подобрав ноги к груди на диване в кабинете Макса. Мой старый, добрый друг отчитывает меня, как школьницу. Отчитывает, а я сижу и пальцами перебираю кожу на животе. — Это вышло…случайно, — я до сих пор не осмеливаюсь посмотреть ему в глаза. Всю ночь провела в его кабинете, зарывшись носом в кожаную обивку. — Ты случайно врала фракции три дня? Или, может быть, ты случайно забыла этого чертова хомяка в комнате, из-за чего чуть не пострадала? Если бы результат был отрицательным… — Но он положительный. Макс протяжно выдыхает. — Слушай, я знаю, что для тебя сейчас это трудно. А, может, и нет. Черт его знает. Кто отец этого ребенка? — Макс облизывает губу и садится на корточки напротив меня. — Эрик, видимо… — Хомяк? Я прыскаю от смеха. Если бы Макс дал мне сейчас пощечину за такое пренебрежение к нему, я бы не разрыдалась. Я бы не ушла. Я бы умерла на месте. Что может быть унизительней для женщины — не знать чьего ребенка она носит под сердцем? Как последняя шлюха. — Если бы. Я не помню ничего из того, что я делала на дне Красного Мака. Это единственный день, в котором я уверена на сто процентов. Именно тогда это случилось. — Черт. Я киваю и поднимаю на Макса глаза. — Ты можешь сделать аборт. Чтобы жить нормальной жизнью. Вдруг, это вовсе не Эрик. Если это он, то страдания тоже не облегчатся, конечно. Но тогда ты хотя бы будешь уверена в том, что он здоров, и ты здорова и чиста. Многие в нашей фракции — звери в прямом смысле. Мало ли где они могли подцепить… — Я не могу убить своего ребенка. Макс встает на ноги и медленно шагает к двери. — Так будет лучше. Лучше выйди замуж, отслужи мне службу, роди ребенка в полноценной семье и с отцом. Может, в другом порядке, но все же. Ты сделаешь ему только хуже, родись он сейчас. Я резко встаю и по-английски выхожу из кабинета. Нервишки-то шалят.***
— Улыбнись, Оли. Сегодня конец всего этого сумасброда. И я стану официально Бесстрашным, — Крис крутится передо мной, раскладывая столовые приборы. Эти глупые порядки совсем не дают мне отдохнуть и уйти в себя. Вот-вот наступит конец инициации, а потом ужин. — Мы уедем отсюда сразу же, после того, как появится Фор. Наслаждайся моментом, — я улыбаюсь и делаю глоток из полюбившейся кружки. Рассказала ли я ему о беременности? Нет. Не рассказала. Буду держать в себе, пока это не станет явным. Сейчас открывать кому-то душу мне хотелось меньше всего. Я все думаю об этом аборте, прикрываясь улыбкой. — Я всегда ловлю момент, — парень снова улыбается, кладя последнюю десертную вилку на стол лидеров. — О, не строй из себя пофигиста. Ты не хочешь сейчас уезжать и про себя материшься, нацепив маску дауна, что вечно улыбается, — я закатываю глаза, успев отчитать себя раз сто за резкость и грубость. — Извини, но я такой! Я позитивно настроен! И даже твой злодейский план не испортит мне настроение, — Кристиан кладет руки мне на плечи и наклоняет голову на бок, приближаясь своим лицом к моему. — Нет, это я позитивно настроена, — я качаю головой и запечатлеваю на его носу мокрый поцелуй, — А ты, как Санта Клаус под кайфом, в Диснейленде, окруженный шлюхами, — парень приглушенно смеется. — Почаще бы ты так шутила, острячка, — он отчего-то не отходит. И от этого узел завязывается у меня под грудью. — Не знаешь, как там Эрик? Я ушла сразу после того, как ему вкололи сыворотку. — Понятия не имею. Задела его за живое? На то и шел расчет. Парень отошел от меня на пару шагов. — Оли, — он проводит кончиком языка по небу, — Если я соглашусь уехать с тобой, сможешь мне обещать кое-что? — В пределах разумного. Виллу обещать не могу. — А ты можешь ее подарить? — У меня есть связи. Кристиан широко улыбается. — Нет. Я про жизнь в Дружелюбии. Просто, если я оставлю мою мечту здесь, то я должен осуществить другую свою мечту там, — загадочно начинает он, оперевшись о край стола. — И что у тебя за мечта? — я шаркаю каблуком о ламинат, которым покрыт верхний этаж столовой. — Семья. Долгая и счастливая жизнь. В любви и спокойствии, — я сглатываю и хватаюсь пальцами о край стола, отчего костяшки пальцев побелели. Счастливая жизнь с Крисом? Он мне, что, предложение делает? Супер, еще и в Дружелюбии меня будут считать извращенкой похотливой, что совратила малыша. — Иначе я не смогу оставить Бесстрашие. Выбирай, Оли. Либо ты уезжаешь одна, либо со мной. Я делаю глубокий вдох и отвожу от парня глаза. Супер. Хочешь сделать человека несчастным — дай ему выбор? О, да. Оставить Криса здесь под угрозой смерти, или согласится провести с ним свою жизнь бок обок. Может быть, мне тоже это нужно? Семья, в которой я смогу быть самой собой, родить детей, стать хорошим другом для новых людей, возможно даже занять место лидера в будущем. Хотя, в Дружелюбии есть люди подобрее меня. Что о тебе говорить будут, Оливия Грей? — Не слишком ли ты зеленоват для предложений руки и сердца, а, Кристиан? — я отталкиваюсь от стола, — Ты найдешь еще девушку, которую полюбишь всем своим сердцем и будешь с ней счастлив. Но не здесь. Не в этой фракции-убийце. И не со мной в Дружелюбии. Ты достоин большего. — А я уже нашел девушку, которую полюбил всем своим сердцем. Проблема только в том, что она пудрила мне мозги все это время, а теперь хочет отвязаться. Наигралась, Оливия? Ничем ты не лучше Эрика. Хотя, нет. Эрик хотя бы учил нас тому, что жизнь сурова, и нужно терпеть боль и унижение. А ты? Ванилька. Только подставила нас под удар и ничем не улучшила это чертово обучение, — Крис перешел на крик, который сейчас давил на мои уши куда сильнее, чем все эти тонны проблем с беременностью, Эриком, Фором, фракцией, мятежниками. — Крис. Ты не понимаешь, чего ты просишь. Ты хочешь всю свою жизнь терпеть шепот за спиной? Терпеть эти осуждающие взгляды? Нас не поймут. Ты ведь даже не совершеннолетний! — как можно спокойнее пытаюсь говорить я. — Мне плевать на мнение людей, — выплевывает он, хватая меня за плечи, — А ты от него зависима. — Вовсе нет, — я брезгливо морщусь и пытаюсь высвободиться, но все это тщетно. — Будь так добра, Оливия. Не приближайся ко мне все это время, пока ты не уедешь. Сделай уж подарок на День Рождения, — он уходит так же быстро, как я ныряю в этот ледяной котел. Я провожаю его взглядом. День Рождения? И сколько ему? Семнадцать? Знаменательная дата. Для меня была. В свой семнадцатый день рождения я получила подарок, который перевернул мой мир с ног на голову. Что-то внутри вдруг сжалось, и я хватаю воздух ртом, пытаясь нащупать опору рукой. Невроз — проклятие для меня. Из-за него я не жить нормально не могу, ни работать. Что мешает мне согласиться на эту авантюру? Эрик? Нет. Эрику я не нужна, нужно раскрыть глаза и перестать надеяться на то, что меня полюбят. Для Эрика понятие любовь — такое же незнакомое, как для меня жестокость. Да, две стороны одной медали. Макс? Тем более. Я сбегу и перестану быть его подругой, что вечно попадает в передряги, из которых он ее вытаскивает. Ребенок? Ребенок. Я не зверь, чтобы убивать живое существо, пусть даже не столь желанное сейчас. Но и жить с ним я не смогу. Не смогу быть счастливой в Дружелюбии. А, возможно, Макс прав? И не стоит позволять ему появляться в такое время? Ты ведь даже не женщина, Оливия Грей. Ты — ребенок. Зачем тебе еще один, себя не хватает? Ты не станешь хорошей матерью сейчас. Не сейчас. — Оли, ты стоишь в очереди? — я поворачиваю голову на голос. Это столпотворение у Больничного сектора меня напрягает. — Что тут происходит? — спрашиваю я у Перси, что стоит рядом и внимательно следит за моим взглядом. — Нас проверяют перед психологическим тестом. Ну, вдруг приняли что и обманем систему. По типу, медосмотра. А то в прошлом году был тут один парень, у которого выработалась аллергия к сыворотке. А у другого раньше выработался иммунитет, — я не стала слушать дальше. Не было ни сил, ни желания. Я зашла в другое крыло сектора. В крыло, где лежит Эрик. Если уж я уеду перед тем, как он очухается, то нужно попрощаться хотя бы. — Знаешь, если это и твой ребенок, Эрик, это меня не остановит, — аппарат опять запиликал. Но я привыкла к нему, — И я уеду отсюда без него. Я не хочу, чтобы хоть что-то мне напоминало о тебе и фракции. Хочу снова забыть прошлое, — с горечью в голове я сажусь на край его постели, — Я сделаю аборт. Хватит с меня всех этих геройств. Они ничем хорошим не кончились для меня. Начались эти убийства, я сломала жизнь парню, а теперь ты ломаешь жизнь мне. Просто запомни, Эрик: я слишком слаба морально, чтобы вытерпеть материнство. Я ведь буду без опоры, — я касаюсь губами его лба.***
— То, есть, как это — девственница? — заламываю пальцы на своих руках, — Я тебе, что, дева Мария? — Оли, успокойся, — Томас кладет свои руки поверх моих, но они тотчас, же ударяются о стол, за которым мы сидим. — Как я могу быть беременна без секса? Как? — я вскакиваю с места и активно жестикулирую. Я едва сдерживаю порыв раскидать здесь все бумаги и закричать пронзительней младенца. — Ты не беременна. — А тест, по-твоему, что, сломался? Или Эрудиты начали халтурить? Томас встает со стула и подходит ко мне, успокаивающе поглаживая пальцами по плечу. — Сбой в твоем организме. Просто сбой. Может, у тебя задержка и поэтому выделяются эти гормоны? Или ты съела что, или на нервах. Варианты могут быть самыми разными, но главное — ты не беременна. Это просто сбой. Я сжимаю губы в узкую полоску. — То есть, я не беременна? — переспрашиваю я еще раз, из-под ресниц с подозрением взглянув на доктора. — Не беременна. И девственница, — Томас улыбается и кивает мне. Похоже, он рад не меньше меня самой. — Не говори этого, — я морщусь. Супер. Мне двадцать один, а у меня уже была ложная беременность, притом причем, что у меня еще не было секса. — Это наоборот хорошо. Для война это самое то. Нет обязательств. Нет сексуального голода. — Сама знаю. Томас кивает и садится обратно за стол. Прозвучала сирена. Это оповещение, что начинается последний тест для новобранцев. Получается, совсем скоро я вернусь домой? С Крисом? Без него? С Крисом. Если уж все, что удерживало меня — ложный ребенок, то я могу без ноты сомнения согласиться. Обмануть его, чтобы заманить в Дружелюбие? Боже, ну, с чего он тебе вдруг сдался? — Иди, Оли. А лучше — беги отсюда, пока самое страшное не начало происходить, — доктор провожает меня взглядом до дверей. И я набираю в легкие побольше морозного воздуха, который стал таковым из-за этих чертовых кондиционеров. И расправляю плечи. Ну, что ж, Орел Бесстрашия. Зажги этот вечер. И эту вечеринку. И с каких это пор конец инициации вдруг празднуют? Да еще и с кураторами во главе?