***
— Ну, с первым выпуском новичков, Оли, — Лорен протягивает мне бокал с чем-то красным, и я наугад венчаю это виски. Или колой. — Спасибо, — я скупо киваю, делая глоток, и с отвращением замечаю, что это все же виски. А я пить не умею. У меня отшибает память. И я творю всякое. Нужно меньше пить. Дальше все было до безобразия скучным. Мое настроение испортилось еще в начале дня, когда мне сказали о ложной беременности. А то, что произошло парой часов ранее — только подбросило дров. Голова трещала не хуже дорожного костра, и я пыталась держаться в сторонке, улыбаясь новичкам и принимая их благодарности. Все они казались счастливыми. Все, за исключением Криса, который стоял по другую сторону Ямы и вел беседу с каким-то парнем. Он казался серьезным. В свой-то день рождения. Мое семнадцатилетие прошло довольно скучно — я провела его в больничном секторе на пару с настойкой валерьяны и таблетками аспирина. Да, весело же было. Ухохочешься. Музыка такая громкая, что это удивительно — я не слышу ее отчетливо. Все пространство в моей голове занимают мысли. И это кажется сумасшествием. — Оли, — я оборачиваюсь, глазами бегая по толпе людей, но так и не нахожу человека, который произносит это. Точно сумасшедшая. — Оли, — я ставлю бокал на стол и иду в сторону лестницы, чтобы закрыться в туалете и облиться целиком и полностью холодной водой. Ты не умеешь пить. — Оли, черт возьми, — я оказываюсь прижата к стене каким-то парнем в капюшоне и это до чертиков испугало бы меня и заставило кричать и плакать, но я вовремя узнаю его. И показатель хорошего настроения запрыгал и забился о самую верхнюю отметину. — Фор. Наконец-то, — я обнимаю парня. На эмоциях, наверное. Он ответно стискивает меня в объятьях, но через несколько секунд отталкивает. — Я видел каких-то парней наверху. Оли, намечается новое убийство. Они и поезда остановили. Пришлось пешком добираться. Оно будет точно массовым. И чем раньше уйдем — тем лучше, — он тащит меня к лестнице. — А ты не рискуешь? Тебя могут узнать! — Время! Я останавливаюсь, отчего парень удивленно сверкает глазами. — Я должна забрать с собой… — Бери, но быстрее! Как чувствовала, что каблуки очень некстати и откинула их подальше. Словно по команде срываюсь с места и разворачиваю только что пришедшую Эмбер к себе. — Хватай тех, кто согласился бежать. Фор приехал. И времени мало. Она, кажется, не дослушивает меня до конца. Кивает и несется в толпу ребят. Ну, что ж, своих она звать пошла. Остались мои. — Перси, иди к Фору. Он у лестницы. Бен, хватай эту пьяную морду и тащи к лестнице, мы уезжаем! Фил! То есть, Бил, бери Фила и Дилана. Мы уезжаем. Идите к лестнице, — я ловко, совсем, как на той эстафете в поле бегаю по Яме, шепча ребятам заветные слова, от которых на их лицах появлялись следы от паники, как появился след от пощечины на скуле Криса. Что касается самого Криса, он заметил эту суматоху, но открыто проигнорировал, даже не удостоив меня взгляда. Сделал пару глотков чего-то тягучего и сморщился. Да, парень, виски — не такой приятный напиток. — Крис, — подлетаю к нему я, даже не успев прокрутить в своей голове план нашего разговора. Он обернулся и с вызовом посмотрел на меня из-под ресниц. Я про себя чертыхнулась и свела брови к переносице. — Ты что-то хотела? — сухо говорит он, причмокнув. Во мне сейчас идет кровопролитная война. Что же останется в живых: больной мозг или душа безнадежного романтика? Сжимаю ладони в кулаки. Он нужен мне? Нужен. Но не таких глупых условиях. — Я согласна, — выдыхаю я, краем глаза заметив смущение парня, с которым он только что разговаривал. Крис отставляет бокал в сторону и разворачивается ко мне. — На что? — кривит он рот в усмешке. Серьезно? Либо ему память отшибло, либо он решил поиздеваться и подставить меня под удар. Я делаю это не впервые. Особенно с Крисом. Но отчего-то сейчас у меня внутри что-то сжалось и резко разжалось, когда я почувствовала на губах приторно сладкий вкус алкоголя. Кристиан, как будто ждал этого и резко, больно прикусил мою губу и схватил пальцами за куртку, прижимая к своей груди. Я бы стояла так еще очень долго, растягивая момент, но вовремя вспомнила слова Фора, которые отозвались во мне эхом. — Я тебя люблю, — отрываюсь от парня я и очень резко выплевываю ему это в лицо. Сразу же ловлю его шокированную мину, — И я хочу, чтобы ты поехал со мной. Долго ждать не пришлось. Он кивает, и я тяну его к лестнице, расталкивая людей. Замечаю толпу ребят, которые вытянули шеи, как жирафы, и, видимо, выискивали нас. Ускоряю шаг и кивком головы указываю на запасной выход, о котором я узнала совсем недавно благодаря практике в поле с Эриком и ребятами. Мы выходили из него. Макс, отчего-то, потребовал осторожности. И очень вовремя я открыла дверь, впуская в помещение свежий воздух, как что-то стеклянное со свистом пролетает этажи и разбивается прямо об людей, стоящих на танцполе. Перед глазами все плывет, и я своим собственным криком заглушаю крики боли тех бойцов. Паника? Я поддаюсь этому чувству и рывком вытаскиваю ребят из главного здания Бесстрашия, обменявшись с Фором тревожным взглядом. Кусочки разбившегося стекла окрасились в пунцовый цвет, который в лучах, о, какая ирония — заходящего солнца, отливал всеми оттенками красного — от насыщенного алого до темного бордового. От такой картины у меня сперло дыхание, и я зачарованно уставилась на встающих людей, которые судорожно шарили по себе пальцами, вытаскивая стекла. — Оливия! — кто-то сзади обхватывает меня руками и закрывает прямо перед носом дверь. Фор кивает мне на слова благодарности и берет за руку, ведя к толпе ребят, которых возглавляла Эмбер и далеко отвела. Прямо к воротам. — Оливия! — снова повторяет Фор и толкает прямо в толпу, — Выстрелы. Бегом! Я шокировано смотрю на друга и, чертыхнувшись, бегу вместе с ребятами в арку. Как только я выбежала из нее, то убедилась, что Тобиас не ошибся. Я сама услышала выстрелы. — Уже вечер, до Дружелюбия бежать черт знает сколько. Что делать? — Эмбер останавливает меня на бегу, пропуская новичков вперед. — Переночуем на базе в поле. — И где эта база? — За лесом. Она закатывает глаза и обреченно кивает Фору, который уставился вперед и замотал головой в знак согласия. Колючие ветки давали больные пощечины и обдирали кожу рук. Сзади слышались выстрелы, и я надеялась, что они не были нашими преследователями. Я улавливала всхлипы девушек, которые бежали впереди, но, все же, бежали и стойко выдерживали этот кросс, от которого у меня уже закололи легкие, и все перед глазами плыло и темнело. Моя дыхалка оставляет желать лучшего. Мы довольно быстро добрались до середины леса. Или, может, я просто все еще в шоковом состоянии и не замечаю времени, ведь сердце бьется бешено, и я даже открыть глаза не могу от этой дикой пульсации. Дикой. Потому, что мы сбежали. И стали дикими зверьми. Не рада этому так, как ожидалось.***
— Ну, ты как? — я захожу в свою палатку и останавливаюсь рядом с входом, застегиваю молнию. Комары и мушки здесь не редкость и я не шибко горю желанием оказаться для них ужином. Солнце село. И уже довольно темно, не смотря на персиковый горизонт, который словно светится изнутри, как волшебная пыльца. — Ты точно не против? Я могу уйти. — Останься. Кристиан опускает голову на подушку. Я помню, как спала в этих палатках еще на своей инициации. И они гордо держатся пятый год. — Ты чувствуешь это? Алкоголь ударяет в голову, — парень закрывает глаза, а я резво запрыгиваю на кровать, на котором расположился Крис. Кристиан зарывается носом в мои волосы и вдыхает их запах. От меня пахнет мокрой хвоей и режущим чувствительные обонятельные рецепторы угарным газом от костра, который я потушила несколько минут назад. Дождь застал нас врасплох буквально на финишной прямой и стеной преградил путь до палаток. Наступила такая неясность, что этот туман был похлеще моих нетрезвых образов, маячащих перед глазами. Он был таинственный и, пожалуй, скрывал в себе какой-то едва уловимый каталог ароматов, который у меня раскрывался, как запах лаванды, сладкой дыни и пороха, делающего мое первое впечатление от базы довольно противоречивыми. Ребята продрогли и я, как назло, не могла найти сухих деревяшек, чтобы разжечь маленький костришко. В ход пошла наша одежда. Моя водолазка, майка Криса, обувь большинства ребят, и даже чьи-то хлопковые бюстгальтеры. И правильно, пусть побег был спонтанным и неожиданным, но на то он и побег, чтобы не оборачиваться назад, а бежать быстрее и быстрее, оставляя позади себя восхищенные взгляды и клочья сгоревшей одежды. В Дружелюбии дадут новую, ее всегда слишком много. Если честно, не зная жизни в других фракциях, я считала девушек из Дружелюбия самыми модными. Яркие цвета, пышные юбки и длинные платья были лидерами среди строго стиля Эрудиции и Искренности, балахонов Отречения и беспризорного байкерского переполоха у Бесстрашных. Одним словом, безвкусица была повсюду в городе. Но ведь Дружелюбие — это деревня. Маленький провинциальный район, целый мир со своими традициями. Может, именно поэтому я стремлюсь вернуться туда? Не только из-за своих тараканов, которые перебирают лапками, щекоча мои мозги, и шепчут в нетерпении «Тебе здесь не место. Беги!». Я скучаю не только по полям и пшенице, не только по танцам и розовым соплям, подающемся, как приправа к завтраку, обеду и ужину. Я скучаю по атмосфере. По этой особенности, выделяющей нас среди этой серой, синей и черной массы. Мало кто знает, но пошивом одежды во всех фракциях занимается именно Дружелюбие. И я сама шила парочку блуз, когда было время. Дело это кропотливое и довольно тяжелое, но дает волю фантазии. Почему именно мы? Ну, мы довольно терпеливы и трудолюбивы. Причем, трудолюбие у нас не единичный случай, а массовый. К счастью, нас снабдили машинами и теперь нужно просто загружать ткани и настраивать аппарат. Я мало что об этом знаю. Зато могу рассказать довольно много о библиотеке в Дружелюбии. Вообще, библиотека в моей фракции была очень пыльная и заброшенная. В нее приходили только набрать кучу книг и сжечь на каком-нибудь празднике. Конечно, переходникам из Эрудиции и Искренности это не нравилось, но руководству не воспротивишься. Сотни книг сгорали год за годом. А я утаскивала книжки из библиотеки и прятала их в своей комнате, чтобы сберечь любимые романы. Этого никто не замечал, кроме библиотекарей, разгребающий это хлам из дня в день. Крис целует мое плечо, легко, едва ощутимо, и двухдневная щетина невесомо покалывает ключицу. Парни в Дружелюбии взрослеют гораздо раньше, чем в остальных фракциях. Все дело в домашнем пиве? Возможно. Благодаря пиву усы растут не только у мужчин, да. И я заметила щетину на совсем детском лице парня еще при первой нашей встрече. Я морщусь, а он улыбается. Нависает сверху. Слышу, как он тихо смеется, прокладывая дорожку из поцелуев к моему уху. От горячего и неровного дыхания становится щекотно. На этот раз смеюсь я. Крис носом упирается в мой висок и целует в скулу. Оторвавшись, смотрит в мои глаза и наклоняет голову, как совенок, бродя сверкающими карими глазами по каждому миллиметру кожи. Вдруг прикусывает меня за кончик носа, и я дергаюсь от неожиданности. На этот раз смех льется из палатки в унисон. Коротко целую парня в губы, как матери своих трехлетних сыновей. Ему этого мало, но во мне все еще осталось такое примитивное понятие, как «педофилия». Я отворачиваюсь, а он в смятении распахивает и без того большие глаза. — Сотрясение мозга не заработай, — сглатываю я, уловив движение над собой, и в следующую секунду уже упираюсь взглядом в густые каштановые волосы, выгоревшие на концах. А, возможно, он просто покрасил их. — Если его нанесешь ты — то я только «за», — парень протискивает свою руку между моей талией и обивкой дивана, ухватывается за теплую кожу куртки и притягивает к себе. — Я не знаю, что тебе подарить, — грустно ухмыляюсь я, положив холодную ладонь на его грудь. Он дергается. — Ты знаешь. Я едва уловимо киваю, и сажусь на парня верхом, оперевшись обеими руками на его плечи. Возможно, именно поэтому я чувствую себя свободно рядом с Крисом — его лицо родное. Все же, в толпе Бесстрашных всегда найдешь своего земляка, в каком бы обличие он не был. — Значит, не седлала, да? — парень заливисто смеется. — А ты, что, неопытный? — прикусываю губу я, усаживаясь поудобнее, и улавливаю на его лице неловкое движение брови. — А ты? — кладет он мне руки на талию и морщит нос, сгребая в тонких пальцах куртку и демонстративно показывая мне, что она велика. — Заткнись, — фыркаю я, вдохнув побольше воздуха, и делаю еще одно движение бедрами. Даже не смотря на хриплый кашель парня, который этим пытался показать то, что ему крайне неприятно чувствовать тесноту в джинсах, я выбрала идеальное место. Точнее, этим движением я создала идеальное место. У молодых все работает быстро и безотказно. Насчет подъема Эрика у меня сомнения еще остались. Трясу головой, выгоняя эти неподходящие мысли, и ойкаю, когда Кристиан сжимает в ладонях мои ягодицы. Неопытный, значит? — Не припомню, чтобы в Бесстрашии распространяли «Плей Бой», — пальцем нащупываю молнию на своей косухе и тяну язычок вниз. — Зато в Дружелюбии в библиотеках его было много, — я смеюсь и кидаю на парня насмешливый взгляд. Куртка, наконец, спадает с моих плеч, и я смахиваю ее на пол. — А я надеялся, что это ты подбросила бюст в топку, — Кристиан подминает меня под себя, и я слышу, как щелкает пряжка на его ремне, позже жужжание молнии. Я, удовлетворенная видом сверху, кладу руки на пояс джинс Криса и стягиваю их. Это выходит затрудненно, ведь все мое внимание приковано вовсе не к джинсовой ткани, а к выпуклости на хлопковой ткани его боксер. В следующую секунду я чувствую, как с моих бедер сползают брюки, и я ловлю затуманенный взгляд Криса. Обхватываю его ногами и притягиваю к себе, ощущая на губах кисловатый вкус. Кто-то прокусил свою губу. Носом подталкиваю его чуть наверх, а после языком нащупываю тот самый источник кровотечения. В это время Крис одной рукой придерживает меня за поясницу, а другой расстегивает застежку бюстгальтера. Довольно смешными движениями я сбрасываю нижнее белье на пол и издаю нервный смешок. Внизу образуется неприятный комок. Тянет, болит, и такое чувство, что кровоточит. Становится жарко. Я даже не замечаю, как в перерывах между поцелуями, последняя вещь, покрывающая меня, оказывается в противоположном углу палатки. В прочем, так же, как и боксеры парня. Никогда не думала, что между нами возникнет настолько неловкая пауза. Оба молчим, прикрыв глаза и плотно прижавшись друг к другу, оперевшись лбами и оставляя невесомые и короткие поцелуи. — В чем дело? — наконец разбавляю эту гробовую тишину я, распахнув ресницы, и сразу же отстраняюсь, поджав губы, почувствовав, как что-то твердое и горячее опирается во внутреннюю сторону бедра. — Не хочу делать тебе больно, — издает смешок парень, опустив голову и оставив на ложбинке между грудей влажный поцелуй. Я в мгновение расцепляю морской узел из моих ног, который обвивал все это время Криса, и со скрипом, все-таки, уже старой пружины, опускаюсь на холодную простынь. Затем, неожиданно для самой себя, начинаю хохотать, откинув голову на подушку. — По сравнению с тем, что будет после, — парень закатывает глаза и с широкой улыбкой садится между моих ног, проведя подушечками пальцев по бледной коже. Я приподнимаюсь на локтях, заинтригованная его движением, но тут же опускаюсь, почувствовав, как Кристиан обхватывает мои бедра, тянет на себя, заставляя простынь скататься, и пальцами проводит вверх по моей талии. То, что я чувствую сейчас совсем не похоже на те сладостные описания из книг о любви. Я вовсе не чувствую этот сладостный узел, что завязывается внизу живота и не дает бабочкам вырваться наружу. Я чувствую, как этот комок, больше похожий на капкан, протяжно скрипит механизмами, царапая внутреннюю полость тела, обжигая ее и пуская кровь, ощущая приближение своего зверя, который вот-вот попадется в ловушку и, наконец, приведет его в действие. Я выгибаю спину, тем самым сместив свой «внутренний капкан» и выиграв для себя еще немного времени, чтобы не закричать дурным голосом и не разбудить половину лагеря. Комок все еще ноет и тянет, отчего стон все же срывается с моих губ. Крис проводит пальцами между половых губ и вводит один из них в меня. Что-то в голове ёкает, и я приподнимаю бедра, почувствовав, как два холодных длинный пальца проделывают интригующие манипуляции, словно специально задевая горячую и пульсирующую кожу. Все же сдержать крик не удается, но получается снизить этот звук до минимума. Он похож на выдох, мучительный и трудный. Вдруг парень вынимает из меня пальцы, и я присгибаю колени, почувствовав эту болезненную пустоту внутри. Хнычу, как маленькая девочка, у которой отняли конфету, а Крис тихо смеется и тянется к моему лицу за новым поцелуем. В следующую секунду, я чувствую, как пульсирует его достоинство, упираясь в тонкую нежную кожу бедра. А, в прочем, неважно: кажется мне это или же Крис действительно напряжен. Он направляет и вводит в меня свой член. В нетерпении выгибаюсь навстречу всем телом, сгребая в пальцах грубую простыню. Обхватив меня за талию, он резко дергает на себя. Конечно, и боль это вовсе не такая, коей ее описывают в романах. В романах девушки испытываю неимоверную муку, несравнимую ни с чем, и тотчас же слезы катятся по их щекам. Я же испытываю освобождение. Наконец, капкан с моим криком захлопнулся, поймав свою добычу. Но, нет, я кричу не от боли. Не от нее. Видимо, Крис счел это болезненным стоном и ожидал увидеть в моих глазах слезы, когда тянул на себя и крепко стискивал в своих объятьях. Все же, на этот раз «муку» я все же испытала. Стоило поменять всего лишь градус проникновения, как я действительно почувствовала режущую боль, приправленную еще и болью ребер, которые страдают не меньше от цепкой хватки парня. — Все в порядке. Мне вовсе не больно, — шмыгаю носом я, приподнявшись и почти выпустив член Криса из себя. Парень сидит на кровати, согнув ноги в коленях, а над ним, хотя точнее сказать «на нем», устроилась я, широко расставив ноги и оперевшись коленями о жесткий матрас. — Я сомневаюсь, — я пальцами пробегаю по своим ребрам, которые, к счастью, остались целы, и грустно улыбаюсь, все еще удерживаясь на дрожащих ногах от падения и проникновения парня до основания. — Тогда почему… — он не заканчивает свой вопрос, когда я накрываю его губы своими. Он жадно затягивает мою губу и зажимает ее между своими, в то время, как его руки плавно перемещаются на мои бедра, одна из них сжимает ягодицы. Я же запускаю свои пальцы в его густые волосы, а пальцами другой руки пересчитываю его ребра. Морщусь, снова чувствуя его щетину на своем подбородке. — Просто мне нужно…привыкнуть, — оторвавшись, шепчу я, наклонив голову и снова сравнив Кристиана с совенком. На его лице все еще детские черты лица, и даже щетина не придает какой-то суровости. Скорее, она наоборот — подчеркивает его юношеское обаяние. Парень приподнимает уголки губ, и щурится, опуская свою руку и проводя кончиками пальцев от места нашего слияния до основания члена, растирает что-то между подушечками и приподнимает руку так, что я замечаю алую жидкость, окрасившую его кожу. — Кровь. — Я вижу. Нервно кусаю нижнюю губу, все еще не поднимая на парня глаза. Пытаюсь опуститься, но застываю на месте, так и не впустив его в себя полностью. Я вытерпела от силы сантиметра два. Мне кажется, что я не смогу сейчас как ни в чем не бывало насладиться моментом потому, что не сумею преодолеть эту боль. Смешно же, перелом руки, пробитую артерию я пережила, а сейчас сломалась, как прутик. — Если ты не… — Могу. Хочу. Просто подожди немного, ладно? — он кивает, прижимаясь к моей груди, и я вновь чувствую покалывание на ключице. Я отрываю взгляд от крови и ухмыляюсь, оценивая позу. Носом ворошу копну волос на макушке парня. Делаю вдох и, откровенно забив на ноющее тело, подбираю ноги так, что коленями касаюсь бедер Кристиана и медленно опускаюсь, пытаясь расслабиться, но мышцы внутри отчаянно сокращаются, усложняя проникновение. Вскоре, я выдыхаю, мысленно похвалив себя за отверженность, и обхватываю талию Криса руками. — Уже не болит? — Неа. Я опустилась так, что наши лица находятся на одном уровне. И я без затруднения ловлю в его глазах счастливый огонек, а после и счастливую улыбку, легкий поцелуй в нос. Я перекладываю свои руки на плечи, обхватываю теперь шею, в то время, как Кристиан вновь нагло сжимает мои ягодицы в руках. — Ну и, как ощущения? — ловлю в его голосе насмешку, когда кольца мышц, сжимающие, и, наверняка, больно сжимающие, его член слегка ослабили хватку. — Пока не поняла, — хитро улыбаюсь я, после чего делаю толчок бедрами вперед, отчего, кажется, по всему телу пробежала волна чего-то сладкого и интригующего. Волна из мурашек. Сказать, что мне нравятся новые ощущения — ничего не сказать. Он молчит. Но вскоре это молчание разбавляется приглушенным стоном. Крис настойчивым толчком заставил меня прилечь на кровать, после чего он навис сверху, и оперевшись на руки, плотно соприкасавшиеся с моими плечами, потерся между моих ног, расставляя их шире. Начинает двигаться во мне медленно, входя до самого основания. Во время этого он неотрывно смотрит в мои глаза, переводы взгляд то на грудь, то на ключицы, которые в следующие мгновения принимают привычные покалывания щетины. Я плотно сжимаю губы, когда чувствую, как много новых ощущений я получаю от этих незатейливый движений. И я думаю, что добрая часть из них вовсе не от нашего телесного контакта, а от самой мысли, что это происходит с Крисом. Разумеется, это «вводит» в мои вены адреналин. Двигаюсь бедрами навстречу, ухватившись пальцами за его талию, и запрокидываю голову назад, почувствовав влажный поцелуй на шее. Прямо рядом с ухом слышу хриплый стон, обдавший кожу кипятком, и издаю несколько звонких смешков, сильнее прижимая парня к себе. Вскоре, он опускается рядом со мной на локти, отчего свободное пространство сводится к нулю. Я чувствую его пресс на своем животе, чувствую, как его грудь вздымается и давит на мою собственную, делая мои вдохи рваными и короткими, чувствую его горячее дыхание рядом с ухом, и чувствую скользящие, но все же тугие толчки, сопровождающиеся стонами. Руки по инерции обхватывают его спину, и я непроизвольно вожу по спине парня ногтями, подцепляя его кожу. Движения становятся все быстрее и быстрее. Теперь они не нежные, а жесткие, резкие. И стоны мои из протяжных превратились в рычащие. Бедрами я вырисовываю восьмерку, тем самым получив порцию абсолютно непривычных, но от этого не менее приятных ощущений. Кристиан над мои ухом смеется, но толчки не замедляет, скорее наоборот. На это раз он особо не церемонится и входит резко, грубо прямо до основания, отчего я вцепляюсь в его кожу ногтями с неимоверной силой, чередуя вдохи с мурлыканием. Я запрокидываю голову, проскользя виском по лбу парня. — Ты становишься уже, — усмехается он, носом проведя линию вдоль моей скулы. — Ты выйдешь? — неожиданно для самой себя спрашиваю я, в очередной раз сделав толчок бедрами навстречу. — Думаю, да. — Ты сейчас можешь думать? Парень смеется, отталкиваясь от кровати рукой, и перекатывается на противоположную ногу, обхватив мою ягодицу и оторвав от простыни. Вроде бы, такое незначимое изменение угла, но с губ обоих слетает довольный стон. В следующую секунду, я вскрикиваю, прижимаясь к его груди, а он с улыбкой смотрит в мои глаза, отчего мои щеки покрываются пунцовым румянцем. Кусает мои губы, языком проводит по нижней, ловя стоны, и придерживает мое расслабленное тело рукой. Вскоре он выходит, а спустя мгновение я чувствую на нижней части живота что-то теплое и тягучее, что тотчас же скатывается вниз, смазывая половые губы и кожу внутренней стороны бедра. — У тебя есть тату? — спрашивает Крис, носом оперевшись о мой висок, — Помимо орла. Я подавляю смех, одарив Криса шутливым взглядом. — Есть. А ты набил какую-нибудь? Парень приподнимается, и я вижу то, на что не обратила внимания с самого начала, хотя на это тату не обратить внимания довольно сложно. Вдоль по позвоночнику и по рукам тянется черный дракон. И, честно говоря, работа это искусная. И безумно красивая. Я не считаю тату вандализмом. На прессе парня красуются капельки пота, словно маленькие звездочки. Я зачарованно провожу пальцами по его торсу.***
— Эй, Сусанин, может, я дальше поведу? — Кто? Я свела брови к переносице и облизнула нижнюю губу. — Ты книги вообще не читал? — развожу руки и вопросительно смотрю на Фора из-под ресниц, — Ясно. Вопрос исчерпан. Дальше веду я! К счастью, Тобиас только кивнул, а я хлопнула себя ладонью по лбу. — Фор, да вот же она! Помойка! — Я рад, что ты находишь это прекрасным. Пара человек прыснули от смеха, Крис пожал плечами, едва сдерживая улыбку. — Мы на другом конце Дружелюбия, — причмокнула я, поправляя кожаную куртку. — Чудно. Идем к куполу. Я окинула ребят пристальным взглядом и улыбнулась. Все на месте. А один из близнецов мило воркует с Перси. Эмбер тащит Бена и Дилана, которые выглядят не лучшим образом — похмелье дело серьезное. Другой близнец разговаривает с Крисом. Фор тянет меня за собой. — Слушай, я спросить хотела, — как только я начинаю разговор, близнец отходит от парня, а Крис приобнимает меня за талию, чем смущает Перси и умиляет Эмбер. Миленько, — Почему ты убил меня? — Когда? — у Криса шаг широкий, и я едва за ним поспеваю. — На последнем страхе. Он молчит, чем приводит меня в замешательство. — Такой сложный вопрос? Кристиан убирает руку и трясет копной волос. Эмбер хмурит брови, встретившись со мной взглядом. Перси, которой посчастливилось уловить нить разговора, вытянула шею, как жираф. — Убил бы Эрика — ты была бы несчастна, — я вопросительно изгибаю бровь, остановившись, но после нагоняю парня, боясь прослушать. Но он ничего больше не говорит. — Почему это? — Думаешь, я не вижу? Ты с ним пять лет в горе и в… В горе, больше. И в сарказме с БДСМ — наклонностями. Что бы ты там не говорила и не внушала себе, Эрика ты никогда не забудешь. И будешь заслонять собой. Он же твой командир. — Ошибаешься. Дальше мы шли молча. Я шла в самом конце и размышляла над словами Криса. В принципе, он прав. Но верить в это мне хочется меньше всего. — Четыре! — я поднимаю глаза не сразу. Только когда слышу довольное мыканье где-то сбоку. И то, скупо киваю. Купол сверкает ярче, чем обычно. Не так мне представлялось возвращение домой. Но это поднимает настроение. Солнечные зайчики яркие и мелкие, но зато их на траве целая сотня. Фиалки цветут, даже мать-и-мачеха. Воздух свежий. Пожалуй, это все, что я заметила, прежде чем столкнулась с парой карих глаз. — Это и есть они? — спрашивает Джоан у Фора, открыто проигнорировав меня. Такое чувство, что она избегает встречи со мной. После всего, что мы пережили. Фор, видимо, кивает, потому, как ответа не следует и Джоан удовлетворенно бегает глазами по людям. Как удачно, сейчас время завтрака во фракции. — Бабушка, это Оли, — Кристиан подходит сзади и приобнимает меня, чем сразу привлек внимание чернокожей, — Моя… — Бабушка? — я, как ошпаренная, отпрыгиваю от Криса, чем привлекла внимание ближайших столов. — Да, я не говорил тебе, но моя бабушка — лидер… — Бабушка? На лице Эмбер тихий ужас. Ведь только она знает, что между нами произошло этой ночью. Сердце бьется сильно-сильно. Нет-нет, Оливия. Быть этого не может. — Дорогие мои, — распростирает руки Джоан, улыбнувшись. Эмбер подталкивает меня к бабушке. Крис же идет сам, удивленно смотря на меня. Словно я умалишенная. Ага, я же не только извращенка, получается, еще и… — Кристиан, Оливия, добро пожаловать домой! — я чувствую на себе взгляд Криса. Прикусываю губу, как только слышаться аплодисменты. Он все еще смотрит на меня в упор, когда подходит и останавливается в метре от меня. Ждет объяснений? Что я ему скажу? Ох, прости, Крис, но мы с тобой — родственники и поэтому не можем быть вместе? Супер. Или, может, прости, но та ночь была ошибкой. Ты ведь мой младший брат! Я совсем забыла, что у меня есть младший брат. Да я про него вообще не думать пытаюсь. Забавно, я так устала и так хочу спать, что эта проблема не кажется такой уж проблемой. Ну, с кем не бывает? Ага, Грей! Только с тобой такой конфуз и может произойти! Не дай Бог кто-нибудь еще узнает! — Привет, братишка, — выдавливаю из себя я, махнув ладонью и как-то наигранно улыбнувшись. Еще бы. — Братишка? Ты же не хочешь сказать, что…- Крис ловит мой взгляд и замолкает, — Ливерная колбаса? Меня передергивает от его слов. О, да, с братишкой у меня непонимание было не одностороннее. Мы взаимно друг друга не выносили. Я — за его тупость и поверхность, он — за мой жир и мой ум. — Оливия! — этот голос я узнаю из тысячи. Нет, не мама. Не папа. Тот, кого хочу забыть и надеюсь, что это глюки. Как он вообще сюда пробрался? — Постой! — я поворачиваюсь на звук, и в поле моего зрения попадает Эрик. В черных джинсах, грубых высоких ботинках и красной толстовке, который идет быстрым и уверенным шагом. — Я и так стою, — ошеломленно шепчу я, поворачиваясь к лидеру. Фор, кажется, не менее шокирован. — Оливка моя маринованная! — на распев произносит Эрик, тем самым приковав ко мне и себе десятки взглядов, — Птичка ты моя златопопая! — я краснею от пяток до ушей, а где-то сбоку послышались смешки. — Прости, — он останавливается прямо передо мной и падает на колени, — Прости, что изнасиловал тебя той ночью! Ну, я же не знал, что ты берегла себя до свадьбы! — послышались охи, а я прикрыла рот рукой, — И за то, что выстрелил в тебя. И за то, что… — видимо, его генератор идей накрылся, и я попыталась поднять лидера, но тот вдруг обхватил меня руками и прижался головой к моему животу, — Ох, Оливия! Не губи нашего ребенка! — я плотно сжала глаза, оперевшись руками о его плечи, которые, кстати, было невозможно обхватить моими ладонями, и это пугало, — Не делай аборт, прошу тебя! Я ведь всегда любил тебя, и твою бабочку на попе, — спиной чувствую, что пара человек в обморок вот-вот упадут, — И орла твоего на груди. Ребенок-то не виноват, что у него отец — красавец, который всегда вниманием женским не обделен был, — про себя я обматерила Эрика по полной за этот спектакль. Но что я могу? Только слушать, — Не надо делать второй аборт, прошу тебя! — вот черт, он пьян? — Я буду платить алименты. Правда, в психушке мне нормальную работу не дадут, но унитазы мыть — тоже искусство. Оливия, роди ребенка. Я даже тебе измену с братом твоим прошу, извращенка ты похотливая! — послышались шокированные возгласы. — Эрик, встань, — шиплю я, поймав его серые глаза, но тот отрицательно замотал головой. — Нет! — слишком наигранно закричал он басом, отчего я шарахнулась, но, благодаря рукам лидера, не упала. — Эрик, — шепчу я, кусаю губу, после чего слеза падает на скулу мужчине, театральные морщинки на лбу которого вмиг разгладились. — Ты реально переспала с ним? — шепчет так, что слышу его только я. Ответом ему служит еще одна холодная слезинка, которая разбилась на этот раз о его нижнюю губу. Эрик вмиг встает и сгребает меня в объятья так, что мое лицо оказывается на его груди. Он обнимает меня так, что я чувствую себя в безопасности. А это важно — Дружелюбные, может, и добрые, но после такого вилами заколют. — Пошел вон, — слышу я голос Криса, который приобрел стальные нотки, — Бодибилдер-импотент. Я зарылась носом в толстовку Эрика так, что у самой нос заболел. — Послушай меня, жертва хаотичной репликации хромосом, инстинкт самосохранения — это базовый инстинкт, присущий любому существу, как ты его отключить-то умудрился, когда мне эту фразу говорил?! Я же из тебя пинцетом нити ДНК повыдергиваю, ты у меня по швам расползешься. Я у тебя пункцию с такого места возьму, о котором ты даже не догадываешься, как, впрочем, и о смысле слова «пункция». Я тебя в такой пазл нарежу, что ни один травматолог не соберет. Ты все понял, питекантроп, социально не адаптированный? Тогда ползи в свою пещеру, пока твой искалеченный алкоголем мозг не вскипел от переизбытка информации! — на одном дыхание прокричал Эрик, все так же прижимая меня к себе правой рукой. Левой он, видимо, не самые безобидные манипуляции проделывал, — Алкоголик в анаболиках. И памперсы не забудь. С твоим-то простатитом…***
— Оливия, я тебя все равно по запаху перегара найду. — Свали, Эрик. — Уж, прости. Никуда, кроме сарая твоя бабуля меня ночевать не пускает. Я чертыхнулась и выглянула из-за стога сена. — Зачем ты это сделал? — о, да, управлять мимикой на опухшем от слез лице довольно сложно. Но у меня получилось, наверняка, довольно драматично. — Прости, принцесса сенокоса, — мужчина прошагал ко мне и сел напротив, — Да ладно, Грей. Они меня всерьез точно не восприняли, — приподнял бровь лидер. — У Дружелюбных чувства юмора нет, — уныло шепчу я, пожав плечами. — Как ты вообще умудрилась шестнадцать лет здесь прожить? — я приподняла уголки губ, шмыгнув носом. За окном давно хозяйничает луна, усыпляя всех и все, заливая их своим мертвым холодным сиянием. Но я не считаю луну мертвой. Она самая что ни на есть живая. Настоящая. Просто отвергнутая. И одинокая. Как ты, Оливия. — Ладно, завтра же признаюсь на вашем завтраке, что это была неудачная шутка разыграть свою подругу, — Эрик вновь расставил ноги и оперся о колени локтями. — Зачем ты приехал? — Потому, что тебе нужно вернуться в Бесстрашие. Я фыркнула, оглядев свое убежище. Второй этаж сарая очень пыльный и темный. Даже не смотря на отверстие в стене и светящую из него луну. — Решил меня на самоказнь отвести? И в чем я провинилась? — поднимаю на него глаза я, утерев еще одну слезу. Плакать уже и не хочется, но слезы сами собой катятся. — Ну, банда убийц условия выдвинула. Без тебя будут убивать заложников. Во-от. А с тобой устроят переговоры и, возможно, отпустят всех. — Бред. Я зарываюсь пальцами в волосы и пошатываюсь из стороны в стороны. — С каких пор тебя волнуют жизни каких-то патрульных? — выдыхаю я, уперевшись взглядом в деревянный пол. Сам сарай довольно скудный и снаружи, и внутри. Такое чувство, что в мое отсутствие его вообще никто не посещал. Покрашенный в ярко-желтый. Краска выцвела, а углы затянулись паутиной. Жутко. И пахнет тут отнюдь не булкой. Сыростью. — Я не такая бессердечная сволочь, коей ты меня считаешь, — Эрик со свистом выдыхает, наклоняя голову, пытаясь поймать мой взгляд, — Да ладно, Грей. Ты же знаешь это. Я не тупой бодибилдер. — Ага, умный. И с огромной харизмой. И с еще кое-чем огромным, — мотаю головой я, удостоив мужчину взгляда. Он хищно улыбнулся. — Что, теперь ни о чем, кроме членов думать не можешь больше? — Заткнись. Эрик развязно смеется и запускает руку в карман своей толстовки. — Думаю, с этим Эриком ты точно захочешь обсудить свои наклонности, — он протянул мне рыжий комок, который поместился в одной его ладони. Я испуганно тыкаю в него пальцем. Шевелится. — Эрик, — с какой-то необыкновенной нежностью в голосе я беру из грубых рук зверька и сжимаю в своих маленьких ладошках. Хомяк задергал лапкой, а после открыл глаза-бусинки. — Спасибо, — киваю я лидеру, который закатывает глаза. — Не такой уж ты и бессердечный. — Ну, и тебе спасибо, Оливия, — бросает он, причмокнув. Я прижимаю хомяка к себе и удивленно смотрю на Эрика. Точно из психушки сбежал. — Ты реально единственная ко мне приходила. И днями напролет болтала. Не скажу, что твоя болтовня была мне приятна. Это веселило. Я закатываю глаза, когда слышу сухой смех. — А теперь давай порешаем — когда возвращаемся на переговоры? Внутри что-то сжалось.