***
За окном автомобиля лил дождь. Кес забилась в угол на третьем ряду и смотрела в окно. После того, как она собрала заново чемодан, отец не проронил ни слова. У Кесседи тоже не было настроения говорить. Они ехали уже около двух часов, и пейзаж поменялся с больших особняков на берег моря. Белые чайки резвились на мокром песке, радуясь дождю. Это было уже чересчур странно, ведь к бабушке нужно хоть и плыть на яхте, но точно не в эту сторону. «Ну и ничего! Потом он мне все объяснит, не отвертится. Жаль только, что меня укачивает в машине, и не почитаешь даже» — Кес только вздохнула и отвернулась, снова думая о чемодане, полном свитеров. Зачем же брать теплые вещи, если обещали теплые деньки и ни одного дождика! Все это очень странно. Отец никогда не критиковал собранный ею чемодан, всегда давал волю брать, что она хочет. «Папа вообще весь последний месяц какой-то нервный», — подумала девочка и снова взглянула в окно. Они подъезжали к пристани. Совсем небольшая, с полу-прогнившими досками и маленьким домиком. Наверное, дом хозяина пристани. Теперь Кес точно уверена, что они едут не к бабушке. Ее немного трясло, все же страшно быть в неведении. Но от отца объяснений можно не ждать. Он слишком взвинчен, а поэтому не разговорчив. Из трубы домика на пристани шел дым, а у входа стоял старичок и что-то кричал… детям? Кесседи протерла глаза. Да, она не ошиблась, на пристани стояли дети разных возрастов, от пяти до пятнадцати лет. Вот это да! Без родителей, одни. Может ли быть, что отец решил просто избавиться от нее? оправить незнамо куда, с этими детьми? Нет, девочка слишком уверена в любви отца. Он не сможет так поступить с ней. она — единственное напоминание о его жене — ее матери. Тут машина остановилась, и Кес подрастеряла свою уверенность. Отец вынул ключи и повернулся к дочери. Его лицо ничего не выражало, но в глазах застыл едва заметный страх. Он измученно улыбнулся и проговорил: — Выходи, приехали. Кесседи с большим страхом, что рос и рос, вылезла из теплой машины на берег. Дул ветер, волосы девочки развевались и лезли в глаза. Темные, длинной до локтя, они на солнце сияли красным, а в дождь кончики завивались. Отец говорил, что у мамы такие волосы. Та была очень красивой по словам папы. Это придало немного уверенности, и девочка ощутила, как ее ноги перестали трястись. Глубоко вздохнув холодный воздух, Кес взглянула на отца. Нервничает сильно, руки подрагивают. Но Джек доставал свою сумку из багажника, поэтому Кес отмела все свои фантазии по поводу предательства отца. — Чего стоишь? Бери сумку, — хмуро произнес отец, вытаскивая из багажника свой походный рюкзак. Со вздохом Кес достала свой чемоданчик, который стал менее тяжелым, и она уже могла его унести. Закинув рюкзак на плечи, девочка взяла сумку и хлопнула багажником. Пискнула машина. Кесседи вздрогнула, осознавая, что с этого момента кончается скучное лето и начинается что-то новое. — Здравствуй, Лен, — прохрипел старик и улыбнулся. — Давно я тебя не видел. Ты готов дать ответ не… — Стэнли! Ты что, не видишь, с кем я? — отец быстро сменил тему, улыбнулся и показал на Кес. Она не заметила, как он злобно зыркнул на старичка и покачал головой, так как смотрела на три небольшие моторные лодки. — Кес? Поздоровайся. — Здрасьте, — буркнула девочка старику Стэнли, который во все глаза смотрел на нее, и казалось даже, будто он принюхивается. — Па, и это ты назвал пароходом? — ехидно спросила Кес, не обиженной, а скорее веселой интонацией. Ей и так уже было все понятно, и она не обижалась на вранье отца. Скорее всего есть причины. — Э, ну да, — отец немного смутился и посмотрел на лодки, потом перевел глаза на детей. Тут же на его лице начали проступать морщины, капли пота катились со лба, а зубы стиснулись до предела. Дети вздрогнули и посмотрели на Кесседи с удивлением, а через секунду Джек Лэйтвуд сказал дочери: — Иди познакомься.***
Тем временем на острове… Огромный черный волк медленно двигался по сухой будто выжженной, траве. Его массивные лапы с длинными серебристыми когтями мягко ступали по земле, производя лишь малейший треск, который в силах услышать только волк. Был бы рядом человек, он не заметил приближения этого чудовища. Волк, а может волчица, был по-настоящему огромного размера, и в холке был выше среднего роста человека. Правую сторону головы покрывали большие ярко-красные пятна, похожие на капли малинового варенья. Так же они были и на шее, и на правой лапе. Волк пригнулся к земле и принюхался. Тут же глаза его засветились недобрым огнем, тело напряглось, и огромный зверь ринулся в безжизненный лес, в последнюю секунду уходя от столкновения с деревьями. Тишина леса изредка нарушалась тяжелыми вздохами зверя и хрустом веток под мощными лапами. — Не уйдешь! — рычало животное и припускалось в погоню еще быстрее. Черная тень чуть ли не скоростью света неслась по серой чаще, преследуя только ей известную цель. Потихоньку волк начал сбавлять скорость, производя меньше шума. Лесная чаща опять погружалась в угрюмую тишину. Обходя очередное сухое дерево, зверь остановился, принюхался, и его рот расплылся в подобии улыбки. Это можно было назвать улыбкой только закрыв глаза, но эта «улыбочка» продержалась на морде не больше секунды. Резко пригнувшись к земле, черный зверь так же резко пригнул темные ветвистые кусты. В ярко-красные глаза ударил светлый дневной луч солнца, передние лапы опустились на мягкую молоденькую травку. В метре от них сидел упитанный черных кролик/заяц и кушал травку. — Попался! — взревела волчица и, обнажив пожелтевшие клыки, приблизилась к зайцу. — Дитя черного племени не имеет охотиться на нашей земле! — из-за дуба выступил молодой юноша с темными волосами до плеч. Он элегантно взял кролика за шкурку, поднял и отбросил в сторону прямо с травкой. Волчица так и застыла в таком положении: с открытом ртом и поднятыми хвостом. Отойдя от оцепенения, она тряхнула головой и прорычала: — Ну одного кролика! Я гналась за ним через весь темный лес, будь он проклят! Он был на моей стороне, белка! — глаза волчицы были полны гнева и… голода. Теперь же, на свету, можно было заметить какая она худая: ребра, ключицы, локти — все торчало, а кожа была натянута, словно резина.Осунувшиеся плечи, впалые глаза — все говорило о большой усталости. — У меня дочь голодная. Мы уже почти неделю не ели! Я выслеживала этого поганого засранца целый день! Ты понимаешь, бельчонок недоношенный? Тебе и не снилось такое. Юноша стоял понурив голову, соображая что делать. Голодная семья. Жалко их как-то, ведь у самих-то пищи нет, а у нас ее предостаточно. У темных земля сухая, вот ничего там и не живет.Парнишка уже был готов бросить поднятого кролика волчице, как тут раздался свист, а в следующее мгновение волчица взвизгнула и, упав на бок, заскулила. Темноволосый уронил кролика и, отряхнув руки, повернулся к соседнему дубу. Из-за него появился крупный мужчина с большим количеством веснушек на носу и широкой, будто до ушей, улыбкой. — Отличная работа, Йен, — мужчина вынул маленький кинжал из сердца мертвой волчицы и вытер о черную шерсть. — Спасибо, Лукьян, — юноша поклонился и растаял в воздухе, подобно дыму. — Скоро, — Лукьян ухмыльнулся и растаял вслед за Йеном. — Скоро.