Промах

      - Ты опоздал, - голос Джима обманчиво мягок, но Джон знает его не первый день и не тешит себя ненужными иллюзиями. Есть всего несколько вещей, которые могут вывести Джеймса из себя. По-настоящему разозлить. И одна из них - ожидание. Джим любит, когда все происходит по щелчку пальцев, по капризному излому тонкой, гибкой и грациозной, словно крыло фантастической птицы, брови. И то, что Ватсон был неточен настолько, что заставил напомнить себе об этом… что ж, в ближайшее время он за это ответит. Главное - не вывести еще больше. Но тут уже от него мало что зависит. Джеймс и без посторонней помощи может довести себя до белого каления. А достанется все равно Джону. - И что же тебя задержало, позволь узнать? – Джим как гремучая змея начинает кружить вокруг Ватсона, сходство настолько полное, что Джону кажется: стоит сморгнуть, тело Мориарти вытянется, зрачки вертикальными всполохами огня устремятся в поперечник глаза, а после появится капюшон и хвост с погремушкой. Он все больше сужает круги, легкие, словно невзначай, прикосновения, жалят как укусы, подавляют волю, не позволяя сосредоточиться. - Разве тяжело просто зайти, взять и уйти, а, Джонни? Я волновался, Джонни, я нервничал!! Разве ты делаешь это ВПЕРВЫЕ? - голос Мориарти срывается на крик. Ватсон стоит, не смея поднять глаза. Оправдываться бессмысленно и опасно. Молчать – еще хуже. Джон выдыхает, вытягивается по стойке «смирно» и рапортует: - Промахнулся, сэр. Попал на Бейкер Стрит 221 b. Встретил Шерлока Холмса, сэр. Больше такого не повторится, – и, звонко щелкнув каблуками, замирает, не мигая уставившись перед собой. Джим смеется. Джим просто умирает со смеху, но Ватсон не позволяет себе даже тени улыбки. Он слишком хорошо знает Джеймса. Смех обрывается так же внезапно, как и начался. Джим падает на диван, комкая безупречный дорогой пиджак, безнадежно портя его. - Рассказывай! Джон, все так же продолжая смотреть перед собой, пересказывает их встречу. Почти дословно. Почти… Джеймс хлопает ладонью рядом с собой по дивану: - Отомри и садись. Ватсон послушно садится, аккуратно поддергивая брюки и поправляя пиджак. - Джонни, Джонни, Джонни. Ну вот что прикажешь с тобой делать? Ты же знаешь, как я не люблю опоздания. Кстати, товар у тебя? Джон достает из внутреннего кармана продолговатый футляр, обитый синим бархатом, и бережно вкладывает его в нетерпеливо протянутую ладонь Джима. Тот, даже не заглянув внутрь, небрежно откидывает его в угол дивана, после чего разворачивается лицом к Джону, хватает за лацканы пиджака и яростно впивается в губы. Поцелуй изматывающий, затягивающий, заявляющий права, кажется, он длится бесконечность. От него или от нехватки кислорода у Ватсона кружится голова, и, в который раз, цветные круги пляшут перед глазами, трансформируясь в жидкий огонь, стекающий куда-то вниз живота, завязывая внутренности в тугой, чувственный узел похотливого желания. Джеймс, наконец, отрывается от него, на бледных щеках - лихорадочный румянец: - Десять минут, Джон. Десять ударов. Иди, готовься, - и он повелительно кивает головой в сторону спальни. Джон послушно встает, на ходу расслабляя узел галстука и снимая пиджак. Десять так десять. Можно считать, легко отделался. У Джеймса безграничная фантазия и фанатичное чувство собственности. Сегодня определенно день Ватсона. Давно ему так не везло. Три года, не меньше. *** Уже третий год Джон принадлежит Джеймсу Мориарти. Отдувается за весь род. Нет, конечно, и они приносят коварному лепрекону баснословные деньги, но именно Джон постоянно находился рядом с Джимом. Таковы были условия сделки. Нет смысла врать самому себе: Ватсон любил опасность, а жизнь рядом с гениальным Джимом была ее гремучим концентратом. Адреналин кружил и дурманил голову почище любых стимуляторов. Если бы не некоторые предпочтения Джеймса и не унизительная кабала, Джон был бы даже счастлив. Если бы не долг перед родом. Если бы дети не попробовали пищу фей. Если бы не документы, которые, не особо вникая в смысл, подписали их старейшины. Если бы не Себ и их странные взаимоотношения, если бы… Как много этих «если бы»… Можно открыть грибную ферму и обогатиться. Джон знал Себастьяна с детства и любил как старшего брата. И закрывал глаза на не совсем типичные для его клана странности и склонности. И в кого он только таким уродился? Но что поделать - и сам не без греха. В то время как двоюродные братья и сестры прилежно учились растить камни, обогащать породу и восстанавливать минералы, в то время как старшая сестренка вовсю хвасталась своей брильянтовой огранкой, Джон обнаружил у себя Дар. Не сказать, что это была такая уж редкая способность среди элгов, но они слыли ужасными домоседами и порой за всю жизнь не выбирались за пределы поселения, что уж говорить про другие города, а тем более миры. Себ не любил считать деньги, как его родичи, Подгорные гномы, его не радовала песня огня в горне и звонкое стаккато молоточков в ювелирной мастерской, зато он обожал смертельную музыку пуль и сочинял свои сольные концерты для снайпера с винтовкой. Отсутствие военных конфликтов в Англии не особо смущало Морана. Он умудрился завербоваться в какую-то горячую точку сам и утянуть с собой Джона. Четыре года пролетели как один миг, и Ватсон вернулся домой с простреленным навылет плечом, осколками юношеских иллюзий и отточенным до совершенства Даром. Моран же, в то время как Ватсон валялся в госпитале, успел заглянуть в Ирландию и вернулся оттуда не один, а с лепреконом Джеймсом Мориарти. Джеймс так же мало походил на лепрекона, как Джон на типичного элга и Себ на добропорядочного гнома. Может, поэтому их и притянуло друг к другу. Таких не похожих и таких одинаковых. С умением ставить цели и добиваться желаемого. Разными способами, но тем не менее… В конце концов, Ватсон не был совсем неблагодарным - если бы не Джеймс, вряд ли он стал бы тем, кем являлся сейчас. Себастьян был в восторге от своего знакомого, и Джон немного ревновал. Совсем чуть-чуть. Так, что сводило плечо и тряслись руки. Но Ватсон мужественно терпел - он всегда был готов пожертвовать собой ради счастья другого. Ведь Себу было хорошо? Хорошо... Так можно и наступить на горло своей песне. Он не учел лишь одного: сам Моран менять ничего не собирался, его вполне устраивал ДаблДжей. И поэтому он рассказал своему Джимми, что такого удивительного в его любимом Джоне Хэмише Ватсоне, отчего он никак не хочет его отпускать. Мориарти оценил. И предложил элгу работать на него. Так далеко мысли о самопожертвовании у Джона не распространялись. О чем, в не очень вежливой форме, он и поведал Мориарти. Сейчас-то Ватсон очень хорошо понимает всю самоубийственность своей речи. Предлагать Джиму отправится в пеший тур с эротическим уклоном явно не стоило. Джеймс тогда мило улыбнулся и пообещал, что не позднее чем через месяц малыш Джонни будет с превеликим удовольствием сам насаживаться на член и просить добавки. И еще много чего другого. Можно сказать, что он перевыполнил свой план. Досрочно. Уже через две недели родители умоляли сына не подписывать унизительный контракт. На то, чтоб сломать сопротивление Джона до конца, ему хватило трех недель. *** Себастьян, вернувшийся под утро, застал привычную картину: Джеймс с всклокоченной головой сидел в гостиной перед ноутбуком и лениво потягивал кофе. Чуть припухлые губы, еще не сошедший румянец с обычно бледных щек. Так и хотелось прижать к себе и целовать до одурения, пока Его Величество не попросит пощады. О! С учетом этого удовольствие можно растянуть до бесконечности. Но было еще что-то, что не позволяло сразу перейти к наступательной тактике, а заставляло сидеть в засаде и ждать. Интуиция ни разу не подвела Морана, и почему же не положиться на нее сейчас? - Проблемы? - спросил он и плюхнулся на диван. - Не то чтобы… Но второе опоздание за неделю и сказки про промахи - согласись, это странно? - Мориарти задумчиво водил мышкой по экрану, создавая одному ему понятный узор. - Джонни-бой опять врет… - усмехнулся Себ, - это все предсвадебный мандраж, поверь мне. Мальчик просто не нагулялся. - Ты думаешь? - Джеймс внимательно смотрит на своего компаньона и любовника. – Что ж, я могу предоставить ему такую возможность. Я там вчера немного перестарался, кажется, но сейчас это только на пользу. Давай, буди нашу Принцессу. Будем делать из нее обратно Золушку.