Служебный роман

(Слушать Эллаи "Эти пули во мне")

Что Джульетте все люди: ее мир - Ромео... Что Ромео все женщины, если Джульетта мертва...

Январь обещал быть снежным. Люди пили, гуляли, смеялись. Лондон, красиво обрамленный холодной ватой снега, манил побродить по пабам, заглянуть в какой-нибудь уютный театрик и посмотреть феерическую волшебную чушь; вернуться домой с бутылкой красного вина и просидеть у камина остаток ночи, нежно целуясь... Но не выпавшему из праздников и общей жизни. И потому Джон не слышал зова города. Джон жил с комом в горле. Ему постоянно было холодно... Приходя домой (если это можно было назвать домом), он ложился и смотрел в ослепительно белый потолок. Вспоминал свой приезд в поместье друга Шерлока Виктора Тревора: пошло - пафосный особняк, каменные стены, увитые классическим плющом; периодически раскрывавшиеся автоматические двери не показывали ничего ценного алчному взору доктора: гравийная дорожка, усыпанные снегом шары кустов, уютные золотистые огоньки дома на фоне синего неба. В деревушке, где разбил свою штаб-квартиру доктор, Виктора ценили и любили. "Холостяк, богатый, щедрый человек; блондин с серыми глазами... А умница какой... бизнес поддерживает... Девушки? Да к нему скорее мужчины в гости ездят. Редко, правда. А вы почему, собственно, интересуетесь?" О том безобразии, что может твориться за этими стенами, лучше было не думать... Но каждое утро с садомазохистским удовольствием Джон бродил вокруг поместья. Он просто не мог уехать. Мысль о том, что Шерлок - там, делала его жизнь осмысленной. До тех пор, пока, опоздав на свое "дежурство", доктор Ватсон не увидел две выразительные фигуры на тропинке, ведущей в деревню. Блондин и брюнет. В одинаковых дубленках и шапках. Один высокий, другой еще выше. Доверчиво взявшихся под руку. Джон развернулся и почти бегом кинулся к единственному отелю деревни. Шерлок, наверное, его заметил... Плевать. До чего же больно.... Дрожащими руками он кинул в чемодан скупо разбросанные вещи; выпил виски прямо из горлышка. Не помогло. Больно. Жжет, как огнем. Через пятнадцать минут экспресс нес в себе полупьяное тело доктора. Он сидел один в купе, периодически хлебал из бутылки и смеялся безумным смехом. Наконец, праздники закончились. Со своего места Джон, регулярно приходивший на работу раньше других, каждый раз видел заходящего шефа: со снежинками в волосах, на шарфе и ресницах. Каждый раз его прошибало током и подбрасывало на стуле от алмазного взгляда этих глаз. Но Шерлок умудрялся разговаривать с заместителем на минимуме зрительного контакта. На полутонах. Как с бесконечно чужим. Боль - глаза; боль - ощущение; боль - память. Их кабинеты располагались таким образом, что столы были повернуты лицом к выходу, и, когда жалюзи были открыты, шеф и заместитель могли лицезреть друг друга. Наверное это было бы полезно в работе. Правда, Шерлок ни разу не воспользовался этой возможностью. А Джон смотрел... Джон смотрел... Джон проклинал себя - и смотрел... Ровно, холодно, спокойно и неизменно он выполнял свои обязанности, тихо разговаривал с Молли, и, как автомат, в семь вечера поднимался и уходил. Джон расслаблялся, лишь увидев краем глаза взметнувшиеся полы пальто. Подчиненные, видя такое странное поведение шефа, вели себя как у постели больного: разговаривали полушепотом, перестали пить чай и шутить. Даже странно, но на профессиональных качествах их разрыв нисколько не сказался. Наоборот, из-за бешеной деятельности Джона показатели раскрываемости подросли на шесть процентов. Или оттого что Шерлок раз и навсегда внес в чертоги памяти информацию о том, что Джон теперь "табу", всего лишь полезное приложение к компьютеру. Или оттого, что работы сейчас действительно было много. В праздники люди, к сожалению, больше пили и, как следствие, больше грешили. Джон держался. Джон работал как вол. Но каждый раз после оперативки выходя из кабинета начальника, он опускал у себя жалюзи и в буквальном смысле бился головой о стену. Это было невероятно больно: чувствовать себя нелюбимым больше Шерлоком Холмсом. Знать о невозможности возвращения. Но главное - он заболел. У него была ломка. Запах Шерлока. Он преследовал его повсюду. - Адюльтер? Это к Пи-Джею, - Шерлок наклоняется, чтобы отдать заместителю документы. Волосы, кофе, дождь... Джона клинит, он сбегает в туалет, чтобы лихорадочно подрочить. Когда на пальцы, наконец, брызгает теплая липкая влага, он откидывается на стульчаке и больно ударяется затылком об стену. Ему кажется, что стены давят на него. "Это пройдет, это пройдет!" - уговаривает себя Джон. Совещание. Обсуждается план захвата вооруженной группы. Все склонились над картой. Внезапно Джон резко отклоняется (кучерявая шевелюра в опасной близости от его ноздрей) и выдыхает. Шерлок раздраженно косится на него: - В чем дело? Вас что-то не устраивает в плане?.. Секундный анализ (расширенные зрачки, учащенное дыхание, намеренное избегание взгляда начальника) - и Шерлок бешено пинает стул ногой. - Разрешите выйти? - покорно говорит заместитель. - Выйдите, черт бы Вас подрал... Все удивленно созерцают этот конфликт. Ему не хватало ощущения этого тела рядом. И дело было даже не в сексе. Как будто эти длинные красивые пальцы были его. Как будто эти бесподобные ресницы прикрывали его глаза в момент утомления. Как будто эта сливочная кожа с родинками прихотливо разбросанными богом не была бы такой шелковистой без его прикосновений. Как будто бы тот великолепный шелковый пенис... И вновь - головой об стену... Его не утешило даже громкое с позором увольнение Мэри Морстен... За растрату казенных денег. Дни шли за днями. Джон страдал, Шерлок бесился или леденел. Пока не пришел Майкрофт. Удручающе элегантный в синем костюме. Надоедливо любезный и невыносимо настойчивый... С идеей. - Дорогой братец! Счастлив сообщить... О, спасибо, Молли, мой зеленый чай... - и тихо продолжил, провожая девушку глазами. - Кстати, раз уж ты больше не спишь с Джоном - может есть шанс присмотреться к твоей секретарше... Она влюблена в тебя, как кошка. И дети, продолжение рода, по крайней мере... - Я бы не советовал лезть в мою личную жизнь, дорогой братец! Иначе твой любимый зонт, подаренный Ее величеством, опустится на твою многоумную голову... - М-м-м... Бесишься... Не простил Джона, отсутствие сексуального удовлетворения, переутомление опять же... Так что мое предложение будет кстати... Арабские Эмираты... конгресс детективов... О... что это, мармелад, Вы очень любезны, Молли. Да, спасибо, можно закрыть дверь. Так вот. Ты едешь, это не обсуждается. Синий потемневший взгляд. Отброшенное кресло. Нервное расхаживание по кабинету. - Зачем?! Ты ведь ничего не делаешь просто так. - Конечно. Мы - лучшее агентство Британии. Мы должны поддержать наш престиж. - Я не знаю арабского. - Там общаются на английском. К тому же с тобой будет Джон. - ЧТО?! - Он знает арабский. Он твой заместитель. - Нет! - Там конкурс. У Джона в этом месяце были лучшие показатели по стрельбе. Или ты еще что-то к нему испытываешь?.. А знаешь, что там за приз дадут? Элитное снайперское оружие. - Уйди! - ИЛИ ТЫ К НЕМУ ЧТО-ТО ИСПЫТЫВАЕШЬ? Пауза, долгая, как вечность. Вздох. - Черт с тобой! Вернемся - я все равно его уволю! - Прекрасно. Шаги. Стук зонтика. Подойти к окну. Прислониться. Выдохнуть. Остудить горячий лоб. По-прежнему привыкать дышать без Джона. Жить без предавшего Джона. Забравшего душу Джона. Джона-снайпера, убившего душу. Не думать о том, что небо синее, как его глаза. О том, как он берет за руку. О том, как он стоял там, на снегу, и смотрел. Хватит!